Второй параграф того же устава или, по крайней мере, самого распространенного его апокрифа утверждал: "Все изложенное в параграфе первом есть не что иное, как ложь, сказанная хитрецами для глупцов".
- Конечно же нет, - иронически согласился Том. - Так же как и пестрая вера.
- Ошибаетесь, - все так же глядя в окно, возразила Циньмэй. - Пестрая вера существует. Но не всерьез, конечно. Не всерьез - есть разница. А потом, мистер, я уже вас раскусила: с вами надо играть напрямую или… Впрочем, обойдусь без "или".
- Вы, я вижу, не лишены дара психолога, - скупо сделал собеседнице комплимент Том.
- В Стае без этого нельзя, - как о чем-то само собой разумеющемся сказала девушка. И на минуту задумалась. - Все это время… Пока Секта существует на Джее, люди Учения собирали все, что относится к Древним Империям. Вам не понять, но сам Эрн - он оттуда идет, из Старых Миров. Но это - не для вас. Вам важно вот что: разбогатевшие люди Секты - такие, как мой отец, вкладывали деньги в то, что осталось от Империй. Вы думаете, в музее Академии собрана самая большая коллекция реликвий Зу и Ю? Или где-нибудь в Метрополии? Смешно. Это здесь - в тайниках Секты можно найти такое, что и не снилось высоколобым мудрецам из университетских лабораторий.
- И я думаю, что та коробочка, за которой мы с вами едем, стоит не на последнем месте в списке этих диковин? - осторожно предположил Том.
- Да, далеко не на последнем. - Циньмэй косо улыбнулась. - Когда Марика предложила отцу эту… вещь, все наши были потрясены. Вы сами должны понять, что этой штуке практически нет цены. Но в конце концов мы нашли… общий язык.
- Ваш отец, - осторожно продолжил Том, - оплатил вступление Марики в общину Кунта-ин-Шая, а…
- И вступление в общину, и многое другое. Она стала далеко не бедной девочкой - Марика Карои.
- Кстати, где она сейчас? - уже чисто рефлекторно поинтересовался Том.
- Вам это так уж важно знать, мистер? - Циньмэй пожала плечами. - Я и правда не знаю этого. Мы стали неинтересны друг другу с какого-то момента. Точнее - нет. Мы стали бояться одна другую. Так сказать будет вернее. Я не понимала тогда… Только теперь, пожалуй, до меня начало доходить. Понимаете, я считала себя сильной. Только потому, что не боюсь страданий и смерти - это каждый в Стае может. Я думала - тем он и страшен - "Джейтест". Тем, что несет испытуемому смерть и страдания. Я дурой была тогда. Нет ничего проще, чем убить человека или пытать его. Но когда в твоем распоряжении целая планета, набитая разными чудесами, разве достойно размениваться на такие мелочи? Ну посмотрите, разве Дракон тот хотел убить Кайла Васецки? Если бы захотел, справился бы запросто. А двойники те - им-то ничего не стоило любого из вас прикончить без лишнего шума. Нет, у них все тоньше было задумано - у тех, кто испытывал оруженосцев на право быть Воинами Зу. Ведь Дракон не по Кайлу ударил - по всем людям. По Джею вообще. А двойники эти - они не в смерть, в колдовство какое-то тянули. Порчу на людей наводили. Детишек тех…
Циньмэй запнулась.
Том воспользовался короткой паузой, чтобы спросить ее о том, с чего, собственно, и хотел начать разговор:
- Скажите, кто привел в действие эту штуку? Неужели вы сами?
- Да, сама. - Девушка окинула Тома недоуменным взглядом.
Тот постарался никак не реагировать на него.
- И когда это произошло? - продолжил он разговор по намеченной схеме.
- Не сразу. Только через несколько лет после того, как эта вещь попала к нам в руки.
- К нам - это к кому именно?
- Я говорю про Стаю. Все, что связано с Древними Империями, общая собственность Стаи. Я - только хранитель ее.
