Что он видит и слышит, находясь целый день среди этих одетых в маски Дулу? Она этого никогда не узнает, но кто-то знает в мельчайших подробностях. От смены перспективы у Марим даже в голове помутилось.
Покусывая большой палец, она вернулась к наблюдению за Вийей и Аркадом. Что-то случилось у них за то короткое время, на которое она отвлеклась. Вийя стояла в той же позе, но Брендон придвинулся поближе и сделал какой-то жест. Сухожилия его длинной кисти ярко выступили в золотистом свете с арены. Лицо его было таким же, как всегда: улыбающимся, открытым и внимательным, но напряжение сказывалось в приподнятой руке и в сдерживаемом дыхании.
Он ждал чего-то, но Марим не понимала чего. Наконец она сдалась и стала смотреть на игру. Болельщики завыли, когда спортсменка, так ловко убравшая с дороги противника, поразила круг в чужих воротах вытянутой, сжатой в кулак рукой.
Аркад, когда Марим взглянула на него снова, непринужденно раскинулся на стуле, беседуя с кружком флотских офицеров, которые, судя по всему, его знали.
"Не иначе как по ихней Академии", – подумала Марим, глядя на Аркада с удвоенным интересом. Она ни разу еще не видела его в кругу друзей, и просто удивительно, как он напомнил ей Маркхема, хотя между ними не было даже отдаленного сходства.
Ей захотелось это обсудить, но Жаим куда-то делся. Привстав на цыпочки, она увидела его за спиной у Аркада – стоит как статуя, образцовый телохранитель.
Вийя тоже исчезла – но миг спустя ее тихий голос сказал у Марим за плечом:
– Пошли отсюда.
Всю обратную дорогу Марим держала язык за зубами и только дома выпалила:
– Ну что?
Вийя обернулась к ней без улыбки, с предостережением, но Марим, обезумев от неудовлетворенного любопытства, завопила чуть ли не в голос:
– Если ты не скажешь, чего хотел Аркад, я...
Вийя, выждав до жути долгий момент, повела плечами.
– Бежать. Он предлагал мне все, что я захочу, если я заберу его с этой станции и доставлю на Геенну.
Марим выпустила воздух, как дырявые кузнечные мехи.
– Чтоб он провалился, этот логосов датчик. Ты хоть представляешь, какие деньги мы теряем? Мы, конечно, не такие идиоты, чтобы лететь на Геенну, но...
Вийя ушла к себе в комнату и закрыла дверь.
Марим повернулась лицом к стене и стала медленно бить по ней кулаком, пока не уперлась лбом в холодный дипласт. Вот и разберись, у кого мозги набекрень: у чистюль или у должарианцев.
"Одни других стоят", – решила Марим. Ну что ж, ничего не поделаешь. Может, Озип еще свободен. Это единственный способ не думать о том, чего не можешь изменить.
13
– Я научился скептицизму у вас, панархистов, – сказал Анарис. – Я испытал весь спектр страстей, понял, что ярость не всегда может служить оправданием, – и научился смеяться.
– И все же? – отозвался Панарх.
– И все же остаются две концепции, вызывающие у меня интерес, но не имеющие для меня смысла. Первая – это ваш обычай вступать в брак.
– Это довольно просто объяснить. Этот обычай у нас остался от Утерянной Земли. Он позволяет семьям, желающим этого, продолжать себя и в материальном, и в генетическом отношении. И стабилизирует структуру общества.
– Но вы нарушили условности, когда сами вступили в брак: ваша жена происходила из скромной семьи, которая, согласно имеющимся записям, так и не вошла в круг ваших общественных связей. Вы ведь клянетесь соблюдать моногамию, когда женитесь?
– Да. И меняемся кольцами. И то, и другое – очень древние обряды Утерянной Зелгли. – Геласаар поднял руки – на безымянном пальце каждой остались розовые полоски: одна от обручального кольца, другая от перстня Панарха.
– Фактически ваш брак был заключен не ради блага общества.
– Верно. Я заключил его ради себя самого.
