Обозрев его ото всех возможных точек зрения, я уже не удивлялся тому, что не узнал воздушный корабль. Верхняя сторона его была покрыта слоем земли, высокие деревья и растения скрывали корабль, превращая в огромную глыбу, покоившуюся на вершине скалы. Убедившись в этом, я решил подняться наверх и попытаться проникнуть внутрь воздушного корабля. Я не должен был этого делать, зная, что должен только идти и идти вперед к своей милой. Тем не менее, я потратил некоторое время на исследование корабля и сделал это вполне обдуманно. Должно быть, я показался всем весьма серьезным молодым человеком; однако столь серьезное и опасное предприятие еще не предоставляло мне повода отвлечься. Да и в наше время, до моей великой утраты, до смерти Мирдат, моей Единственной и Прекрасной, я не обнаруживал излишней серьезности, а был весел, как и подобает молодому человеку.
Теперь мне потребовалось больше времени, чтобы подняться на Скалу, - ведь она была столь крутой и высокой. Однако, наконец оказавшись под днищем корабля, я обнаружил, что в своем далеком от меня времени он получил серьезные повреждения; камень пробил его днище, и разорванный металл кое-где еще выступал над слоем земли и растений, укрывших остальные повреждения. Полазив по самому верху, я понял, что сумею подняться еще выше только, если воспользуюсь свисавшими сверху растениями. Как следует потянув за ветви, я понял, что они выдержат меня, и поднялся на верх корабля. Впрочем, с тем же успехом можно было считать, что я хожу по земле; поскольку корабль был сверху покрыт землей и пылью, нанесенной ветром за чудовищное количество лет, чтобы докопаться до самого корабля, мне потребовалось бы много времени. Подумав немного, я решил прекратить поиски, спуститься вниз и продолжить путь. Но сердце мое волновали странные мысли о горькой и одинокой кончине обитателей этого воздушного корабля. Там, на высокой скале, мне показалось, что летучий корабль пробыл на вершине ее сотни тысячелетий. Возможно, в те времена здесь правило море, и сия великая скала крохотным островком поднималась над его волнами. Вечность, прошедшая с той поры, превратила океан в мелкие водоемы. А корабль все лежал и лежал на скале, безмолвно внимая переменам и чудесам, происходившим в Стране Огня и Воды. Как знать, каким образом очутился здесь воздушный корабль; быть может, в те давние времена он летел невысоко над морем и ударился о скалу по невнимательности кормчего. А может быть, все было тогда иначе.
Спустившись, наконец, к подножию скалы я заторопился вперед, стараясь не тратить времени понапрасну, и пореже вспоминать о корабле, оставшемся на скале под тихим пеплом вечности.
После этого я шел восемнадцать часов и не видел более Горбачей, однако трижды чуть не попал в беду. Между четырнадцатым и семнадцатым часами мимо меня три раза пролетали чудовища, большие и уродливые, передвигавшиеся скорее прыжками, чем птичьим полетом. Впрочем, они не заметили меня, так как я всякий раз быстро прятался между валунами, изобиловавшими в этом краю, теперь сделавшемся безлесным. Деревья остались за мелкой речкой, которую я перешел вброд на тринадцатом часу того дня, нащупывая себе путь древком Дискоса, но панциря не снимал: ведь даже в столь мелкой воде могли водиться зубастые твари. Впрочем, перебрался я без приключений.
Потом я ел и пил - как всегда - в шестом и двенадцатом часу, а когда настал восемнадцатый, вновь приблизился к лесу, дотянувшемуся до самого берега, который всегда находился справа от меня. Ныли синяки, полученные в отчаянном бою, я ощущал усталость, потому что лазил на скалу, а потом долго шел: после моего пробуждения миновал уже двадцать один час.
Непрерывно осматриваясь, я, все же, не заметил подходящего места для сна. А потом решил, что могу считать себя дураком: вокруг было много деревьев; на любое из них можно было залезть и в безопасности переночевать, привязавшись к ветви. Так я и поступил, но прежде чем лезть на дерево, поел и попил.