- Ну, - чуть иронично заметил Том, - кое-чем из оставшихся от Империй пожитков владеют шесть музеев здесь, на Джее, и двенадцать разных коллекций по всей Федерации.
- Думают, что владеют. - Глаза Циньмэй холодно блеснули удивлением, насколько бестолковым оказался ее собеседник.
- И вас признали лучшей кандидатурой на такое вот испытание? - Том постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни нотки иронии.
- Наш род - один из высших в Стае. Отец в том же ранге, что и Мастер Лю. Но он был слишком стар, чтобы пройти Испытание.
- Но в конце концов вы же - женщина.
- Я уже говорила, что испытывается не сила, а дух воина. Нет ничего проще, чем просто уничтожить его. И нет ничего труднее, чем сломить его дух. Для этого требуются поистине изощренные испытания. Но я думала, что буду сильнее этого. Что сама справлюсь. А теперь…
- Что - теперь? - очень осторожно спросил Том.
- Что теперь - сами увидите, - бесстрастно ответила Циньмэй. - Теперь поломалась я. Иначе - черта с два я с вами сейчас болтала бы про все это. Кстати, мы уже два квартала мимо нужного поворота пилим.
Чертыхнувшись про себя, Том занялся баранкой, а вслух спросил:
- И вас ни капли не смущает мысль о том, что я, как федеральный следователь, могу просто конфисковать то, что вы окрестили "Джейтестом"? В целях дальнейшего ведения порученного мне расследования.
- Я же вас не считаю идиотом, - с откровенной досадой оборвала его Циньмэй. - Мы - люди Стаи - человека чувствуем через каменные стены, каков он и что собой представляет. Вы же лучше меня понимаете, что, пока ваши яйцеголовые будут мудрить над камушками этими да железками, здесь полпланеты в коконы завернутся. В саван. Я думала, что справлюсь сама. Но потом поняла, что только того, что может дать Мастер Лю… Того, что дано ему, мало. Я и сама думала, как выйти на декана Васецки. Но с этим ничего не бывает случайным: вот вы первыми сами пришли. Я же по вам вижу, что действовать будете, ни на кого не оглядываясь. Стоп. Это здесь. Заверните в ворота.
* * *
Двор был невелик, а Иннинь уже ждала их у входа в небольшой, старой постройки коттедж, из таких состояла вся эта часть города. Подруга Циньмэй была тоньше ее, гораздо живее и женственней, но постарше ее выглядела. Была она уже умненькой восточной красавицей на выданье, а не зажатым внутренним заклятьем учеником злого колдуна, как дочь Вана. Впрочем, разницу эту ощущал, наверное, только посвященный.
- Это Том, - без особых уточнений представила спутника Циньмэй. - Ему надо показать Куна. И еще, я пришла взять ту вещь.
- Куна забрали, - тихо, без всякого выражения, сказала Иннинь. - А про вещь они не знали, даже не спросили.
- Кто? Кто забрал вашего брата? - поспешно спросил Том.
Иннинь смотрела словно куда-то сквозь него. Может, он и не существовал для нее вовсе.
- Кто забрал Куна? - повторила вопрос Роббинса Циньмэй.
- Люди на машине с крестами. Как "Амбуланс" - белая с красными крестами, только военная. Сейчас по всему городу забирают людей с синдромом.
Том, не дожидаясь конца разговора, забарабанил по клавишам блока связи. Дважды чертыхнулся про себя, ошибочно набрав коды доступов. Потом окликнул девушек:
- Ваш брат, мисс Иннинь, в "Рэмпартс" - это военный госпиталь. Я думаю, мне надо будет побывать там. Вы, мисс Циньмэй, можете присоединиться ко мне. Вместе с… предметом. А вам, мисс, - он взглянул на Иннинь, - лучше ждать здесь. Мы сообщим вам все, что будет необходимо. Прошу вас не покидать дом.
- Разумеется, - ответила Иннинь и протянула подруге цветастый сверток.
