Прийти к такому решению было несложно. Во-первых, вопли нянек и мамок давали обильную пищу уму. Но даже будь Дрона глухим… Поистине царская, шитая золотом одежда карапузов, которую они драли без пощады и снисхождения, начальственный тон, которым дети требовали от нянек принести откатившийся далеко мяч, да и кому еще, кроме будущих царей-кшатриев, позволят с воплями скакать горными козлятами перед парадным крыльцом Хастинапурского дворца?
Кроме всего прочего, пятеро огольцов явно были братьями. Они мало походили друг на друга лицом и телосложением, но крылось в их облике тайное неуловимое сходство…
В своих странствиях Дрона слышал краем уха, что Альбинос проклят антилопой, которую убил вовремя соития. Оттого внук Грозного не может иметь потомства, а все его сыновья - дети обеих жен Альбиноса от разных богов. Но, будучи лишен любопытства, Дрона не прислушивался к сплетням и сейчас втайне пожалел об этом, удивляясь самому себе. Все-таки интересно узнать, кто из небожителей приложил… ну, скажем, руку к рождению каждого мальчишки.
Родившись в Вайкунтхе под присмотром Опекуна, Дрона спокойно относился к детям богов, тем паче что проверить чье бы то ни было отцовство - дело безнадежное.
Брахман-из-Ларца вздохнул и пригляделся к ребятишкам повнимательнее.
Старший, строгий мальчик с неожиданно мягким, безвольным подбородком, верховодил над братьями, пытаясь направить игру в правильное, с его точки зрения, русло. Иногда ему это даже удавалось, но двое братьев помладше все время мешали старшему. Эта неугомонная парочка вызывала интерес своей абсолютной противоположностью. Первый, горластый крепыш с туповато-радостным выражением на щекастой рожице, все время упрямо ломился к мячу весенним носорогом, сметая других игроков. Зато второй, гибкий, как тростниковый кот, ловкач лет четырех с половиной, успевал в последний момент выхватить мяч из-под носа у крепыша и других братьев.
Крепыш набычивался, сопел и принимался неутомимо гоняться за соперником, явно намереваясь оттузить обидчика на славу.
Зато два совершенно одинаковых близнеца-трехлетки зачарованно смотрели в рот старшему, ловя каждое его слово, и пытались все делать так, как он говорит.
Что вносило в игру еще большую сумятицу. Слушая крики нянек, Дрона вскоре узнал имена всех пятерых. Старшего звали Юдхиштхирой, что на благородном языке означало "Крепкий-в-Битве", Дрона же про себя решил именовать его Царем Справедливости. Крепыш-драчун носил имя Бхима, то есть "Страшный", вполне оправдывая этот смысл, ловкий подвижный мальчуган звался Серебряным Арджуной, а близнецы - Накулой и Сахадевой.
Соответственно Единственным и Ровесником Богов.
Братья с радостными криками перебрасывались мячом, стремясь каждый завладеть раскрашенным деревянным шаром. Еще им надо было попасть в большой щит, покрытый киноварью и укрепленный на ближайшем дереве, но, пока Дрона наблюдал за детьми, это удалось только Арджуне, да и то всего один раз.
Брахман-из-Ларца уже и думать забыл о причинах задержки Крипы, о том, что сейчас он должен будет предстать перед Гангеей Грозным, фактическим и многолетним правителем Хастинапура, о предстоящей встрече с женщиной, которую он назовет супругой и наденет ей на шею брачную гирлянду…
Дрона наблюдал за игрой детей, и новое, совершенно незнакомое чувство медленно зарождалось в его душе. Сколько их, оказывается, этих человеческих чувств! Капли в море, листья в кроне… Дрона не уставал поражаться новому, что постоянно открывал в себе. Разбираться в велениях сердца было едва ли не интереснее, чем сражаться с Парашурамой в Начале Безначалья. Вот и сейчас вид играющих ребятишек камнем упал в омут души, и теплые щемящие волны разбежались по поверхности. Ведь у него, у Дроны, тоже могли бы быть дети. Его дети! И дело даже не в угрозе адского закутка Пута, пристанища для грешников, которые не оставили потомства. Дом, семья, тихая пристань, радостный малыш, который подбежит, с разбегу прыгнет на тебя, как мартышка на ба-ньян, повиснет, счастливо смеясь! Все это могло бы быть…
Хотя почему - "могло"?! Все это еще будет у него! В конце концов, он ведь приехал в Хастинапур, чтобы жениться! Жениться на той, кого помнил еще шустрой черноглазой девчушкой… Интересно, какая она сейчас, Крипи, сестра Крипы?
