Собравшись на краю плато, икары, трепеща крыльями, издавали звуки, в которых легко угадывались радостные интонации.
Наконец-то перевел дыхание и Джаг. Он чувствовал себя так, словно с него живого содрали кожу. Вытирая лоб тыльной стороной ладони, он увидел кровь. Вновь открылась рана, и Джаг, промокнув ее рукавом, снисходительно взглянул на икаров, которые праздновали окончательную победу.
У Джага радость победы уже сменилась чувством полного спокойствия и какого-то странного ожидания. Не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, Джаг медленно направился в туннель. Он пересек зал, подошел к алькову и раздвинул прикрывающие его ветви.
Женщина-птица сидела на краю гнезда. Она улыбалась, и, казалось, от ее улыбки исходит какой-то внутренний свет. Джагу показалось, что она ждала его.
- Все закончилось благополучно, - прошептал он, нарушив томительное молчание. - Вам больше нечего бояться: почти все охотники убиты, а оставшиеся в живых сбежали в долину.
Он мельком глянул на яйцо, ждущее своего часа.
Неожиданно женщина-птица поднялась, и Джаг ощутил, как кровь приливает к его лицу. Их лица сблизились, а губы встретились в нежном и чистом, как у детей, поцелуе.
Не сумев сдержать свои чувства, Джаг вытянул руку и слегка погладил шелковистое, покрытое легким пухом тело. В ответ женщина прижалась грудью к телу Джага, они обнялись и замерли в поцелуе.
Первой отстранилась женщина, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Джаг не мог оторвать глаз от ее прекрасного тела, которое словно осветилось новыми яркими красками. Вздохнув, он вышел из алькова.
Чуть в стороне его ждал икар с голубыми крыльями.
- Человек-солнце, может быть, ты останешься? - предложил он.
- Я бы с удовольствием, - прошептал Джаг, - но это невозможно. - Мне будет тяжело смотреть, как вы летаете, зная, что сам я навечно обречен оставаться на земле.
- В любом случае, спасибо тебе за все.
- Они гнались за мной по пятам, и я был вынужден защищаться. Просто наши интересы целиком совпали.
- Не только это. Ты не нуждался в нашей помощи, чтобы столкнуть статуи вниз. Ты просто захотел поддержать нас и попросил тебе помочь. У многих из нашего племени ты пробудил чувство ответственности за свою судьбу.
Кивком головы он указал на крылатых людей, не скрывавших своей радости.
- Вряд ли ты их поймешь. Сейчас уже трудно остановить этих молодых птенцов! Они искренне верят, что внесли свой вклад в общую победу.
- Им нужен был лишь первый толчок. Я счастлив, если смог им помочь…
Тяжело дыша, с карабином на плече, Кавендиш поднимался по карнизу навстречу Джагу. Вдруг он остановился как вкопанный, не веря своим глазам.
Он увидел светловолосую голову Сибиллы и бросился к ней, отложив карабин в сторону. Из-под основания статуи торчали только ее голова и плечи. Нагнувшись над девушкой, Кавендиш сначала подумал, что она мертва, но потом уловил еле слышное дыхание. Несмотря на посиневшее лицо, Сибилла оставалась все такой же красивой.
Будто почувствовав присутствие Кавендиша, она открыла глаза.
- А, это ты, старый бродяга, - с трудом прошептала она, и из уголка ее рта потекла струйка крови.
Ухватившись за каменную глыбу, Кавендиш попытался приподнять ее, чтобы освободить Сибиллу, но очень скоро понял, что никогда не сможет в одиночку сдвинуть статую с места. Кроме того, это ничем не поможет несчастной девушке, у которой наверняка был полностью раздавлен таз. Каким-то чудом она все еще жила, но было ясно, что через несколько минут для нее все будет кончено.
Кавендиш улыбнулся ей, пытаясь успокоить и приободрить.
- Мы освободим тебя, - нагнувшись, произнес он. - Другим повезло меньше, чем тебе!
- Не мели вздор, бродяга, - прошептала она. - Скажи лучше, зачем ты сюда пришел?
Кавендиш не поверил собственным ушам и подумал, что, наверное, просто плохо расслышал. Тогда Сибилла продолжила:
- Ты прибыл сюда не ради защиты этих проклятых мутантов. Здесь кроется какая-то другая причина…
Кавендиш, прикусив губу, покачал головой.
- Ты же прекрасно знаешь, что мы оказались здесь случайно!
Глаза Сибиллы вдруг вспыхнули ярким огнем.
- Скажи мне, что там у них на плато?