- Это - он? - недоверчиво спросил Том.
Циньмэй коротким, быстрым движением развернула сверток, и Роббинс увидел предмет, знакомый ему только по паре фотографий и по довольно лаконичным описаниям.
- Вы хотя бы запомнили комбинацию знаков, которая выпала вам? - спросил Том Цинь.
- Я сняла это "Полароидом", - ответила она. - И старалась ничего не трогать после.
- После чего?
- После того, как эта… вещь словно бы раскалилась и так… зазвучала. Комбинация не изменилась. Никто не трогал вещь.
Том вздохнул:
- Сначала мы завезем эту игрушку в центральный банк. Пусть побудет там - в абонентском ящике.
- Не игрушку - Ларец. - На секунду хрипловатый голос Цинь стал резким. - Не стоит запирать эту штуку в металл.
Она осторожно коснулась тусклой поверхности кубиков.
- Тогда, с вашего позволения, оставим ее в филиале… моей конторы. Там будет кому присмотреть за этим.
Циньмэй ничем не выразила отношения к этому предложению.
- Еще раз попрошу вас никуда не отлучаться, мисс Иннинь, - повторил он, обращаясь к хозяйке дома.
- Разумеется, мистер. Ведь надо следить за детьми. Их у Куна двое - мальчик и девочка. А госпожу Рэнго - это его жена. Ее забрали тоже. Это… это не заразно?
- Никто не знает этого, мисс, - ответил Том и рванул машину с места.
- Так повезем это в филиал моей конторы? - спросил Том.
- Нет. У меня есть идея получше. Сверните здесь. - Циньмэй на что-то решилась. - Все равно придется вам это показать. И это по дороге. Еще раз сверните. Дальше - пешком.
Это был уже чисто китайский квартал, построенный словно для киносъемок, тесный и одноэтажный. Но за низкой кирпичной стеной с деревянными, в темно-красный цвет выкрашенными воротами им открылся довольно просторный и как-то по-весеннему голый сад. В глубине его виднелся невысокий - в полтора этажа - сложенный из грубых плит местного известняка павильон, к которому вела украшенная разноцветным гравием дорожка.
Том чуть вздрогнул, с опозданием заметив в тихом поклоне склонившуюся мужскую фигуру, почти незаметную между деревьями. И вторую - столь же почтительную. Третью, четвертую. Оружия у них не было - у этих незаметных людей в пустом саду. Но от этого не стало спокойнее - совсем нет. Что-то угрожающее, напряженное было в этой черно-зеленой пустоте, так неожиданно разверзшейся среди шумного людского муравейника. И кланялись прихотливо расставленные в этой пустоте фигуры вовсе не гостю, а Циньмэй. А может, чему-то еще, что воплощалось в хрупкой, быстрой, как ртуть, фигурке, скользящей мимо них.
- Это - мемориал отца, - пояснила китаянка.
Не отвечая на поклоны, она быстро шла по дорожке, и Том еле успевал за ее летящей походкой. На мгновение она замедлила шаг: в дерн у дорожки были впечатаны две простых гранитных плиты.
- Брат, - сказала она в пустоту. А может, привычно окликнула тень в весеннем саду.
- Ваши отец и брат похоронены здесь? - то ли спросил, то ли констатировал Том, тоже помешкав секунду у могильных плит.
Ответа он не удостоился.
Циньмэй решительно прошла в низкие, охрой окрашенные двери павильона. Том, пригнувшись, вошел вслед за ней.
Это был зал, точнее, просто большая, погруженная в полутьму комната с низким потолком, укрепленным простыми деревянными стойками, с вытянувшимися под самой кровлей окнами-щелями, через которые видно было только блеклое в этот вечер небо Джея. Тяжелые низкие сундуки, черные, со скупым узором, стояли вдоль стен, закрытые бамбуковыми панно. У противоположной входу стены курился небольшой жертвенник, и в воздухе стоял терпкий аромат тлеющих в нем трав.
- Здесь принимают в Посвященные, - быстро, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Циньмэй. - И здесь мы храним… Ну, то, что непосвященные называют реликвиями. Инструменты Магии.
- Это… м-м… Все это - собственность вашей семьи? - осторожно спросил Том.
- Нет. - Девушка безразлично пожала плечами. - Далеко не все. Мы - лишь хранители. Но эти предметы… они хранятся здесь уже много десятилетий. А раньше сберегались в других… таких же местах.
Она подошла к одному из сундуков и с неожиданной легкостью откинула его массивную крышку. Сняла и отложила в сторону плоскую коробку, первой стоявшую под крышкой. Том засмотрелся на странноватое мерцание диковинных амулетов, разложенных в ней. Ему показалось, что все это уже было с ним. И в то же время - словно он читал все это в книге, которую ребенком видел во сне.
- Кладите… вещь сюда. Здесь она лежала все эти годы, пока я не дала ее Кану.
- Кану? - спросил Том. - Зачем вы давали эту вещь ему? Он…
- Кан читает знаки Зу. Он мог постичь тайный смысл того жребия, который я выбрала тогда. Только восемь человек в секте читают Зу. - Циньмэй взяла янтарный короб из рук Тома. - Кан читает очень глубоко. Точнее, читал. Сейчас он становится коконом.
- Вы не боитесь этого? - Том решился наконец заглянуть в глаза Цинь. - Ведь никто не знает на самом деле - заразен ли этот…
- Нет, я не боюсь стать коконом, - твердо глядя ему в глаза, ответила китаянка. - Я знаю, что вызывает синдром. Ведь это я вызвала его в мир.
Том наклонил голову, ожидая хоть какого-то объяснения. Но объяснений не последовало: Цинь опустила шкатулку внутрь сундука, осторожно водрузила плоскую коробку-панель сверху и все так же легко и бесшумно опустила на нее тяжелое черное дерево крышки. Потом, не оборачиваясь, быстро прошла к жертвеннику, взяла с тусклого бронзового блюда перед ним пригоршню какого-то снадобья и подкормила огонь. Тот не то чтобы разгорелся - просто его отсветы стали ярче и как-то пронзительней поблескивать в металле кованых узоров сундуков и мелких фигурок и амулетов, расставленных в незаметных нишах по стенам, развешанных в укромных углах зала. Казалось, что в воздухе замерцали огненные искры.
"Странный это храм, - подумал Том. - И буддийское в нем что-то, и боги пестрой веры, будь она неладна, здесь поставлены".
Циньмэй отвернулась от жертвенника и сделала знак сутулой фигуре, еле заметной в сумраке за алтарем. Роббинс не то что не заметил ее - просто принял сперва за изваяние. Фигура приблизилась к китаянке, и в полутьме тихо зазвучали совершенно непонятные Тому слова. Он вздохнул, терпеливо ожидая, когда снова удостоится внимания дочери владельца "Линчжи". Та закончила разговор быстро и энергично. Но вместо того, чтобы вернуться к спутнику, она опустилась перед алтарем на скрещенные ноги и замерла в ритуальной позе медитации. Том осторожно подошел к ней и затаил дыхание за ее спиной.
- Пойдемте, - наконец быстро и глухо произнесла Цинь и, легко вскочив на ноги, почти бегом заторопилась вверх по узенькой, жженого дерева лесенке, отсеченной от комнаты с талисманами легкой бамбуковой занавеской.
Она и сама была почти незаметна, и скрытую за ней лестницу и стену делала такими же незаметными занавеска эта.
Цинь и не думала оборачиваться на ходу, чтобы проверить, успевает ли за ней Том. Следователь уже стал привыкать к манерам этого своего партнера в этом зыбком деле. Странное чувство охватило его, когда он нырнул в нарезанную мелкими полосками тень, - чувство сродни тому, которое испытала та девочка из сказки, которая шагнула сквозь зеркало.