Потом, уже наверху, я устроил себе удобное ложе на толстенной ветви, надежно пристроил у бедра Дискос, чтобы он не упал, но был под рукой, и даже чуточку подумал о Наани, потому что заснул к собственному удивлению не сразу, что, наверно, объяснялось внутренним недоверием к столь ненадежному ложу.
Мне вдруг подумалось, что я уже весьма долго не слышал Слова Власти от моей дорогой Девы, хотя уже преодолел огромный путь от своего дома, от Великой Пирамиды, ведь кончался два-на-десять пятый день моего пути, а я находился еще далеко от обиталища Наани.
Мне казалось, что я буду вечно скитаться по просторам Страны Огня и Воды, и мысль эта великой тяжестью легла на мое сердце; ведь Дева была в отчаянии, она нуждалась в моей помощи, а я заплутал в глуши. Хотя до этого времени мне казалось, что я избрал правильный путь.
Словом, обдумывая предстоящие дела, я напомнил себе про компас, я не слишком надеялся на него, просто хотел знать, куда привел меня путь. Я подумал, что если прибор вдруг покажет направление на Малый Редут, значит, я воистину нахожусь поблизости от него. Впрочем, я не смел в это поверить.
Прошло некоторое время; я просыпался и засыпал, засыпал и снова просыпался, и опять забывался нелегким сном, потому что утомленное сердце мое не могло должным образом успокоиться. Иногда я даже приоткрывал глаза и видел над собой ветви деревьев, черные на багровом небе: поблизости над морем высилась яркая огненная гора. Красный венец ее тонул в черноте ночи, в чудовищном мраке вечности, а светлый столб дыма над вершиной лишь подчеркивал предельное величие Ночи, давно уже окутавшей Землю.
Сквозь сон я думал о своем удивительном приключении, о том, как могло случиться, что, живой и теплый, я оказался в Стране Красного Света и дымящихся морей… и о том великом мире, что раскинулся надо мной во мраке и холоде в полутора сотнях миль над этой мрачной землей.
И я со скорбью подумал об усопшей земле, покоящейся наверху, в никому неведомой ночи; о закутанном в вечный снег унылом и мертвом мире, раскинувшемся под пологом беззвездного неба. Там наверняка царил жестокий мороз, способный погубить все живое. Даже если бы на предельной высоте мертвого мира нашелся бы сейчас хотя бы один человек, способный подойти к краю великой Расселины, вмещавшей теперь всю жизнь на земле, разве сумел бы он разглядеть багровый свет в глубинах Великой Ночи?
Я только что сказал, что глубина Долины достигала полутора сотен миль, потому что у нас считалось, что поверхность Ночного Мира лежит более чем в сотне миль от поверхности мертвей земли; однако я все время спускался - и по Великому Склону, и ущельем, пройдя столь великий путь. Впрочем, наверно, я ошибался; сердце подсказывает мне, что мы пребывали в чудовищных глубинах, превышавших то число миль, которое я назвал.
Наконец, оставив все размышления и мечты, я действительно погрузился в сон. Но, тем не менее, спал я не очень крепко и время от времени пробуждался. Должно быть, мне достаточно повезло, ибо, проснувшись, я повернулся на своей ветви, потому что услышал шум, исходивший не от Великой Огненной Горы. И шум этот становился уже угрожающим. Мгновение спустя семеро Горбачей выскочили из леса, так, словно бы их преследовало какое-то чудовище.
Они приближались к моему дереву и, почувствовав великий страх, я расстегнул пояс, готовясь вступить в схватку.
Потом все семеро полезли на дерево подо мной. Но не потому, что заметили меня и решили убить; они явно хотели скрыться от какого-то создания, еще находившегося среди деревьев. Рев становился все громче, и Горбатые притаились на нижних ветвях.
Теперь я заметил, что каждый из них держал окровавленный камень, явно заостренный самым примитивным образом. Камни эти они зажимали под мышкой, освобождая ладони для дела. Рев приближался, и из-за деревьев выскочил еще один Горбач, бежавший не слишком быстро к сидевшей на ветвях семерке. Я понял, что он подманивает какого-то зверя. Так и вышло: из-за деревьев показалась огромная и уродливая тварь, передвигавшаяся самым некрасивым образом. С каждой стороны тела у нее было по семь ног, на спине торчали рога, брюхо волоклось по земле. Зверь на ходу пыхтел, сотрясал землю своим весом и взрыкивал. Я сразу понял, что этот зверь не из тех, кто ловит быструю добычу, но поедает все, что находит, пользуясь чудовищной силой. Раненый и разъяренный, зверь гнался за горбатым человеком. Кровь текла из ран на его спине, но чем они были нанесены, было неизвестно.
Тут тварь зашла под дерево, на котором я прятался, и уже хотела выйти из-под него, но не тут-то было. Семеро Горбачей соскочили с ветвей, хватаясь за огромные рога на спине, и я увидел раны, открывшиеся в сочленениях спины. Горбачи взялись за свои острые камни и вновь ударили в эти раны. Тварь взревела и бросилась вперед в лес, Горбачи все били и били ее своими рубилами.
Отойдя подальше, животное повалилось на спину, но Горбатые перебежали по ее боку. Тогда тварь немедленно перекатилась обратно, и на чудовище осталось только четверо Горбачей, остальные, как я понял, погибли.
Потом уцелевшие забежали вперед зверя и взобрались на другое дерево. Один из них вновь принялся дразнить тварь и заманил ее в новую засаду. Горбатые опять спрыгнули на спину чудовищу и принялись молотить ее камнями. Раздались жалобные и громкие вопли. Ну а сколько Горбачей начали странную охоту, я не знал, но, безусловно, до конца ее дожили немногие.
Подобные создания существовали с начала мира и появились вновь, чтобы присутствовать при его конце. Так размышлял я, не слезая с толстой ветви, вслушиваясь в звуки охоты, доносившиеся уже издалека. Наконец все стихло.
Пережив это приключение, я спустился на землю и хорошенько огляделся. Убедившись, что ни звери, ни Горбачи меня более не тронут, я съел две таблетки и выпил воды.
Поступив так, я приготовился уйти, но напомнил себе, что сначала следует сориентироваться по компасу. Стрелка прибора указала между севером и югом, склоняясь в сторону Запада, как и говорила мне Наани. Тем не менее, стрелка повернулась на юг больше, чем следовало из ее слов. Я немедленно ощутил великое облегчение, усмотрев в показаниях прибора верный знак того, что я приближаюсь к тому уголку Земли, где располагалось Меньшее Убежище. Однако до него нужно было еще идти и идти, так как притяжение могучего Земного Тока в Великом Редуте оставалось сильнее воздействия Малой Пирамиды.
И все же я ощутил великую радость и продолжил свое путешествие скорым шагом, не опасаясь никаких сюрпризов, которыми мог бы еще удивить меня этот край.
Весь день я спешил как только мог и часто хотел послать Наани мыслями Слово Власти, однако воздержался от столь глупого поступка, который, скорее всего, только привлек бы ко мне Силы Зла, тем самым обрекая на погибель почти рядом с обиталищем Девы. Неотступный страх перед населявшими Ночную Землю Силами Зла постоянно сдерживал меня и не давал себя обнаружить. Возможные последствия опрометчивого поступка вы представляете теперь не хуже меня.
На шестом часу дневного перехода я вступил в область изобиловавшую фонтанами пара и брызг. В огромных скальных котловинах кипела вода, наполняя воздух ревом и плеском, туманное облако настолько сгустилось, что я едва мог видеть дорогу перед собой. О том, чтобы озираться по сторонам, не могло быть и речи.
Иногда я останавливался, ел и пил, а потом снова шел вперед. Море оставалось по правую руку. И эта часть пути также выдалась нелегкой, море и здесь курилось, а огромное облако пара мешало мне набрать скорость: поспешив, я мог запросто свалиться в воронку, полную кипящей воды.
На девятом часу я вышел из края горячих источников и оставил позади котловины с облаками пара. Путь теперь был хорошо виден. Тут я обнаружил, что пришел к пределу Великого Моря, прижимавшегося к подножию невероятно высокой стены, уходившей вверх, в ночные глубины, и словно бы ограничивавшей Страну Огня и Воды. В сомнении я замер на месте. Пребывая в нерешительности, куда направиться дальше, я повернул налево вдоль этой горы, повинуясь одному только здравому смыслу. Больше идти было некуда, оставалось разве что вернуться назад.
По окончании двенадцатого часа я съел две таблетки, выпил воды и продолжил путь. Уже к четырнадцатому часу я добрался до входа в уходившее вверх ущелье, весьма темное и унылое.
Как мне не хотелось тогда подниматься по ущелью после светлых просторов страны Огня и Воды!
На всякий случай я прошел подальше, пытаясь обнаружить другой путь из этой страны. После часового перехода я увидел перед собой черную широчайшую реку, до противоположного берега которой было около мили. Она показалась мне очень мелкой. Вода едва прикрывала дно. От поверхности воды поднимались струйки пара, внизу бурлил и хлюпал ил, булькая и пыхтя, вырывались прозрачные дымки. Создавалось впечатление, что река дышит теплом.
Река была настолько широка, что не было видно ее второго берега - настоящее море. О переправе нечего было и думать: ни одного дерева для плота поблизости не оказалось, а широкий водный простор обещал неожиданные глубины посреди мелкого илистого дна. Кроме того, даже соорудив плот, я мог угодить под один из грязевых фонтанов. Вынужденный вернуться к ущелью, я наконец углубился во тьму.
Потом я поднимался - то и дело оступаясь - шесть бесконечных часов. И, привыкнув к яркому свету, считал, что попал в кромешную тьму.
Шесть трудных часов я удалялся от Страны Морей, вступив в жуткую область, подобную Ночному Краю. Багровые огненные жерла светили и здесь, но их было немного. Ну а возле огней, как всегда, обнаруживала себя жизнь жутких тварей. Заметив это, я стал держаться подальше от жерл. И все же, увы, мне приходилось подходить к ним порой слишком близко. Кое-где между стенами ущелья оставалось не более сотни добрых шагов, и мне приходилось приближаться к огненным жерлам, хотел я того или нет.
Все это время ущелье постоянно и круто поднималось вверх, делая подъем скорым и достаточно утомительным, и я шел со всей возможной быстротой и с волнением в сердце думал о том, что приближаюсь к уединенному уголку мира, вмещающему Меньшее Убежище.
Пройдя по ущелью шесть долгих часов, я со всей осторожностью принялся искать место для сна, потому что невероятно устал.
Таковое место обнаружилось справа, вверху на темной стороне ущелья. Скалистый карниз ярко освещало горевшее невдалеке огненное жерло. Забравшись на этот карниз, я нашел, что он надежен, хотя и не столь уж уютен.
Потом я ел и пил и заставил себя уснуть. Сон пришел очень быстро, я почти не думал о милой Деве. Это неудивительно: ведь прошло более двадцати трех часов с тех пор, как я последний раз смежил веки, и посему я испытывал великую усталость.
Через шесть часов я проснулся, пил и ел, а потом вновь спустился на дно ущелья и продолжил свою дорогу наверх.
Теперь я приблизился к огненным жерлам, и тьма перестала быть полной: тусклый багровый свет выбивался у черных подножий скал, ограждавших ущелье; нередко основания их были видны весьма отчетливо, однако о высоте приходилось догадываться, черные скалы уходили вверх в самое сердце ночи.
Огненные жерла нередко выхватывали из тьмы кошмарных Змей и Скорпионов, величиной с мою голову. Потом я начал замечать и других - ползавших среди скал ущелья, а посему держал Дискос наготове, однако так и не воспользовался им в тот день.
Я ел и пил в шестом и двенадцатом часу, продвигаясь вперед достаточно быстро. Через шестнадцать часов эфир всколыхнулся вокруг меня, и биение Слова Власти слабо донеслось до моего внутреннего слуха. Сердце мое немедленно наполнилось радостью: моя любовь взывает ко мне. Слабо Слово Власти раздалось потому, что Силы Земного Тока оставили окрестности Меньшего Редута, лишив его обитателей возможности общения с нами, о чем я уже говорил.
Сказать, что Слово Власти затрепетало вокруг меня в ночи можно, допустив явное преувеличение, настолько тихо и слабо прозвучал зов. Постояв некоторое время, я возобновил путешествие - не без сомнения в сердце, но ощутив и прилив сил. Надежда вернулась ко мне. Чтобы унять волнение в груди моей, мне пришлось в тот переход идти тридцать долгих часов.
Однако по истечении этого срока я понял собственную опрометчивость и принялся искать место для сна. С правой стороны ущелья была пещера. Я осветил ее сиянием Дискоса. Она оказалась чистой и пустой. Пещера располагалась в утесе, и от дна его до входа надо было подняться на добрых двадцать футов.
Наконец я благополучно забрался в пещеру, не сомневаясь в том, что она подходит для моих целей, съел четыре таблетки, положенные моему желудку, выпил воды и погрузился в сон.
И все время мысли мои были устремлены к Наани. Прошло некоторое время, прежде чем я погрузился в сон.
Наметив себе, что просплю не более шести часов, через шесть часов я и проснулся, совершенно не выспавшийся. Стряхнув с себя сон, я съел две таблетки, выпил воды, надел свое снаряжение, спустился в ущелье и отправился в путь. Весь тот день я летел как на крыльях. Душа моя пела о том, что цель моего путешествия, моя любовь, уже близко.
На этот раз - тридцать часов без сна. Каждые шесть часов я пил и ел, чтобы не лишиться сил. А когда завершался тридцатый час, почувствовав великое утомление, я стал озираться и обнаружил справа от себя скалу. Ее выступ был вполне пригоден для ночлега.
Забравшись на этот выступ, я увидел существо, напоминающее огромного паука. Оно скрывало свое брюхо в расщелине скалы. Я разделался с отвратительным созданием очень быстро - едва прикоснувшись Дискосом. А потом с радостью убедился в том, что ничего опасного там более не было. Потом я съел две таблетки, выпил воды и как всегда приготовился ко сну. Этой ночью мне пришлось как следует укутаться плащом, потому что в ущелье было весьма прохладно. Кстати, и здешний воздух не был столь густ и свеж, как тот, к которому я уже успел привыкнуть за последние дни моего путешествия.
Я настолько устал, что уснул буквально за мгновение. Утомленное тело столь нуждалось во сне, что даже тревога не могла заставить меня бодрствовать. Заснул я глубоко и ничего не ощущал в течение восьми часов. А когда проснулся, вознес благодарность Богу за то, что ни силы зла, ни земные ползучие создания не напали тем временем на меня.
Освежив себя сном, я приготовился к пути: ел и пил, а потом надел снаряжение и спустился в ущелье. После я шел восемнадцать часов, ненадолго останавливаясь каждый шестой час, чтобы есть и пить. А когда завершался восемнадцатый час, я заметил, что стены ущелья вокруг сделались очень сырыми. Мне казалось, что стены его сходятся надо мной, образуя чудовищный свод где-то в немыслимой высоте. Впрочем, так я лишь думал, не имея возможности проверить, так ли это.
Или нет, одно свидетельство все-таки было: теперь на меня то и дело капало сверху.
Потом я шел в течение одиннадцати часов, изредка встречая огненные жерла. Неяркое пламя выбрасывало сернистый дым, жавшийся к земле, словно бы не имея возможности подняться вверх. Капли вокруг покрывала сырая растительность, по которой было скользко ступать.
Сырой и подвижный воздух давил на землю, а к вони огненных жерл примешивалась струя запаха мертвечины.
На какое-то время меня окружила жуткая тьма. От испарений огненных жерл воздух загустел, и мне попадались лишь самые тусклые огоньки, не способные разогнать тяжелую тьму. Тьма и растительность на скалах мешали мне идти, я то и дело оступался, а от зловония меня уже просто мутило.