Крепыш Бхима, растолкав и опрокинув на траву близнецов, наконец завладел вожделенным мячом. Он размахнулся изо всех сил, намереваясь послать раскрашенный шар в щит-мишень…
"Попадет!" - мгновенно оценил Брахман-из-Ларца.
Но тут вертлявый Арджуна прыгнул к брату, пытаясь выхватить у того мяч, подбил уже разгибавшуюся в броске руку Бхимы - и деревянная игрушка, в последний момент изменив траекторию, нырнула в расположенный рядом с деревом колодец.
- Мячик… - растерянно выдавил Юдхиштхира. - Мячик!
- Я достану! - Арджуна с криком устремился к колодцу.
Дуры-няньки замешкались, не сразу сообразив, что произошло, а ноги уже сами несли Дрону наперерез бесшабашному мальчишке, следом за которым, отстав, бежали его братья.
Арджуна успел раньше. Он с разбегу взлетел на каменный бортик колодца, перегнулся вниз - и в последний момент цепкие пальцы Дроны схватили мальчишку за шиворот, вытаскивая обратно.
Вопль негодования вырвался из глотки царевича и мигом стих - видимо, хватка Брахмана-из-Ларца больше способствовала приличному поведению, чем ласки нянек.
Сын Жаворонка аккуратно поставил Арджуну на землю перед собой.
- Герой! - укоризненно сказал Дрона, рассматривая мальчишку вблизи.
Пухлый рот, миндалевидный разрез глаз, брови срослись на переносице, тучами нависая над тонким орлиным носом… и белизна кожи соперничает с белизной кудрей, падающих на плечи.
Но самым главным было иное: зрачки Арджуны находились строго на одной линии с ушными отверстиями, что придавало чертам ребенка еле уловимую диковатую странность.
Посещая горные храмы, Дрона не раз любовался рельефами на их стенах. Особенно на Брахмана-из-Ларца произвела впечатление монументальная композиция "Летящий Индра во главе сыновей бури".
У беловолосого мальчишки было лицо Громовержца.
Четырехлетнего Громовержца.
- Да, герой! - гордо выпятил грудь несостоявшийся спаситель мяча.
- Герои головой думают, - сообщил ему Дрона. - Свались ты в колодец - пришлось бы и мяч, и тебя вытаскивать! Ты хоть плавать-то умеешь?
Брахман-из-Ларца мельком покосился на остальных братьев, которые испуганно сгрудились вокруг.
Вроде бы никто из них в колодец лезть не собирался.
И тут заголосила пришедшая в себя нянька:
- Сами боги послали тебя, благородный брахман, лучший из дваждырожденных!..
- Цыц! - грубо цыкнул на женщину насупленный Бхима, и нянька тут же умолкла, явно опасаясь Страшного.
- Не умею, - с опозданием ответил Арджуна на вопрос брахмана. - Только мячик по-любому доставать пришлось бы! Умею, не умею… это ведь из-за меня!
- Ой, да забудь ты про свой кругляш, Серебряный мой! Я вам сейчас другой принесу, с самоцветами! - курицей захлопотала вокруг нянька, но Серебряный Арджуна и не подумал отступиться.
- Я этот хочу! - упрямо заявил он. - Дядя брахман, а как нам его достать? Мы, конечно, герои, только маленькие еще…
- Так и я не очень большой. - Лицо Дроны сложилось в странную гримасу. "Зубами мается, сердечный!" - про себя посочувствовала нянька. Но зубная боль была здесь ни при чем. Просто лицо Брахмана-из-Ларца пыталось родить улыбку, но не знало, как это делается.
Сам Дрона даже не заметил этого.
- Надо дедушку Грозного позвать, - заявил рассудительный Юдхиштхира. - Он большой. Он больше всех! Он что хочешь достанет!
