Шлюпка поравнялась с бортом, матросы с неразличимыми во тьме лицами бросили мне конец и одержали лодку руками, пока по бортовому трапику на наш борт поднимался сам Ван Страатен – высокий худощавый человек с лицом, совершенно скрытым тенью от шляпы с высокой тульей. Гость поднялся на мостик, а я принял кожаный мешок и сложил его у мачты, как и было велено.
Когда гость поговорил с капитаном и отчалил, я доложил о выполненном задании.
– Прибить к мачте? – осведомился я. Я хорошо знаю морские легенды, много читал с тех пор, как мучительно вспоминал имя капитана в Дюарнане.
– Ни в коем случае, – холодно возразил Дарем. – Что это вам взбрело в голову? Вы уж, пожалуйста, изучая морские легенды, выбирайте более-менее правдивые. Если не сможете выбрать, обратитесь ко мне, я подскажу, какая из версий наиболее отвечает действительности. Почту нам отдали, чтобы мы ее доставили, – вот вы этим и займетесь.
– Как это? Говорят, они пишут родным. В семнадцатом веке. – Я смутился, опустил глаза и машинально разглядывал просвечивающий сквозь тело капитана монитор корабельного компьютера. Рулевой по-прежнему вел корабль строго по курсу; "Ветер семи морей", недалеко еще от нас ушедший, радаром не обнаруживался.
– Узнаете в свое время. Следующий порт – Уитби, Англия. После прибытия я объясню вам, что надлежит делать. А теперь ступайте-ка спать. Надо же – прибить к мачте! – Капитан стягивал с ладони сожженную фалом перчатку, и я уже испугался, что он сейчас отхлещет меня ею по лицу, но он скомкал ее и бросил в корзину, достал из кармана другую перчатку, свежую, и натянул на место испорченной. Я откланялся и отправился в каюту.
Каюта моя, как и предсказывала Сандра, была хороша. Три квадратных метра, на которых умещались койка, платяной шкаф и откидной секретер с ящичками. Кница, поддерживающая пиллерс, образовывала удобную книжную полку, мне только пришлось выгнуть из дубовой рейки съемный фиксатор для книжек. Часов до четырех утра я переживал ночную встречу и не мог уснуть, и в половине восьмого проснулся совершенно разбитым.
– Так, ну-ка признавайся, что ты читал всю ночь? – строго спросила меня Сандра, когда мы после утреннего построения поднялись на бак выкурить по трубочке.
– Либо учебник по латыни, либо морские легенды, – предположил Джонсон, наш третий помощник, безукоризненно выбритый мужчина неопределенного возраста. По судовым документам было ему около сорока, но корабль уже наложил на него отпечаток, и я мог бы дать ему от двадцати пяти до сорока пяти. Сандрин возраст тоже, кстати, навскидку не определялся.
– Я не читал, – сказал я, – мы с Ван Страатеном встретились.
– И ты молчишь! – вскричала Сандра. – Черт, черт! Я все проспала. Самая настоящая морская легенда в действии, а присутствовал при ней, как назло, самый молчаливый.
– Да, я плохо рассказываю, – подтвердил я.
– Да ну тебя, – буркнула Сандра, – если уж ты способен произнести собственную фамилию, все у тебя с речью в порядке. Ну, скажи.
– Тржскал, – послушно произнес я.
– Ну, вот видишь, умеешь говорить. Давай рассказывай, а то мне на мостик пора, а я от любопытства умираю.
– Капитан поднялся на грота-марс, – сказал я, – а Ван Страатен вызвал его по рации.
– Хм. Откуда у него рация?
– Не знаю. Может быть, и нет никакой. Я позвал капитана. Он съехал по грота-фалу, перчатку сжег. Они к нам подошли, Ван Страатен пришел на шлюпке и почту привез, вон лежит, под гротом. Они немного поговорили, потом отчалили. Всё.
– Да ну, не может быть! Какой он, его "Ветер семи морей"?
– Хороший корабль. Галеон. Паруса в порядке. Синим светятся.
– Что-то ты недоговариваешь, что еще было? Что ты не спал-то всю ночь?
– Да я сказал кое-что лишнее, – попытался признаться я.
