"И тут ты мне помогаешь", - горько усмехнулся он Всеведу и уже более уверенно стал продвигаться наверх.
- Не дойти ему, - услышал он, стоя на трясущихся ногах на середине пути, унылый голос Радомира. - Нипочем не дойти.
"Точно задницу надеру, - мстительно подумал Константин. - А за то, что каркает под руку, и уши заодно. Да так, чтоб они, опухнув, в точности на его задницу походили".
Представившееся на миг зрелище Константина даже слегка вдохновило, и он сумел сделать еще несколько шагов, с неимоверным трудом поднявшись на сам ствол.
"А теперь передохнем", - вздохнул он с облегчением, но тут же услышал предостерегающий голос ведьмака:
- Класть нельзя. Тело один раз кладут и больше его уже не касаются. Так что коли силы есть - неси, а нет - клади и сам спускайся.
- Да ведь он же тогда сбоку лежать будет, - возмущенно охнул Радомир.
- Ну ты сам погляди - он и так еле на ногах стоит, - примирительно заметил Маньяк. - Свалится еще, тогда совсем худо будет.
- Но как же! - чуть не плакал Радомир.
- А вот так! - сердито огрызнулся ведьмак. - Видать, не судьба Всеведу в ирие косточки стариковские согреть. Нет у его друга силенок - я отсель и то вижу, - и вновь князю: - Клади!
Злость снова охватила Константина. Да в конце-то концов, он что им, нанялся тут на дереве выплясывать?! Ну да, нет у него сил, так что - его в том вина? И, засопев, он… решительно двинулся дальше.
По стволу идти было легче, потому что "канат" под ним имел в обхвате не меньше сажени, и устойчивость при ходьбе была отменная. Зато после первых же шагов начались ветви. Те, что оказались по бокам, не мешали, а вот торчащие вверх изрядно стопорили движение, заставляя постоянно менять маршрут, виляя между ними не хуже иного лыжника-слаломиста.
"Ничего-ничего, - подбадривал себя Константин. - Зато у Радомира уши красные будут. И опухшие".
Тут он остановился. Впереди, прямо перед собой, он с ужасом увидел целый частокол копий, устремленных на него. Это были ветви другого дерева. Обломанные, они хищно поджидали его, напрочь перекрыв путь.
- По-моему, мы приехали окончательно, - пробормотал себе под нос Константин.
- Вот тут и клади. Дальше не лезь, - послышался снизу голос Маньяка.
- А вот хрен тебе во всю морду, - заорал сверху Константин и упрямо двинулся вперед.
Странно, но это ему удавалось. Оставалось только удивляться, почему достаточно толстые ветви, упирающиеся ему в грудь, при продвижении вперед вначале гнулись, а потом с треском лопались, будто тонкие прутья. С каждым шагом обретая уверенность в своих силах, Константин продвигался все дальше и дальше, пока не услышал снизу сразу два отчаянных голоса, наперебой призывающие его остановиться.
- Все, царь, пришел ты уже, - зычно гудел голос Маньяка.
- Середка, государь, середка пред тобой. Ты на ней прямо стоишь, - звенел Радомир.
"А ведь ведьмак меня в первый раз за все время царем назвал", - удивленно подумал Константин, оглядываясь по сторонам.
В темноте было видно от силы на метр-полтора, но и этого вполне хватало, чтобы понять, что он действительно находится на самой середине. Вытянув онемевшие руки, он осторожно уложил Всеведа на несколько переплетенных ветвей и, отступив чуть назад, скептически посмотрел, удобна ли последняя постель старого волхва. Показалось, что вполне. Тогда он вновь вернулся к телу, молча склонился и поцеловал его в чистый и холодный лоб, почему-то непривычно высокий… Или он раньше просто не замечал?
