Эдвард задумался. С одной стороны, слова чужака были скорее похожи на лепет диких африканских пигмеев, которые били в большие барабаны, вдыхали дурман и думали, что их души уходят общаться с предками. С другой - на теле Нубила действительно не было ран, он напоминал глубоко спящего человека, и не знай Эдвард так хорошо своего раба, он мог бы поверить, что тот и вовсе притомился и сладко спит. Потому парень решил рискнуть, в любом случае он ничего не терял, а страх выставить себя дураком - последнее, чего боится человек, который прошел через Мертвые Земли. Накинув форму - то, что дикари не знают приличий, не значит, что их должен забывать британский лорд - он подошел к афганцу, и тихо, нежно, как любящая мать, позвал:
- Нубил! Нубил, друг, проснись. Нубил, это я, твой Эдвард, ты мне нужен. Вернись, Нубил…
И раб вернулся. Дернулись веки, открылись глаза, а в следующий миг комнату заполнил стон такой боли, что привычный ко многому Эдвард невольно заткнул уши. А Нит наоборот, улыбнулся, как будто произошло нечто хорошее, Святой Николай подарил ему на Рождество самую желанную игрушку или любимая девушка ответила согласием. Стон боли затихал, превращаясь в булькающие всхлипывания, глаза раба закрылись, но тело уже не лежало спокойно, а дергалось в мелкой судороге.
- Что с ним? - закричал Эдвард, попытавшись схватить Нита, но не устоял и повалился на тюфяк. - Что вы с ним сделали? Он умирает! Что ты сидишь? Помоги, Нит Сила!
- Наоборот, он живет. Я же сказал, он съел слишком много Али-травы - она дает силы, но потом творит с человеком то, что ты видишь. Твой друг боялся этой боли, но ты его позвал, и теперь он уже не уйдет. К сожалению, ни я, ни кто другой ему теперь не может помочь - боль будет терзать его, пока не затихнет сама. Но она не убьет. Я знаю, потому что сам прошел через это - пройдут еще дни, прежде чем твой друг вернется в этот мир. Но ты не волнуйся. Женщины дадут ему воду деревьев, они знают, что делать с такими больными, через Али-траву проходят почти все.
- Ничего не понимаю… Дикость какая-то… Неужели нет никаких обезболивающих? - Нит отрицательно пожал плечами. - Ладно… Но смотри, если с Нубилом что-то случится…
- С ним все будет в порядке. Ведун говорил, что твоя душа была изранена намного сильнее, но у тебя хватило сил вернуться - вернется и он.
- Очень надеюсь…
Эдвард задумался. Он совершенно не понимал, куда попал, что за люди его окружают? Еще одно племя дикарей, вроде карасарайцев, только северное? Про которое британцы раньше никогда не слышали? Очень может быть. Скорее всего, так оно и есть - Мертвые Земли велики, и после крушения Татарской империи небольшие группы людей могли выжить. Но тогда остается только одно: узнать про это племя как можно больше, потому что бесполезно что-то предпринимать, пока не владеешь полной информацией о людях, и жизни и обычаях. Тем более пока раб без сознания, они привязаны к дикарям. Главное - занять себя, хоть чем-то, и не в коем случае, никогда, ни при каких условиях не вспоминать о…
- Она будет тебя ждать, - голос Нита пулей сквозь оконное стекло ворвался в голову Эдварда, вытянув из водоворота безумия прежде, чем тот утянул парня на дно.
- Кто будет?
- Элис. Я видел ее. Она была красивая и молодая. Она ушла в голубой мир, как уходят воины, с оружием в руках, в сражении с ними, и она будет тебя ждать. Женщины всегда умели ждать лучше нас, ждать и дарить тепло - их дар. Не губи свою душу, ты ее не вернешь, сохрани, и она будет этому только рада.
- Но как ты узнал… - Эдвард не мог произнести ее имя, каждый раз, когда приходили воспоминания, легкие как будто стягивало тугим жгутом и горечь заполняла горло.
- Твое лицо. Каждый раз, когда ты произносишь ее имя, твое лицо умирает.
Эдвард вздохнул. Он ничего не мог с собой поделать. Клятвопреступник, который выжил вопреки собственному желанию, он теперь остался с этим грузом один на один. Элис, его Элис, ушла туда, откуда не возвращаются - с этим нельзя смириться, нельзя привыкнуть, но можно принять, как данность, как испытание, которое нужно пройти. Кому-то свыше было угодно, чтоб старший сержант погибла, а капитан остался жить - теперь нужно было понять, за что ему подарена отсрочка и в чем теперь его долг. И как можно меньше думать. Отвлечь себя, чем угодно - хотя бы теми же чужаками. "Верными Псами", как назвал свое племя Нит, и образ в голове Эдварда сложился в этакого получеловека-полусобаку, который даже после смерти остается со своим хозяином… Нет, не хозяином - другом. Чужаками, которые жили в сердце Мертвых Земель: строили каменные дома, лечили больных, и, судя по всему, не особо тяготились своим существованием.
