Свернув с Липецкой улицы на проспект Ленинского Комсомола, Калёнов вынужден был остановиться, так как перед проездом Жуковского стояла "Скорая помощь", которую не пропускал белый "Мерседес" с московскими номерами.
Водитель "Скорой" сигналил, но это не возымело на водителя "Мерседеса" никакого впечатления. Опустив стекло, он разговаривал с какой-то девицей в сапожках на высоких каблуках, обтянутой чем-то вроде золотой чешуи, стоящей у дверцы с видом королевы по вызову, и не обращал ни на кого внимания, а в какой-то момент вдруг отвлёкся и показал водителю "Скорой" средний палец.
Тот снова начал сигналить. Разъехаться можно было, только свернув на встречную полосу, через сплошную двойную, но водитель "Скорой" не хотел рисковать, кругом стояли телекамеры, а сдать назад ему мешал выстроившийся в кильватере хвост из автомобилей.
Связываться с мажорами-ублюдками не хотелось, но и опаздывать на встречу с майором Барсовым не хотелось тоже. К тому же Калёнов терпеть не мог явное пренебрежение к людям в "Скорой".
Он вылез из машины, подошёл к "Мерседесу".
– Извините, что беспокою, позвольте проехать, всё-таки это "Скорая", кто-то её ждёт.
Девица смерила его презрительным взглядом.
– Подождут.
Калёнов подошёл ближе.
– Так что, дружище, освободишь полосу?
– Дай договорить, – оскалился водитель "Мерседеса", молодой загорелый парень с модно подбритыми висками и с заросшим серой щетиной подбородком, призванной, очевидно, подчёркивать статус публичной востребованности; рука его небрежно лежала на баранке руля, и на всех четырёх пальцах сверкали перстни. – Обсужу важное дело и отъеду.
Калёнов усилием воли вогнал организм в необходимый для данного конкретного действия режим, в течение секунды открыл дверцу, выдернул водителя из кабины и занял его место. Двигатель "мерса" работал, поэтому дополнительных мгновений на его включение не потребовалось. Машина с визгом шин прыгнула вперёд, и Калёнов лихо остановил её у тротуара, обогнув стоявший у остановки с мигающими стопсигналами автобус.
Хозяин машины и его собеседница отреагировали на этот манёвр матом и визгом.
Девица отскочила на тротуар.
"Скорая" тронулась с места, её водитель показал вылезавшему Калёнову большой палец, одобряя его действия. За "Скорой" тронулся с места и весь ряд.
Водитель "Мерседеса" кинулся к Максиму Олеговичу, ударил его кулаком в лицо, но удар ушёл в воздух. В следующее мгновение Калёнов развернул его задом к машине и одним толчком усадил на водительское сиденье, наклонился к ошеломлённому парню:
– Скажи спасибо, мерзавец, что я спешу! Однако номер твоей тачки я запомнил, а видеорегистратор "Скорой" тебя записал! Ещё раз устроишь концерт на дороге, ни папаша не спасёт, будь он трижды олигарх, ни приятель-прокурор, если он у тебя есть! Понял?
Обладатель золотых перстней опомнился, побелел, сунул руку в бардачок, вытащил пистолет.
– Убью, падла!
Калёнов перехватил руку, выхватил пистолет – это был пневматический "глетчер" тайваньского производства, – ударил стволом в нос парня.
– На три года сесть захотел, мудак?
Оставив водителя, державшегося за нос, в кабине, Калёнов разрядил пистолет, выбросил его за решетчатую ограду какого-то строения справа и сел в свою машину, извиняющимся жестом попросив прощения у водителей стоявших за ним авто. Проехал мимо "Мерседеса", водитель которого всё ещё сидел в кабине с мобильным телефоном в руке и что-то говорил подбежавшей к нему девице в чешуе.
* * *
База спецподразделения "Рысь" пряталась за высоким бетонным забором в сотне метров от поворота с Белокаменного шоссе, абсолютно не оправдывающего своё название, практически сразу за территорией районной больницы. Когда Калёнов остановил машину у ворот, собираясь позвонить Барсову, створки ворот стали раздвигаться, и он понял, что его ждут.