- Прости еще раз, - он на прощанье еще раз легонько коснулся руки покойника и вздрогнул. Показалось, будто ледяные пальцы Всеведа чуточку шевельнулись, отвечая на дружеское пожатие. Лоб Константина мгновенно покрылся липкой испариной, но он нашел в себе силы не шарахнуться в испуге, а медленно высвободить руку из безжизненных пальцев старика и, повернувшись, почти спокойно двинуться в обратный путь.
Дорога назад ему показалась увеселительной прогулкой. Он по-прежнему не обращал внимания на ветви, угрожающе нацеленные на него, но те, как бы сознавая его силу, уступчиво склонялись перед ним и молчаливо уступали дорогу.
Когда он подошел к Маньяку и Радомиру, застывшим на месте, злости в нем уже не было. А к лысому ведьмаку он и вовсе испытывал самые нежные чувства, наконец-то осознав, как мудро на самом деле он подхлестывал его, умело дозируя и остроту выражений, и безнадежность интонации, и обреченное неверие в то, что Константин доберется до цели.
- Да, - протянул ведьмак, задумчиво глядя на него. - Дури в тебе, конечно, немерено. С умом дело похуже, но тоже ничего - сойдет. Если бы ты еще научился обстряпывать свои дела через какое-нибудь другое место, то и вовсе хорошо бы было… государь, - добавил он вдруг, произнеся последнее слово с неподдельным уважением.
Радомир ничего не сказал. Он только молча кивнул, соглашаясь с ведьмаком, и вдруг глаза его расширились.
- Перун, - прошептал он завороженно. - Спускается!
Константин обернулся и уставился на небо, где и в самом деле творилось что-то странное. Создавалось такое впечатление, что кто-то могучий и незримый все сильнее и сильнее начинает перемешивать гигантскую фиолетовую похлебку, поверхность которой все быстрее вращалась в огромном котле, перевернутом над головами людей.
- А остальные как же? - вспомнил он всех тех, кто пришел проститься со старым волхвом и терпеливо дожидался на опушке рощи окончания приготовлений к обряду.
- Пока ты возвращался, государь, Радомир уже всех позвал, - пояснил ведьмак и мотнул головой. - Да вон они, подходят уже.
Помнится, Константин еще раз успел удивиться, как много из его дружинников, причем не рядовых, а десятников, сотников и даже тысяцких входило в братство детей Перуна. Когда он подъезжал к роще, их было намного меньше, зато сейчас близ деревьев стояло уже несколько сотен людей. А вон и Вячеслав - глаза сухие, но подозрительно покрасневшие. И совсем недалеко встал. Подозвать или самому подойти? Однако, немного поколебавшись, Костя решил, что ни то, ни другое. Какая, в конце концов, разница?
"И ведь это только те, кто успел, - мелькнуло в голове. - Сколько же их всего?"
А потом думать уже было некогда, потому что Радомир повторил:
- Перун за Всеведом спускается.
Первая молния, ударившая в самый центр огромного погребального костра, была бесшумной, и оттого еще более страшной. Затем последовал оглушительный раскат грома, и тут же сверкнула другая, почти совсем рядом с людьми, стоящими в безмолвном оцепенении. Но никто не то чтобы не стронулся с места - даже не пошевелился.
Вновь раскат, и вновь вспышка. Молнии били и били по всей поляне, словно искали что-то, а рыкающие на них громовые раскаты подхлестывали их, торопя и понукая. Затем сразу три молнии одновременно и точно ударили по поваленным дубам, и гиганты-деревья, будто только и ждали этого, разом вспыхнули и занялись высоким радостным пламенем. Жар от них был настолько силен, что все, не сговариваясь, дружно попятились назад, остановившись лишь через два десятка шагов.
- Ой, мама, - прошептал Радомир, указывая на небо.
Оттуда прямо на поляну с большой скоростью пикировало какое-то светящееся пятно. Оно спустилось прямо в центр погребального костра, к ветвям, на которых лежал Всевед, и теперь Константин отчетливо разглядел, что на самом деле это была женщина, огромная, ростом раза в три превышающая человеческий.