- Думаю, будет лишним беспокоить дедушку Грозного из-за таких пустяков, - неумело подмигнул детям Дрона. - Что мы, сами не справимся? Грош тогда цена искусству кшатрия, грош цена и брахманской науке! Смотрите, герои!
Он быстро огляделся по сторонам и одним движением выдернул из рыхлой земли пучок травы с узкими, но длинными и плотными стеблями. Дети и нянька как завороженные следили за действиями удивительного брахмана.
Брахман-из-Ларца мельком глянул в жерло полупустого колодца, увидел плававший внизу у дальней стенки мяч, прикинул на глаз расстояние… и мантра-скороговорка молнией сорвалась с губ сына Жаворонка.
Правая рука Дроны легко взмыла над головой, и первая травинка, на лету превращаясь в дротик с шилообразным наконечником "бхинди-пала", устремилась в колодец.
Нянька тихо охнула и заскулила по-собачьи, пятясь назад. Но ни сын Жаворонка, ни дети не обратили внимания на испуганную женщину. Вслед за первым дротиком в колодец нырнул второй, за ним третий, четвертый…
- Ух ты! - только и смог выговорить восхищенный Арджуна, кусая губы.
Шестой или седьмой дротик Дрона всадил в древко предыдущего почти в упор, обернулся к детям, еще раз подмигнул - смотрите, герои! - и жестом факира опустил руку в сырую пустоту.
В мгновение ока сноровистые руки Дроны извлекли из колодца необычный составной шест, на конце которого висел деревянный мяч.
В дереве глубоко засел наконечник-шило первого дротика.
- Вот и ваш мяч, герои!
- Здорово! - честно признался старший Юдхишт-хира. - Спасибо, дя… благородный брахман! А как твое достопочтенное имя?
- Меня зовут Дрона.
- Просто Дрона?!
- Просто Дрона.
- А меня - Юдхиштхира, Крепкий-в-Битве, сын царевича Панду!
- А меня - Арджуна! Серебряный Арджуна! Я тоже… тоже сын…
- А я - Страшный! Я самый страшный!..
- Дядя Дрона, а как…
- А ты научишь нас…
- Научит, - словно дальний гром внезапно раскатился над лужайкой. - На то и наставники, чтоб учить… Я прав, о бык среди брахманов?
Дрона обернулся.
На парадном крыльце меж колонн, сам выглядя скорее колонной, нежели человеком из плоти и крови, стоял чубатый исполин.
Гангея Грозный.
Регент Хастинапура смотрел на Дрону так, словно, кроме них двоих, вокруг никого не было. Ни свиты за спиной Грозного, ни взволнованного Крипы, который переминался с ноги на ногу и вертел жезл воинского наставника, как если бы хотел его выкинуть, да стеснялся. Рядом с Крипой стоял молодой Альбинос, разглядывая Брахмана-из-Ларца своими красными глазами, страшненько мерцавшими с молочно-белой маски.
Правой рукой Альбинос дружески обнимал за плечи царевича-брата, грузного Слепца, чьи равнодушные бельма резко контрастировали с кровавым взглядом Альбиноса, формального отца пятерых игроков в мяч.
Поодаль, рядом с братьями и в то же время сам по себе, облокотился о перила третий внук Грозного, сын рабыни Видура. Живое воплощение Дхармы-Закона, он был коренаст, широк в кости, темнокож, и черты его простоватого лица могли обмануть кого угодно, кроме Дроны.
Именно такие простаки, наспех рубленные топором из цельного ствола, зачастую бывают самыми упрямыми старостами в деревнях, самыми дотошными экзаменаторами в обителях и самыми тароватыми купчинами на рынках Второго Мира.
Оставив свиту и родичей любоваться гостем с возвышения, Грозный тяжко спустился по ступеням и подошел к Брахману-из-Ларца.
Навис утесом, береговой кручей, закрыл собой солнце…
Рубин сверкнул в мочке уха регента, почему-то напомнив Дроне взгляд Альбиноса, и густая борода Грозного встопорщилась заснеженным ельником под ветром.
Всего два слова, две звонкие стрелы, брошенные на ветер, а шест, составленный из дротиков, уже стал прежним пучком травы.
И Дрона почувствовал: перед ним стоит Дед.
Патриарх.
Пренебрегший титулом "Чакравартин".