Проехал ворота, опустил стекло, глядя на высунувшегося из будки охраны солдата.
– Мне к майору Барсову…
– Прямо, направо, к одноэтажному зданию с чёрной дверью.
– Штаб?
– Учебка.
Калёнов кивнул и повёл машину по асфальтовой дорожке, разглядывая ухоженные кустарники и деревья, скрывающие полосу препятствий, стадиончик и небольшие строения полигона. Обогнул два здания побольше, с тарелками антенн на крышах, остановился у здания с чёрной дверью.
Конечно, он не один десяток раз посещал базы спецслужб и даже по году и больше жил на многих из них, поэтому невольно искал какие-то отличия от того, что видел в своё время. Однако ничего особенного не обнаружил. Лишь автотехника здесь обреталась другая (он мельком заметил новейшую машину десанта МД-4) да антенные комплексы базы были существенно сложней и серьёзней тех, какие он знал.
Ни кнопок вызова, ни табличек на чёрной металлической двери здания видно не было, но стоило Калёнову взяться за ручку, как она распахнулась, и навстречу вышел рослый сержант в полевой форме, с автоматом через плечо.
– К Барсову, – лаконично сказал Калёнов.
– Проходите, – отступил сержант. – По коридору прямо, последняя дверь направо.
Калёнов последовал указанию, прислушиваясь к голосам, доносившимся из-за белых, в отличие от входных, дверей; там явно проходили теоретические занятия личного состава. Постучав в дверь с табличкой "Замком", Калёнов вошёл.
Кабинет был небольшим, в нём едва умещались стол, четыре стула и шкафы, на полках которых располагались образцы стрелкового оружия. На столе стоял плоский монитор компьютера размером чуть ли не с метр по диагонали. Сидевший за столом человек встал, и Калёнов оценил его физические данные: майор Барсов был такого же, как Калёнов, роста, такого же телосложения и действительно чем-то походил на него самого.
– Максим Олегович?
– Так точно. Вениамин Валерьевич? Или вас нужно называть товарищ майор?
– Можно просто Вениамин.
Он протянул руку.
Ладонь у майора оказалась такой же ширины, что и у Калёнова, и он почувствовал её неподатливую твёрдость. Сжал руку посильней, уловил твёрдый ответ.
Оба понимающе вздёрнули уголки губ.
– Слышал о ваших возможностях, товарищ рекрут. – Барсов жестом указал гостю на стул. – Присаживайтесь. Говорят, вы кирпичи пальцами крошите.
– Крошил по молодости, эффекта ради, ветер в голове, хотелось выпендриться. Вы тоже не слабак.
– В студенческие годы на спор гвозди из стены пальцами вытаскивал. А вот с кирпичами не экспериментировал.
– Попробуйте, у вас получится.
– Как-нибудь попробую. О вас мне много рассказывал Иван Дмитриевич, и меня заинтересовал ваш боевой опыт.
– Что ещё он рассказывал обо мне, кроме легенд о кирпичах?
– Что вы коллекционируете печати.
Старый болтун, с досадой подумал Калёнов, не меняя выражения лица. Зачем же такими деликатными подробностями делиться с незнакомым человеком?
Барсов заметил возникшую на лбу собеседника морщинку.
– Не сердитесь на полковника, мы с ним дружим много лет, и то, что он рассказывает, остаётся здесь. – Майор постучал себя пальцем по лбу. – Если честно, ваше хобби меня несколько удивило, люди чаще собирают монеты, марки или книги.
– Каждый по-своему с ума сходит, – пожал плечами Калёнов.
– Это верно, я читал в Сети, что некоторые оригиналы собирают писсуары. Представляете коллекцию?
– Самым первым оригиналом в этом деле был француз Марсель Дюшан.
– Не слышал. И что, много он насобирал?
– Он установил в Нью-Йорке своё произведение под названием "Фонтан" – огромный перевёрнутый писсуар. Кстати, по результатам опроса пятисот европейских арт-критиков, этот "Фонтан" занял первое место в списке произведений искусства, затмив даже полотна Матисса.