Гигантский плащ ослепительной белизны, будто огромное крыло неведомой птицы, развевался за ее спиной. Сама же она была в доспехах, от которых исходил нестерпимо яркий блеск. В руках женщина держала то ли кубок, то ли чашу.
- Сама Перуница за дедуней пожаловала, - зачарованно прошептал Радомир.
- Не каждому вою и даже богатырю такой почет воздается, - вполголоса подтвердил Маньяк, не отрывая взгляда от погребального костра.
"Не может того быть, - возмутился Костин рассудок. - А ты гляделки-то открой получше, - язвительно усмехалось сердце. - Все равно не может, - упирался разум. - А ты вслух повтори это. Может, и папашку ее увидишь… перед смертью, - издевалось сердце. - Что я - дурак совсем, - обиженно проворчал разум и умолк, не зная, что еще возразить и как спорить с очевидным.
Женщина плавно приблизилась к Всеведу. Длинное белоснежное покрывало за ее плечами еще больше раздвоилось, и Константин вдруг понял, что нет у этого плаща сходства с крылом, потому что на самом деле это и есть крылья, которые сейчас нежно осеняли мертвого воина.
Затем она склонилась над Всеведом и, приподняв его голову, поднесла чашу, которую держала в руке, к губам волхва. Это длилось недолго, всего с минуту, не больше. И тут же могучий взмах крыльев, и вот она уже улетает прочь. Но улетает не одна, а со Всеведом, которого Перуница крепко держала за руку. Через пару-тройку секунд их очертания превратились в белое пятно, стремительно приближающееся к светящемуся центру небесной воронки. Затем оно влетело туда и вовсе исчезло из поля зрения.
Константин перевел взгляд на ветви - тело Всеведа по-прежнему лежало там.
"Наверное, и впрямь померещилось", - облегченно, но в то же время с каким-то разочарованием подумал он, зажмурился, но видение ослепительно белой крылатой девы в доспехах и с чашей в руке продолжало стоять перед глазами.
Константин украдкой взглянул на Радомира и ведьмака. Те, почувствовав на себе недоуменный взгляд, повернули к нему головы.
- Всевед сказывал, - тихо и певуче вымолвил Радомир, - что тот, кого Перуница поцелует, никогда не забудет сладости губ прекрасной девы, сколь бы лет он ни провел в ирие.
Константин с ведьмаком переглянулись. Им стало как-то грустно и невыразимо тоскливо.
- Я так мыслю, царь, что за тобой тоже эта златокудрая прилетит, - со вздохом заметил Маньяк. - А мне такого, знамо дело, не видать, - и тут же вздрогнул от звонкого голоса юного волхва.
- Забрал, забрал! - указывал Радомир на опустевшее сплетение ветвей, где мгновением раньше еще лежал Всевед.
"Может, он просто упал в огонь?" - мелькнула в голове Константина крамольная мысль.
Но тут же молния, на мгновение ослепив глаза, с силой шарахнула почти у самых ног Константина.
- Точно забрал! - громогласно согласился с Радомиром Константин и сглотнул слюну, ставшую почему-то кисло-металлической, осознав, что если не выкинет сомнений из головы, то следующая стрела Перуна придется точно в цель, а этой целью станет…
Додумывать ему почему-то не хотелось, тем более что если уж кому не увидать светлого ирия после ухода из этого мира, так это именно ему. Во-первых - христианин, пусть только по крещению, но тем не менее. Во-вторых, вечно во всем сомневается. А в-третьих, коли пришел он в этот мир невесть откуда, то и уйдет отсюда тоже неизвестно куда.