– Не верю, – заявила Сандра, – ты не можешь сказать лишнего, ты постоянно недоговариваешь. Из тебя же каждое слово приходится клещами тянуть!
– Иногда трех слов достаточно, – сказал я, – я спросил, не надо ли прибить почту к мачте.
– Ну, что я говорил, – флегматично развел руками Джонсон, – точно, читал морские легенды.
– Вот и нет, – возразил я, – я как раз читал учебник по латыни.
– Так и что теперь? Дарем рассердился?
– Он велел мне эту почту доставить. Я не понял – это наказание или наоборот?
– Это наказание в стиле кэпа! – расхохоталась Сандра. – Тому, кого он наказывает, вся команда завидует. Да уж, повезло тебе, счастливчик! Видишь, как полезно все-таки иногда говорить. Эх, хотела бы и я поучаствовать. Ужасно интересно, как это бывает.
– Да как вообще можно доставить почту в семнадцатый век?
– Ну, для капитана это не проблема. Наверняка он и тебе объяснит.
Когда я проснулся в английском городке Уитби, мне показалось, что мы уже прошли сквозь время. Шлюз открывается на краткий час с половины шестого до половины седьмого, так что швартовала корабль ночная команда – а эти ребята вполне могли бы пришвартовать нас и на Луне. Но, выстраивая свою вахту на полуюте, я разглядел на берегу обтекаемые автомобили конца двадцатого века – нет, из своего времени мы все-таки не вышли. Значит, это придется делать мне. Под ложечкой у меня сосало.
Все матросы корабля были на месте – кроме ночных, никто не потерялся в море, лишних тоже не появилось. Мы разошлись, и меня, как я и ждал, вызвали к капитану.
Сейчас, днем, капитан не выходил из своей каюты и был совершенно прозрачным. Но я видел, что он таинственно улыбается, – кажется, он прекрасно осознавал, что делает мне подарок.
– Видели на горе аббатство? Вам туда. Подниметесь в музей, там есть сувенирная лавка, вам будет легко ее найти. В правом дальнем углу на стене укреплено овальное зеркало. Вам нужно будет взять в руку одно из писем так, чтобы адрес отразился в зеркале. Затем пройдете через зеркало, дальнейшее не составит вам никакого труда. Имейте в виду, что того моста в семнадцатом веке еще не было, вам понадобится мелочь, заплатить паромщику, – он протянул мне мешочек с монетами, – да, и обязательно оденьтесь поприличнее. Камзол, треуголка, чулки… Что у вас там на ногах? Кроссовки? Уму непостижимо. Разумеется, вам и сейчас не стоило бы в них ходить. Спросите у боцмана приличные туфли с пряжками.
Одевался я с помощью Сандры, шпагу одолжил в корабельном музее: по словам Сандры, мой кортик для семнадцатого века был коротковат. Когда я поднялся к аббатству, я уже совершенно запыхался: туда вела почти вертикальная улица, мощенная булыжником, потом гранитная лестница, которая взбиралась, казалось, на самый верх, а потом еще вьющаяся в траве грунтовая тропа – до самой вершины горы. От подножия аббатства была видна вся бухта – длинный мол с маяком, шлюзы, крытый черепицей город, зеленые сады, стаи чаек. В зеркале я увидел собственное бледное и перекошенное лицо и выбранное наугад письмо в дрожащих руках. А оказалось совсем не страшно. Зеркало было похоже на овальную срезанную снизу вертикальную воду, не слишком мокрую, теплую и уютную. Я прошел сквозь него на негнущихся ногах – и оказался у подножия аббатства. В первую секунду мне показалось, что ничего не изменилось, потом я разглядел разницу: нет рекламных щитов, нет автомобилей, нет антенн, нет длинного мола, а есть каменная гряда, те же черепичные крыши, лес мачт, лошади, кареты, маяк. Могу сказать, что дальнейшее вспоминается, как необычно яркий сон. В Англии разница между столетиями не так уж важна, и моряк с мешком почты не показался никому чуждым, так что я быстро разнес треть почты, пришедшуюся на долю Уитби, по адресатам. Под конец я даже нашел существовавший-таки в семнадцатом веке мост и на сэкономленные деньги купил превосходно изданный экземпляр "Сатирикона" Петрония. Раз уж я занимаюсь латынью, пригодится. Подозреваю, что капитан надеялся на какую-нибудь книжку, раз уж в кошельке оказалось достаточно денег, чтобы ее купить, но, если бы не мост, мне могло бы и не хватить.