– Зачем тогда брак, если он не улучшает общественную инфраструктуру? Почему просто не жить вместе, как делается во всех слоях вашего общества?
Панарх поразмыслили сказал:
– Если бы ты знал Илару, то не спрашивал бы. Ты занимался этим вопросом – критиковал ли кто-нибудь мой выбор Кириархеи?
– Нет. – Дираж'у лежал неподвижно в руках Анариса. Панарх склонил голову.
– Я женился не только ради своего удовольствия. Я надеялся, что доля ее блеска перейдет к нашему потомству.
– И что же?
– В старшем сыне от нее не было ничего – он целиком пошел в моего деда. Средний унаследовал мою замкнутость – от Илары он взял только юмор и чувство прекрасного. А вот в Брендоне, который даже не знал ее по-настоящему, совместились лучшие черты нас обоих.
* * *
Чуть слышно прошуршав шелковыми юбками, Ваннис облокотилась на балюстраду на фоне звездного неба. По обе стороны от нее волны с белыми гребнями переливались через невидимый край, исчезая в бесконечной пустоте внизу. Казалось, что комната выходит прямо в космос; круглая черная софа, утопленная в пол между двумя водными потоками, и тианьги, создающие соленый бриз, вызывали иллюзию лодки, плывущей под звездами на краю плоского мира древних. Ваннис с мимолетным удовольствием отметила, как удачно она выбрала платье: звездный свет струился по серебряному шитью на плече, запястьях и подоле.
Укрепившись духом, она обратила взор вниз, где сидели остальные, и стала слушать.
Могло показаться, что это всего лишь обед для друзей, но Тау Шривашти никого не приглашал к себе просто так, без цели. И то, что они собирались в центральном салоне яхты, где обычно бывали только самые близкие Тау люди, подчеркивало важность встречи: только здесь он мог быть уверен, что его не подслушает никто, даже собственный персонал.
– Мне почти нечего сказать о его визите, – мягким хрипловатым голосом сказал Тау. – Эренарх – интригующий молодой человек. Он, право же, очень мил. Напоминает манерами свою мать – и очень ловко владеет руками.
"Тау неспокоен – даже сердит", – подумала Ваннис. Интересно знать, чего он хотел? Одно ясно: он не получил этого.
– Мне Эренарх кажется привлекательным. – Фиэрин улыбнулась, играя пальцами Тау.
– Веское замечание. – Тау поцеловал ее ладони, одну за другой. – Даже те, у кого нет явных амбиций, могут очаровать своих сторонников, когда захотят.
Проявление слабости, столь редкое у Тау, повеселило Ваннис. Неужели он действительно находит что-то в банальной фразочке Фиэрин? Значит, он влюблен? Обычно он подбирал своих женщин с дальним прицелом, но Фиэрин лит-Кендриан никакого политического веса не имела. Легкомысленна, но не глупа, решила Ваннис, познакомившись с ней. На первый взгляд казалось не слишком умным то, что она не принимает фамильный титул и не вступает в законное владение значительным состоянием. Но затем Ваннис пришла к выводу, что Фиэрин прекрасно знает, что делает, – она завоевывает общее сочувствие своим неортодоксальным отношением к печальному прошлому своей семьи.
Забавно, что у Тау еще сохранилась сентиментальная струнка. Если, конечно, у Кендрианов нет каких-то тайных козырей.
– По всей видимости, он ведет жизнь затворника, – впервые подал голос эгиос Харкацуса. Здесь явно слышался подтекст: "Несмотря на то, что о нем говорят".
– Но концерт все-таки устраивает, – сказала Фиэрин. – Я слышала, он уговорил китари выступить с этим ансамблем из Музыкальной Академии. Разве их религия позволяет им выступать с посторонними? Раньше они, по-моему, никогда этого не делали.
– А вот на этот раз сделают. – Тау обвел взглядом собравшихся. – Кажется, Его Высочество завербовал еще и флотский оркестр. И сам составил программу.
– Какая прелесть, – сверкнула улыбкой Фиэрин.
– Титул – великое дело, – с легким нетерпением вставил Кестиан Харкацус. – Кто посмеет ему отказать?
– Китари посмели бы, – сказал Тау. – Они не служат никому, кроме своего Иефата. А для Флота даже Эренарх не имеет особого веса, если у него нет военного звания.
– Наконец-то он соизволил пошевелиться, – сказал Штулафи Й'Талоб. – Не связано ли это с критическим сроком? – Голос Ториганского Архона звучал резко. – Мы узнали об этом из своих источников, но сообщил ли кто-нибудь ему?
– Можно предположить, что да, – произнес Тау. – Что до приема, который он устраивает, почтите ли вы меня своим терпением, если я попрошу вас подумать еще раз: зачем ему это?
Й'Талоб учтиво поклонился, но его тяжелое лицо и скрещенные руки выражали презрение.
– Вероятно, он предложит нам новый Малый Совет между двумя пунктами своей концертной программы.
"Он хотя бы программу способен составить, дуралей", – подумала Ваннис, глядя на Тау.
Старая Архонея Цинцинната прищурилась и сказала скрипучим голосом:
– Умело организованный концерт еще не доказывает, что он способен править. Но время позволяет нам взять паузу. Кто из нас знает этого молодого человека хорошо?
Все переглянулись, жестами выражая свое бессилие, и несколько взоров обратились к Ваннис.
Она знала, что ее уход из круга должен означать, что ей скучен этот разговор. На самом деле она не хотела, чтобы проницательный взгляд Тау разгадал истинную причину ее двойственной политики.
Но последний вопрос призывал ее обратно: все знали, что только она жила в Артелионском дворце вместе с тогдашним Крисархом.
– Мы так мало общались, – с долей сожаления молвила она.
Всей своей манерой она ссылалась на Семиона. Крепкая все еще память о покойном Эренархе и его всем известное мнение о брате говорили в ее пользу. Ей не нужно было объясняться или рисковать разоблачением.
Тау благодушно заявил:
– Семион лит-Аркад был сильным лидером и при нормальном течении событий стал бы сильным Панархом. Нельзя ожидать, что третий по очереди наследник за несколько дней обретет прозорливость, необходимую тому, кто хочет властвовать. Новому Эренарху понадобятся союзники, искушенные в вопросах правления.
Сердце Ваннис стукнуло о ребра. Вот оно.
Архонея, поджав губы, поболтала льдинками в своем бокале.
– Он говорит о спасении Панарха.
– Его сердце там, вместе с его отцом, – прошептала Гештар аль-Гессинав, женщина зловещего вида, пресентор Аланнатского Инфонетического Комба в Красном Северном октанте. – Но нельзя управлять триллионами людей, руководствуясь только сердцем.
– Думаю, мы можем согласиться с этими мудрыми словами, – откликнулся Тау.
– Я хотела бы помочь, – с искренним порывом сказала Фиэрин. – Я стану ему другом – по крайней мере попытаюсь.
Тау погладил ее руку, остальные одобрительно загудели и, словно по сигналу, перешли в смежную комнату, где Фелтон терпеливо ждал, чтобы подать обед.
Тау с невысказанным вопросом посмотрел на Ваннис через головы остальных. На миг ей показалось, что они остались наедине, и она ощутила на себе силу его воли.
Ваннис похолодела, но благодаря многолетней работе над собой сохранила полнейшую безмятежность. Итак, этим вечером будут заложены основы нового правительства. И ей предстоит участвовать в этом.
Торжество и честолюбивые помыслы изгнали из памяти голубоглазый образ. Она улыбнулась Тау, сошла с возвышения и оперлась на руку Архона.
– Скажите, чем я могу вам помочь?
* * *
Ивард изменил походку и стал ступать бесшумно, чтобы лучше слышать шелестящие шажки эйя.
Внезапно они остановились, обратив вверх свои индиговые фасеточные глаза, повернули головы к Иварлу, как всегда в унисон, и засемафорили, пользуясь знаниями, которым обучил их Мандериан:
Мы слышим то, что причиняет боль. Мы дальше не пойдем.
Ивард летал с эйя на одном корабле, но они были для него закрытой книгой, пока Мандериан не научил их языку жестов. С незнакомыми им людьми они по-прежнему избегали общаться, но Иварда сопровождали охотно, практикуясь в новом языке.
Иногда он даже слышал их мысли, но почти всегда при этом присутствовали келли. А эйя должны были испытать сильный стресс, чтобы келлийский геном донес до Иварда их шепот и многочисленные образы.
От внезапного видения каюты, забрызганной кровью, и двух длинных тел, сцепившихся в страстной, почти смертельной схватке, у паренька все сжалось внутри, и он отогнал это воспоминание.
Эйя заныли тонкими голосами: им хотелось подойти поближе к гиперрации, но пси-заградники их не пускали. Если Ивард сосредотачивался, он тоже мог чувствовать слабый ультразвуковой гул, не слишком приятный. Интересно, как это действует на эйя.
Ивард сфокусировал внимание, и толчок чужеродной энергии пронизал его до костей. Он не мог разгадать, о чем они думают, и показал знаками:
Мы уходим.
Мы уходам, – ответили зйя.
"Вот мы и начинаем понемногу понимать друг друга", – радостно подумал он, когда они двинулись в долгий обратный путь к Пятому блоку.
Чем бы их развлечь? Дома они, вероятно, сразу уйдут в свой морозильник и опять впадут в спячку на несколько дней. Можно, конечно, посмотреть, как они ткут. Он не знал, откуда они берут микроволокна, из которых плетут такие чудесные узоры; может быть, дергают из обыкновенной материи, подумал Ивард, посмотрев на игольчатые концы их длинных тоненьких пальцев.
Пять пальцев. У них пять пальцев, как у людей. Ивард дивился этому. Значит, обе их расы как-то связаны? Не свидетельствует ли это о том, что первая волна людей, попавших в Воронку, была отброшена далеко-далеко в прошлое?
Надо снова посмотреть тот исторический чип о людях, покинувших Землю, и о том, как Воронка разбросала их не только в пространстве, но и во времени. Он говорил об этом с Мандерианом, и старый должарианец сказал, что его народ почти наверняка происходит от этой первой волны, как-то преодолевшей временной разрыв и приспособившей для жизни суровую, трудную планету.
Ивард в который раз задался вопросом, почему Вийя не любит говорить с Мандерианом. Ведь это радость – встретить человека, который говорит на твоем языке, особенно если он не имеет отношения к тем мерзостям, из-за которых ей пришлось спасаться с Должара.
Иварду Мандериан нравился, и с Тате Кагой он тоже любил говорить. Старый нуллер показал ему вещи, которые перекликались с тем странным, что Ивард испытал на Дезриене. А еще больше мальчик любил келли. Они рассказывали ему о том, чего другие не знали, чего не могли ни видеть, ни слышать, ни объяснить. Они умели улавливать мысли эйя.
Мысли, которые в его присутствии не высказывались. Например, о Вийином плане побега. Иварду стало не по себе, когда он вспомнил об этом.
Войдя с эйя в транстуб, он стал думать о Вийе. В его первом воспоминании о ней она представала как высокая темная фигура рядом со светловолосым Маркхемом. В те дни она была другой: он помнил, как она смеялась, как преображалось при этом ее лицо. Смех был беззвучным – только сияющая улыбка и внезапный огонек в опушенных длинными ресницами глазах.
Теперь она перестала смеяться.
Мысль о том, что она замышляет побег, вызывала у Иварда легкую дурноту. Он мог и сам о себе позаботиться – Грейвинг его так воспитала, но его обижало, что Вийя и Марим строят свои планы втайне от него.
"Что ж они, не доверяют мне?"
В голове у него отозвался саркастический смех Локри. Как-то раз Ивард случайно подслушал спор Локри и Грейвинг о доверии. Локри высмеивал ее за то, что она вообще употребляет это слово. И Грейвинг перестала это делать при нем – но не при Иварде.
