Медиум - Николай Буянов 34 стр.


Дождь кончился. Просветы голубого неба заставляли вспомнить, что лето-то ещё не кончилось, не уплыло… Конец августа.

Колесников вынырнул из парка, минул телевышку и вошел в темный подъезд девятиэтажного дома. И сразу словно окунулся в другой мир, из света – во мрак, прохладу, тишину. Рабочий день только начался (у других, к примеру у неведомой Люсеньки, наоборот, благополучно завершился). Даже бабулек на лавочках не было – выползут после обеда погреть свои косточки и перемыть соседские.

Впрочем, нет, кто-то спускался по лестнице – Игорь Иванович услышал торопливые шаги, выходя из лифта на шестом этаже. Гранин жил в благополучном доме: на лестнице и в подъезде было относительно чисто, мусор не валялся кошками не пахло.

Игорь Иванович уже протянул руку, чтобы позвонить в нужную квартиру, да так и застыл на месте – тело сковало внезапным холодом. Толкнув обитую дерматином дверь (она была не заперта – вот, откуда появилось чувство некоей обреченности: опоздал…), он оказался в просторной прихожей (ну да, улучшенная планировка!).

Тело проректора по науке ещё не остыло, кровь бежала ручьем из разбитого затылка. Колесников вдруг поймал себя на том, что тупо разглядывает одежду покойного – короткий махровый халат, обвислые на коленях тренировочные штаны, шлепанцы с кокетливыми синими помпонами. Никогда раньше ему не доводилось лицезреть Гранина в неофициальной обстановке – это был первый и точно что последний раз.

"Шаги на лестнице, – вспомнил он. – Шестой этаж, лифт останавливается рядом, зачем же скакать по ступенькам? Я чуть не столкнулся с убийцей. Мы разминулись буквально на несколько секунд".

Стараясь не обращать внимания на труп, он метнулся через всю квартиру к лоджии, возблагодарив Бога, что она не застеклена. Двор был пуст, но, перегнувшись через перила и чуть не потеряв равновесие, Колесников увидел его. Тот двигался через арку на улицу – небольшого роста (так показалось), немного сутуловатый и совершенно седой. Старичок был, однако, в хорошей форме – Игорь Иванович понял, что убийца (хотя, собственно, почему убийца?) успеет ускользнуть, пока он будет спускаться вниз. Безнадежно, черт возьми.

Несколько долгих минут он стоял, созерцая двор, не в силах вернуться в квартиру с трупом. Адреналин в крови иссяк, Игорь Иванович вновь почувствовал страх и оцепенение, несмотря на то, что даже это чудовищное в своей жестокости преступление, как ни парадоксально, ещё на шаг приблизило его к цели.

Телефон стоял на холодильнике. Колесников, оглянувшись на труп, подошел и набрал номер.

– Слушаю, – раздраженно отозвался Туровский.

– Сережа…

– О Господи, – обреченно сказал тот. – Опять ты. Что на этот раз?

– Гранин убит.

– Твой бывший начальник?

– Можно сказать и так.

– Где ты сейчас?

– В его квартире.

– Говори адрес.

Он послушно продиктовал. Трубка помолчала.

– Вот что. Постарайся там не наследить. Выйди из дома и посиди где-нибудь на лавочке. Предварительно: у тебя есть какие-нибудь соображения?

– Да, – с трудом ответил Игорь Иванович. – Я видел убийцу, с балкона. Приди я чуть раньше – я бы его застал.

– Хорошо, что не застал. В общем, ты меня понял?

– Да, да. Закрыть дверь, тело не трогать, выйти из дома и сидеть на лавочке.

Но он не успел. Дверь в прихожей стукнула в тот момент, когда Колесников положил трубку.

– Пся крев…

У Януша Гжельского седины не было. И старика он явно не напоминал. "А кто сказал тебе, что старик – убийца?" – подумал Игорь Иванович, невольно пятясь к окну. Януш склонился над Граниным, пощупал пульс, потом медленно поднял голову.

– Это ты его, что ли?

– Чокнулся? Я пришел три минуты назад.

– Он ещё теплый. Зачем он тебе был нужен? Игорь Иванович пожал плечами. Спокойствие постепенно возвращалось к нему.