Заметив колебание Кавендиша, она предположила:
- Золото, да? Очень много золота! Икары жили в золотых пещерах, так? И ты знал это, - вздохнула она. - Ты всегда все узнавал раньше других… Ничего другого, кроме золота, а?
- Нет, там много и других ценностей, - улыбаясь, подтвердил Кавендиш. - Стены украшены крупными драгоценными камнями. Они лежат повсюду, стоит только протянуть руку, чтобы поднять их. Много и других вещей. Золотые и платиновые подсвечники, люстры, посуда. Древние люди сносили туда все драгоценности и хранили их в строжайшей тайне.
Воодушевившись, Кавендиш нес что попало, валил в кучу все, что знал, нисколько не заботясь о правдивости своих фантазий.
Сибилла улыбалась. Ее лицо постепенно принимало естественный цвет, но потом она глубоко вздохнула, ее веки затрепетали и навеки закрылись.
Кавендиш замер, склонившись над прекрасным, безжизненным лицом.
- Боже, зачем я молол всю эту чушь? - простонал он, когда пришел в себя. - Она умерла, так и не узнав правды… Впрочем, она все равно не поверила бы, скажи я, что Джаг просто решил спасти мутантов от истребления. Так мог ли я говорить правду? Имел ли я на это право?
Бормоча что-то себе под нос, Кавендиш вновь двинулся вперед. Внезапно он остановился и выдал полный набор всех известных ему ругательств. Карниз впереди был полностью разрушен, и до ближайшего скального выступа было не менее десяти метров.
Все крылатые люди собрались, чтобы попрощаться с Джагом. Их триумфальное шествие замыкал Энджел.
Поравнявшись с ним, Джаг остановился, почувствовав, как учащенно забилось его сердце. Он нежно обнял ребенка, и они на мгновение замерли, тесно прижавшись друг к другу.
- Ну что ж, сын, пришло время расставания. Наши пути расходятся, но ты навсегда останешься в моих мыслях и делах. Теперь ты начнешь свою собственную жизнь. Не забывай меня. И потом, Энджел, в этом мире только гора с горой не сходятся, а человек с человеком встретятся обязательно.
Он поднял Энджела на руки, нежно поцеловал его в огромный лоб и подбросил высоко вверх.
Развернув крылья, ребенок на мгновение завис в воздухе, а затем с радостным криком устремился в голубое небо.
Джаг проводил его взглядом, повернулся к икарам и, помахав им на прощание рукой, удалился, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Он остановился на краю пропасти и с улыбкой взглянул на Кавендиша, который в растерянности топтался у провала.
- Слушай, приятель, чего ты тянешь время? - спросил Кавендиш. - Я уже начал беспокоиться.
- Ты поднимешься сюда или мне спуститься к тебе? - рассмеялся Джаг, указывая на зияющую под ногами бездну. Глядя на озадаченного разведчика, он спросил: - Ты действительно не хочешь подняться ко мне?
- У тебя, наверное, крыша поехала, - проворчал Кавендиш, покрутив указательным пальцем у виска.
- Ну хорошо, тогда я начну спускаться.
- Каким образом?
- Я просто прыгну вниз!
- У тебя, видимо, выросли крылья. А, может, ты еще прыгаешь со связанными ногами?
Не говоря ни слова, Джаг вернулся вверх по карнизу метров на двадцать и крикнул:
- Если я до тебя допрыгну, ты согласен весь год готовить пищу и мыть посуду?
- Ей-богу, ты сошел с ума! - мягко ответил Кавендиш.
Тогда Джаг разбежался, прыгнул на отвесную скалу и, цепляясь за крохотные трещинки и выступы, быстро, как паук, перебрался на другую сторону провала и приземлился прямо перед Кавендишем.
- Итак, ты готовишь еду и моешь посуду весь год, - мимоходом напомнил Джаг, обогнал разведчика и устремился в темноту.
Пораженный увиденным, Кавендиш застыл на месте, качая головой.
- Это колдовство! Ты совсем не уважаешь старого друга! - заревел он, опомнившись. - Откуда мне было знать, что твоя мать зачала тебя от ящерицы?
В ответ он услышал громкий смех Джага…
РАСКОЛОТЫЙ МИР
ГЛАВА 1
Тело лежало на правом боку прямо под окаменелым пнем.
- Где-то рядом должна быть и его лошадь, - сняв широкополую шляпу и вытирая лоб рукавом, сказал Кавендиш.
Джаг машинально осмотрелся. Его острый взгляд скользнул по окружавшему их пейзажу, но так ни за что и не зацепился.
Разодранный в клочья, истерзанный, лишенный кожи, полуобглоданный труп был почти невидим в океане молокоподобной пены, окружавшей путников и простиравшейся вдаль насколько хватало глаз.