В семнадцатом веке аббатство оказалось совершенно пустым. Как я мог вспомнить из школьных уроков истории, пустовало оно уже лет сто, и я уверенно направился сквозь разрушенный холл в тот угол, где должно было быть зеркало. Мне навстречу метнулась скрюченная тень. Старуха, такая древняя, что вполне могла оказаться одной из изгнанных отсюда монахинь.
– Плохое место, плохое. Не ходи здесь, моряк, плохо… Хильда охранит, Хильда поможет. – Она протянула мне раскрытую сухую ладонь – на ней лежало что-то черное и округлое. – Возьми-возьми амулет, возьми, моряк.
Я послушно взял это черное – теплый округлый камушек, гагат, наверное.
– Спасибо… – растерянно произнес я.
– Не благодари, амулет для плохого места, иди-иди, я вашего брата знаю, зеркало тебе, там зеркало. – Она ухватила меня за обшлаг рукава и резво потащила в угол, где, я и сам знал, ждал меня выход обратно в мой мир. Я влетел в зеркало пулей – она меня еще и подтолкнула на прощание – и там, при свете электрических ламп, среди полок с чернильницами, перьями и деревянными линеечками, разглядел подарок. Действительно, гагат – теплый и матовый, как раз удобно ложится в ладонь.
На борту меня хлопали по плечам, разглядывали мой гагат и хвалили за Петрония. По случаю хорошей погоды в нашем читальном зале, на верхней палубе, было уже полно народу: кто устроился на раскладных стульях, кто в бухтах троса; библиотекарь, облокотясь на шпиль, негромко рассказывал группе гостей что-то о Борхесе, детишки уже болтались на вантах – мне еще надо будет проследить, чтобы никто из них не отправился с нами зайцем. Впереди нас ждали Флиссинген и Антверпен.
Во Флиссингене порталом был сам городской маяк.
В Антверпене это оказалась кружевная лавка – в ней мне пришлось пройти сквозь шкаф.
За исключением этих мелких различий ощущения были те же самые, только гагатов на память мне никто уже не дарил.
Улита Уварова
Анна
Перец
Меня Анна зовут. Я живу вон там, вон там, за тем домом с красной крышей, там за доками, видите?
Мы с дедом там жили и с бабкой, а теперь только с дедом, потому что бабка умерла осенью. Дед мой раньше в конторе работал, его Тильс зовут, знаете его? Его все знают. А бабка была его жена. А мамка у меня беспутная, я ее уже давно не видела, уплыла с кем-то, дед говорил. А почему я должна быть в школе, сейчас каникулы, вы что, не знаете? Не знаете? Как это – целыми днями без присмотра? Я что, ценный груз, чтобы за мной присматривать? Что случится? Со мной что-то случится? Не знаю, пока ничего не случалось, если не считать того раза, когда я нашла золотой браслет. Не это имеете в виду? А что? Конечно, всякое может случиться, я знаю. Я много всяких историй знаю, люди рассказывали. Вот знаете Красавицу? Не знаете? А это та чуднáя старуха, которая жила за складами. Все называли ее Старая и смеялись над ней. А она не старая, она красивая, я ее так про себя и зову – Красавица. А по правде ее Сузи зовут, она мне в последний день сказала. У нее шляпа с розами и черные кружевные рукавицы без пальцев – они еще как-то смешно называются, она говорила как, только я не помню. Все немножко рваное, но очень красивое, ни у кого такого нет. Еще у нее много сумок, а в сумках все ее имущество, так она говорит. Она очень богатая, у меня столько всего нет, даже если я соберу все свои игрушки и платья и даже зимние ботинки и школьные учебники, и то получится меньше. А у нее в сумках есть еще кружевной зонтик и халат с цветами и птицами, тоже немножко рваный, но это ведь не делает птиц и цветы хуже, верно? И еще тарелка, и подсвечник, и даже книжки, но они не похожи на мой учебник. И всегда есть какая-то еда, она со мной делится. А из своей бутылки она мне пить не дает, говорит, с меня и воды довольно. Ну и ладно, мне не жалко. Зато, когда мы поедим и она попьет из своей бутылки, она всегда рассказывает что-то ужасно интересное, а иногда страшное. Но такие истории, если они не заканчиваются хорошо, я не очень люблю. Они мне потом снятся, и я начинаю всего бояться. Зимой она мне рассказала про неприкаянных мертвецов, которые пьют у живых кровь, и тогда живые сами становятся неприкаянными мертвецами. И она сказала, что отличить такого мертвеца от живого всегда можно по тому, что в разговоре они причмокивают, как будто сосут что-то. А старый Якоб всегда так причмокивает, и я подумала, что он неприкаянный мертвец. И отказалась ходить помогать его жене, потому что боялась. Дед тогда мне всыпал по первое число, сказал, что мы должны помогать Якобу, он много нам хорошего сделал. А я все равно боялась, и тогда дед объяснил, что Якоб чмокает, потому что у него зубов нет, и никакой он не мертвец, потому что не боится чеснока и ест его каждый день. А я не знала про чеснок, а дед сказал, чтобы я узнала сначала как следует, а потом боялась. И выглядела я дура дурой, хуже чем трусиха Бет.
А недавно она рассказала ужасную историю про человека, который умел играть на дудке особую раскрасивую музыку. И те, для кого он играл, шли за ним и пропадали навсегда. Он мог и зверей так уводить, и людей. С ним не все шли, а только те, для кого он играл и кого хотел с собой забрать. А куда он забирал и что там с ними делал – неизвестно. Кажется, иногда он уводил всех под воду, а иногда и вовсе неведомо куда. Вот такая страшная история. Я пробовала узнать все как следует и понять, правда это или нет, а то вдруг кто-нибудь рядом заиграет и пойдешь с ним в никуда – когда играет оркестр, я всегда стараюсь рядом идти. А если это не просто оркестр? А дед сказал, что все это чепуха, старые сказки. А Красавица сказала, чтобы я не боялась, потому что за дудкой идут не все, а только те, кто понимает эту музыку и кто нужен музыканту. А я зачем ему могу понадобиться, если я матери родной не нужна? И это правда, так что музыки я теперь тоже не боюсь.
Что я делаю целыми днями? Ну много чего делаю. Кастрюли чищу, кукурузу варю на продажу, иногда стираю, жене Якоба помогаю, много еще чего. Нет, не тяжело совсем. И сюда хожу. Здесь столько всего разного. Вот знаете то место, где выгружали зверей для цирка? Там так пахнет, и лев был настоящий, верите? А где цветочницы стоят, знаете? Там можно монетку найти. А хотите, можем пойти посмотреть, как швартуется лайнер. Там важные господа всякие сходят. Важные, а иногда такие смешные. Я один раз видела тетку с дохлой лисой на плечах, не сойти мне с этого места. И она вышагивала, как будто так и надо. А девушки там иногда – настоящие принцессы. Не хотите? Ну ладно.
А пойдемте, я вам покажу место, где швартовался тот самый корабль? Ну тот самый, вы что, не знаете? Я вам сейчас расскажу.
Тот корабль был какой-то странный. Ничего с него не разгружали и не загружали. И пассажиров не было, я не заметила. Огни вечером не зажигали – я видела, возвращалась от трусихи Бет вечером, поздно, мы играли в поиски клада, мне еще от деда досталось, что я так поздно вернулась. Из экипажа я вообще видела всего одного человека – он ходил в городские лавки и что-то покупал, но не так уж много, все купленное нес сам. Еще туда иногда ходят какие-то чудики, ни на кого не похожие. Все сытые, чистые, говорят непонятно, и глаза у всех как будто они что-то другое видят, шалые какие-то. Несколько раз они у меня спрашивали, где здесь плавучая библиотека. А мне откуда знать? Плавучего здесь всего сколько угодно, а библиотеки я ни одной не видела, да и откуда ей здесь взяться? Библиотека у нас в школе. Я сначала пробовала объяснить, но они отмахивались и говорили, что им нужна именно плавучая библиотека. А потом к вечеру я увидела, как один такой чудик спускается с того самого корабля. Видно, его они и называли плавучей библиотекой, хотя почему – непонятно. Название на корме было совсем другое. Ну да ладно.
Только очень интересно было, что у них там происходит. Я один раз к трапу сунулась – а там мужик какой-то, во всю рожу улыбается. Заходи, говорит, девочка, ты книги пришла посмотреть? И рукой назад себя показывает. А больше никого не видно, может, и не было там никого. Ну это уж нетушки, нашли дурочку. Так я и пошла к чужому дядьке в каюту, когда никого нет. Все знают, что от этого бывает. И нечего улыбаться, меня не обмануть, я не идиотка. А вот он идиот, нашел, чем девчонок заманивать – книжками! Кому они нужны, эти книжки, хотела бы я знать? Я никого такого не знаю. Только разве Красавица, так ее они и заманили в конце концов.
Всё с этим кораблем было очень странно, непохоже на то, как обычно бывает. Я Бет рассказала, она посоветовала мне держаться подальше, а то еще этот дядька может улучить момент и меня похитить. И я больше ей не стала рассказывать, потому что она трусиха. А Петер сказал, что там, наверное, пираты, и они высматривают в порту судно, где будет ценный груз и которое они потом в море ограбят. А я считаю, что это глупости, потому что они с корабля вовсе на берег не спускаются, а с того места, где они пришвартованы, ничего толком не видно, так что ничего они так не узнают. Тогда Петер сказал, что они, наверное, шпионы и на берег не сходят, потому что не хотят, чтобы кто-то запомнил, как они выглядят. А чудики – их агенты и поставляют им секретную информацию. Петер много знает про шпионов.
В общем, решили мы сами за ними шпионить. Петер сказал, что они на нас внимания не обратят. Какое кому дело до двух маленьких оборванцев, сказал Петер, хотя мы вовсе не оборванцы.
В общем, стали мы там все время проводить, сколько могли. Оказалось, что чудиков туда ходит не так уж и мало, надо же сколько шпионских агентов у нас в городе.
Не все туда приходили с пустыми руками. Некоторые несли стопки книг. А выходили уже без них. А другие, наоборот, заходили с пустыми руками, а выходили с какими-то папками. Петер сказал, что это шпионские шифровки. Но по-моему, он ошибался. Не шифровки это, а просто книги и бумага. Вот только зачем – непонятно. Зачем они носили книги туда-сюда?
Все ходили и ходили, как медом им там намазано.
Видела очкарика.
Прошло несколько дней, и мы стали узнавать завсегдатаев. Сутулого старика с вислыми усами, например, еще двух девушек – они всегда приходили и уходили вместе, ходил молодой, но какой-то вялый господин и другой мужчина, тоже молодой, но живой и сильный, а глаза как у выпившего. Не такие, как у совсем пьяного, а какие бывают, когда человек только первый стакан выпьет, ну вы знаете. И еще несколько человек. Они каждое утро приходили, а уходили только под вечер.
А потом оказалось, что заходили туда многие, а вот вышли не все.
Мы ведь всех отмечали, кто зашел, кто ушел, сколько на борту оставался, за шпионами всегда так следят, Петер сказал. И вдруг заметили, что в один вечер старик не спустился на берег, сначала подумали, что он остался ночевать, но он так больше и не показался. И одна из девушек, та, что повыше и с шарфом, – тоже исчезла. И еще одна дама, похожая на госпожу директрису. И тот, похожий на пьяного.
Мы сначала очень испугались. А потом я перестала бояться. Подруга пропавшей девушки продолжала ходить как ни в чем не бывало – приходила и уходила. И не похоже было, что она боялась или была чем-то расстроена. Наоборот, бежала с утра, как будто жениха из рейса встречать.
В общем, непонятно совсем. Я все тогда Красавице и рассказала, думала, она может объяснить, что к чему, она ужасно много знает. Ей так интересно было, хоть она и сказала, что про шпионов – это чепуха, нет там никаких шпионов.