Барсов рассмеялся.
– Я почему-то не удивляюсь. Как-то прочитал, что на крупнейших аукционах мира картины Рубенса стоят на порядок дешевле картин Малевича. А произведениями искусства считается даже дерьмо известных шоу-болванов, завёрнутое в золотую фольгу. Представляете, такое "произведение" дарят нашему президенту?
– В том-то всё и дело, что короли, президенты и премьер-министры не дарят друг другу такие подарки. Это для идиотов-коллекционеров дерьмо в фольге представляет реальную ценность.
– Здесь наши оценки сходятся. Но к делу. Иван Дмитриевич говорил, что мы затеваем?
– Намекнул.
– Время у вас есть?
Калёнов хотел повторить фразу Пятачка из мультфильма "Вини-Пух", но передумал, не зная, как отнесётся к шутке Барсов.
– Есть.
– В таком случае давайте обсудим предложение. Разговор строго между нами.
– Слово офицера.
Барсов ощупал лицо Максима Олеговича вспыхивающими ледяным огнём глазами и заговорил…
* * *
Домой Калёнов попал к вечеру, завернув по пути в кафе и пообедав в одиночестве. Пока ехал, анализировал полученную от Барсова информацию и размышлял о жизни. Менять устоявшееся положение вещей и свои бытовые установки не хотелось, он уже отвык от работы в команде, какие бы благие намерения ни имели в виду её создатели. Но, во-первых, его просили войти не в опергруппу, а предложили стать консультантом тактических разработок, а во-вторых, шанс помочь Ване Симанчуку и десяткам таких же заблудившихся пацанов приобретал платформу практической реализации. В конце концов он принял решение дать согласие поработать в ГОН Барсова, которому, судя по всему, кто-то дал особые полномочия.
Словно отвечая мыслям Максима Олеговича, зазвонил мобильный.
– Вечер добрый, полковник, – раздался в трубке голос Кучина. – Есть хорошие новости.
– Докладывай.
– Не по телефону, заезжай ко мне, расскажу и покажу.
Калёнов помолчал, преодолевая нежелание ехать куда-то на ночь глядя, и сказал одно слово:
– Жди.
Композиция 8
Яшутин
Наро-Фоминск – Митяево
Настроение было паршивое.
Во-первых, он ничего не добился от начальника Наро-Фоминского управления опеки и попечительства и, по сути, настроил его против себя. Во-вторых, несмотря на благоволение к нему начальника охраны пансионата "Акварели", не приходилось сомневаться, что инцидент в бассейне ещё даст о себе знать, особенно после того, как он подаст заявление в суд. И последнее, о чём думал Яшутин, выезжая на дорогу к Наро-Фоминску, были процедура подачи заявления в суд и дальнейшее развитие событий. По отзывам пользователей Интернета, было известно, что судебный процесс может длиться недели, месяцы и даже годы, причём без особой надежды на успех, а ему дали отпуск всего на несколько дней. Константин явно не мог за такой короткий срок добиться отмены несправедливого постановления и вернуть Зине детей.
Последний довод показался самым убедительным. Уже подъезжая к городу, Константин принял решение.
Приют для детей, оставшихся без попечения родителей, представлял собой на самом деле обыкновенный детский дом, прятавшийся за решетчатым забором в глубине сосново-берёзовой рощицы. Машину на территорию дома не пропустили, и Константин вынужден был оставить её на улице, рядом с воротами заведения, недалеко от висевшего на столбе дорожного знака, запрещавшего парковку.
Приют не имел проходной, но входная дверь на территорию была закрыта на замок, а на раме висел небольшой ящичек домофона.
Константин нажал кнопку.
– Слушаю вас, – раздался женский голос.
– Я бы хотел навестить детей Зинаиды Кириленко, Таню, Любу и Тасика, то есть Тарасика.
– А вы кто?
– Я родной брат матери этих детей, лейтенант Яшутин.