- Хорошо, Нит Сила. Ты прав. Но и у тебя ко мне, наверно, есть вопросы - задавай, и я дам честный ответ, - кивнул Эдвард, разминая непослушные ноги и снимая с руки уже не нужное крепление, кость срослась, и только шрамы напоминали о ране.
Нит задумался. У него было много вопросов, но он видел, что чужак сейчас слишком слаб, и не желал его особо утомлять. Потому задал самое первое, что его заинтересовало, еще тогда, при первой встрече, в степи.
- Почему твои друзья погибли? Вас было так много, почти дважды по двадцать, а их всего столько же. Вы были воинами, раз пошли на охоту, почему тогда они погибли? Такой большой отряд даже с вашим оружием мог истребить их без потерь…
Эдвард усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья, как плачут не всегда от горя, так смеются не всегда от радости. Тридцать пять человек - по меркам дикарей это много, тридцать пять чудовищ, настолько страшных, что их образ даже не отложился в памяти - мало. А что будет, если сказать Ниту про двенадцать тысяч? Сколько всего Верных Псов? В Карасарайском Ханстве самое крупное селение - "столица" - полторы сотни человек, они живут в более спокойных краях и каждый год кочуют на новое место. Верных Псов не может быть намного больше. Сотня-две, не удивительно, что отряд в тридцать пять человек, один взвод, показался охотнику целой армией. Двенадцать тысяч… Он даже не поймет такого числа, и как ему объяснить, что случись чудо, истреби они чудовищ "без потерь" - прожили бы еще день-два, пока не растаяли по одному, растворившись на просторах смерти?
- Я… я не знаю. Наверно, мы были плохими воинами - мы никогда не встречались с тварями, о которых ты говоришь, и не знали, как с ними бороться.
Теперь настала очередь усмехаться Ниту. Воины, которые никогда не встречали их… С кем же тогда они воевали своим дивным хлопающим оружием? С медведями? С кабанами? С волками? С другими бриттами? У Верных Псов ребенок становился взрослым, получал право на имя только после того, как убивал одного из них. Это правило почти не знало исключений, и в те счастливые годы, когда они месяцами обходили город стороной, многие щенки так и жили без имени - с детской кличкой, которую дает себе ребенок, когда начинает говорить. Такой, как "Нит", "Тит" или "Дим". Или "Нат" - молодой спутник с последней охоты, который так и не успел заслужить взрослое имя.
- Мне очень жаль, но я не могу дать тебе другой ответ, - продолжил Эдвард, - потому что я его не знаю. Что еще ты хочешь спросить?
- Многое, - честно признался охотник. - Но мы будем говорить не сейчас. Твое тело долго было без движения, но дух устал, и теперь нуждается в отдыхе. Ведун сказал, что ты должен много спать, если хочешь быстро восстановить свои силы.
Эдвард не спорил. Его характер жаждал действий, но ноги не желали держать и тело клонило в сон, как будто оно все эти дни не лежало, а тяжело работало. Потому, прижав к груди крест и мельком глянув на Нубила, которому не становилось ни лучше, ни хуже, Эдвард сам не заметил, как погрузился в сон… На этот раз именно, сон, а не бред - чудовища больше не штурмовали Собор святого Петра, а Клаус Отто не читал лекции - обычный сон уставшего человека, который потом при всем желании не вспомнишь. Даже не кошмар, а нечто совершенно неопределенное - какое-то девичье хихиканье и хитрый взгляд украдкой, попробуй такое сновиденье разбери…
Когда на следующее утро (день? вечер? в Мертвых Землях без часов время невозможно определить) Эдвард проснулся, его уже ждал завтрак - несколько скромных, кислых, но сочных ягод, кусок чего-то, вроде стельки, или шкуры столетнего борова, и питье. Мелкая чаша, примитивная, не фарфор, а просто грубо обожженный кусок глины, в котором было несколько глотков странного напитка. Вроде сладковатой воды, прозрачной, с легким зеленоватым оттенком - не худшее из того, что парень пил за последние годы. Скромно, заключенных в имперских тюрьмах лучше кормят, но для дикарей и это, судя по всему, было щедрым столом. Эдвард помнил, как ели карасарайцы - примерно то же самое, только хан Азат позволял себе каждый день съедать по куску конины и пить выменянное у британцев вино из золотых чаш. Потому был и за такое благодарен хозяевам, а сладковатую жидкость смаковал так, как будто это было лучшим шотландским виски.