– А ты сам?

– У тебя голос по телефону был странный.

– Что значит "странный"?

– Грубый. Будто ты готов был кого-то зарезать… Ох, прости.

– Ты никого не встретил, пока шел сюда?

– Никого.

– Старичка в подворотне не видел? Седой, щуплый, чуть сутуловат.

– Ах, это. Ну, видел мельком, со спины. А что?

"Я могу Ошибаться, – напомнил себе Колесников. – Доказательств у меня ни единого, только подозрения. Выводы… Нити… Все они тянутся к одному человеку".

Старый учитель по-прежнему стоял на коленях – ледяной ветер трепал концы его одежды.

– Джелгун? Мой старший ученик – убийца?

– А почему вы не сделали Чонга старшим учеником? – спросил Колесников. – Вы ведь знали, что произошло между ним и Джелгуном. Вы видели, как Джелгун оставил Чонга ночевать под открытым небом забавы ради. Помните?

Таши-Галла покачал головой.

– Вам не понять. Чонг ведь был моим сыном.

– Я знаю. Поэтому вы и предпочли умереть, лишь бы не видеть его смерти… И только вы были абсолютно уверены в его невиновности.

Он указал на тела погибших в бою монахов.

– Любой из них мог оказаться убийцей. Кроме Чонга. Поэтому только Чонга вы могли сделать своим посланником.

Глаза учителя слезились. То ли от ветра, то ли…

– Незадолго до праздников он спас в горах одного юношу. Почти мальчика. Вытащил из-под лавины и защитил от разбойников. Сам едва не погиб…

Таши-Галла с трудом поднялся с коленей, подошел к трупу юноши и бережно коснулся его щеки, запорошенной инеем.

– Его звали Пал-Сенг. Он был круглым сиротой. Говорят, если человек однажды избежал смерти (в караване Кахбуна-Везунчика погибли все, кроме него), то его ждет долгая счастливая жизнь. Будда распорядился по-иному…

Таши-Галла заплакал. Колесников мягко положил ему руку на плечо.

– Не нужно. Он этого не стоит.

– Что? – не понял тот.

– Он не стоит этого, – повторил Игорь Иванович. – Это он убил короля Лангдарму. А потом привел сюда бандитов.

Долго-долго они стояли рядом молча. Потом Таши-Галла осторожно произнес:

– Продолжайте. Говорите все, что вам известно. Колесников вздохнул.

– Собственно, Пал-Сенг – и убийца и жертва одновременно. Когда-то, наверное в раннем детстве, он попался на глаза Юнгтуну Шерабу, и тот разглядел в нем большие скрытые способности… Того же рода, что и у вас, – Шар принял его, Пал-Сенга стали готовить… С той поры он себе уже не принадлежал.

– Вы хотите сказать, Юнгтун Шераб предвидел то, что Пал-Сенг попадет к нам в общину?

– Вряд ли, – возразил Игорь Иванович. – Юнгтун Шераб – не маг и не провидец. Но с помощью Шара он научился управлять сознанием людей и наделять их сверхвозможностями – вот почему Пал-Сенг, практически совсем мальчик, сумел в одиночку разработать свой план – поистине дьявольский…

Чтобы успешно выполнить задание, ему нужно было отвести от себя внимание. Поначалу он хотел использовать для этого Кахбуна-Везунчика. Но Кахбун погиб в горах под лавиной. План пришлось срочно менять.

В канун Нового года Пал-Сенг отправился вслед за вами в столицу. Он украл белого коня, вымазав его углем и превратив в черного. А после убийства искупал его в ручье (девочка Тагпа пыталась выстирать свою рубашку ниже по течению, да только испачкала ещё сильнее). Возвратившись в общину, Пал-Сенг поставил лошадь обратно в стойло.

Игорь Иванович перевернул труп юноши.

– Он единственный, кого не тронули в схватке, – видите, тело почти не пострадало.

– Кто же его убил? – глухо спросил Таши-Галла. . – Кто-то из бандитов – кому это было поручено. Пал-Сенга нельзя было оставлять в живых: колдовство закончится, убийца станет неуправляемым. Они все умирают, выполнив задание, – Пал-Сенг, Владлен, Марина Свирская…

– Кто? – не понял Таши-Галла. Игорь Иванович махнул рукой.

– Неважно. Там… В моем времени произошел однажды очень похожий случай. Я сопоставил.

Ветер понемногу утих. Было по-прежнему пасмурно, тяжелые тучи сплошной пеленой укрыли небо, и влажный снег чавкал под ногами. Обстановка напоминала Колесникову сцену из черно-белого фильма Тарковского: тишина, и среди неё – отчетливо и громко слышно чье-то прерывистое дыхание, скрип двери, шуршание лапок мухи по оконному стеклу – на что в жизни не обращаешь внимания. Тяжесть в голове и на сердце.

– Почему вы выбрали меня? – спросил он. – Я обычная серая мышка: Подвигов не совершал. В детстве в разведчиков не играл. Всю жизнь мечтал об одном: сидеть в своем кабинете и изучать книги. Писать статьи, кроме меня никому не интересные…

Таши-Галла пожал плечами.

– Разве я вас выбирал? Судьба выбрала. Почему в этом мире все происходит так, а не иначе?

Он потрогал ладонью обвалившуюся стену.

– Жаль, некому будет восстановить. Никогда не думал, что переживу этот храм. Надеялся, что после смерти буду похоронен здесь… Что же теперь станется?

Колесников помолчал. Он не знал, имел ли право отвечать на вопрос.

– Война, – наконец проговорил он. – Хаос. Ти-Сонг Децен провозгласит себя королем, успеет пустить в страну кочевые племена айнов, которые будут жечь и грабить, потом, через полгода, его убьют – так же, как убили Лангдарму, стрелой в горло.

– Кто? – спросил Таши-Галла.

– Пал-Джорже, настоятель Храма Пяти Хрустальных Колонн. Самое примечательное, что он использует тот же прием, что и Пал-Сенг.

– И страна погибнет?

– Нет, страна не погибнет. Но будет много лет под гнетом захватчиков, превратится в колонию… Вы действительно хотите знать будущее?

– Трудно сказать, – признался Таши-Галла. – В будущее хочется заглянуть каждому.. Но лучше этого не делать. Так что молчите.

Он встал и пошел к скале, где был узкий вход в пещеру. Там, в тайнике, он хранил свой древний меч. Игорь Иванович смотрел ему в спину и чувствовал знакомую невесомость и боль в висках. Тело будто плыло куда-то: контакт прерывался. Но теперь уже по-другому. Навсегда.

"Я бы согласился остаться здесь, – подумал он. – До конца жизни. Я бы восстановил этот храм, и зажег благовонную палочку у подножия статуи Майтрейи. И каждое утро, просыпаясь, я бы радовался, видя эти каменные кручи, где есть только два цвета – черный и белый. И никогда бы не пожалел. Вот только Аленка…

Как было бы хорошо открыть глаза и увидеть её – живую, здоровую. Прежнюю…"

Но он увидел Туровского и двух дюжих санитаров – они укладывали тело Гранина на носилки.

– Зачем ты к нему приходил? – спросил Сергей Павлович.

Колесников откашлялся.

– Сережа, послушай. Я отвечу тебе на все вопросы, только, очень прошу, ответь сначала на мои.

– Ну? – буркнул тот. Эта идея не слишком ему нравилась.

– Помнишь, на нашей улице был спортзальчик… Лет двадцать пять – тридцать назад… Там ещё открылась секция какой-то восточной борьбы.

– Какое это имеет отношение…

– Сергей! – крикнул Колесников. – Что это была за борьба?

– Bo-Дао, вьетнамский стиль. Если тебе это, конечно, говорит о чем-нибудь.

– Еще как говорит… Как звали тренера?

– Не помню, – растерялся Туровский. – Столько лет прошло. Виктор… Нет, кажется, Борис.

– Странно, – проговорил Игорь Иванович. – Имя любимого наставника помнят всю жизнь.

– Да? Ну-ка, как фамилия нашей училки в начальных классах? Молчишь…

– Ты долго посещал секцию?

– Год или полтора. Потом надоело. Мальчишки вообще ко всему быстро остывают. Да и тренировки у нас были какие-то странные.

– Почему странные?

– Сергей Павлович, – окликнул пожилой криминалист. – Мы закончили.