– К сожалению, мы не имеем права пропускать родственников детей и вообще посторонних.
– Я не посторонний, они меня знают и обрадуются, а забрали их незаконно, когда матери не было дома.
– Кого у нас поселяют, тех мы и обслуживаем. Всё равно вам нужно взять разрешение в Управлении опеки.
– Конечно, я так и сделаю, но сначала хочу убедиться, что с ними всё в порядке. Мне дали на службе всего несколько дней… э-э, и надо скоро возвращаться. Да вы не беспокойтесь, я не педофил. Посмотрите моё удостоверение.
– Хорошо, проходите, только ненадолго.
– Как скажете.
Замок щёлкнул.
Константин толкнул решетчатую дверь, прошагал по плиточной дорожке до главного двухэтажного здания приюта. К нему вышли пожилой мужчина в чёрной форме охранника и женщина в синем халате. У неё были жидкие волосы соломенного цвета и усталое лицо.
– Дети сейчас полдничают, – сказала она. – Вам придётся подождать.
– Как скажете, подожду.
– Покажите ваши документы.
– Пожалуйста. – Константин протянул офицерскую книжку с фотографией и надписью "Национальная гвардия Российской Федерации".
– Идёмте.
Его провели по коридору первого этажа, где разносились запахи кухни, и женщина исчезла в столовой. Оттуда выбежала полосатая чёрно-серая кошка, зыркнула на Константина зелёными глазищами, пересекла коридор перед ним, и он невольно подумал, что это не к добру.
Через пару минут женщина в халате вывела троих детей: светлоголового, как одуванчик, худенького Тасика и двух пухленьких девочек, Таню, похожую на мать ямочками на щеках, и четырёхлетнюю Любу, смугленькую, с косичками. Увидев Константина, все трое с радостными воплями бросились к нему.
– Дядя Костя приехал! Ура!
– А где мама? – спросил Тасик, не обнаружив рядом с Константином Зинаиду.
Сердце сжалось.
– Мы к ней скоро поедем, – пообещал он, прижимая детей к себе, глянул на женщину: – Спасибо вам, что разрешили посещение. Честное слово, не понимаю, почему они здесь. На улице тепло, разрешите, мы в садочке погуляем минутку?
– Не положено, – буркнул охранник, на широком складчатом лице которого было написано недовольство.
Женщина неуверенно посмотрела на него.
– Пусть погуляют, Сергеевич, всё равно мне отвечать. Побудь с ними.
Константин взял девочек за руки и повёл в сад, где стояли скамеечки и располагалась игровая площадка. Тасик, как самый старший, степенно шёл рядом.
Сели на недавно покрашенную в зелёный цвет скамейку.
Охранник потоптался рядом и отошёл, доставая сигарету.
– Рассказывайте, что вы тут делаете, как вас кормят и про всё остальное, – потребовал лейтенант. – Не обижают?
– Нет, – качнул белой головой Тасик.
Дети начали наперебой тараторить, то и дело задавая вопрос, где мама и когда они её увидят. У маленькой Тани набухли слёзы на глазах, и Константину стоило приложить немало усилий, чтобы её успокоить. Выслушав племянников, он сказал, найдя глазами охранника:
– Посидите минутку, я сейчас.
Подошёл к пускавшему дым мужчине в униформе.
– Вас как зовут?
– Константин Сергеевич, а что?
– Тёзка, значит, – огорчился лейтенант. – Я вас прошу не держать на меня зла. Дети ни в чём не виноваты, так же как их мать.
– Ну?
– Прошу прощения, больно не будет, но вам придётся оправдываться.
– Чего?! – вытаращил глаза охранник.
Константин сделал выпад пальцем, безошибочно находя сонную артерию, подхватил обмякшего охранника, усадил спиной к оградке клумбы между кустами смородины.
– Посиди немного, тёзка, у меня нет другого выхода.
Вернувшись к детям, он подхватил на руки Таню:
– Вперёд, к маме!
Тасик оглянулся на почти незаметного за кустами охранника, и Константин поспешил его предупредить:
– Он просто устал, поспит немножко. Бегом за мной!
