Ян Рей Марселлан всей душой желала, чтобы этого ублюдка без лишних проволочек пригвоздили к Стене. Она ненавидела поездки на другую сторону Марселланского кантона и вниз по течению: люди там жили грубые, неотесанные, бедные, по ее убеждению вполне способные нанести оскорбление жрице Ханхарана. Подобные поездки нарушали привычный порядок вещей, и даже охрана, состоявшая из тридцати Пурпурных Клинков, не позволяла Ян Рей чувствовать себя в безопасности. Ей казалось, даже воздух здесь пахнет по-другому, хотя, разумеется, это было не так. Виной всему было беспокойство, которое она неизменно испытывала, попадая в эти места.
Но Дэла Бэмора необходимо было препроводить в Десятую Тюрьму, где должен был состояться суд. О том, что на этом суде будет вынесен смертный приговор, было известно заранее. Тем не менее Ян Рей решила присутствовать на процессе.
Раздвинув занавески на переднем оконце кареты, она выглянула наружу и, устремив взгляд поверх голов четырех клыкастых свиней, из которых состояла упряжка, увидела дыбу, на которой было вздернуто тело Дэла Бэмора. Шесть Пурпурных Клинков волокли дыбу, и ноги заключенного оставляли кровавые следы на булыжной мостовой. Теперь, когда процессия оказалась за стеной, толпа принялась швырять в арестанта гнилые фрукты и камни. Стражники подняли капюшоны и опустили головы, хотя метальщики старались не попадать в них. Марселланские солдаты внушали жителям города ужас. Гнилые фрукты лопались, отскакивая от тела осужденного, камни издавали глухой звук, поражая беззащитную плоть, но Дэл Бэмор, казалось, ничего этого не замечал.
Губы Ян Рей тронула легкая улыбка. После того, что сотворили над Бэмором, дабы вырвать у него признание, будет странно, если он сумеет открыть глаза, когда в тело его вопьется первый гвоздь. Она вновь задернула занавески, откинулась на подушки и несколько раз глубоко вздохнула.
Снаружи донесся пронзительный вопль, и тяжелый удар сотряс землю. Ян Рей замерла, вцепившись пальцами в занавески и не решаясь раздернуть их.
Вокруг толпа - кровожадная, возбужденная толпа, от которой ее отделяют лишь несколько стражников. И совсем рядом - Бэмор, один из самых опасных злоумышленников…
Чья-то рука раздвинула занавески, и в окне появилось лицо Джейва, капитана Пурпурных Клинков, который пользовался особым доверием жрицы. Его плащ был усеян алыми брызгами свежей крови.
- Нас окружили Ниспровергатели, - бросил он. - Отодвинься подальше от огня.
С этими словами он исчез. Ян Рей сжалась в уголке кареты, прислушиваясь к доносившемуся снаружи шуму схватки. Она сожалела о том, что Бэмора не прикончили в подземной темнице.
Подземную темницу жрица Ханхарана посещала лишь в исключительных случаях. С самого начала она подозревала, что никогда прежде в этих стенах не содержался столь опасный преступник, как Дэл Бэмор.
Когда она явилась, чтобы допросить его, он пребывал в камере пыток уже три дня. Главному палачу было дано распоряжение пустить в ход все средства, способные развязать язык арестанту, но при этом непременно сохранить ему жизнь. Все, что говорил Бэмор, следовало записывать - для этой цели рядом с арестантом днем и ночью находился писец. Палачам не следовало доводить своего подопечного до бессознательного состояния, так как в любой момент у Марселлан могло возникнуть желание допросить его лично.
Ян Рей выполняла подобную обязанность с неизменным удовольствием. Визиты в тюрьму позволяли отвлечься от ежедневной рутины, связанной с управлением жизнью города. Положение жрицы Ханхарана обязывало ее проводить большую часть времени так, как предписывали древние традиции и протокол. Она сознавала, что это необходимо, но подчас однообразие начинало ее тяготить.
Здесь, в подземной темнице, она могла стать собой, хотя бы на некоторое время.
Приближаясь к камере, она с удивлением отметила про себя, что никаких звуков оттуда не доносится. Ни стонов, ни рыданий, ни просьб о милосердии. Ян Рей уже начала тревожиться, что палачи пренебрегают своими обязанностями. Но когда она подошла к дверям, которые распахнул перед ней один из Пурпурных Клинков, все ее тревоги немедленно улетучились.
Бэмор был подвешен к потолку вниз головой. Тело его покрывали пятна засохшей крови и фекалий. На полу стоял большой таз, куда стекала кровь и прочие жидкости, извергаемые арестантом. Вне всякого сомнения, таз этот уже неоднократно опорожнялся. Тощий писец с серым лицом сидел на стуле чуть в стороне, в руке он держал перо, на коленях - книгу для записей. На чистых страницах не было выведено ни единой строчки.
- Тривнер, - произнесла Ян Рей.
И толстый человек, сидевший в углу, поспешно вскочил. Под его свободным одеянием перекатывались валики жира.
- Жрица! - воскликнул он, склонившись в низком поклоне. - Какая часть видеть вас здесь, среди нас, недостойных столь блистательного общества.
В его голосе слышалась легчайшая тень улыбки, но Ян Рей относилась к подобной вольности снисходительно. Главный палач был непревзойденным мастером своего дела. Эту должность он получил раньше, чем она стала жрицей, и занимал ее уже более сорока лет. Поговаривали, все это время он ни разу не видел неба.
- Доложите, что сказал заключенный.
- Ничего, жрица, - произнес Тривнер. - Ровным счетом ничего.
Ян Рей удивленно вскинула брови. Бэмор, казалось, смотрел на нее, однако она не могла утверждать это с уверенностью. В камере царил полумрак, а заплывшие глаза арестанта превратились в узкие щелочки.
- Ничего? - переспросила она, бросив взгляд на тощего писца.
Тот молча кивнул.
- Я начал с так называемых воздушных крыльев, - сообщил Тривнер.
Ян Рей знала, какого рода рассказ ей предстоит услышать. Палач имел привычку с упоением описывать пытки, которым подвергал своих подопечных, и с этой особенностью она была хорошо знакома. Рассказывая, он становился похожим на поэта, живописующего самую страстную любовь своей жизни.
- Первым делом я обработал его колени и локти, потом обе голени, - повествовал Тривнер. - Как всегда, действовал не спеша, сначала снял слой мяса, потом хорошенько раздробил кости. Они уже никогда не срастутся. Можете не сомневаться, каждое движение доставляет этому парню невыносимую боль.
- Превосходно, - изрекла Ян Рей. - Но не затягивай свой отчет, Тривнер. Я пришла сюда, чтобы побеседовать с арестантом. Возможно, мне удастся сделать то, что не удалось тебе, - получить ответы на свои вопросы.
Щеки палача на мгновение вспыхнули от обиды, и он несколько раз глубоко вздохнул, дабы обрести душевное равновесие.
- После "воздушных крыльев" я приступил к наиболее распространенному способу воздействия, - доложил он. - Срывал ему ногти и заполнял раны порошком из кабаньих клыков. И одновременно запускал огненных муравьев во все естественные отверстия его тела.
Воодушевление Тривнера явно пошло на убыль, голос его звучал монотонно и сухо.
- Обычно огненные муравьи действуют безотказно, - сообщил он.
- Однако на этот раз они не принесли результата, - напомнила Ян Рей.
Бэмор слегка пошевелился, и веревки, пропитанные кровью, заскрипели. Арестант закашлялся, и его вырвало чем-то черным.
- Уйдите оба и оставьте меня наедине с ним, - приказала Ян Рей.
Тривнер попытался воспротивиться, но жрица властно вскинула руку и закрыла глаза, давая понять, что возражения бесполезны. Палач счел за благо не вступать в спор.
- Я буду ждать в коридоре, - заявил Тривнер, словно это могло служить ему утешением.
- По воле Ханхарана, он откроет мне все, что я пожелаю узнать, - молвила Ян Рей.
Но когда толстый палач и тощий писец покинули зловонную камеру, жрица ощутила легкую дрожь, природа которой была неясна ей самой.
Лишь спустя некоторое время она поняла, что это был страх.
Капитан Джейв приказал ей держаться подальше от окон. Он разговаривал с ней, как с неразумным ребенком. Этот человек пользовался особым доверием Ян Рей на протяжении многих лет, и существующие меж ними отношения граничили с дружбой, хотя о душевной близости между жрицей и солдатом не могло быть и речи. Тем не менее резкость капитана чувствительно задела ее.
- Ему сейчас не до церемоний, идиотка, - пробормотала она себе под нос.
Звуки, доносившиеся снаружи, становились все более угрожающими. Громогласные приказы и стоны боли; испуганные крики зевак, толпившихся на улице; свист стрел, вонзавшихся своими смертоносными остриями в глину, дерево и человеческую плоть. Приверженцы Бэмора вознамерились его освободить. Содрогаясь всем телом, Ян Рей подалась вперед и раздвинула занавески.
Ей уже доводилось попадать в опасные переделки. Восемнадцать лет назад, когда Виллем Марселлан был убит за то, что вышел из секты Уотчера, она сидела в карете рядом с ним. Убийца, вскочив на подножку, вонзил в грудь Виллема кинжал. Следующий удар, вне всякого сомнения, предназначался ей. Но прежде чем убийца успел его нанести, меч охранника пригвоздил его к полу кареты и пронзил ему внутренности.
Позднее Ян Рей вместе с несколькими другими жрецами Ханхарана оказалась втянутой в кровавую распрю между двумя могущественными семьями из Мино Монт-Кантона. Война была прекращена, но Марселланская Стена покраснела от крови, ибо в течение трех лун здесь встретили свою смерть четырнадцать казненных. То была жестокая, но необходимая мера. Да, Ян Рей знала на собственном опыте, что такое жестокость, что такое кровь, что такое беспощадность. Что такое страх, тоже было ей хорошо известно, но преодолевать его неизменно помогала вера. Ян Рей не сомневалась: как только ее земная жизнь прервется, дух Ханхарана, основателя города Эхо, встретит ее в своем царстве.
Она тревожилась вовсе не о себе.
Если они сумеют отбить Бэмора и спрятать его…
Этого нельзя допустить. Он слишком много знает, он слишком много взял на себя, он и ему подобные способны погубить город Эхо. Если Ханхаран не останется глух к ее мольбам, время для таких, как он, не наступит никогда.
Жрице потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит вокруг. Вероятно, Ниспровергатели выжидали подходящий момент, смешавшись с толпой и притаившись в домах, мимо которых двигалась процессия. Карета и стражники были окружены врагами. Стрелы летели со всех сторон, отовсюду до Ян Рей долетал зловещий свист, производимый тетивами. Трое Пурпурных Клинков, пронзенные стрелами, корчились на земле в предсмертной агонии. Один из них испускал душераздирающие вопли. Подобное малодушие не пристало воину, с досадой подумала Ян Рей. Судя по всему, даже Пурпурные Клинки ныне не получают воспитания в духе должной стойкости и отваги.
Четыре клыкастые свиньи тоже лежали на земле, из их щетинистых шкур торчали бесчисленные стрелы. Две свиньи были еще живы, они слабо перебирали ногами; веревки и кожаные ремни упряжи перепутались и обвисли. Прежде всего нападавшие позаботились о том, чтобы лишить противника средства передвижения.
Обезумевшая от страха толпа металась по улице, стараясь как можно скорее покинуть опасное место. Но сзади напирали другие зеваки, желавшие своими глазами увидеть происходящее. В результате возникла давка, лишившая испуганных людей возможности спастись бегством. Ян Рей понимала, что победу над Ниспровергателями необходимо одержать здесь и сейчас. От Десятой Тюрьмы их отделяло всего две мили, но это отнюдь не облегчало положения попавших в засаду.
По обеим сторонам улицы тянулись дома - трактиры, кондитерские лавки, уличные кафе, где немногочисленные посетители испуганно сбились в кучу посреди поваленных столов и стульев. Кое-где в верхних этажах окна были открыты. Ян Рей видела, как Ниспровергатели мечутся там, прицеливаясь и посылая вниз стрелы, поражавшие стражников. Справа, над крышами, возвышалась громада Марселланской Стены, и Ян Рей оставалось лишь горько сожалеть, что она не может скрыться за ней.
Но Джейв знал свое дело, и их положение отнюдь не было безнадежным. Дюжина Пурпурных Клинков окружила Дэла Бэмора, истекавшего кровью на своей дыбе; плащи, обшитые железными пластинами, защищали солдат от вражеских стрел. Лучники вскинули свои луки; Ян Рей знала: пущенные ими стрелы попадут точно в цель, ибо то были лучшие в городе стрелки. С верхних этажей таверны до нее донеслись крики боли - она видела, как метавшиеся там тени затихли. Несколько Клинков опустили деревянные ставни кареты, дабы защитить жрицу от опасности и лишить ее возможности наблюдать за происходящим. Джейв был среди них. В глазах его сверкнул сердитый огонь, когда он заметил, что Ян Рей выглядывает в окно.
- Назад! - рявкнул он.
- Ты уже послал за подкреплением…
- Разумеется!
Пурпурные Клинки, разбившись на пары, обыскивали ближайшие дома, пытаясь обезвредить скрывшихся там врагов. На улице вспыхнуло несколько яростных схваток. Ниспровергатели скрестили мечи со стражниками, хотя ни у одного из них не было надежды одержать победу над опытным и тренированным воином. Столь очевидное безрассудство заставило насторожиться Ян Рей. Она догадывалась: Ниспровергатели вовсе не склонны бессмысленно жертвовать жизнью. То, что они перешли к столь невыгодной для себя стратегии, означало, что они готовы на все или же…
- Джейв, странно, что они так быстро вышли из засады, - заметила она.
Капитан взялся за последний ставень, скрип дерева отдался болью в голове жрицы.
- Я это знаю, - нетерпеливо бросил он. - Они пытаются нас обмануть. Но мы не поддадимся на их хитрость.
- Они не должны получить заключенного, Джейв, - сказала Ян Рей и сама удивилась тому, как сильно дрожит ее голос.
Капитан, не обращая внимания на звуки битвы, вперил в жрицу пронзительный взгляд.
- Кто он такой? - спросил он.
- Тот, кто должен умереть на Стене на глазах у всех горожан.
С этими словами она отодвинулась от окна, позволив Джейву опустить ставень. Темнота, воцарившаяся в карете, подействовала на Ян Рей угнетающе. Закрыв глаза, она принялась молиться духу Ханхарана. Но молилась она вовсе не за себя. Она просила Ханхарана сделать все, чтобы Дэл Бэмор был благополучно распят.
- Печально, когда человек умирает вот так, насквозь провонявший собственной мочой и дерьмом, - заметила Ян Рей.
Она достала из рукава маленький изогнутый кинжал и приблизилась к висевшему вниз головой арестанту.
- Не надо меня жалеть, - откликнулся Дэл Бэмор.
Голос его изменился до неузнаваемости. Четыре дня назад, когда злоумышленник стоял перед Советом, в голосе этом слышалась насмешка, а каждое слово он произносил с вызовом. Сейчас он признал свое поражение. Но Ян Рей не могла позволить этому человеку одурачить себя.
Несколькими ударами кинжала она перерезала веревки и быстро отступила в сторону. Арестант упал прямо в таз с кровью и испражнениями и перевернул его, так что отвратительная смесь разлилась по каменному полу. Ян Рей сморщила нос от отвращения.
- Видел бы ты себя сейчас, - усмехнулась она. - Хорош великий Ниспровергатель, разрушитель устоев и язычник.
- Я не язычник, - возразил Дэл Бэмор.
Хотя руки его по-прежнему были связаны, ему удалось сесть. Она видела, что каждое движение причиняет ему боль. Интересно, как долго Тривнер заставлял его висеть вниз головой, подумала она. Лицо арестанта, покрытое грязными пятнами, было багрово. Тело покрывала сплошная корка запекшейся крови, многочисленные раны кровоточили. Собственная нагота, судя по всему, нимало его не смущала в отличие от Ян Рей, старательно отводившей взгляд от истерзанного обнаженного тела. Краешком глаза она заметила, что Бэмор пытается устроить поудобнее негнущуюся ногу.
- Я прикажу Тривнеру отрезать тебе ногу, - пообещала она. - Он уже проделывал подобные операции.
Бэмор хихикнул и, с усилием подтянув к груди колени, опустил на них подбородок. С губ его сорвался стон, но взгляд, устремленный в сумрак за спиной жрицы, был спокоен и задумчив.
- Предайся Ханхарану, - посоветовала она. - Только он способен сделать твою смерть менее мучительной.
- Насчет Ханхарана мы вряд ли придем к согласию, - сказал арестант, сплюнул кровь и на несколько мгновений закрыл глаза.
Грудь его тяжело вздымалась.
В нем едва теплится жизнь, подумала она. Все-таки мы сумели его сломить…
Но она ошиблась. Бэмор вовсе не был сломлен. Когда он заговорил, Ян Рей поняла, что за истекшие три дня дух его окреп и возмужал.
- Мы не придем к согласию, ибо у меня нет надобности в том, что необходимо тебе, - изрек он. - Тебе нужно, чтобы я искал помощи у Ханхарана, потому что вы, Марселлане, стремитесь поддерживать в своем стаде единомыслие. Тебе нужно, чтобы я ему молился, потому что мысль о том, что я прекрасно обхожусь без твоего бога, внушает тебе ужас.
- Это не так, - возразила Ян Рей.
- Мое неверие тебя пугает, - повторил арестант. - А мне вся эта ерунда совершенно ни к чему.
- Если вопросы веры кажутся тебе ерундой, прими Ханхарана. Ведь для тебя это ровным счетом ничего не изменит.
- Но тогда вы победите.
- Мы победим так или иначе. Завтра мы отвезем тебя в Десятую Тюрьму. Через три дня состоится процесс, на котором ты будешь осужден за ересь и приговорен к смертной казни. Тебя распнут на Стене, вбив гвозди в твои запястья и лодыжки. Потом тебя пронзят тринадцатью молодыми побегами, чтобы привлечь ящериц, и оставят умирать. Когда ты умрешь, ты начнешь гнить на виду у всех, кто проходит мимо. Насколько мне известно, некоторые горемыки висят на Стене по целому месяцу, прежде чем плоть начнет отпадать от костей кусками.
- Но тогда я буду уже мертв. Мне будет все равно.
- Если ты примешь его, я устрою так, что палач заколет тебя отравленным ножом. Ты умрешь прежде, чем он спустится по лестнице.
- Зачем же мне лишать себя последнего развлечения? - усмехнулся он.
Удивительно ровные белые зубы, обнажившись в улыбке, создавали странный контраст с распухшим, покрытым кровавой коркой лицом.
Ян Рей поднялась и отошла в дальний угол камеры. Там в полной готовности были разложены орудия, которые употреблял в своей работе Тривнер: устрашающего вида инструменты и приспособления из металла, камня, кожи, дерева и кости. Тут же стояли стеклянные банки, в которых содержались живые существа, одного вида которых было вполне достаточно, чтобы мучиться ночными кошмарами до конца жизни. Все инструменты содержались в идеальном порядке, насекомые чувствовали себя превосходно, и мысль о том, что кто-то заботится обо всем этом, вызывала у жрицы невольную дрожь. Ян Рей подумала, есть ли у Тривнера жена и дети, и мысленно понадеялась, что нет.
- Но почему ты? - спросила она, взяв в руки длинную полую кость, в которой было проделано множество отверстий.
- Что ты имеешь в виду?
- Почему именно ты стал знаменем, под которым объединились Ниспровергатели?
- Разве это так? - спросил Бэмор, и впервые в его голосе послышалось сомнение.
По-прежнему не глядя на него, жрица положила кость на место и взяла в руку перчатку, каждый палец которой был снабжен острым как бритва когтем. Страшно было представить, какие увечья это приспособление способно причинить человеческой плоти.
Она сунула в перчатку руку и невольно сморщилась, почувствовав прикосновение склизкой, маслянистой кожи.