- Лорд Эдвард… - позвало его нечто, что можно было назвать скорее булькающим скрипом, чем голосом.
- Нубил! Слава Иисусу! Ты жив! - Эдвард обычно не позволял себе крайности в отношениях с рабом, но тут не удержался, по-дружески обняв его. - Как ты, друг? Только не говори "хорошо"! Вижу я, как тебе "хорошо"…
- Мне хорошо, лорд Эдвард, - афганец попытался выдавить улыбку, но у него плохо получилось. - Хорошо, потому что вы живы. Нит вылечил вас. Он хороший. Хозяин, простите, что я не могу вам помо… кхэ…
- Молчи! Главное, чтоб ты быстрее выздоровел, а за меня не переживай. Я уже большой, сам как-нибудь разберусь! Молчи, я сказал! Это приказ! Нит, - охотник, сегодня он был одет во все зеленое, молча наблюдал за картиной братания, Эдвард даже не заметил, как он вошел в комнату. - Нит, он пришел в сознание. Это хорошо или плохо?
- Это бывает. Он сильно хотел тебя видеть, его желание оказалось сильнее боли - не радуйся и не огорчайся, пока не придет срок, ему ничто не в силах помочь. Мы можем только ждать. Я вижу, как твое тело уже впитало душу.
- Да, спасибо, сегодня мне уже намного лучше.
- Тогда оставь общий дом, идем, я покажу тебе наш город.
Эдвард не очень понимал, что такое "общий дом", но пошел за охотником с радостью. Ему не терпелось "на свободу" - силой воли вычеркнув из памяти старую жизнь, чтоб не сойти с ума, он стремился заполнить пустоту новыми впечатлениями. Увидеть новый город. В Эдварде проснулся британский офицер, да он никогда и не засыпал, а значит провести рекогносцировку на местности, разведать - его первостепенный долг. Даже если вокруг будут лишь жалкие лачуги на болоте, между которыми бродят грязные, неопрятные дикари, одетые в одни лишь набедренные повязки… Такие, как на картинках из учебников истории. Когда Нит говорил "город" - Эдвард представлял себе примитивное поселение, вроде тех, что до сих пор строили черные и полулюди-полузвери из влажных лесов Новой Южной Шотландии, куда еще не пришло слово Иисуса. Он читал труды христианских философов, которые описывали мир, каким бы он стал, если бы в 1736 году Британия не устояла - все народы, пережившие глобальный катаклизм, должны вернуться к первобытному строю. История уже знала подобные примеры. Это было неизбежно, изолированные от мира, люди называли свои шалаши "домами", а стойбища - "городами", гордились тем, что у вождя лачуга не из соломы, а из камня, забивали деревянные клинья плазменными пушками. Люди забывали цифры, науку, искусство и живопись становились примитивными, сохранялась только литература, постепенно превращаясь в устное народное творчество. Вопрос выживания ставил на второй план все остальное, инженеры становились кузнецами, ученые - шаманами, которые и сами не знали, почему их предсказания погоды сбываются. Величественные дворцы растаскивались на камни, с каждым новым поколением воспоминания о прошлом забывались все сильнее, пока не превращались в легенды, а сами люди становились собирателями и охотниками, позабыв достижения своих предков…
Эдвард догадывался, что с Верными Псами в полной мере этот процесс не успел произойти - тот дом, где он очнулся, был сложен из камня, стены обработаны, значит местные жители знали металл и имели примитивные инструменты труда; еда прошла термическую обработку - не забыли огонь; одежда простая, но не звериные шкуры - уцелело ткацкое мастерство. Эдвард готов был увидеть нечто вроде шотландской деревни четырнадцатого-пятнадцатого века, когда еще в быт не пришла паровая машина, с поправкой на местный колорит.
Но то, что его ждало, в первый момент показалось чем-то вроде продолжения давешнего бреда. Город, которым он не может быть, парящие над форумом древнего Рима аэролеты, Моисей, ведущий свой народ по проложенным среди пустыни автострадам, поселение пигмеев Сахары во льдах Антарктики. Сочетание несочитаемого. Для того, чем было поселение Верных Псов, сложно было подобрать название. Пожалуй, самое подходящее - крепость-парк, причем крепостная часть оставила далеко позади любые замки средних веков, а парковой могли бы позавидовать и королевские сады Эдинбурга. Создавалось такое впечатление, что городов было на самом деле несколько, только какой-то безумный небесный архитектор перемешал их, и то, что получилось, высыпал на землю. Строгие, в одну линейку, ряды ухоженных деревьев; ажурная дорожка из песка; навес из на скорую руку сбитых жердей, завешанных сырой звериной шкурой. А рядом единым черным монолитом нависает настоящий бастион, бункер, который устоит и в эпицентре ядерного взрыва. Аккуратно прополотый парковый газон; примитивная хибара из грубых, необработанных бревен, такая от первого дуновения ветра повалится; каменный дольмен, который и через тысячу будет стоять, целый и невредимой, удивляя археологов будущего мастерством их далеких предков. Брусчатые дорожки, временные шалаши и дома десяти ярдов в высоту - дикари так не строят. А вокруг всего этого - стены. Эдвард пока не мог их рассмотреть вблизи, но если то, что сверху, люди, а не куклы-манекены - то высота стен была больше двадцати ярдов, а ширина достаточная, чтоб два человека могли спокойно разминуться. От кого нужны такие стены в Мертвых Землях, где людей днем с огнем не найти? Ответ содержится в вопросе. Если людей нет, то единственный враг - сами земли, вряд ли местных хищников остановишь примитивным деревянным частоколом.
Крепостью был и весь город, и каждый второй дом. Изнутри Эдвард видел пока только один из них - "общий дом", который оказался намного больше, чем он думал. Настоящий лабиринт, с коридорами, комнатами, кладовками, проемами дверей, разве что без лестниц, освещенный странными, не горящими факелами, природу которых Эдвард понять пока не смог - и все это совершенно просто. Кроме них с Нубилом в доме больше не было ни одного человека, хотя лежаков тут было не меньше, чем в казарме на базе Нью-Перт. Что же касается остальных домов, то Эдвард видел их только снаружи, но и этого хватало для восхищения. Не лачуги, а миниатюрные твердыни, метровой толщины каменные блоки, гранит, а не легкий известняк, пригнанные так, что между ними не видно щелей. Мрачные, без единого окна, узкие входные двери-лазы, все выполнено на первый взгляд грубо и кустарно, но стоит присмотреться, и понимаешь, что без высоких технологий такое никогда в жизни не построить. Даже входные двери не завешаны лозой-хворостом, а хорошо подогнанными стальными плитами, как люки старинных ядерных бомбоубежищ, подводных лодок и космических кораблей - откуда у дикарей могла взяться сталь и инструменты для ее тонкой обработки? Для этого нужна металлургическая промышленность, развитая энергетика, наука - ничего из вышеперечисленного в Мертвых Землях в принципе не могло быть. Все это было уничтожено двести пятьдесят лет назад, вместе с людьми, страной и богатейшими землями, которые превратились в гнилую язву на теле планеты.
Самих жителей города Эдвард даже не сразу заметил. Улицы были пустынны, только изредка то здесь, то там проносились детские силуэты, но что можно сказать по детям? И юный лорд, и раб, и трудолюбивый ацтек, и желтолицый язычник - несколько особей жило в зверинце при Королевской Военной Академии Эдинбурга - все дети одинаковые. Как учили Эдварда всю его жизнь, "господь сотворил так, что в индивидуальном развитии человек повторяет путь божественной эволюции, только одни так и остаются на уровне обезьян, другие становятся людьми, и лишь потомки саксов и кельтов, достойнейших из народов земли, поднимаются еще на ступень - только британцам дано право утверждать мировой порядок и нести слово Иисуса". Хотя последние годы несколько поколебали в сознании молодого офицера имперские устои.
- Им здесь нечего делать, - несколько удивившись вопросу по поводу отсутствия людей, ответил охотник. - Сок земли собран, раны зимы исцелены, пора сбора плодов придет еще не скоро, как и Большой Совет. Каждый имеет свое дело. Ты хочешь увидеть других Верных Псов?
- Это было бы неплохо. Мне интересно узнать про ваше племя.
- Мы не племя, - судя по тем мысленным картинам, которые уловил Эдвард, местные жители знали слово "племя", но себя с ним не ассоциировали.
- А кто вы?
- Мы Верные Псы.
Общение через образы давалось нелегко. Одинаковые слова могли выражать разные понятия, разные ступени развития, разные основы мировоззрения - не удивительно, что в такой ситуации тяжело сразу найти общий язык. Но Эдвард старался. Он старался сделать зарубки в памяти, отложить на потом то, что не удалось понять сразу, и все же разобраться, что за странный народ ему довелось встретить в самом сердце Мертвых Земель.
- Если ты хочешь увидеть сразу много Верных Псов, ты должен ждать, - продолжал Нит.
- Чего ждать? - не удержался Эдвард.
- Я не ведун, чтоб дать тебе ответ. Верные Псы собираются в большом горе и большой радости, но что из этого ближе по пути судьбы под силу сказать лишь мудрейшим из ведунов. Но если ты хочешь увидеть не всех, но многих - мы можем сделать это прямо сейчас.
- Хочу, - кивнул Эдвард, догадавшись, что "ведунами" называют местных шаманов.
- Тогда иди за мной.