Узкий проход, дверь, просто обитая железом, и такой же бесхитростный замок на ней. За дверью оказался спуск куда-то вниз, в темноту, освещенную скупым светом флюоресцентных ламп. Тамбур с дверьми похитрее. Это уже где-то много ниже мостовой. Коридор пошире и дальше - комната, в которой за металлическом столом резались в карты два охранника. Появление Циньмэй заставило их вскочить. Один деловито что-то дожевывал, стараясь, впрочем, делать это как можно более незаметно. Цинь коротко сказала им обоим что-то по-китайски и кивнула замешкавшемуся Тому, чтобы он проходил в соседнюю комнату. Там было что-то вроде операционной - бестеневая лампа под низким потолком, стол с фиксаторами, шкафы с инструментами, общая белизна и запах дезинфекции.
- Вот, - сказала Цинь, подходя к тяжелой, с колесом гермозапора и иллюминатором, двери, - смотрите сюда.
Она вся сгорбилась и подперла ставшим неожиданно угловатым под тонким трикотажем майки плечом железный косяк. Том заглянул в поблескивающее изнутри проникавшим светом оконце - туда, за бронестекло иллюминатора.
Это очень походило на внутренность печи для обжига кирпича - так же голо, светло и даже уютно. Посреди залитой теплым красновато-оранжевым светом комнаты, с пустыми шершавыми стенами, на высоком, неудобном стуле почти спиной к двери сидел сухонький подслеповатый старичок. Какой-то очень уж выцветший, белесый. В такой же, как он сам, выцветшей, когда-то синей, униформе - хлопчатобумажных брюках и рубашке. Он был занят: тихо и внимательно рассматривал свои руки. Или что-то, что было в них. Делал он это почти не шевелясь, очень терпеливо, временами только еле заметно помаргивая и шевеля губами. Ничего в увиденном не должно было пугать - чем, собственно, страшен старый, выживший из ума китаец? Старый и немощный. Старый и… И почему-то нечеловечески жуткий, как бывают отвратительны и мерзки люди и вещи, встречающие нас в стране больного сна.
Старик шестым чувством, наверное, угадал, что на него смотрят, замер, как только может замереть и без того неподвижный человек, а потом нехотя и неловко, словно кукла, ведомая неумелым кукловодом, стал, пришлепывая сандалиями, перебираться от стула к двери. Остановился перед нею, жалко и просяще улыбаясь прямо в глаза Тому.
- Эт-то… Это - господин Ван? - спросил Роббинс.
Неожиданно пересохшее горло подвело его.
- Это был господин Ван, - не оборачиваясь к стеклу как-то уже привычно, пояснила Цинь. - Мой покойный отец.
Она тоже в упор рассматривала Тома, откровенно изучая его реакцию на то, что он видел перед собой. Оба эти взгляда: выцветших, ставших умоляющими бельмами, глаз отца и жестких, но тоже с какой-то слепой поволокой глаз его суровой дочери - показались Тому одинаково безумными. Он сосредоточил взгляд на лице старика. Тот, уловив, наверное, это к нему внимание и улыбаясь по-прежнему растерянно и умоляюще, поднял на уровень лица дрожащую руку, предлагая Тому что-то, лежащее на ней. Сначала следователь подумал, что это какие-то мелкие птичьи яйца, но потом понял: нет, что-то другое.
Руки старика вздрагивали, и маленькие белые кругляшки один за другим валились на пол - вниз, куда взгляд Тома проникнуть не мог. Подслеповатый безумец за окном попробовал наконец попридержать разбегающиеся с ладони белые комки. Непослушные пальцы мяли их, крошили. Сухая труха сыпалась в ладони, на рукава и грудь старика.
- Пойдемте, - резко сказала девушка. - Вы видели, теперь - пойдемте.
- А что это у него? - Том не мог оторвать взгляда от иллюминатора. - Что у него в руках? Он словно хочет, чтобы я у него взял.
- Пойдемте. - Циньмэй, не оборачиваясь, пошла к двери.. - Это - смерть. Хуже смерти.