Расстояние от здания до калитки не превышало полусотни метров, и будь Константин один, ему хватило бы несколько секунд на преодоление дистанции, но с детьми пришлось потратить на этот путь чуть ли не минуту, и он всё время ждал окрика в спину или того хуже – оравы охранников с оружием в руках. Но обошлось без экстрима. Как и большинство общественно-социальных учреждений страны, детский дом-приют Наро-Фоминска охранялся из рук вон плохо, и на манёвр лейтенанта никто не обратил внимания. Телекамерами территория приюта оборудована не была.
Константин опасался, что входной замок на калитке открывается только дистанционно, но и тут ему повезло: внутренняя пластина домофона была снабжена кнопкой без каких-либо секретов, и, нажав на неё, он вывел детей на улицу.
Где-то в глубине рощицы зародился неясный шум.
– В машину! – скомандовал Константин, запихивая ничего не подозревающих детей в кабину.
Двигатель взвыл, вынося "БМВ" к перекрёстку улиц за секунду до смены зелёного светофора на красный. И только после этого Константин вздохнул спокойней. По его ощущениям, никто из работников приюта не видел, на каком автомобиле "похититель" увёз детей. Полиция же, приехав на место происшествия, должна была потратить много времени на поиск и допрос свидетелей.
Наро-Фоминск был небольшим городком и не стоял в пробках, поэтому беглецы выбрались на окраину за считаные минуты. Выехали на Киевское шоссе, чтобы потом свернуть на кольцевую автодорогу, которую многие автомобилисты по-прежнему называли "бетонкой", хотя она уже практически вся была покрыта асфальтом.
Не доезжая до Апрелевки, Константин позвонил отцу:
– Пап, ты сильно занят?
– Колупаюсь с ремонтом, – ответил Яшутин-старший, – а что?
– Зина тебе не звонила?
– Что случилось?
Константин помолчал.
Отец был против замужества дочери. Степана Кириленко он невзлюбил при первом же знакомстве, и тот платил ему взаимностью, поэтому Николай Кузьмич практически не общался ни с ним, ни с дочерью. Как-то в разговоре с сыном он признался, что его бесит снисходительный тон зятя, не подкреплённый никаким опытом, и вечная кривая ухмылка на губах Степана, подчёркивающая, что он знает нечто такое, чего не знает собеседник. И в конце концов Николай Кузьмич оказался прав: бросив жену и троих детей, Кириленко вернулся на Украину.
– Местная опека отобрала у Зины детей, – сказал Константин сдержанно. – По ложному доносу соседей: якобы дети не кормлены – не поены, холодильник пустой и так далее. Я забрал их в приюте, везу в Митяево. Пока будет идти разборка с властями, надо спрятать детей.
Яшутин-старший несколько секунд не отвечал.
– Как тебе удалось забрать детей?
– Потом расскажу, приедешь?
Снова короткое молчание.
– Хорошо, буду часа через три, не раньше. Ты уверен, что поступил правильно?
– Ей грозит лишение родительских прав, детей запросто могут рассовать по разным приёмным семьям. Вся ювенальная юстиция так работает: чем больше детей они отберут у родителей, тем выше бонусы получают чиновники "за заботу" о детях.
– Ладно, собираюсь.
– Буду ждать. – Константин спрятал мобильный, оглянулся на девочек, притихших на заднем сиденье. – Как дела, крохи? Нравится ехать быстро?
– Ага, – закивала Люба.
Тарас внимательно посмотрел на него:
– Дядя Костя, ты нас украл?
Константин пожевал губами, не зная, что ответить, отвернулся, объезжая фуру. Вспомнилось прочитанное: всегда говорите добрые слова тем, кто смотрит на вас снизу вверх с восхищением, потому что это маленькое существо скоро вырастет и будет помнить то, что вы сказали.
Снова оглянулся.
– Это они вас украли, Тасик, я возвращаю вас домой.
Через час они были в деревне.
Зина выбежала к машине, с плачем кинулась обнимать детей.