От Грозного веяло суровым покоем, уверенностью в завтрашнем дне, властью истинного кшатрия, не требующей ежеминутного подтверждения. То, к чему всю жизнь стремился Друпада-Панчалиец, сейчас стояло перед сыном Жаворонка в облике семидесятипятилетнего регента, и седой чуб свешивался к плечу белым стягом, знаменем цвета жизни и процветания.
Сказать такому "Увидь во мне друга!" - святотатство, но стать другом на самом деле - величие сердца.
А Гангея смотрел на маленького брахмана сверху вниз, видя перед собой звонкую силу булатного клинка, святую мудрость дваждырожденного и прочность ремня из дубленой кожи. То, что Дрона был младше Грозного на сорок лет, ниже почти на локоть и вдвое уже в плечах, его брахманство против кшатрийского звания регента - все это не имело никакого значения.
Совершенно никакого. Сойдись сейчас сила с силой, взбесись буйвол-регент, упрись маленький брахман остервенелой пантерой, отразись паук в бронзовом зеркале, ударь умение в мастерство - от всего Хастинапура осталось бы только Начало Безначалья. Выжженная равнина с горелыми трупами. Погребальный костер человеческому безрассудству - и потомки вертели бы в руках оплавленный кирпич городских валов, путая правду с небывальщиной. Перед Грозным стоял Наставник от рождения. Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца. И память отвернулась, вспомнив совсем другого человека, совсем… негоже регентской памяти смахивать слезу на глазах у подданных и царевичей.
- Ну как там он? - тихо спросил Грозный. Сын Жаворонка сразу понял, о ком спрашивает регент. Он только не знал, что ответить, и потому лишь двусмысленно пожал плечами. Дескать, что тут рассказывать… все в порядке.
- Ну и ладно, - пробормотал Грозный, знакомым жестом дергая себя за кончик чуба. - Ну и ладно…
Совершенно детская обида звенела в низком рыке Гангеи, старого воина, прославленного правителя, - обида мальчишки, которого бросили на произвол судьбы да еще и поддали ногой на прощание.
Ну и ладно.
- Сейчас приведут твою невесту. Я уже распорядился. А вечером… вечером я приму тебя в зале совета.
Грозный выпрямился и обернулся к колоннаде, где стояли не дыша сопровождавшие его люди.
- Слава Наставнику Дроне, быку среди брахманов! - оглушительно громыхнул его клич, и все подхватили, без особого успеха стараясь перекричать Деда:
- Слава-а-а-а!..
Улыбнувшись, регент собрался было идти, но раздумал.
- А у меня сегодня день рождения, - вдруг бросил он через плечо, словно ждал от Дроны каких-то комментариев на этот счет.
- Хвала богам за удачный день, - спокойно ответил сын Жаворонка. - Вдвойне хвала, потому что в этот день родился еще один человек, недостойный упоминания рядом со славным владыкой!
- Кто?
- Я.
- Ты? Действительно?!
- Если быть точным, я родился ночью. Между днем сегодняшним и днем завтрашним. На перевале от брахмана к кшатрию.
- Трижды хвала грядущей славе Хастинапура, которая родилась между "сегодня" и "завтра"! - усмехнулся регент, думая о чем-то своем.
И, не оборачиваясь, пошел прочь.
Словно сверкающий водоворот подхватил и повлек отрешенного Дрону. Шорох одежд, звон браслетов, сверкание нагрудных ожерелий, почтительные прикосновения, дружеские похлопывания по плечу, кто-то припал к его ногам, лбом ткнувшись в пыльную сандалию, кто-то накинул на шею гирлянду из трубчатых соцветий паталы, благоухание цветов, аромат драгоценных притираний, пряный запах травы, смятой множеством ног… жизнь обступила Брахмана-из-Ларца, радуясь его приходу.
Он стоял, маленький и седой, одетый в мочальную дерюгу брахман среди бурлящей вокруг него царской роскоши, и не роскошь была здесь главной.
- …лучший из дваждырожден…
- Первейший из знатоков Закона!.. Неодолимый, неодо…
- …по превосходству своей варны, по благородству происхождения, по учености, возрасту и уму своему…
- …знанию дел мирских! По силе подвижничества и чувству благодарности, по опытности в политике и обузданию своих чувств!..