"Если найдешь себе капитана, которому можешь доверять, и сам будешь достоин доверия, дольше будешь жить, – говорила она брату. – Пусть себе Локри смеется. Он-то никогда не будет водить собственный корабль, хотя бы всю жизнь проторчал на Дисе. Вот увидишь".
Хотя Грейвинг сама прожила недолго после этих слов, насчет доверия она, видимо, говорила правду. После налета на Артелион поговаривали о том, чтобы потратить часть добычи на третий корабль, для их флотилии – управлять им должны были Жаим и Рет Сильвернайф, а Ивард занял бы место навигатора и обучился на запасного пилота. Это при том, что Локри умел водить корабль не хуже, чем Жаим или Рет.
Ивард всегда мечтал управлять своим кораблем – и Вийя, казалось бы, готовила его как раз для этого.
Но теперь все стало не так.
Мы перестали быть нужны ей с тех пор, как появился Аркад. Но почему?
В Пятом блоке он пошел за эйя, которые помчались в их общее жилье. Он знал, что они захотят пожаловаться Вийе на то, что пси-заграднйки не пускают их к гиперрации. Он побудет при этом и посмотрит, что удастся разнюхать о других вещах.
Эйя подались прямо к Вийе, которая сидела за пультом. Увидев их и Иварда, она быстро спрятала свою работу. Эйя стояли у ее колен. Вийя наклонила голову, поддерживая ее пальцами, словно она болела. Теперь она часто так делала, хотя Ивард не помнил, чтобы видел такое раньше.
Внезапно эйя повернулись и ушли в свою комнату. В приоткрывшуюся на миг дверь просочился шум холодильной установки.
В глазах у Вийп, когда она взглянула на Иварда, была усталость и еще что-то, заставившее его выговорить:
– Жаим говорил, что весь наш экипаж, кроме Локри, идет на концерт Аркада. Тебе тоже надо пойти.
Она не улыбнулась, но чуть-чуть смягчилась.
– Монтроз только что приходил. Ладно, пойду, чтоб не приставали.
– Но почему ты не хочешь? Ты ведь любила музыку, когда Маркхем был капитаном.
– Может, у чистюль музыка не такая.
Ивард рассмеялся, изумленный. Вийя и шутить перестала давным-давно – это впервые за долгое время.
Прищурив глаза, она опять занялась пультом.
– Ты должен помнить, что, когда ты с эйя, они слышат все твои мысли – даже самые, казалось бы, тайные.
У Иварда запылали щеки.
– Ладно, пусть. Я знаю, что вы с Марим разрабатываете план побега. А меня вы с собой не берете?
– А ты хотел бы?
Он открыл было рот, чтобы сказать "конечно", но подумал о том, что ему придется расстаться с келли, Тате Кагой, новыми друзьями. Это напомнило ему о другой, беспокоившей его вещи. Его внимание на миг разделилось, и Архонский геном воспользовался случаем, чтобы наполнить мозг своими образами. Но Ивард уже научился справляться с этим и вернулся к насущным делам.
– Вы могли бы позволить мне выбрать.
– Что ж, это честно. Но Марим до поры до времени лучше не говори, что ты знаешь.
Предательский жар снова сжег щеки. Теперь Ивард окончательно убедился, что Марим взяла его в любовники только для того, чтобы заграбастать его долю артелионской добычи. Он испытывал сильное искушение рассказать кому-то об этом, например, мужчине, с которым Марим встречалась теперь, но не сделал этого. Грейвинг задолго до того, как он стал испытывать интерес к сексу, вдалбливала ему, что желание – вещь недолговечная, как и верность; и если не ждать слишком многого, то и не разочаруешься.
"Если честно, Марим пыталась сказать мне то же самое, только по-своему", – подумал он. Вийя ждала. Возможно, она и сейчас слышала какие-то его мысли через эйя – от того делалось тошно. Правда, она никогда не использовала свое знание против кого-нибудь из своих.
– Ладно, буду молчать, – сказал он.
– Вот и хорошо. – Ее лицо смягчилось еще немного.
Тут всплыла прежняя проблема, и он брякнул:
– Регентский совет – это хорошо или плохо?
Вийя подобралась, слегка нахмурясь.