– Вы будете уязвимы, мистер Сак, – говорил он. – И хочу вас предупредить: даже когда все будет в порядке, некоторые из надрезов и отверстий могут, заживая, затвердеть. Они могут превратиться в шрамы. Я вас прошу в этом случае не огорчаться и не разочаровываться. Шрамы – это не раны, Флорин Сак. Шрам – это зажившее место. После ранения шрам восстанавливает ваше тело.
– Он говорит, что я смогу вернуться на работу через пару недель, – сказал Флорин. – Если буду тренироваться и все такое.
Но у Флорина было преимущество, о котором не знал доктор: он никогда не учился плавать, а значит, ему не нужно было переучиваться – с неловких и неэффективных махов-гребков переходить на волнообразные движения обитателя подводного мира.
Он сел у пристани, где коллеги приветствовали его. Они были удивлены, но вместе с тем по-приятельски заботливы. Дельфин Сукин Джон всплыл неподалеку, посмотрел на Флорина светлыми поросячьими глазами и издал на своем китовом языке идиотское верещание – явно оскорбительное. Но Флорина тем утром было ничем не запугать. Он приветствовал товарищей, как король, благодарил их за внимание к себе.
На границе кварталов Саргановы воды и Джхур в ткани города имелось пространство между кораблями – клочок моря, используемый как плавательный бассейн; в нем вполне уместилось бы небольшое суденышко. Лишь немногие из армадских пиратов умели плавать, а при таких температурах желающих почти не было. Лишь несколько человек купались в этом кусочке открытого моря – смельчаки либо мазохисты.
Час за часом, в этот и последующие дни, Флорин, погрузившись под воду, медленно, еще не доверяя новообретенной плавучести и свободе, раскидывал ноги и руки, раздвигал перемычки между пальцами и толкал себя вперед, совершая неловкие гребки. Он делал движения в стиле брасс, но пальцы на ногах еще толком не зажили, и он ощущал в них боль и силу. Маленькие существа под кожей, которых он не видел и не чувствовал, стимулировали крохотные железы, добавлявшие смазку в его потовые выделения.
Он держал глаза открытыми, научившись закрывать только внутренние веки, – необыкновенное ощущение. Он научился смотреть в воде – теперь для этого ему не нужны были ни громоздкий шлем, ни железо, ни медь, ни стекло. Не нужно было теперь и выглядывать сквозь окошко в шлеме: Флорин смотрел свободно, пользуясь всеми преимуществами периферийного зрения.
Труднее всего давался навык дышать под водой. Он осваивал эту способность, испытывая страх, в одиночестве. И в самом деле, кто мог научить его?
Когда вода в первый раз хлынула в рот, трахея инстинктивно закрылась, язык собрался комком, а горло сузилось и заблокировало проход в желудок. Морская вода проложила себе путь по новым, еще не окрепшим каналам и открыла Флорина. Он всем своим организмом ощутил вкус соли, отчего она вскоре стала для него безвкусной. Он чувствовал, как струйки воды проходят через него, по его шее, жабрам, и: "Мать моя, боги милостивые, и ни хера себе", – думал он, потому что не испытывал потребности дышать.
Прежде чем погрузиться, он по привычке набрал воздуха в легкие, но оказалось, что в таком состоянии плавучесть слишком высока. Он медленно, испытывая благостный ужас, выдохнул через нос, и пузыри воздуха устремились вверх.
Он ничего не почувствовал – ни головокружения, ни боли, ни страха. Кислород по-прежнему попадал в кровь, сердце продолжало работать.
Над ним по поверхности воды плавали небольшие бледные тела его сограждан, привязанных к воздуху, которым они дышали. Флорин крутился под ними; он еще был неловок, но быстро учился, вкручивался в воду винтом, смотрел вверх – на свет, на пловцов, на массивное, раздавшееся вширь плетеное тело города, смотрел вниз, в синеватую бескрайнюю тьму.
Глава 13
Сайлас и Беллис провели вместе две ночи.
Днем Беллис приходовала книги в библиотеке, помогала Шекелю учиться читать, рассказывала ему о Крум-парке, иногда обедала с Каррианной. Потом она возвращалась к Сайласу. Они разговаривали, но о том, как он проводит свое время, он не сказал ей ни слова. У Беллис было такое ощущение, что он полон всяких тайных замыслов. Несколько раз они занимались любовью.
После второй ночи Сайлас исчез. Беллис была этому рада. Она за эти дни совсем забросила книги Иоганнеса, а теперь вернулась к изложенной в них непонятной науке.
Сайласа не было три дня.
Беллис превратилась в исследовательницу.
Наконец она оказалась в самых отдаленных уголках города. Она увидела обожженные храмы квартала Баск и его статуи-триптихи, стоящие на корпусах нескольких судов. В Ты-и-твой (этот квартал оказался вовсе не таким суровым и пугающим, как ей представлялось по рассказам, и был, по сути дела, разросшимся, шумным рынком) она увидела сумасшедший дом Армады – массивное сооружение, возвышавшееся над палубой парохода. Беллис показалось, что его разместили рядом с Заколдованным кварталом не без злого умысла.
Между Дворняжником и Баском находилось несколько судов, принадлежащих Саргановым водам и отделенных от основной части квартала по какому-то капризу истории. Там Беллис нашла Лицей. Его мастерские и классы, неустойчиво нависая над бортами кораблей, напоминали поселок, расположенный террасами на склоне горы.
В Армаде имелись все те же институты, что и в обычном наземном городе с его системой образования, политикой и религией, только функционировали они жестче и эффективнее. И хотя ученые города были непохожи на своих коллег, обитающих на земле, и выглядели скорее как мошенники и пираты, а не доктора наук, это не отражалось на их профессиональных качествах. В каждом квартале была своя полиция – от облаченных в форму надзирателей Баска до стражников Саргановых вод, которых внешне отличали одни лишь ленты: знак не только служебной принадлежности, но и преданности властям. Законы разнились в зависимости от квартала. В Дворняжнике существовали суд и арбитраж, тогда как неписаный, насильственный, пиратский порядок в Саргановых водах поддерживался с помощью кнута.
Армада была языческим светским городом, и ее запущенные капища вызывали у граждан не больше почтения, чем пекарни. В городе были храмы обожествленного Крума, храмы Луны и ее дочерей, которых благодарили за приливы, святилища морских богов.
Беллис случалось заблудиться в скитаниях по городу, и тогда, чтобы сориентироваться, ей достаточно было поднять голову и среди аэростатов, причаленных к мачтам, найти "Высокомерие", величественно парящее над "Гранд-Остом". Это был маяк, по которому она находила путь к дому.
В центральной части города располагались плоты – деревянные плавучие платформы, сбитые в четырехугольник со сторонами в несколько десятков ярдов. На них ютились нелепые домишки. Были в Армаде тонкие, как игла, субмарины, покачивавшиеся на привязи между баркентинами, и корабли-колесницы, пронизанные норами, – обиталищами хотчи. Всевозможные развалюхи теснились на палубах, опасно громоздились на десятках крохотных суденышек в бедняцких кварталах. Были здесь игральни, тюрьмы и заброшенные суда.
Поднимая глаза к горизонту, Беллис наблюдала непонятные явления в море – буруны, кильватерные волны, возникающие без каких-либо видимых причин. Обычно их вызывали ветер или перемена погоды, но иногда Беллис мельком видела стаю морских свиней, или плезиавра, или шею морского змея, или спину большого и быстрого животного, неизвестного ей. Жизнь бурлила под городом и вокруг него.
Беллис видела, как возвращаются по вечерам рыбацкие лодки. Иногда появлялись и причаливали в гаванях Базилио и Ежовый хребет пиратские корабли, эти двигатели армадской экономики, неизвестно как находившие путь домой.
Армада была полна ростральных фигур. Они торчали в самых невероятных местах, вычурные и не замечаемые обитателями – так жители Нью-Кробюзона не замечали резных дверных молотков. Идя между плотными рядами кирпичных домиков, в конце прохода можно было столкнуться лицом к лицу с великолепной, траченной временем фигурой женщины: изъеденный плесенью нагрудник, рассеянно смотрящие глаза с облупившейся краской. Женщина, словно призрак, висела в воздухе под бушпритом корабля, который торчал над палубой соседа, указывая на проулок.
Они были повсюду. Выдры, драгоны, рыбы, воины, женщины. Больше всего – женщин. Беллис питала ненависть к этим пустоглазым, пышногрудым фигурам, монотонно раскачивающимся на волнах, наводняющим город как самые обыкновенные призраки.
Беллис прочла "Эссе о животных", но тайный проект Армады оставался ей неведом.
Она спрашивала себя, куда девался Сайлас и чем он занимается. Не то чтобы она расстраивалась или злилась на него, просто его отсутствие вызывало любопытство и некоторое разочарование. Ведь в конечном счете, другого кандидата в союзники у нее не было.
Он вернулся вечером пятого лунуария.
Беллис впустила его, не прикоснувшись к нему, как и он – к ней.
Выглядел он усталым и подавленным: пыльная одежда, всклокоченные волосы. Он сел на стул и закрыл лицо руками, бормоча что-то неразборчивое, какие-то приветствия. Беллис приготовила ему чай. Она ждала, что Сайлас заговорит, но тот все молчал, и тогда она вернулась к своей сигарке и книге.
Она успела покрыть заметками еще несколько страниц, прежде чем он что-то сказал.
– Беллис, Беллис. – Он потер глаза и посмотрел на нее. – Я должен сказать тебе кое-что. Я должен сообщить тебе правду. Я кое-что от тебя утаил.
Кивнув, она повернулась к нему – с закрытыми глазами.
– Давай-ка… порассуждаем, – медленно произнес он. – Город движется на юг. "Сорго"… Ты знаешь, зачем оно здесь? "Сорго" и другие установки, которые, видимо, инспектировала "Терпсихория", – добывают топливо со дна моря.
Сайлас широко развел руками, намекая на масштаб этих работ.
– Под землей есть залежи нефти, горного молока и ртуси. Ты видела шнекобуры, с помощью которых эти ископаемые добываются на земле. Так вот, геоэмпаты и прочие вроде них обнаружили огромные залежи этих веществ на морском дне. Залежи нефти есть под южным Салкрикалтором. Вот почему там были установлены и работали вот уже тридцать лет "Маникин", "Гипермусорщик" и "Сорго". Опоры "Маникина" и "Гипермусорщика" стоят на дне, на глубине четыреста футов. Но вот "Сорго"… "Сорго" устроено по-другому. – Говорил он так, словно получал какое-то извращенное удовольствие от своих слов. – Так вот, кто-то в Армаде узнал, чем занимаются на этой установке. "Сорго" покоится на двух металлических погружных каркасах. "Сорго" не прикреплено ко дну. Это глубоководная установка, она может двигаться… Можно наращивать буровой ствол и уходить на такие глубины, что Джаббер только диву будет даваться. На многие мили. Ведь нефть и минералы есть не везде. Поэтому-то мы так долго и стояли на одном месте. Армада располагалась над залежами, до которых могло добраться "Сорго", и мы не могли двинуться с места, пока она не набрала запасов, достаточных для запланированного перехода.
"Откуда тебе все это известно? – подумала Беллис. – И что это за правда, о которой ты хочешь мне рассказать?"
– Не думаю, что они качали нефть, – продолжал Сайлас. – Я разглядывал пламя над установкой. Думаю, они добывали горное молоко.
Горное молоко. Лактус сакси. Вязкое и тяжелое, как магма, но холодное, как труп. И насыщенное магонами – заряженными частицами. Стоит в несколько раз больше золота, алмазов, нефти или крови.
– Это треклятое горное молоко не используется как топливо для пароходных двигателей, – сказал Сайлас. – И запаслись они им явно не для украшения. Ты только посмотри, что происходит. Мы направляемся на юг, в более глубокие и теплые воды. Голову даю на отсечение, мы приближаемся к подводным складкам, в которых есть месторождения. Там они начнут бурение при помощи "Сорго". А когда мы приблизимся к месту назначения, твой друг Иоганнес и его новые хозяева воспользуются – чем? – несколькими тоннами горного молока, и один Джаббер знает, каким количеством нефти, чтобы сделать… кое-что. А к тому времени… – Он помолчал, выдерживая ее взгляд. – А к тому времени будет уже слишком поздно.
"Так рассказывай же", – подумала Беллис, и Сайлас кивнул, словно услышал ее.
– Когда мы встретились на "Терпсихории", я, насколько помню, был в сильном волнении. Я сказал тебе, что должен немедленно вернуться в Нью-Кробюзон. Ты недавно напомнила мне об этом. А я тебе ответил, что соврал. Но я не врал. То, что я сказал тебе на "Терпсихории", было правдой: мне нужно вернуться. Проклятье, ты, возможно, все это поняла.
Беллис ничего не ответила.
– Я не знал, как… Я не знал, могу ли тебе доверять, важно ли это для тебя, – продолжал он. – Извини, что я не был честен с тобой, но я не знал, насколько далеко могу зайти. Но будь я проклят, Беллис, теперь я верю тебе. И мне нужна твоя помощь… Я тебя не обманывал, когда говорил, что гриндилоу нередко, по видимости беспричинно, ополчаются против какого-нибудь бедняги, и тогда этот человек исчезает по их прихоти. По прихоти гриндилоу, этих ныряшек. Но я солгал, когда сказал тебе, будто именно это и должно было случиться со мной, – я-то точно знал, за что грин-дилоу собираются меня убить… Гриндилоу при желании могут заплыть вверх по реке до Бежека, где сливаются воедино все реки, а оттуда попадать в Ржавчину и по нему, уже с другой стороны гор, спускаться до самого Нью-Кробюзона… Другие могут по туннелям добраться до океана и до города на берегу. У них, у этих гриндилоу, высокая приспособляемость, и они одинаково хорошо чувствуют себя и в морской, и в пресной воде. Они могут добраться до Железного залива, до Большого Вара и Нью-Кробюзона. Чтобы добраться до города, им нужно только желание. И я знаю, оно у них есть.
Беллис никогда еще не видела Сайласа таким взволнованным.
– Когда я там был, пошли слухи о том, что собираются привести в действие какой-то большой план. Один из моих клиентов – маг, что-то вроде жреца-бандита, его имя повторяли снова и снова. Я распахнул глаза и уши пошире. Поэтому-то они и решили меня убить. Я узнал кое-что… У гриндилоу нет секретности, нет полиции в нашем понимании. У меня на руках эти данные были уже несколько недель, но вот разобрался я в них не сразу. Разрозненные сведения, кальки, сценарии и тому подобное. Ох, не сразу я все это понял.
– Так что же это было? – спросила Беллис.
– Планы, – ответил он. – Планы вторжения.
– Ты себе и представить не можешь, – сказал он. – Боги знают, наша история полна предательств, крови и всякого такого говна, но… это все игрушки, Беллис… Ты не знаешь, что такое Дженгрис. – В его голосе звучало отчаяние, какого Беллис не слышала раньше. – Ты никогда не видела фермы, на которых выращиваются конечности. А лаборатории, где они получают желчь, чтоб им пропасть? Ты никогда не слышала этой музыки… Если гриндилоу захватят Нью-Кробюзон, то они не превратят нас в рабов, не убьют и не съедят нас. Они не сделают ничего такого вот… понятного.
– Так в чем дело? – спросила Беллис. – Чего же они хотят? И ты считаешь, они смогут сделать то, что хотят?
– Хер его знает. Гриндилоу – тайна за ста печатями. Я так думаю, что у правительства Нью-Кробюзона есть планы действий на случай вторжения каких-нибудь чертовых тешей, но никак не гриндилоу. У нас никогда не было причин их опасаться. Но у гриндилоу есть свои… методы, своя собственная наука и магия. Да, я думаю, шанс у них есть… Им нужен Нью-Кробюзон по тем же причинам, по каким он нужен любому другому государству или варварскому племени. Это самый богатый, самый большой и сильный город. Наша промышленность, наши ресурсы, наша милиция – посмотри, сколько у нас всего. Вот только в отличие от Шанкелла, или Дрир-Самхера, или Неовадана, или Иоракетча, у Дженгриса… у Дженгриса шанс есть… Они могут придумать что-нибудь из ряда вон… Отравить воду, пробраться по канализационным стокам. Любая щель, любая трещина или емкость с водой – все может стать плацдармом для этих сукиных сынов. Они могут обрушиться на нас с оружием, действие которого мы не разгадаем, они могут бесконечно вести против нас партизанскую войну… Я видел, что могут делать гриндилоу. – В голосе Сайласа слышалось отчаяние. – Я видел, и я боюсь.
Снаружи, откуда-то издалека, донесся звук – ссорились между собой сонные обезьяны.
– Поэтому-то ты и бежал оттуда, – сказала Беллис в наступившем молчании.
– Поэтому-то я и бежал. Я не мог поверить тому, что обнаружил. Но я впал в прострацию… попусту потратил уйму времени, мудак. – Внезапно он закипел гневом. – А когда я понял, что это не ошибка, что так оно и есть, что эти суки и в самом деле готовятся устроить моему городу невиданный ужасающий апокалипсис… тогда я бежал. Я украл подлодку и бежал.
– И они знают, что ты… знаешь? – спросила она.
Он покачал головой.
– Не думаю. Я прихватил с собой кое-что. Им должно было показаться, что я бежал с украденным.
Беллис видела, что Сайласа трясет от возбуждения. Она вспомнила некоторые гелиотипы из его блокнота. Сердце у нее екнуло, и в душу через кровь, словно тошнота, закралась тревога. Беллис пыталась осознать то, что он ей рассказал. Услышанное было для нее слишком громадным, она не могла его осмыслить, не могла вместить в себя. Нью-Кробюзон… Неужели кто-то может ему угрожать?
– И когда это может случиться? – прошептала она.
– Им придется ждать чета, когда созреет их оружие, – сказал Сайлас. – Так что, может быть, месяцев через шесть. Мы должны выяснить, что планирует Армада, – нам нужно знать, куда мы направляемся с этим чертовым горным молоком… Потому что мы… мы должны доставить эти сведения в Нью-Кробюзон.
– Но почему ты не сказал мне об этом раньше? – выдохнула Беллис.
Он глухо рассмеялся.
– Я не знал, кому здесь можно доверять. Пытался сам бежать отсюда, найти способ добраться до дома. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – такого способа нет. Я думал, что смогу сам доставить сообщение в Нью-Кробюзон. А что, если бы ты мне не поверила? Или оказалась бы шпионкой? Что, если бы ты рассказала нашим новым правителям, чтоб им сдохнуть…
– А что наши новые правители? – прервала его Беллис. – Может, стоит об этом подумать? Может, они помогут нам доставить это сообщение…
Сайлас недоверчиво и недоброжелательно смотрел на нее.
– Ты с ума сошла? – сказал он. – Ты полагаешь, они нам помогут? Да им наплевать, что там будет с Нью-Кробюзоном. Да они только рады будут, если его разрушат к херам собачьим, – одним конкурентом на море меньше. Ты думаешь, они отпустят нас с этой миссией спасения? Да эти мерзавцы, скорее всего, станут еще надежнее нас сторожить, чтобы гриндилоу могли разгуляться вовсю. И потом, ты ведь видела, как они обращаются с официальными представителями и агентами Нью-Кробюзона. Джаббер всемогущий, Беллис, ты что, забыла, что они сделали с капитаном? Ты понимаешь, что они сделают со мной?
Наступило долгое молчание.
– Мне был нужен… и сейчас нужен помощник. У нас нет друзей в городе. У нас нет союзников. И мы в тысяче миль от нашего дома, которому грозит опасность. И мы никому не можем доверять. Так что, кроме нас, это послание никто не доставит.
Последовала пауза, перешедшая в молчание. Оно затягивалось и затягивалось и наконец стало жутким, потому что они оба знали: его необходимо заполнить. Нужно заняться составлением планов.
Оба чувствовали усталость. Беллис несколько раз открывала рот, но слова замирали у нее на языке.