Да и куда ему в ирий, если он ухитрился столько всего натворить - как хорошего, так и плохого. Небесным судьям не один год придется взвешивать его поступки, чтобы определить, что именно перетягивает. Сам-то Константин был твердо уверен в том, что хорошего намного больше, но ведь ирий - он же для святых, то есть для тех, кто ухитряется делать только добро, а это настолько сложная штука, что ему самому такую премудрость не освоить вовек.
Подытоживая, можно смело констатировать, что в самом лучшем случае ему лично светило весьма длительное заключение в какой-нибудь камере, по принципу католического чистилища, а уж потом… Хотя нет, что будет потом, лучше и вовсе не задумываться.
Словно подтверждая этот глубокомысленный вывод, ему по носу шлепнула первая крупная капля дождя. Следом за ней - вторая, третья, и тут началось такое…
То, что хлестануло с небес, нельзя было назвать дождем. По сравнению с этой низвергающейся с неба рекой воды летний ливень был всего лишь мелкой осенней изморосью.
За считанные минуты останки гигантского костра были даже не погашены - залиты, причем с тройной перестраховкой, словно кто-то на небе опасался лесного пожара. Люди оказались мокрыми насквозь - не помог даже довольно-таки плотный зонтик из дубовых листьев.
Правда, лило недолго, от силы полчаса. Когда небо стало понемногу светлеть, над рощей уже шел обыкновенный сильный дождь, а вскоре прекратился и он. Причем как-то резко, вдруг, будто и не было его вовсе.
Импровизированный спектакль закончился, зрители начали покидать зал, но при этом никто не вымолвил ни слова - продолжало сказываться потрясение от увиденного.
- Да шучу я, - несколько натужно улыбнулся Константин. - Юмор просто не совсем удачный. Не обращай внимания, - и он с фальшивой бодростью хлопнул Вячеслава по плечу.
- Ты лучше скажи, что дальше делать будем? - поинтересовался тот. - Надо бы назад к развилке поворачивать, чтоб к Онегограду выйти. А то мы по этой дороге невесть куда забредем.
- Каждая дорога куда-нибудь да выводит, иначе бы ее просто не было, - философски заметил Константин. - И вообще, возвращаться - дурная примета. Я думаю - поедем дальше.
- Куда? - полюбопытствовал Вячеслав.
- Вперед и только вперед, - последовал твердый ответ. - Погода чудесная, кони резвые. Авось донесут куда-нибудь.
Но кони весело неслись по просеке, неведомо кем прорубленной в лесу, только до полудня, а потом встали, причем резко.
Глава 8
Царское заклятье
Случилось это, когда вдали уже отчетливо завиднелся просвет - лес заканчивался. Карета неожиданно остановилась, и почти сразу к ней подскакал встревоженный десятник, возглавлявший передовой дозор.
- Не идут кони, государь, - доложил он взволнованно. - Храпят, копытами бьют, а вперед ни в какую. Будто в стену мордами уперлись.
- Может, волки? - неуверенно предположил Вячеслав.
- Да нет. Тут иное. Не иначе как чары кто-то на нашу дорожку наложил, - опасливо озираясь и сам пугаясь собственной догадки, почти шепотом доложил десятник.
Константин неторопливо вышел из кареты и посмотрел вперед. В сотне метрах от него три самых настойчивых дружинника упрямо гнали коней на невидимую преграду. Лошади испуганно ржали, вставали на дыбы, но загадочный невидимый барьер штурмовать отказывались напрочь.
- Может, ты в ответ свой наговор наложишь, государь? - невинно предложил Вячеслав, вылезший на белый свет следом за ним.
- Издеваешься, - усмехнулся Константин.
- Нет, - пожал плечами воевода. - Просто мне Николка Панин все уши прожужжал, как ты лихо вначале его заворожил, а потом вообще целую толпу. И вроде все до сих пор живы. Забыл, что ли?
- Помню, - со вздохом отозвался Константин.
Это произошло в первый, если считать со времени нашествия туменов Субудая, мирный год. На всех границах воцарилось затишье.
Хорошую весть прислали и послы, отправленные в Венгрию. Они сообщали, что король Андрей II, который поначалу довольно-таки долго "серчал на Коломана, ныне совсем остыл и вошел в разум". Властитель Венгрии наконец-то понял, что довольно-таки дешево отделался, и принял решение больше не задевать могучего правителя, в силе которого он успел убедиться.
К тому же у него хватало и других, гораздо более неотложных дел с неспокойными соседями на юге. Болгарский государь Иоанн Асень II мог лишить сна кого угодно, а тут еще свои собственные приближенные проявляли своеволие.
Словом, на южных и западных границах царила тишина, и потому Константин мог со спокойной душой отправляться на восток, причем по исключительно мирным делам - на свадьбу своего сына Святослава. В Булгаре царевича уже ждала пятнадцатилетняя смуглая тоненькая девочка, старшая дочь эмира Волжской Булгарии Абдуллы ибн Ильгама.
Всего за полгода до этого Абдулла унаследовал власть, окончательно отодвинув в тень единокровного брата Мультека. Сделать это ему удалось, вопреки тревожным ожиданиям жителей столицы, практически без крови. Причем в немалой степени тому поспособствовали полки его русского друга Константина, которые тот немедленно прислал, чтобы выразить самое искреннее соболезнование сыновьям покойного Ильгама ибн Салима.
Официально они прибыли лишь в качестве почетного сопровождения большого русского посольства, но всем без исключения было понятно, что острые мечи немедленно вылетят из ножен трехтысячной охраны, которой командовал Евпатий Коловрат, если только об этом попросит бек Абдулла. Проверять на своей голове заточку русских клинков желающих так и не нашлось, поэтому вскоре бека стали именовать эмиром.
Новоявленный эмир легким росчерком пера подтвердил старый договор, согласно которому все транзитные русские суда могли беспошлинно плыть как по Волге, так и по Каме, с правом останавливаться и получать еду и необходимую помощь в любом из булгарских городов.
Но подтверждение прежних льгот для русских купцов было делом второстепенным, а вот отказ от территориальных претензий на земли, лежащие к востоку от Булгарии, стоил не просто дорого. Его цену невозможно было определить.
Особенно учитывая то, что Абдулла отдал даже кусочек своих южных земель по Волге - Самарскую луку, через которую, следуя по речке Самаре, можно было преспокойно дотянуть чуть ли не до реки Яика.
Разумеется, Константин и не заикался про земли, входящие в состав Булгарии на востоке. Там ему нужен был только сам Уральский хребет, а точнее - его богатые недра. Советники эмира считали иначе, предположив, что русский царь ищет путь к тамошним племенам в обход земель Великого Новгорода.
В немалой степени такое впечатление создалось у них еще и потому, что об этом пару раз "проболтался" словоохотливый глава русского посольства. Всего один только раз он и пожаловался, что не ладятся отношения у царя Константина со своевольными новгородцами, которые, дескать, ни в какую не желают делиться доходами.
Сказано было вскользь, но мудрому фатиху Юсуфу бен Хамиду, который возглавлял переговоры с булгарской стороны, хватило и этого. После обмолвки русского боярина он и рассудил, что если Константин таким образом подстроит каверзу новгородцам - главным торговым конкурентам Булгарии, то это будет не просто не в убыток, но и к выгоде ханства.
К тому же главным для изрядно перепуганных булгар оставался не этот, а военный аспект договора, а тут как раз все было в порядке. Константин не отказывался от своих прежних обязательств по оказанию военной помощи в случае нападения на его союзника какого-либо внешнего врага. Кого именно - не упоминалось, но обе стороны прекрасно знали, что речь идет о монголах.
Более того, боярин Коловрат заявил, что русские полки не собираются дожидаться нападения на булгарские города, а обязуются встречать общих врагов задолго до этого, дабы защитить и соседей.