В этой однородной массе, из которой то там, то здесь торчали почерневшие стволы деревьев или ветки с ороговевшими листьями, понятие расстояния совершенно теряло свой смысл.
- Я вот думаю, от чего он умер? - задумчиво обронил Кавендиш, осматривая безбрежье беловатой и жирной на вид массы.
- Судя по его внешнему виду, поставить правильный диагноз уже невозможно.
И действительно, часть тела, выступавшая из белесой пены, выглядела просто ужасно: из-под истлевшей ткани торчал плечевой сустав - сочленение розоватых от крови костей с редкими кусочками плоти на них. Лишенные кожи и мышц бок и грудь представляли собой отвратительное зрелище: грудная клетка походила на пустой грот - под полукружием ребер в средостении не осталось никаких внутренностей, кроме сердца и вилочковой железы. Впрочем, их скорая участь не вызывала никаких сомнений.
- Мы прервали их пирушку, - заключил Кавендиш, показывая на пасмурное небо, где, тяжело взмахивая крыльями, неутомимо кружили стервятники.
- Я никогда не видел такого скопления стервятников, - сказал Джаг, запрокинув голову. - Грифы-урубу, кондоры, белоголовые грифы, бородачи… Чего они ждут, как ты думаешь?
Кавендиш неопределенно пожал плечами.
- Прежде всего, что им позволят закончить обед. Но я не уверен, что еды хватит на всех. Причина кррется в чем-то другом.
- В нас, да?
Кавендиш надул щеки.
- Вряд ли их шабаш объясняется нашим появлением.
- Но есть еще наши лошади.
- Этого недостаточно… Причиной такого скопления является, несомненно, что-то другое. Но я готов отдать голову на отсечение, если хоть что-то понимаю.
Озадаченный, Джаг решил помалкивать… Уж если сам Кавендиш, натерший седлом мозоли на заднице, терялся в догадках, значит, происходящее и впрямь выходило за рамки обыденного.
Как далеко ни уносили Джага воспоминания, он не мог припомнить, чтобы прежде видел нечто подобное. Да и старый Патч, его приемный отец, никогда ни о чем похожем не рассказывал. А уж он-то наглотался пыли дальних дорог.
Воспользовавшись непредусмотренной остановкой, Джаг отстегнул от пояса фляжку и утолил жажду. Затем налил в ладонь немного теплой воды и поднес ее к мягким губам своей лошади. Он повторил это несколько раз, и гнедая лишь довольно пофыркивала.
- Может, он умер от жажды? - неожиданно предположил Джаг, показав на растерзанные останки.
Разведчик поморщился.
- Если это так, я бы искренне удивился. Здесь слишком влажный воздух. Но есть верный способ проверить твое предположение.
С этими словами он вытащил из кобуры, болтавшейся у бедра, револьвер, прицелился в бурдюк, висевший на сучке окаменелого дерева, и нажал на спусковой крючок.
Буквально взорвавшись от точного попадания, кожаный мешок мгновенно опустел, обрушив на землю поток воды.
- Вот и ответ, - сказал Кавендиш, пряча оружие.
- Возможно, он был тяжело ранен или болен? - не успокаивался Джаг.
- Вполне вероятно, - эхом отозвался Кавендиш, с прищуром вглядываясь вдаль. - Но, скорее всего, дело совершенно в другом…
- В чем, например?
Кавендиш снова пожал плечами.
- На этот счет у меня нет никаких предположений. Сейчас я подумал, не лучше ли нам возвратиться назад?
Джаг нахмурил брови.
- Как это, возвратиться назад? Что мы от этого выиграем?
- Выберемся из этой сметаны, что само по себе не так уж плохо!
- Из нее можно выбраться, двигаясь и вперед, разве нет? Эта пена неизбежно где-то закончится.
- Мы так думали, когда первый раз ступили в это дерьмо, помнишь? Вот только до сих пор ему не видно конца. Согласись, мы уже давно сбились с дороги в этой молочной каше. И кто во всем этом виноват?
Не найдя, что возразить, Джаг погрузился в воспоминания о недалеком прошлом.
ГЛАВА 2
Уже несколько дней они ехали по бескрайнему плоскогорью, усыпанному мелким трахитным камнем.
Огромное пустынное пространство было усеяно отполированной временем галькой и покрыто твердой пленкой, сверкавшей на солнце, как бриллиант - результат испарения минеральных растворов, поднявшихся по мельчайшим трещинам из недр земли.
Жесткое, скользкое покрытие стало трудным испытанием для лошадей, и зачастую путешественникам приходилось покидать седла и продолжать путь пешком, ведя лошадей под уздцы.