– Хорошо. Игорь, ты мне работать мешаешь.

И тот неожиданно взорвался. Колобок в нелепых очках исчез, стоило лишь посмотреть в жесткие ледяные глаза.

– Я ищу свою дочь! – заорал он, и все в комнате вздрогнули и повернули головы. – Если сейчас же не ответишь, я тебя по стенке размажу!

– Тихо, тихо, – испугался Туровский. – Хочешь поговорить – выйдем на лестницу.

Они остались одни – милиционер у двери козырнул и отошел, чтобы не мешать. Шмыгнул вниз кинолог с громадной серой овчаркой. Вид у овчарки был виноватый. Туровский даже не окликнул их – и так все ясно.

– Так почему ты забросил тренировки?

Сергей Павлович задумался.

– Так сразу и не ответишь. Почувствовал что-то не то… Что-то черное. Будто меня тянуло вниз. Было интересно и жутко. Наверное, страх все же пересилил.

– Не страх, Сережа, а инстинкт самосохранения. Ты видишь, к примеру, что все курят сигареты с наркотиком. Тебя приглашают, ты хочешь попробовать и отказываешься. Ты не знаешь, что это такое, но знаешь, что это плохо. Ты не дал себя затянуть. Аленка оказалась слабее.

Колесников облокотился о перила и в волнении поправил очки.

– Здесь все связано. Гранина убили потому, что он знал одну важную вещь… И нечаянно проговорился.

– Я тоже об этом подумал. Януш Гжельский сказал, что вы вместе были на юбилее у Георгия Начкебий.

– Да, да… – Телефон зазвонил, Гранин поднял трубку и услышал то, что ему не предназначалось. Януш тоже слышал – там сильная мембрана. Но его-то не убили!

– Преступник не знал…

– Да знал он, знал! – выкрикнул Игорь Иванович. – Он ненормальный, понимаешь? Как Юнгтун Шераб, он всю жизнь мечтал об одном – о власти, которую дает Черная магия… И не мог иметь её – не было способностей, Божьей (дьявольской) искры… И это отравляло его – день за днем.

Он помолчал.

– Вашего тренера звали Борис Сергеевич?

– Вроде бы. Но вообще-то, я припоминаю, у него было другое имя, нерусское. Пацаны переиначили. Русифицировали, так сказать. Но ты-то откуда об этом знаешь?

Колесников криво усмехнулся.

– Дедукция, Ватсон. Чистой воды дедукция. Теперь я, кажется, все знаю… Кроме самого главного: где Аленка. Я был не прав: я думал, что Аленку решили использовать из-за её сходства с кем-то – внешнего сходства, я имею в виду. Единственное логичное объяснение. Только ведь тот, кто за всем этим стоит, логике не поддается. У пего больной ум. Отравленный.

– Чем отравленный? – не понял Туровский.

– Ненавистью.

На лестничной площадке, у окна на улицу, безмолвно стоял Чонг. Он требовательно и выжидающе смотрел на Колесникова, и тот вновь ощутил, как в тело вливается энергия и непонятно как и когда обретенные знания. Он чувствовал единение двух душ, затерянных на стыке миров.

– Постой! – крикнул сверху Туровский. – Я вспомнил, как звали тренера! То есть его настоящее имя.

Колесников оглянулся.

– Будь осторожен, хорошо? Имей в виду, ты намечен следующей жертвой. Жрец ненавидит меня лично. Отсюда его желание завладеть Аленой. Не просто завладеть – заставить её убить тебя. Нанести мне удар. Убивать меня ему невыгодно: банально, неинтересно… А вот превратить мою дочь в зомби, сделать убийцей моего друга…

Сергей Павлович подошел к Колесникову и положил руку ему на плечо. Они поняли друг друга без слов.

– Спасибо тебе, друг детства. Удачи!

– И тебе удачи.

Глава 27
ОТЕЛЬ

Аленка Колесникова шла по улицам родного города. Город смертельно надоедал ей за долгую зиму и весну, она всегда мечтала куда-нибудь вырваться в июне, когда заканчивалась школа, и обычно вырывалась: для гимнасток ежегодно устраивали спортивный лагерь на берегу Волги, а однажды, когда Алена заняла второе место в регионе, её отправили на Черное море… Было же время, черт возьми!

Но в конце лета она начинала скучать по тем самым вещам, которые невыносимо надоедали раньше. Она скучала по улицам с потрескавшимся асфальтом, трогательным мордам автобусов, по знакомым домам, набережной с прогулочными теплоходами… Много раз она представляла себе возвращение домой: узкая прихожая, она снимает с плеча сумку, слышит из кухни:

– Явилась, слава Богу! А худеющая-то! Одни ребра. Вас там не кормили, что ли?

– Так голод, мам. Разруха. Транспорт стоит. – И; уже проходя в квартиру и чмокая родителей в щеку по очереди: – Ну ничего. Вот раскулачим всю контру до единой…

– Садись за стол, горе мое. О нет, сначала в ванну. А то несет черт знает чем.

Город не узнавал её – в парике, чуть мешковатой одежде, очках с простыми стеклами, с искусно и незаметно наложенным гримом. Она не узнавала город – вернее, он не вызывал у неё никаких чувств. Чувства умерли – некоторые участки мозга были заблокированы, другие, наоборот, активизированы так, как это никогда не бывает у простого человека.

Она вышла из автобуса на площади Революции, обсаженной каштанами. В глубине небольшого сквера, по виду напоминавшего кладбище (темные разросшиеся ели, выложенная мрамором дорожка вела к бронзовому памятнику на темном постаменте – полуголый рабочий с фигурой греческого бога и лицом пьющего секретаря райкома выворачивает из мостовой булыжник), Аленка приметила одинокую лавочку и села так, чтобы видеть гостиницу напротив, через площадь.

Она прекрасно знала это место, хотя бывала тут редко. У неё был подробнейший план здания, распорядок дня всех служб вплоть до расписания работы "комков", во множестве расположившихся перед отелем. Она знала, во сколько останавливаются здесь автобусы и как зовут уборщицу роскошного вестибюля.

Стрелки на наручных часах приближались к трем. Все необходимое у Аленки было с собой в модном молодежном рюкзачке неяркой серо-коричневой расцветки. Она со скучающим видом держала его на коленях и уплетала мороженое "Панда", купленное по дороге в киоске. У неё не было с собой никакого оружия – Жрец научил обходиться без него.

Аленка чувствовала, что за ней наблюдают. Жрец, за много километров отсюда (а может быть, находясь в соседнем доме, кто знает?), положив незаметно подрагивающие пальцы на Шар и закрыв глаза, видел её внутренним зрением – где девочка выглядела как причудливый набор цветных пятен: излучение мозга, сердца, эмоциональные вспышки… АУРА.

– Муха!

О, черт…

У Валерки было глупо-радостное лицо.

– Едки зеленые, ты как здесь? Мы все тебя ищем, родичи твои чуть с ума не посходили.

Она приветливо улыбнулась.

– Извините, вы обознались, юноша. Только не говорите, что видели меня на кинофестивале… Очень уж расхоже.

– На фестивале… – растерянно повторил он.

– Ну да.

Девочка пристально смотрела на него. Вроде бы ничего не происходило, но он вдруг почувствовал непонятную слабость.

– Это вы извините, – вяло проговорил он. – Мерещится всякое. Знаете, вы и правда похожи на одну мою знакомую…

Ему захотелось рассказать ей обо всем – и о той поездке на Кавказ (чтоб ему пусто было), и о нескольких днях бешеной гонки на попутках – он ничего не помнил, весь будто горел в лихорадочных поисках, но везде, куда бы ни обратился, натыкался на полное не-понимание: "Спортывный лагер? Дэвочки? Сколько хочищ, дарагой. Ест дэньги – дэвочки будут…"

– Игорь Иванович в милицию обращался. Там говорят: а в чем проблема? Ваша дочь пропала? А где это видно? Письмо не с тем адресом? Перепутали. Через пять дней не приедет – напишете заявление. Еще неделя пройдет – начнем искать. Такой порядок.

– Ну, может быть, и правда зря вы беспокоитесь, – мягко проговорила она. – Хотя я бы не рискнула на вашем месте отпускать девушку одну – там сейчас очень уж неспокойно. Дружба народов в апогее.

Назад Дальше