- Добродетелей! В отношении всяческих добродетелей! Всяческих…
- Боги! Боги ослепили Панчалийца, лишив разума!
- Как Индра среди Благих, как Лучшенький среди брахманов, Варуна среди божественных братьев-Адитьев, как месяц среди звезд!.. среди звезд… среди…
- О безупречный!.. тигр среди лю…
Крики-брызги, искрящийся поток славословий, златотканая парча почета, не касаясь Дроны, не затрагивая его души, погруженной в самую себя, они вертелись вокруг в искренней пляске, словно замужние женщины, когда их приглашают танцевать перед старшим родичем или другом дома, дабы передать ему долю счастья. Вот оно.
Дом. То место, куда стоило идти, дом, в котором стоит жить. Дом, обитателей которого надо сделать счастливыми, дом, за который-стоит рвать глотку негодяю, пришедшему с острыми стрелами или пламенным факелом, дом…Дом, где Закон соблюден, Польза несомненна, а Любовь жива.
Впервые за тридцать пять прожитых лет Дрона почувствовал себя дома, и не слова Грозного или уважение знати были тому причиной.
Причин не было вообще.
Это самое главное. Дом не требует объяснений, почему он - дом.
В возникшей сумятице и галдеже Брахман-из-Ларца, погруженный в раздумья, не обратил внимания, что кудрявый Арджуна вдруг вскинул голову, словно услышав чей-то недоступный другим призыв.
Мальчишка живо огляделся по сторонам и поначалу нерешительно, а потом уже более уверенно направился к жертвенной стеле, накрытой двускатной крышей, что воздвиглась подле ближнего павильона. Стелу украшал превосходный барельеф: четырехрукий Вишну восседает на голове кобры в свободной позе "сукх-асана", правая нога свисает вниз, а левая согнута в колене, и на ней сидит Лакшми, богиня Счастья, с водяной лилией в руках, обнимая супруга за плечи.
Сам же Опекун Мира в верхней паре рук держал обычные диск и раковину, нижней правой выражал "Наделение Дарами", нижней же левой он попросту обнимал любимую жену за талию.
Мальчик подошел к стеле вплотную, внимательно глядя на изображение бога, и бдительной няньке вдруг показалось: глаза каменного Опекуна ожили, став влажными, мягко засветились изнутри неземным голубоватым светом, а правая нога расслабилась и провисла еще ниже, выйдя за пределы стелы.
Женщина не поверила своему собственному зрению - и, в общем, правильно сделала!
Арджуна прижался к рельефу щекой, слабо откачнулся назад, как если бы обжегся, Серебряный ребенок сдвинул густые брови, вслушиваясь в то, что говорил ему неслышный для прочих голос… Наконец он радостно кивнул, торопясь поднес ладони ко лбу и, отвесив поклон, вприпрыжку побежал обратно.
- Дядя Дрона! Дядя Дрона!
Скользким угрем прошмыгнув на четвереньках между ногами собравшихся, Арджуна вцепился в подол одеяния Брахмана-из-Лдрца. Дергая мочальную ткань, он изо всех сил старался перекричать взрослых и собственных братьев, которые приняли самое живое участие в столпотворении, мальчишка из кожи вон лез, и сын Жаворонка наконец обратил на него внимание.
- Дядя Дрона! А ты… ты будешь меня учить?!
- Конечно, буду, маленький герой! Слышал, что сказал твой прадедушка Грозный? - Слышал! Я слышал! Только ты это… я буду самым лучшим, только ты… ты люби меня больше всех, вот!
- Люби меня больше всех… - беззвучно повторили сухие губы Дроны.
Бронзовое зеркало отразило тайный призыв. Произнесенный единственно верным образом. Нянька еще раз проморгалась: ей почудилось, что живой Опекун Мира с рельефа тихо смеется, глядя на окаменевшего Брахмана-из-Ларца.
А Дрона чувствовал, как его глаза светлеют, светлеют навсегда, и в них отражается хлопковолосый мальчишка, крохотный герой, святой символ дома, счастья, покоя…
Мальчик с лицом юного Громовержца.
Серебряный Арджуна.
Тот, ради которого Дрона пойдет на все.