– Гав, – чуть смущённо известил Клык.
– Решил навестить знакомую собачку? Немецкую овчарку, проживающую в семье советника губернатора по социальным вопросам? Одобряю. Хороший выбор. Достойная и стильная барышня. Причём, с высоким экстерьером и отличной родословной.
– Гав.
– В гостиницу вернёшься только утром? Да, пожалуйста. Как будет угодно. Только ты это…
– Гав?
– Расспроси свою симпатичную подружку о последних городских и островных новостях. В перерывах между жаркими сексуальными утехами, я имею в виду…. Договорились?
– Гав-в.
– Ты уж, братец, постарайся не позабыть. Обещаешь?
– Гав…
Пёс, извинительно вильнув на прощание хвостом-кренделем, свернул в ближайший переулок, а Тим, завистливо вздохнув, зашагал дальше…
Что представлял собой ресторан KROA? Обыкновенный среднестатистический европейских кабачок, разделённый длинной барной стойкой на два зала: для курящих и, соответственно, для некурящих посетителей. Интерьер самый обыкновенный и непритязательный: тёмно-кремовый кафельный пол, оштукатуренные светлые стены, стандартные светильники, ничем непримечательные столы и стулья.
А, ведь, когда-то этот ресторанчик являлся самой настоящей городской достопримечательностью. Во-первых, хозяин заведения был по национальности русским. Что, согласитесь, в странах Северной Европы встречается не часто. Во-вторых, стены ресторанного зала (тогда он ещё не был разделён на два), были густо завешаны красочными пейзажами, посвящёнными природным красотам Шпицбергена. В-третьих, рядом со столиками клиентов располагались многочисленные чучела животных: белых медведей, северных оленей, овцебыков, песцов, а также различных птиц – на специальных жёрдочках, прикреплённых с помощью шнуров-верёвок к потолку. Естественно, что все эти чучела являлись импортными, то есть, завезёнными с Большой Земли. По крайней мере, так считалось – в официальном порядке…. Но от тех славных времён практически ничего не осталось. Только небрежная надпись на стене, выполненная русскими буквами: – "На Краю Земли".
Трудно сказать почему, но чинная и солидная публика KROA упорно обходила стороной. То ли историческое прошлое заведения было тому виной, то ли надпись на русском языке слегка раздражала. Трудно сказать…
А люди попроще – моряки, лётчики, учёные-исследователи, шахтёры, работники нефтяного терминала, геологи и таксисты – ресторанчик любили и посещали регулярно. Вот-вот, "и таксисты"….
Намеривался Тим потолковать начистоту с тем усатым утренним таксистом. По Душам, естественно, потолковать. То есть, после энного количества совместно-выпитого алкоголя…. А что здесь, собственно, такого? Весьма эффективный и действенный способ получения жизненно-важной информации. Причём, неоднократно и успешно проверенный на практике…
Он вошёл в KROA в двадцать пятнадцать. Проследовал в зал для курящей публики и мысленно запечалился: – "Откровенно негусто сегодня с народом. А знакомых, вообще, нет никого. Даже языком потрепать не с кем…. Таксисты? Отсутствуют. Вернее, ещё трудятся в поте лица, обслуживая всяких и разных бездельников. И своих, и приезжих. Дай Бог, если через час-полтора заявятся…. Ладно, дождусь Лиз. Может, у неё что-нибудь получилось. То бишь, рыжую липучку…".
Тим, смачно хрустя ржаными солёными сухариками, неторопливо выцедил банку крепкого австралийского пива, перекурил, потом покончил со второй банкой, мельком бросил взгляд на стрелки наручных часов и слегка забеспокоился: – "Без десяти минут девять, а Лиз всё нет. Хотя, что такое – для молоденькой и смазливой вертихвостки – двадцать минут опоздания? Так, ничего особенного. Обычная практика, надо понимать…. А, с другой стороны, дело, которым мы сейчас совместно занимаемся, может быть весьма и весьма опасным. То бишь, с неприятными и опасными побочными моментами. Да я, собственно, и не за девицу беспокоюсь, а за напарницу. Не более того. Точка…. Позвонить ей на мобильный? Пожалуй, не стоит. В том плане, что у меня нет даже малейшего желания – давать повод для колких реплик и язвительных насмешек…. Эх, липучка рыжая. Навязалась, понимаешь, на мою брутальную голову…".
Он вышел из ресторана, мельком огляделся по сторонам и закурил. Над городом безраздельно царил призрачно-светлый полусумрак: закатное солнышко откровенно ленилось и поэтому ненавязчиво пряталось в низких кучевых облаках, легендарные "белые" ночи ещё только приближались, со стороны моря упрямо наползала лёгкая туманная дымка, а уличные фонари в Лонгьире по майскому расписанию (о, знаменитая норвежская бережливость!), зажигали только в десять вечера.
Справа мелькнула подозрительная тёмно-серая тень, а из-за угла ближайшего двухэтажного здания послышались неразборчивые тревожные звуки.
Тим, коротко выругавшись про себя и отбросив недокуренную сигарету в сторону, бросился вперёд, завернул за угол и…
Почувствовав спинным мозгом какое-то мимолётное движение над головой, он резко отпрянул в сторону. Бейсбольная бита, задев вскользь правое плечо, с хищным свистом рассекла воздух.
Отточенный пирует, удар, пирует, выставленный блок, удар, ещё один. Бойкий перестук – это бита, выпавшая из ослабевших рук нападавшего, покатилась по мостовой…
Их было трое – в неприметных весенних одеждах и с чёрными масками на лицах. Тот, что выронил биту, неподвижно лежал на тротуаре, безвольно раскинув-разбросав руки и ноги в стороны. А двое других, тоже уже получивших по увесистому удару, выжидательно застыли в сторонке. Один, неловко смахнув рукавом замшевой куртки кровавую юшку с подбородка, грязно и длинно выругался. А второй, нерешительно кашлянув, вытащил из кармана брюк какой-то небольшой продолговатый предмет.
– Щёлк! – угрожающе выскакивая из ручки, звонко оповестило светлое лезвие выкидного ножа, мол: – "Порежу, попишу и всё такое прочее…".
Тим, оскалив зубы, рыкнул – совсем и негромко, но с чувством, толком и расстановкой. Что называется, от всей брутальной Души.
– Цок-цок-цок, – пропели, встречаясь с мостовой, каблуки убегавших. – Цок-цок-цок…
– Деятели хреновы, – насмешливо пробормотал Тим. – Охреневшие в неумелой атаке.
Он, не теряя времени, подхватил под мышки незадачливого обладателя бейсбольной биты, аккуратно прислонил безвольное тело спиной к кирпичной стене дома, одним резким движением сорвал с лица нападавшего чёрную магазинную маску и, довольно вздохнув, прокомментировал:
– Утренний таксист, как, впрочем, и следовало ожидать…
Последовала серия звонких пощёчин, таксист послушно приоткрыл глаза, испуганно дёрнулся и монотонно забормотал:
– Брут, извини. Чёрт попутал. Я всё тебе расскажу. Всё-всё-всё. Чёрт, понимаешь, попутал…
– Конечно, сука грязная и продажная, расскажешь, – скорчив мрачно-брутальную гримасу, заверил – ледяным голосом – Тим. – А если попытаешься что-либо утаить, то с тобой, бродяга, будет следующее…
И он минуты две с половиной, пристально вглядываясь допрашиваемому в глаза, монотонно перечислял бесконечные муки и дикие ужасы, грозящие потенциальному лжецу.
Вообще-то, Тим даже и до половины перечня не дошёл, но, почувствовав неладное, вынужден был остановиться.
С таксистом, явно, что-то произошло: глаза сделались пустыми и блёклыми, пышные усы обвисли и словно бы поредели, по щекам мимолётно пробежала череда нервных судорог, а на тонких губах активно запузырилась светло-розовая пена.
– Оу-у-у, – неумело выплёвывая изо рта клочки пены, заблажил допрашиваемый. – Не могу больше. А-а-а! Помогите! Свет потух…. М-м-м. М-м-м. М-м-м…
– Хрень какая-то, – с интересом наблюдая за беспрерывно-мычащим таксистом, задумался Тим. – И, что характерно, он не придуривается. Всерьёз поплохело бедняге…
– Конечно, всерьёз, – подтвердил – из глубины переулка – незнакомый женский голос. – От таких кровавых и садистских обещаний кому угодно поплохеет. У меня, к примеру, до сих пор мурашки бегают по спине. Туда-сюда, туда-сюда. Колючие-колючие. Ледяные-ледяные. Кошмар сплошной, короче говоря. Хичкок и Стивен Кинг, нервно покуривая, отдыхают в сторонке. Ну, у вас, старший инспектор, и методы ведения допроса. И специалисты из Великой Инквизиции обзавидовались бы. Не говоря уже о молодчиках из знаменитого немецкого Гестапо…
Глава девятая
Расследование продолжается, портной
Незнакомый женский голос, выдавший приметную и знаковую тираду, был достаточно приятным – в меру низким, с лёгкой и пикантной хрипинкой. А главное, в нём напрочь отсутствовали истеричные и испуганные нотки, так свойственные современным нервным дамочкам. Ощущался лишь холодный профессиональный интерес. А ещё – лёгкая-лёгкая насмешка, на совесть перемешанная с не менее лёгким восхищением.
"Очень странный и непривычный коктейль", – решил Тим и плавно обернулся.
Метрах в семи-восьми от него стояли две симпатичные барышни. Во-первых, Илзе Вылкаст, неуверенно вертевшая в руках видеокамеру, словно бы решая для себя: – "Снимать данную неадекватную экспозицию? Или же не снимать?".
"На этот раз она облачилась в светло-серый исландский вязаный джемпер и плотную узкую юбку – на ладошку выше колен", – отметилось непроизвольно. – "Причём, джемпер плотно облегает весьма аппетитную грудь, размера – по меньшей мере – третьего. Да и коленки, упакованные в шерстяные колготки (прохладно, всё же, на улице), весьма и весьма впечатляют…. Впрочем, это совсем и не важно. Липучка, она липучка и есть. Точка…".
Во-вторых, рядом с давней подругой юности обнаружилась стильная и элегантная дамочка лет тридцати – плюс минус год-полтора.
"Очень стильная и сверх элегантная", – бестолково зашелестели в голове торопливые мысли. – "Ярко-выраженная брюнетка в модном вечернем брючном костюме цвета благородного ирландского виски. Поверх пиджака небрежно наброшена пышная меховая накидка…. Итак, практически угольная брюнетка. Причём, сразу видно, что это её природный цвет. Характерный разрез глаз и смуглый цвет кожи говорят о наличии южно-американских или же мексиканских родственников. Полукровка, короче говоря. Да и характер, судя по всему, отнюдь, не сахарный. Своевольная такая гражданка. Не из простых. С крепким и надёжным внутренним стержнем…. Что ещё? Девяносто-шестьдесят-девяносто, понятное дело. Классическая красотка с обложки модного глянцевого журнала. На плече – достаточно объёмная вельветовая сумка. Нечто среднее между дамской и дорожной. Глаза – светло-голубые. И, пожалуй, знакомые…. Где же я их уже видел? Причём, совсем недавно? Охо-хо. Нет, не вспомнить…".
– Мисс Вылкаст, вы…, пардон, ты грубо нарушаешь достигнутые ранее договорённости, – презрительно-холодным голосом сообщил Тим. – Никакой речи о всяких третьих лицах не было и в помине. Не было, я сказал…. Поэтому вынужден всерьёз задуматься о полном разрыве наших деловых отношений. Ибо, как любил говаривать один известный древнегреческий философ…
– Мэри Толедо, – перебила его брюнетка. – Рада познакомиться с вами, старший инспектор Белофф. Наслышана и всё такое прочее.
– Общения не состоится.
– Неужели, я не похожа на проститутку?
– Нет, к моему великому сожалению, – смачно сплюнул под ноги Тим. – По глазам видно. Да и по манере говорить. Да и по прочим характерным ухваткам…. Потише мычи, зараза! – рыкнул – между делом – на несчастного таксиста, всё также сидевшего у стены. – Разговаривать, гнида, мешаешь…
– Значит, я, по вашей личной градации, отношусь к четвёртой категории женщин? То есть, к потенциальным шлюхам?
– Получается, что так. К моему большому сожалению…. А ты, мисс Вылкаст, ещё – ко всему прочему – и трепло кукурузное. Не ожидал, право слово.…Всё, симпатичные дамы. Разговор закончен. Вынужден…
– Стоп, Белофф, – в очередной раз перебила его черноволосая красотка. – Пора заканчивать этот дурацкий и совершенно несмешной спектакль. Время поджимает…. Итак, я прихожусь родной правнучкой фрекен Хелене-Анне Ларсен. Правда, только сегодня нашла свою знаменитую родственницу и познакомилась с ней. Даже толком – из-за ваших мутных дел – и поговорить не успела…. Что такое, Брут? Молчишь, не ругаешься, выражая тем самым полное недоверие к вышесказанному?
– Не ругаюсь и не выражаю, – вежливо улыбнувшись, подтвердил Тим. – Потому что верю. Я вспомнил, где уже сегодня видел точно такие же светло-голубые глаза…. Что же, рад за фрекен Хелену. Теперь она больше не одинока. Искренне рад.
– Это в корне меняет дело?
– Безусловно. И переходим на "ты".
– Замётано…. Значит, я уже не отношусь к четвёртой категории – по градации брутального старшего инспектора Белофф? А к какой тогда? К первой? Ко второй?
– К полуторной, надо думать.
– Большое спасибо, – надменно усмехнулась Мэри. – Польщена…. А теперь, Брут, подвинься. Осмотрю мычащего дяденьку. Я, видишь ли, являюсь дипломированным врачом. Специализация – психиатрия. Правда, практики давно уже не было. Но, всё же…
Минут пять-шесть провозившись с приболевшим таксистом, она объявила:
– Принципиально – ничего страшного, убийственного и фатального. В том смысле, что процесс вполне даже обратим.
– А диагноз-то какой? – не преминула уточнить (латышка, как-никак), дотошная Илзе.
– Глубокая депрессия, обусловленная спровоцированным психозом. Временное помешательство рассудка, если говорить по сути.
– Временное? Это как?
– Объясняю. Если сейчас на больного продолжить орать дурным голосом, топать ногами и без устали рассказывать о безобразных пытках, то его болезненное состояние, непременно, усугубится. То бишь, пациент вполне может стать сумасшедшим уже на постоянной основе. Если же данного дяденьку поместить в полный покой, да под надзор опытных врачей, да вколоть соответствующих успокоительных препаратов, то он, век на круизных судах не кататься, очень быстро пойдёт на поправку…. Правда, возможны и побочные негативные последствия-эффекты. Например, в виде частичных провалов памяти, локального заикания и хронического недержания мочи…. Ещё будут вопросы?
– Может, стоит того…, – виновато вздохнув, замялся Тим. – Ну, позвонить в местную медицинскую службу?
– Обязательно позвоним, – заверила Мэри. – Только чуть попозже. А сейчас я предлагаю незамедлительно покинуть данный переулок. Во-первых, крайне нежелательно, чтобы нас засекли рядом с этим мычащим телом. Какой в этом прок? Правильно, абсолютно никакого…. Во-вторых, на двадцать три пятнадцать назначена встреча с потенциальным злодеем, а нам ещё надо немного пошептаться-посовещаться.
– Встреча – с потенциальным злодеем?
– Ага, с ним самым. Всё, шагаем. Поговорим по дороге…
Они, сделав быстрым шагом небольшой полукруг по городским переулкам, выбрались на одну из центральных (главных), улиц Лонгьира. На, заметьте, пустынную и практически безлюдную улицу.
Только с разговором-совещанием, увы, ничего не получилось: зажглись, вспыхнув одновременно, уличные фонари (двадцать два ноль-ноль, пора), и тут же – словно бы по чьей-то незримой команде – улица заполнилась разнообразным народом: и несуетливыми местными жителями, и шумно-беспечными туристами.
– Моя вина, – негромко покаялся Тим. – Совсем вылетело из головы. Лопухнулся. Старею, не иначе…
Одни встречные прохожие на троицу не обращали ни малейшего внимания. Зато другие с Тимом вежливо и уважительно раскланивались, а на его спутниц таращились с удивлением и…
– И с ярко-выраженным сексуальным интересом, – зло прошипела Илзе. – То бишь, с пошлым вожделением и откровенной похотью…. А, кажется, я догадалась, в чём тут дело. Ведь, ты же, Тимофей…
– Брут. Точка.
– Ведь, ты же, Брут, общаешься – применительно к женскому полу – только с проститутками? В свободное от работы время, я имею в виду?
– В подавляющем большинстве случаев – да.
– Значит, все твои знакомые, прошедшие мимо, приняли нас с Мэри за профессиональных жриц любви?
– По всей видимости.
– Ну, ты и сволочь…
– Говорите, соратники, потише, – вмешалась Мэри. – Незачем привлекать к себе дополнительное нездоровое внимание, его и без того хватает…. Ладно, принимают и принимают. Бывает. Ничего страшного…. Но почему они сперва так удивляются?
– Всё очень просто, – язвительно улыбнулся Тим. – На Шпицбергене уже очень много-много лет нет проституток. Идейных шлюх – сколько угодно. А проституток, вообще, нет. Причём, ни своих, ни приезжих. Вот, народ и удивляется…. Кстати, здесь слухи и сплетни распространяются со страшной скоростью. То есть, почти мгновенно.
– Подожди, подожди, Белофф. Это что же получается? Если завтра мы с Лиз решим прогуляться по Лонгьиру, то каждый второй встречный мужчина будет делать нам непристойные предложения?
– Каждый второй? Нет, конечно же. А, вот, каждый пятый – будет. Непременно. Голову даю на отсечение.
– Ну, ты и сволочь…
– Пора заканчивать этот дурацкий спектакль, – невозмутимо известил Тим. – Время поджимает…. Назовите-ка, подельницы, место, где нас будет ждать потенциальный злодей.
– Дом портного Ежи Вайды. Там же, как я понимаю, находится и его профильное ателье.
– Интересный такой заход. Нетривиальный. Уважаю и перевариваю полученную информацию…. Значится так. Упомянутый дом находится рядом, в семи-восьми минутах ходьбы. А до назначенной встречи остаётся практически целый час. Предлагаю следующее. Сворачиваем вон в тот узкий боковой переулок. Минут через десять-одиннадцать будем уже в безлюдной и спокойной тундре. Кстати там – в самом конце переулка, на границе города и тундры – установлена комфортабельная новенькая беседка со столом и скамейками. На разговоры у нас будет порядка сорока пяти минут. Уложимся?
– Вполне…
Через полторы минуты, когда они оказались в пустынном переулке, Мэри резко остановилась и пробормотала:
– Вот же, закавыка не вежливая. Про приболевшего таксиста мы и позабыли. Нехорошо получилось. Не по-человечески. Надо срочно позвонить медикам.
Она извлекла из вельветовой сумки тёмно-бордовый брусок мобильника и пояснила: