– Крыша у тебя прямо как в Риме, – с деланным восхищением Рысь кивнул на черепицу. – Небось, поблизости ни у кого такой нет?
– Не только поблизости, – довольно осклабился крепыш. – Но и до самого Могонциака!
По-латыни он говорил довольно правильно, но чувствовалось, что этот язык ему не родной – слишком уж протяжно произносились гласные и слишком четко – слова.
– Направляетесь в город?
– Ну да, – коротко кивнул Юний. – В Колонию Агриппина.
– Эвон куда! – с удивлением протянул хозяин. – Далековато собрались. Ну, что ж стоите, прошу! – Он гостеприимно распахнул дверь и представился: – Я – Эрлоин, сын Мадальберта Болотника, владелец сего постоялого двора и честный налогоплательщик благодаря Каракалле-принцепсу, чтоб его на том свете покусали злобные псы! Ой, – Эрлоин вдруг осекся. – Не подумайте, я вовсе не хотел никого оскорбить.
– Ничего, – улыбнулся Юний. – Кто сейчас помнит, как почти два десятка лет тому назад войска Каракаллы разгромили где-то в этих местах коварных алеманов?
– Я уж точно не помню, – трактирщик как-то слишком поспешно отвернулся и тут же сменил тему: – Да вы проходите, проходите, не стойте!
Сказавшись компаньоном одного богатого вольноотпущенника из Августы Треверов, Рысь – дабы отбить у подозрительного владельца постоялого двора желание пощипать залетных гостей – похвастал удачно проведенной коммерческой операцией: покупкой урожая льна в окрестностях Могонциака.
– Поэтому ты уж нам подай вина подешевле, все деньги на покупку ушли. Зато выгодно!
– Как так? – Похоже, трактирщик был разочарован. – Никак не могу понять твои слова, уважаемый. Если ты потратил большие деньги на покупку льна – то где он? Где груженые повозки, волы, возчики?
– Так я ж тебе говорю, что приобрел будущий урожай!
– А если его, к примеру, побьет град или вдруг да случится какой-нибудь пожар, упаси боги? – Глаза Эрлоина, казалось, сейчас вылезут из орбит от непомерного удивления. Ну никак он не мог взять в толк, как можно купить урожай, который еще не только не собран, но даже и не посеян!
– Риск всегда риск, – пожал плечами Рысь. – Сколько, по-твоему, будут стоить по осени десять возов отменного льна? Не меньше полутора тысяч сестерциев, а то и все две – ведь так?
– Так, – согласился трактирщик.
– Ну а мы с компаньоном заранее приобрели этот лен всего за одну тысячу!
– Но ведь вы можете и вовсе ничего не получить!
– Кто не рискует – тот не живет богато! Ладно, – Юний устало махнул рукой, – чем спорить, вели подать нам чего-нибудь подешевле, сам видишь – поиздержались, не знаем, как и доедем домой.
– Так ловите по пути рыбу, – посоветовал Эрлоин. – Могу вам продать снасти.
– Ты же знаешь, вряд ли мы в состоянии их купить.
– Эх, занятные вы люди… Ладно уж, угощу вас за свой счет доброй ягодной бражкой!
"Добрая ягодная бражка" оказалась настолько омерзительной на вкус, что привыкший к более изысканным напиткам Юний едва не поперхнулся после первого же глотка. Флакс же, подозрительно понюхав брагу, вообще отказался ее пить. Что же касается хозяина заведения, то он как ни в чем не бывало выхлестал три кружки подряд и потянулся налить себе следующую.
Зато беседа потекла легко и плавно. В общем-то говорил один трактирщик, Юний лишь внимательно слушал, время от времени задавая наводящие вопросы и подначивая:
– Так-так! Говоришь, Лициний Вер человек вполне законопослушный… А его сосед? Тоже такой же… А что скажешь о Манлии? Грызется с римлянином Октавием из-за гречишного поля?! А кто еще у вас здесь грызется? Страсть как люблю подобные россказни. Римлянин Гретиарий третьего дня чуть было не набил морду своему соседу Теренцию?! Это, интересно, за что же? Может быть, этот Теренций ухлестывал за супругой соседа или совращал его малолетнего сына? Нет? Из-за земли поругались… Так-так… А почему же это Гретиарий – пес, а Теренций что, лучше? Ах, Гретиарий еще и положил глаз на землю вашей общины. Ну, надо же, какой алчный! Луга оспаривает? Заливные? Что… Да нет. Заливные, спрашиваю, луга-то? Ах, те, что примыкают к урочищу, вот оно что. Видел, видел я те поваленные деревья, издалека посмотреть – сплошной ужас, думаю, что вблизи – еще хуже.
Юний проболтал со словоохотливым хозяином почти до вечера, а уж потом, ахнув, принялся собираться в путь.
– Куда ж ты на ночь глядя? – урезонивал гостей Эрлоин. – Места тут у нас неспокойные, река рядом – граница. А из-за нее кто только не может переправиться!
– Алеманы? – переспросил Рысь.
Трактирщик улыбнулся:
– Да кого только там нет. Я б на вашем месте заночевал здесь.
– И мы бы заночевали, – махнул рукой Рысь. – Только нам, увы, нечем заплатить за постой.
– А ло… – Эрлоин вдруг осекся и, улыбаясь, вышел вслед за гостями на двор.
Юний прекрасно понял, что он хотел спросить. Конечно же, про лошадей, немалое богатство в здешних краях. Хотя Октавий подсунул путникам далеко не самых лучших своих коней, тем не менее и эти лошаденки явно вызывали у окружающих нездоровую зависть. Рысь заметил, с каким вожделением поглядывали на них какие-то юные оборванцы – то ли слуги, то ли свободные жители Гретарка.
Солнце сияло в небе, теплый ветерок, пахнущий навозом и сеном, навевал мысли о близкой весне. На холмах снег уже весь растаял, а может, тут его и не было – всю зиму поливали дожди. Простившись с трактирщиком, путники выехали на скользкую дорогу, круто взбирающуюся на холм, к разбросанным домишкам селения. Когда подъехали ближе, стало видно, что в большинстве своем это именно дома – бревенчатые, добротные, с посаженными вокруг деревцами, – а вовсе не убогие хижины. Да, действительность сильно отличалась от того, что писал Тацит, – эту мысль, щурясь от солнца, и высказал Юний слуге.
– Я думаю, господин, во времена Тацита варвары жили куда беднее и только благодаря римлянам стали богатыми и зажиточными, – неловко сидя на покрытом толстой попоной крупе коня, предположил Флакс.
Рысь покачал головой:
– Нет, вряд ли я соглашусь в этом с тобою.
– О, мой господин…
Юний недовольно сплюнул:
– Послушай-ка, любезнейший Флакс, перестань называть меня господином – с тех пор как я коснулся тебя преторским жезлом в присутствии легата, ты уже больше не раб. Вот уже несколько дней ты – мой клиент, вольноотпущенник и слуга. Так и называй меня, как полагается, не господин, а патрон!
– Слушаюсь, мой патрон.
– Так вот, Флакс, полагаю, насчет Тацита ты не совсем прав. Сей ученейший муж писал не столько о германцах, сколько о римлянах. Варвары у него – лишь необходимый для сравнения элемент. К примеру, он пишет о том, что все германцы отличаются высокими моральными качествами – никто не соблазняет чужих жен, девушки чуть ли не до старости сохраняют девственность, а юноши не знают и не хотят знать свободной любви. Ой ли? Так ли это? Думаю, что не так, любезнейший Флакс. Говоря о варварах, Тацит лишь подчеркивает разврат и лень римлян, по сути, до германцев ему нет особого дела… Эй, эй, Флакс – нам прямо.
Слуга уже заворотил коня на повертку, спускающуюся с холма к реке, – оттуда можно было вскорости достичь виллы Октавия.
– Эй, – закричал ему Рысь. – Поворачивай же!
Завернув лошадь, Флакс с удивлением воззрился на своего молодого патрона:
– Нам ведь на виллу…
– Не сейчас, – зачем-то посмотрев назад, покачал головой Юний. – Мы еще слишком близко от постоялого двора, нас могут оттуда увидеть.
– Так ты думаешь, его хозяин следит за нами?!
– Не думаю, а знаю почти что наверняка! Этому варвару слишком понравились наши кони. Видал, с какой алчностью он на них смотрел?