К счастью, погода испортилась, и солнце затянула серая дымка, иначе отражение солнечных лучей от гладкой поверхности плоскогорья сделало бы передвижение просто невыносимым.
- У меня такое впечатление, будто мы идем по чешуе. Что ты на это скажешь? - спросил Джаг, выделывая замысловатые па, чтобы попасть ногой на крохотный пятачок нескользкой почвы.
- Некоторые называют эту корку "кожей ящерицы", - буркнул в ответ Кавендиш. - Настоящая мерзость! Видел бы ты себя со стороны: балерина, да и только!
- Не я выбирал направление! Ты говорил об оазисе, райском уголке…
Разведчик пожал плечами.
- Не все сразу, малыш. Мы переживаем трудный час, в этом я с тобой согласен, но… терпение… Наступит время радости.
Питая надежды на лучшее будущее, они продолжали, продвигаться вперед, оставляя за собой бескрайние пустынные пространства, мрачные каменистые гряды, выжженную дотла землю, покрытую стекловидной коркой и лишенную признаков жизни.
Вечерами, остановившись на ночлег, Джаг обычно делился накопившимися за день мыслями и впечатлениями, ибо лишь перед сном Кавендиш позволял втянуть себя в разговор.
В течение всего дня он только и делал, что ругался, кого-то проклинал, обрушивая свое негодование в большинстве случаев на воображаемого собеседника или на свою лошадь, в которой поочередно обнаруживал все мыслимые отрицательные качества, начиная от вялости и медлительности и заканчивая нервозностью и излишней резвостью. Иногда он изливал желчь на Джага, но делал это не прямо, а ограничивался нескончаемым брюзжанием. Когда Джаг отставал или просто замедлял ход, разведчик бурчал по поводу слишком медленного темпа, который, по его мнению, лишь продлевал их муки, а если Джаг вырывался вперед, он обвинял его в том, что тот взял сумасшедший темп и несется, словно подгоняемый страхом.
Вечерами же, сидя в темноте, поскольку дров для костра не было на многие мили вокруг, Джаг, не переставая жевать копченое мясо, ненавязчиво затевал разговор: вначале односложно говорил о себе, затем высказывал очевидные истины и избитые мысли, не умолкая до тех пор, пока его спутник, изнервничавшись от пустопорожней болтовни, не прерывал его громовым возгласом:
- Да когда ты, наконец, закончишь стрекотать? Ты так любишь звук своего голоса, что начинаешь думать вслух, где бы ни оказался!
- Говорят, что любой орган человеческого тела нормально функционирует лишь при условии его постоянной тренировки, - ответил Джаг. - Вот я и тренирую свой язык. Я разговариваю, чтобы не превратиться в глухонемого. И тебе предлагаю заняться тем же самым.
- Чепуха! Врожденные или приобретенные способности не забываются!
- Этого не скажешь, послушав, как ты чертыхаешься через каждую секунду… Ты знаешь эту местность, так почему же мы не можем выбраться отсюда, а?
- К памяти это не относится. Нет ничего более обманчивого, чем память. Время уничтожает запах падали, разрушает препятствия. А воспоминания приукрашивают прошлое, смягчают серые тона… Позже ты сам убедишься, что память сохранит только хорошее. В моих мозгах воспоминания о "коже ящерицы" не задержались!" Черт бы побрал эту скользкую пустошь! Мы уже почти неделю по ней топаем!
Действительно, уже шесть дней они продвигались по ровной, будто покрытой лаком, пустыне.
Далеко позади остались другие опустошенные районы, редкие леса, несколько покинутых жителями деревень, где путники останавливались, чтобы дать возможность лошадям восстановить силы.
- Может, лучше повернем назад? - спрашивал Джаг на каждом привале.
Кавендиш только отрицательно покачивал головой.
- Мы идем правильно, я в этом уверен. Более того, я это чувствую.
После такого заявления разведчик извлекал из своих скудных запасов любимую сигару медианитос, неторопливо раскуривал ее и, сделав пару затяжек, продолжал:
- Вполне естественно, что в последний раз, проезжая через эту местность, я не знал, что вскоре снова окажусь здесь. Может, поэтому дорога мне и не запомнилась. А если учесть, что тогда я был молод и нетерпелив…
И тут же, как обычно, следовал вопрос Джага:
- Что мы увидим в конце пути? Город? Одно из тех поселений с высокими домами, которые поднимаются выше облаков? А может людей? Или море, о котором мне так много рассказывал Патч?
Сделав затяжку и с наслаждением выдохнув дым, Кавендиш отвечал всегда одно и то же: