И каюта превратилась в капсулу, способную некоторое время продержаться в космосе даже после гибели самого катера. Одного прикосновения к нужной "плашке" хватит для катапультирования. Но Александра не посмела спешить. Она офицер, а не сопливая девчонка, прячущаяся под кровать. Она еще не знает, что за опасность внедрилась на борт ее судна. Она несет служебный долг и ответственность за груз…
Как во сне, тупо, ничего не соображая, глядела лейтенант Коваль на мерцающие и поочередно гаснущие символы в панели. Отменено автономное воздухоснабжение - значок синего завитка чернеет, выключается. Отменена дополнительная защита каюты - мрачнеет и пропадает схематический рисунок щита с каким-то незатейливым вензелем. В смятении Александра успевает ударить ладонью (тут не промахнешься, самый главный сенсор - самый крупный!) в красное поле с изображением примитивного парашюта. Ничего не происходит, а вместо катапультирования отмирает и значок блокировки.
Дверная пасть разверзается одним бесшумным рывком.
И последнее, что удалось увидеть Коваль, - это ряд теней. Будто обтянутый черным трико танцор встал меж повернутыми друг к другу зеркалами и провалился в ложную галерею двойников. Разум лейтенанта не успел дать названия тому, что уловил взгляд. А затем - вспышка неистовой яркости поглотила ее и "Джульетту"…
…На мгновение из полыхнувшего белым светом и пропавшего затем катера образовалась черная дыра, исказившая пространство ближней Вселенной для пилотов, управляющих челноками-"оборотнями" и для притаившихся под куполом оптико-энергетической защиты "подсолнуховцев", которых возглавлял тот самый Ханс Деггенштайн.
Все звезды Галактики собрались для наблюдателей в шар, скучковались в непонятном единстве, заплясали, словно вакханки из древних мифов. Приборы аппаратов на несколько секунд потеряли чувствительность, машины дернуло к бездонному жерлу невесть откуда возникшего подпространства, и лишь молниеносно сработавшая аварийная защита спасла судна от гибели. При этом каждое из живых существ на их борту - и люди, и полуроботы - почувствовали жуткую боль, как если бы что-то мощное схватило их за ноги и за голову, пытаясь разорвать…
…А затем все прошло. Звезды "встали на свои места", системы восстановились. Не вернулась только "Джульетта", и несколько минут спустя командиры обеих сторон - и колумбянского Управления, и оппозиции Эммы Даун - лихорадочно соображали, в каких терминах им рапортовать начальству о случившемся…
10. Пробуждение
Кто бы подсказал, где? Кто бы подсказал, когда?..
Снова эти проклятые карты-лебеди с краплеными хвостиками! Но мое сознание уже знало этот символ, и я поняла, что сплю. Когда я об этом догадалась, объятия ласкового Морфея начали разжиматься, освобождая меня.
Меня поколачивал озноб. Я чувствовала себя ледяной глыбой. Вернее, не глыбой, а поскромнее: сосулькой. В детстве мы обожали грызть эти прозрачные штуковины, и запрет родителей не мог нам помешать. Даже беседы с отцом, пугавшим меня подробностями состава нынешних, постъядерных, осадков, действовали недолго. Наверное, нам тогда просто повезло. А может, папаша попросту перестраховывался…
Стоп-стоп! А где это я и почему не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой? Ведь они у меня есть! Ведь есть, правда?! Я запаниковала, внезапно вспомнив ужасающие фантастические фильмы о людях с отрезанными головами. Не хочу!
И отчего кромешная тьма вокруг меня? Я что есть сил таращила глаза, они готовы были лопнуть, но не увидели и проблеска света.
Это смерть?! Преддверье "молекулярки"? Но они ошиблись! Я жива! Я не могу двигаться, но мыслить-то я могу! Или ошибся тот, кто говорил о тождестве жизни и разума?! Выпустите меня! Я жива!
Пытаясь заорать, я издала лишь мычание зомби. Во рту не было даже слюны, небо и язык походили на иссушенную пемзу, а заиндевевшим легким не хватало воздуха.
Видимо, от перенесенного ужаса мизинец моей правой руки наконец дернулся, потом задвигалась вся кисть.
Откуда-то снаружи донесся тихий писк.
Так. Так. Успокоиться. Немедленно успокоиться и не дергаться, как дура! Мозги! Оттаивайте быстрее и дайте хоть какую-нибудь подсказку - что со мной происходит, черт возьми?!!
Значит, так. Вчера я заснула в своем номере в Адлере. Наверное, заснула, хотя Дик (ах, вот еще что! паскудный Лоутон! ну, что ж я теперь удивляюсь!)… хотя Дик основательно взбудоражил мои нервы своим дурацким запугиванием и советами за каким-то дьяволом лететь в Нью-Йорк.
Ну вот, я заснула и… Вот на этом "и" моя фантазия вместе с воспоминаниями спотыкалась… "И" - проснулась. "И" - представления не имею, где. "И"… Великий Конструктор, миленький, вот ей-ей клянусь: выпусти меня отсюда - карты в руки я больше не возьму! Пусть это все окажется кошмаром, а? Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста! Я не хочу в "молекулярку"! Я не хочу тут лежать, даже если это и не "молекулярка"! Ничего хорошего такое положение вещей не предвещает, доказано опытом всей моей раздрызганной двадцативосьмилетней жизни!
Кто-нибудь! Спасите! Эй! Э-эй!
Словно в ответ на мои немые мольбы что-то дрогнуло подо мной. Я ощутила это скорее нервными окончаниями в позвоночнике - они, окончания то есть, похоже, успели "оттаять". Послышался тихий гул и какое-то клацанье. Только потом я поняла, что гул шел извне, а вот клацанье - из моего рта: это стучали мои собственные зубы. И от холода, и от страха.
Тело стало оживать. То, на чем я лежала, ухнуло куда-то вниз (все так же в полной темноте), мягко затормозило вместе со мной и стало двигаться поступательно вперед, той стороной, где находилась моя голова. В сердце все сжалось, замерло. Я ухватила ртом глоток воздуха. Кажется, стало светлее? Нет: точно! Надо мной прозрачный купол. Да я ведь лежу, будто какая-то мумия, в стекловидном саркофаге! Мозги, думайте! Вы же все помните! Ну или почти все. Вам же это знакомо! Что это?..
Озарение пришло мгновенно: я в анабиозной камере! Сама ведь разглядывала такие однажды. Правда, снаружи…
В "саркофаге" быстро потеплело. Еще пара секунд - и я смогу двигаться. Может, и не полностью, но сбежать попытаюсь. Только сначала нужно оценить обстановку.
И я замерла в неподвижности, притворяясь по-прежнему спящей…
11. Измена подполковника Лаунгвальд
Земля, Восточное полушарие, космодром, 3 августа 1001 года
Детище межзвездной транспортной компании "Шексп-Айр", "Ромео", второй колумбянский катер, шустро и тихомолком проскочивший к гиперпространственному тоннелю через восемнадцать часов после исчезновения "Джульетты", опускался теперь по специальной, возведенной высотою до орбиты, шахте.
"Трубой", как ее называли на космопортовском жаргоне, пользовались довольно редко. Находилась она в районе древнего Байконура: эту местность и прежде использовали для запуска первых ракет. По "трубе" поднимали и спускали крупные судна, с которыми по той или иной причине было нужно обращаться особо бережно и которые нельзя было оставлять на орбите.
К такой категории важности и относился на сей раз катер "Ромео".
Местность вокруг старого космопорта была оцеплена солдатами военных отделов близлежащих городов. При этом все они скрывались под ОЭЗ - это было прямое распоряжение маршала при Президенте Содружества. Этот приказ был отдан в обход Лоры Лаунгвальд.
А сейчас солдаты просто ждали, невидимые и неслышимые, в мрачных коконах силовых установок.
На борту катера - три человека. И самое главное - некий контейнер. Военным строго-настрого, под страхом трибунала, запретили применение оружия в районе катера.
Вблизи "трубы" расположилось несколько машин с неоновой эмблемой Содружества. Встречающих выслала подполковник Лаунгвальд с двумя миссиями: принять контейнер и…
А вот для пресечения второй части приказа Лоры Лаунгвальд и были стянуты войска. А пока - "не пойман - не вор"… Не пойман - не вор.
Выполнить задание Лоры должна была капитан Якопольцева, верная приверженица нынешнего руководителя ВПРУ. И Якопольцева была уверена: после успешно завершенной операции Лаунгвальд даст ей майора. Давно пора!
Нижний ярус "трубы" раскинулся в подобие цветка, и под гигантскими, затмившими солнце, лепестками очутился хищных очертаний колумбянский катер, мощный, словно Кракатау, и одновременно легкий, будто присевшая испить нектара пчела.
Днище "Ромео" трансформировалось в лифт, и через несколько минут из его кабины вышли три человека: двое мужчин и женщина. Один был скорее пожилым, его спутник и спутница - молодыми и одетыми в спецотделовские мундиры. Мужчин Якопольцева не знала, только догадывалась, что пожилой - это Алан Палладас, неким образом причастный к ее нынешнему заданию. А вот с рыжеволосой женщиной, тоже капитаном, они узнали друг друга сразу:
- С прибытием, капитан Буш-Яновская!
- Благодарю… - холодно откликнулась та и "не заметила" протянутой руки.
- Прошу во флайер. Грузом займутся.
Якопольцева окинула быстрым взглядом третьего, синеглазого брюнета, от которого так и сквозило молодой энергией. Жаль. В других обстоятельствах она предпочла бы с таким скорее провести две-три ночи, чем…
Палладас и спецотделовцы направились к флайеру. Якопольцева шла следом. Оказаться в замкнутом пространстве, защищенном от лишних взглядов… А потом… Иногда флайеры и самолеты теряют управление. Редко, но такое случается…
Капитан напоследок махнула рукой своим людям, чтобы приступали к выгрузке, и поднялась на борт флайера.
Синеглазый спецотделовец спокойно пристегивался в кресле, Буш-Яновская и Палладас наблюдали в обзорник за перемещениями исполнителей приказа капитана возле "Ромео".
Якопольцева извлекла из кобуры свой плазменник и, не медля, целя в головы, трижды нажала на спуск.
Но… лучи смерти беспрепятственно прошли сквозь плоть убитых, пронзили подголовники кресел и погасли, натолкнувшись на защитное покрытие флайерных стенок. А трупы растворились в воздухе.
И тут начался штурм.
12. "Анабиозка"
Земля, Восточное полушарие, космодром, на борту катера "Ромео", 3 августа 1001 года
Дик просто отключил программу управления трех голографических проекций. Полина двинула бровью, а впечатленный Палладас, уже в который раз счастливо избегнувший верной смерти, кашлянул в кулак.
Все трое не спешили покидать борт "Ромео", ставшего крепостью.
Буш-Яновская знала, что сейчас, именно в эту минуту, в кабинет подполковника Лаунгвальд входят представители Арбитров Трибунала и предъявляют ей обвинения. Она представляла выражение лица "тети-тираннозавра", как назвал ее однажды Калиостро, и жалела, что всего этого не видит Фанни…
Возникшие ниоткуда, полигон окружали боевые гравимобили ВО. Над плато загремел голос, требующий сложить оружие и сдаться. И подчиненные, которые лишились блокированного во флайере командира, предпочли уступить силе. "Штурм" закончился без кровопролития.
Только тогда, когда последний из группы Якопольцевой был арестован и отправлен в гравимобиль, на подъездной дорожке близ "трубы" показался черный микроавтобус пси-агентов генерала Калиостро.
Полина и Алан готовились к высадке, вполуха слушая непонятную болтовню Дика и Джоконды на их напевно-стрекочущем языке. Капитан заодно обнялся и со спутниками "эльфийки", которые лишь после этого почтили своим вниманием остальных пассажиров "Ромео". "Эльфы" выглядели беззаботными и легкомысленными. Витторио, заплевавший скорлупками своих орешков весь пол в каюте, даже похлопал Палладаса по плечу и ссудил горсточкой угощения, ссыпав ее прямо в карман ученого.
- Ты с нами в "анабиозку"? - усаживаясь в микроавтобус, уточнил Дик у Джоконды.
Та лишь улыбнулась.
* * *
Предместье Москвы, 3 августа 1001 года
Лаборатории по биозамораживанию находятся за чертой города и эксплуатируются не очень долго: лет сорок с небольшим. До снятия московской Фильтросферы здесь была пустошь. Да и теперь, на стыке X и XI веков, лишь очень наблюдательный глаз обнаружил бы здесь следы разумной деятельности: анабиозные лаборатории были спрятаны глубоко под землей.
Управленцев здесь ждали. Полину, Дика и Джоконду встретили два медика, чтобы провести внутрь. Иного способа попасть сюда, кроме как с дозволения старшего персонала, не было. Возможно, пройти в лабораторию беспрепятственно смогла бы только президент…
Хитросплетения коридоров закончились просторным, ярко освещенным холлом.
- Придется пройти обеззараживание, - оглядев посетителей густо накрашенными глазами, безапелляционно заявила одна из медиков, блондинка с туго скрученными на затылке волосами и в смешной бирюзовой шапочке на макушке. - Вот, установка для постоянного персонала, пожалуйста…
Спецотделовцы и "эльфийка" послушно нырнули под низкую арку маленького помещения. Ненавязчиво и быстро их одежда была обработана мягкими направленными струями антисептика. Механический голос предложил им пройти в открывшиеся двери напротив арки.
Посреди небольшой комнаты стояло два "саркофага". Крышки обоих были отодвинуты, и за прозрачными стенками дальнего пытался приподняться крупный мужчина. Движения в ближнем не угадывалось, и Дик слегка изменился в лице:
- Что-то не так? - спросил он, обращаясь к медикам.
Блондинка с "шишечкой" оторвалась от приборов и удивленно посмотрела на него:
- Что, простите?
Калиостро кивнул на саркофаг.
- Почему не просыпается? Я могу подойти?
- Да, можете. Она проснулась.
- Ничего не понимаю…
- А ты поцелуй ее, она и проснется, - посоветовала Буш-Яновская и, зардевшись от радости, поторопилась ко второй капсуле, откуда уже пытался выбраться Валентин.
Из одежды на нем были только плавки. В таком же "наряде" была и лежащая неподвижно женщина - Фанни Паллада.
- Холодно-то как! - пожаловался Буш-Яновский. - Задубел вконец!
Дик наклонился над "саркофагом" Фаины. В ту же секунду она ухватила его за ворот, резко дернула на себя и стукнула лбом в переносицу.
Жуткая, ослепляющая боль в голове. Схватившись за лицо, Дик отпрянул. Будь у Паллады получше с координацией, она сломала бы ему нос. Но даже этого внезапного удара хватило, чтобы вывести Калиостро из строя. После одного неприятного случая в самолете он и без того часто страдал от головных болей.
Полуобнаженная, гречанка вылетела на свободу и ринулась к захлопывающимся дверям. Медики подали сигнал тревоги, но Фанни столкнулась с преградой в виде Джоконды Бароччи до появления охраны. Полина с усмешкой проследила, как обессиленная подруга в последнем яростном прыжке атакует "эльфийку". Атакует пустоту. Потому что Джоконды на прежнем месте не было: она уже скрутила Фанни парализующим посылом, явно стараясь ей не повредить.
Рот Валентина приоткрылся сам собой:
- А тут чего?.. - медленно спросил Буш-Яновский.
Вместо ответа Полина обняла его и молча, прикрыв глаза, прижала рыжеволосую голову к плечу мужа.
Через запасные входы в помещение синхронно вломились охранники, опоздавшие всего на несколько секунд.
А проигравшая и осознавшая, что проиграла, Фаина медленно опустилась на корточки, села на пол и тихо заплакала.
- Что вам нужно от меня? - услышали ее шепот "эльфийка" и подошедший Дик.
Капитан, мигом расстегнув мундир, закутал им обнаженную гречанку. Она не сопротивлялась и, судя по всему, не видела того, кто это сделал. Рыдания злой удавкой стянули ее горло, и даже всхлипнуть не могла Фанни.
Дик сделал знак, чтобы все отошли от них.
- Послушай меня, - он сел рядом с женщиной. - Все кончилось. Тебе восстановят память. А потом ты решишь. Все кончилось, слышишь меня?
Она затихла и с минуту глядела ему прямо в глаза. Затем распухшие губы ее приоткрылись, и Фанни с глухой ненавистью ответила:
- Да пошел ты!
13. Разгадка
Москва, квартира Фанни, 4 августа 1001 года
Лучше бы я так и осталась в неведении! Я не хотела, я ведь так не хотела разблокирования моей чертовой памяти! Неужели я информнакопитель: захотели - стерли, захотели - перезаписали?! Мой разум снова мутился, как тогда, после увольнения. Медики "анабиозки" записали, что это результат сильного нервного потрясения. А я думаю так: горите вы все синим пламенем, ублюдки!
Теперь я сидела в том же проклятущем кресле в управленческой лаборатории, я была единым целым с машиной, от которой зависело, буду я помнить или нет, воскреснет моя личность или погрузится в состояние полного идиотизма. Ненавижу машины! Ненавижу людей! Ненавижу весь этот мир!
- Постарайтесь успокоиться, госпожа Паллада! - сказал кто-то из этих тварей-врачей по внутренней связи.
А я снова рыдала и кричала, обсыпая их всех самыми грязными ругательствами, какие только выпрыгивали мне на язык из моей больной башки.
Они терпеливо ждали, когда пройдет моя истерика. Я потом поняла, что ждали. И нельзя было вводить мне транквилизаторы. Только сама!
Когда блокировали, ничем не гнушались, падлы!
- Вы собрались?
Я набрала воздуха в грудь и выдохнула:
- Да. Извините.
- Все в порядке. Приступаем.
- Я готова…
…И там, где было пусто словно после похода Аттилы, стали возникать расплывчатые образы, постепенно обрастая плотью, жизнью, звуками.
Мне стало хорошо. Так хорошо мне не было уже много лет…
- Мы поступили! - швыряя в меня подушкой, кричит разлохмаченная, радостная Буш-Яновская. - И ты, и я, слышишь?
Мне смешно и опять же - хорошо. На два долгих месяца можно забыть о нудных книжках, о тренингах, о преподавателях. И хорошо, и смешно одновременно осознавать себя студенткой Академии. Смешно, потому что я, анархистка по глубоким убеждениям, никогда не думала, что стану работать на государство. Смешно, потому что Полина, скрипя мозгами, ломилась к своей мечте, а я стала абитуриенткой скорее с ней за компанию и не слишком-то напрягалась, готовясь к экзаменам…
- Через месяц мы с Максимилианом улетаем на Эсеф.
Сэндэл. Интриганка, хвастушка-завирушка Сэндэл, уже писательница, уже знаменитость. Помню проводы, помню кислую физиономию посла. Он никогда не нравился мне, и я считала, что Сиди взяла его в мужья только ради будущей карьеры. И впоследствии жизнь подтвердила мои догадки…
…Мне двадцать три. Я готовлюсь подтвердить звание старшего сержанта. Для этого - год практики в Нью-Йорке с группой таких же "желторотиков"-курсантов, как и я. Полина - в Токио. Переписываемся каждый день, а когда позволяют средства, то и общаемся по приватному каналу в проекциях. Но денег никогда не было чтоб так уж слишком много…