Старый слуга задумался и вздохнул:
– Но тогда…
– Ты правильно догадался, Флакс, – молодой юрист усмехнулся, – хозяин постоялого двора ближе к ночи обязательно вышлет за нами погоню. Если уже не выслал.
– Как же нам быть, го… патрон?
– Нам следует побыстрее подняться на холм и, скрывшись из виду, немедленно повернуть обратно, – поправляя попону, пояснил Юний. – И не вдоль реки – та местность хорошо просматривается от деревни. Нет, мы повернем на запад и, быть может, даже заночуем у одного из местных землевладельцев.
– Заночуем?
– Как ты думаешь, он нас пустит? Прилично мы выглядим?
Флакс кивнул. На его взгляд, как и на взгляд любого римлянина, они оба и в самом деле выглядели не так уж и плохо, особенно Юний, одетый в желтокоричневую шерстяную тунику с затейливым орнаментом по подолу и вороту, узкие шерстяные штаны, подбитый беличьим мехом закрытый плащ-пенулу, под которым легко прятался гладиус в кожаных ножнах. Именно так одевались путешественники, так что подозрений возникнуть не должно.
Уже смеркалось, когда путники, свернув с дороги, подъехали к высокой ограде, сложенной из массивных, плотно пригнанных друг к другу камней. За оградой виднелись высокие деревья – кажется, яблони – и крытая коричневой черепицей крыша. По обе стороны от ограды тянулись ограждения поменьше, но тоже каменные, идущие вокруг огорода, полей и пастбища. Даже русло протекавшего по участку ручья было заботливо выложено камнями. По всему видно – владелец земли обосновался тут давно, всерьез и надолго.
Раб-привратник, отворив ворота, внимательно выслушал путников и, попросив обождать во дворе, пошел доложить хозяину. Внутри вилла выглядела так же основательно, как и снаружи – просторный, вымощенный булыжниками двор, каменный дом с колоннадой и высокой башней, хозяйственные постройки, тоже большей частью каменные, – амбары, конюшня, птичник. Везде копошились работники: перекрывали в одном из амбаров крышу, чистили конюшню, разбрасывали по полю навоз.
– Будьте гостями! – вернувшись, доложил раб. – Господин ждет вас в доме. Входите. И не беспокойтесь, о ваших лошадях позаботятся.
Вслед за слугою путники вошли в дом, оказавшись в просторной прихожей с мозаичным полом, расписанными разноцветными красками стенами и узенькими изящными лавочками, меж которыми стояли небольшие раскрашенные статуи, изображавшие то ли императоров, то ли родственников хозяина виллы.
– Пожалуйста, снимайте плащи, и прошу вас в таблиниум, господа! – Изогнувшись в полупоклоне, прислужник принял от гостей плащи и принес домашние сандалии – переобуться. Переглянувшись, Юний и Флакс уселись на лавочки и, отвергнув предложенную помощь, принялись стаскивать обувь.
Как и предупредил раб, хозяин виллы ожидал их в трапезной. Это был высокий, могучего сложения человек, крепкий, словно старый дуб, со смуглым, покрытым многочисленными шрамами лицом старого солдата. Небольшая седоватая бородка и умный взгляд карих, с красноватыми прожилками глаз делали ветерана похожим на философа.
– Сервий Кальвизий Лонгин, – с достоинством представился старый легионер. – Лет десять назад – центурион "Примигении", а ныне, изволите видеть, землевладелец.
– Рад знакомству, – приветливо кивнул Рысь и показал на скромно стоявшего позади Флакса. – Я со своим слугой добираюсь в Колонию Агриппина по коммерческим делам, знающие люди не советовали останавливаться на постоялых дворах, и…
– Правильно не советовали, – усмехнулся Кальвизий. – Тут ведь у нас разбойник на разбойнике! И многие связаны с теми шайками, что промышляют за рекой. Кто порекомендовал остановиться у меня?
Ага! Юний ненадолго задумался – не таким уж и гостеприимным при ближайшем рассмотрении оказался этот Кальвизий Лонгин, вдруг да прогонит без рекомендации. Вполне может. Похоже, он чувствует себя вправе творить, что хочет. Кажется, он упоминал "Примигению", то есть двадцать второй легион, основанный когда-то Калигулой.
– Один мой приятель, он служит в двадцать втором легионе…
По улыбке, промелькнувшей на хмуром лице бывшего центуриона, Юний понял, что угадал. Кальвизий довольно кивнул и гостеприимно указал рукою на ложе, правда не забыв осведомиться о мифическом приятеле гостя.
– Авл Юлий Муск – так его имя, – не задумываясь, соврал Рысь. – Он прослужил уже лет восемь…
– А, тогда я его не знаю, – ветеран почесал бороду, – видно, кто-то из старослужащих рассказал ему обо мне. Что ж, рад буду оказать услугу. А о твоем слуге позаботятся. Он раб?
– Вольноотпущенник.
– Хорошо.
Кивнув, Кальвизий кликнул раба и, поручив ему Флакса, самолично разлил по бокалам вино из серебряного кувшина, стоявшего на узорчатой подставке.
– Угощайся! Вон там, на блюде, жареные дрозды, в вазе чесночный соус – очень рекомендую.
И соус, и дрозды, и мягкие, видно, только что испеченные хлеба оказались на удивление вкусны, вот только что касается вина… По вкусу это была самая обыкновенная брага, сдобренная изрядным количеством хмеля.
Завязалась беседа, в процессе которой говорили о многом: о шумной жизни в Могонциаке и Августе Треверов, о легионах и имперской политике, о германцах, которых Кальвизий почему-то считал полнейшими скотами, о соседях…
– Нет, про жителей Гретарка ничего плохого пока сказать не могу. – Потянувшись, хозяин пододвинул поближе к гостю вазу с соусом. – Я с ними не ссорюсь – не из-за чего.
– И они не имеют к тебе никаких земельных претензий?! – удивился Рысь.
Старый легионер хохотнул:
– Попробовали бы! Я своих слуг не обижаю и, если понадобится, могу выставить два десятка обученных и хорошо вооруженных бойцов. Хизульф, староста, об этом хорошо знает. Да к тому же и поводов нет – границы моего участка проводил сам Тревизий, вот уже был человек! Умнейший, исполнительнейший… Жаль, давно умер.
– Удивительно! – покачал головой Юний. – И соседи тоже не имеют претензий? Обычно ведь как бывает – живут себе и живут, а потом начинается: это поле мое, и ручей, и часть рощицы…
– Ну, у нас такого нет. Кроме деревенских, у меня один сосед – старина Лициний, Лициний Вер, верный боевой товарищ. Нам с ним делить нечего! Двое моих сыновей сейчас у него в гостях – собрались половить рыбку, Лициний страсть как падок на это дело, а я вот предпочитаю охоту.
– А другие соседи? – не отставал Рысь. – Гретиарий, Манлий, Октавий?
– Этих я плоховато знаю, – помолчав, признался Кальвизий. – Они ведь не так давно получили свои участки – вряд ли больше пяти лет прошло. Да и не из нашего легиона они, из "Августа".
– "Августа", – тихо повторил Рысь. – Восьмой легион.
– Да, верно, восьмой. Он всегда уступал "Примигении"! Так вот, насчет тех ребят, что получили участки… Я слыхал, они друг с другом едва не разодрались из-за земли, да еще и с местными что-то не поделили. Гретиарий обвиняет Хизульфа в том, что тот незаконно распахал его луга, Манлий хочет прибрать к рукам ручей, что издавна принадлежал деревне. Гретиарию, говорят, тоже не живется спокойно. А в восьмом легионе испокон веку никакого порядка не было!
Окончив обедать, гость с хозяином еще немного поговорили о всякой ерунде, типа видов на урожай и цен на свежую рыбу, после чего вышли во двор – проветриться. Вернее, выйти-то собирался один Кальвизий, а Юний уж с ним навязался – чего одному сидеть? Да и спать пока не хотелось.
Вечер – впрочем, ночь уже – выдался спокойным и тихим. Чуть подморозило, под ногами похрустывал тонкий ледок, небо над головою блистало желтыми звездами, и золотистый месяц заливал всю округу мерцающим, каким-то колдовским светом. Видно было далеко – до самого урочища. Еще бы – ведь вилла Кальвизия располагалась на вершине холма. Вон лес, темный и мохнатый, вон – рощица, по левую руку блестит отраженными звездами Рейн, маячат заборы и домишки Гретарка, а далеко за рекою видны мерцающие костры алеманов.
Страшный, ни на что не похожий вой вдруг разорвал тишину. Рысь вздрогнул и прислушался – вой доносился откуда-то издалека, может, из-за реки, а может, и со стороны урочища.
– Здесь много волков? – обернувшись к хозяину, негромко спросил Юний.
– Хватает, – Кальвизий откликнулся с какой-то неохотой и, зачем-то обернувшись, понизил голос: – Только местные считают, что так воют не волки!
– Не волки?
– То есть не совсем волки. Оборотень!
– Да-а, – Рысь покачал головой. – Веселые у вас тут места. Хорошо, что мы не пустились в путь ночью.
Ветеран неожиданно рассмеялся:
– А и пустились бы, так ничего бы с вами не сделалось. Оборотень обитает в Черном урочище и редко покидает свое логовище.
– Что же вы его не убьете? Не можете справиться?
– Зачем? – пожал плечами Кальвизий. – Он никогда не нападает на местных… если те не заходят в урочище.
– А что бывает с теми, кто заходит?
– Загрызет! – со спокойной уверенностью отозвался старый солдат. – Правда, туда и ходить незачем – одни горы да буреломы.
Вой закончился так же внезапно, так и начался. Было слышно, как в наступившей тишине храпели на конюшне кони.
Утром – а оно неожиданно выдалось туманным, хотя ясные ночные звезды обещали другое – Юний и Флакс, простившись с гостеприимным хозяином, направились на виллу Октавия. Молодой юрист узнал от Кальвизия много интересного и теперь чувствовал, что едва не упустил что-то важное в своих умственных построениях. Это важное следовало выделить, для чего нужно было сперва хорошенько поразмышлять, и желательно заняться этим побыстрее, вот Рысь и торопил коня, недовольно поглядывая на отстававшего вольноотпущенника. Подъехав к деревне, Юний остановился у околицы, с интересом посматривая на беспорядочно разбросанные хижины, чернеющие в зыбком утреннем тумане. Где-то неподалеку вдруг послышался стук копыт. Рысь прислушался – кто-то торопливо скакал со стороны виллы Лициния Вера. Да не один всадник, похоже, целый отряд. Ну да – и все куда-то спешат, ругаются. И это явно не римляне.
Юний быстро спешился и, взяв коня под уздцы, укрылся за старым стогом невдалеке от дороги. Погладив лошадь по гриве, осторожно высунул голову – четверо всадников в волчьих германских плащах, хмуро ругаясь, проехали мимо и исчезли в туманной дымке. Интересно, где их носило всю ночь?
Ха! Рысь вдруг расхохотался. Ну, конечно же! Не этих ли ребятишек послал по следам его и Флакса ушлый трактирщик Эрлоин?! Хотел заиметь лошадок, так-так… А ребятишки-то опростоволосились, и не по их вине – Рысь оказался уж слишком осторожным и хитрым. Можно себе представить, какую взбучку задаст своим парням Эрлоин! Так им и надо, ишь, взяли моду разбойничать. Однако где же Флакс? Что-то долгонько его не видать.
Вскочив на коня, Юний немного проехал обратно и натолкнулся на одинокую лошадь вольноотпущенника. Гм… Интересно, а где же сам всадник?
– Эй, Флакс! – негромко позвал Рысь.
– Я здесь, господин, – голос слуги раздался словно из-под земли.
Юний спрыгнул с коня и еле удержался от смеха, увидев выпростанную из придорожных кустов руку – похоже, старый слуга все ж таки сверзился с коня, хорошо хоть не сломал себе шею.
– Вставай, вставай, лежебока! – Рысь помог Флаксу подняться и вдруг услышал песню.
За рекой за быстрою
Леса стоят дремучие,
Огни горят великие… -
выводил красивый девичий голос.
Рысь закусил губу – именно эту песню когда-то напевал отец. Это была песня его племени. Выходит, и здесь есть словены. Или венеды, как их называют римляне? Но – кто, откуда?