- Единственный раз, да и тот ты не в состоянии повторить снова. Сан, учение бывает скучным. А ты думал, что это всего лишь развлечение, и только? Жизнь, мой мальчик, - это усердный труд.
- Он сдерживает меня, мы оба стоим на месте! Какого дьявола мы здесь делаем? Прячемся, как зайцы! Ты же в прошлом совершал такие подвиги, ты сражался с Долой, и… и… я не хочу больше прятаться здесь, как трус. Кто знает, что еще замышляет Гильдия там, наверху. Она убила моих родителей, ты понимаешь это или нет? А Квар рассказывает мне о каких-то природных духах и разных перегонных кубах!
Сердитый Сан стоял посреди комнаты и тяжело дышал, казалось, он вот-вот лопнет: его грудь напряженно поднималась и опускалась, словно ему не хватало воздуха.
Идо, с неизменной трубкой в руках, неподвижно смотрел на него.
- Ты закончил? - спросил он ледяным тоном, и это еще больше взбесило Сана.
- Ты думаешь, что это все глупости?
Звонкая пощечина заставила его смолкнуть. Сан почувствовал себя опустошенным. С недоверием он посмотрел на гнома.
- А ты не кричи и не пылай, как дракон. Я, мой мальчик, побольше твоего повидал на своем веку и имел дело со многими сопливыми и чванливыми глупцами.
Сан почувствовал, как слезы обжигают его ресницы.
- Мы прячемся здесь потому, что если ты попадешь в руки Гильдии, то тебе придет конец. Но ты же герой, верно? И смерть тебя не интересует. Ладно, напомню тебе еще раз, что с твоей смертью закончится весь Всплывший Мир. И именно поэтому мы здесь.
Идо отвернулся, подошел к окну и прислонился к нему. Сан следил за гномом сквозь проступившие слезы. Его мучило ощущение того, что он не понят. Вплоть до сего момента гном был для него единственной опорой в жизни: они оба пережили большое горе. Если и был кто-то на свете, кому не нужно было ничего доказывать, так это - Идо. Но только не теперь. Сейчас Сан чувствовал себя отчаянно одиноким.
- Я понимаю тебя, - сказал гном, словно отвечая на его мысли. - Ты думаешь, что я не страдаю от бездействия. Мое ожидание длится уже три года: в тылу я вынашивал планы восстания; я видел, как гибли мои подчиненные, в то время как сам находился в Лаодамее вне опасности. Как ты думаешь, что творилось у меня на душе? Но есть время, чтобы действовать, и время, чтобы ждать, и понять это могут только настоящие воины.
Гном замолчал, посмотрел на мальчика с сочувствием и подошел к нему.
- Сан, я думал, что мы уже все обговорили и ты все понял… Твой вклад в борьбу состоит в сохранении собственной жизни. Уверяю тебя, что это не так уж и мало.
"Но это не сравнится со сражением и не поможет мне стереть из памяти комнату, залитую кровью, образы моего отца, ползущего к двери, и моей матери, неподвижно лежащей на полу".
Сан уже не сдерживал слезы. Его плечи вздрагивали от рыданий. Сан не знал, что так трудно выдержать испытание бездействием, когда в душе горит ненависть к врагу. Жажда мести - вот его единственная цель. И если тогда он не знал, как отомстить, то теперь он научился быть сильным и уже умеет пользоваться своим даром.
Сан должен был обо всем рассказать Идо. Ведь на глазах гнома умирали многие из тех, кого он любил, наверняка он знает другой ответ, кроме слова "ждать". Но мальчик молчал и только всхлипывал на плече Идо, не слыша ни единого слова утешения.
- Поклянись мне, что будешь осторожен.
Сан долго стоял потупив взгляд, потом медленно кивнул, и Идо прижал его к себе.
- Я не приставлю к тебе охранника, но запомни, что это в последний раз. Я знаю, что ты благоразумный мальчик и будешь умницей.
Сан снова устало кивнул. Он вытер слезы, гном улыбнулся ему, но мальчик не смог искренне ответить ему тем же.
10
КОМНАТА СУЛАНЫ
Вечером того же дня, когда Дубэ и Теана прибыли во дворец, в дверь чуть слышно постучали. Девушки открыли дверь и увидели стоящего с улыбкой у порога Волько.
- Я подыскал вам отличное местечко.
Речь шла о работе посудомоек на огромной кухне среди дыма и гари, вместе с другими женщинами. Там всегда кипела работа, которой не было конца, потому что Дохор постоянно плел интриги и заговоры со своими союзниками, сопровождавшиеся пышными застольями.
Все здесь было как на кухнях Дома Гильдии. И Дубэ вспомнила, как в течение нескольких месяцев там работал Лонерин. Она видела сновавших там в густом дыму людей, похожих на призраки, продавших от отчаяния свою кровь секте. Поэтому, открыв дверь, она почувствовала тошноту, но сдержалась и продолжила разыгрывать роль простолюдинки, упав перед Волько на колени и целуя ему руки в знак своей благодарности.
- Это - заслуга принца, а не моя, - сказал он с усмешкой.
В тот вечер уставшие девушки поздно легли спать. Теана вообще не была приспособлена к физическому труду. Вплоть до этого времени жизнь девушки-мага была подчинена главным образом скрупулезному изучению магии, в ней не было места тяжелому труду. Да и Дубэ не привыкла к такой работе. Обе они рухнули на кровати с ноющими от боли мышцами и онемевшими от холодной воды руками. Теана, не промолвив ни слова, сразу же юркнула под одеяло, тогда как Дубэ продолжала еще некоторое время бодрствовать. Несмотря на усталость, ей никак не удавалось уснуть. Ее злейший враг спал где-то совсем рядом. Как узнать, в каком месте этого лабиринта хранятся документы, сулящие ей свободу? И разве можно уснуть, зная, что твое спасение в двух шагах от тебя? Необходимость действовать, стремление отомстить за себя превращалось в сущее наваждение. Подобное ощущение она уже испытала после возвращения из Неведомых Земель, когда почувствовала в себе перемены, открывавшие новые грани ее души. Так или иначе, Дубэ была готова к решительным действиям и к тому, чтобы позаботиться о своей собственной судьбе.
Разбойница закрыла глаза и напоследок, словно во сне, почувствовала нечто похожее на сладостную боль от мысли, что где-то там, за этими стенами, Леарко так же тщетно пытается уснуть.
Дубэ ни на шаг не отдалялась от выбранной ею тактики, о которой она ранее поведала своей спутнице: первые дни обе девушки, чтобы не вызывать подозрений, работали безропотно и с полной самоотдачей. Это было нелегко, поскольку на кухне они были новенькими и другие работницы взваливали на них всю самую тяжелую работу, а порой и издевались над ними без всякого повода. По вечерам Дубэ слышала, как Теана, сидя на сундуке, тихо плакала, продолжая при этом с еще большим, чем прежде, усердием читать свои молитвы.
- Я постараюсь работать как можно быстрее, - шептала ей разбойница, не находя иных слов утешения. Теана молчала, опечаленная такой нелепой и опасной жизнью.
Удобный случай наступил через неделю после их прибытия. Глубокой ночью, когда все во дворце спали, Дубэ тихо встала с кровати. Она бросила в сумку свое женское платье, надела холщовые штаны и меховой жилет, украденный днем раньше из прачечной. Эта мрачная экипировка очень сильно напомнила ей одежду победителей. Но это было как раз то, что нужно для того, чтобы бродить по темным коридорам замка. Разбойница с удовольствием снова повесила на пояс свой кинжал. По какой бы дороге она ни шла, какую бы одежду ни носила, битва оставалась всегда частью ее жизни, и только с оружием в руках она чувствовала себя уверенно. Девушка перевязала лентой свои волосы и была такова.
Ночь показалась ей сладостной, словно давняя, порядком подзабытая любовь. Дубэ, наслаждаясь мраком, с особым удовольствием беззвучно двигалась в кромешной темноте. Первоначальное обследование местности было неотъемлемой частью ее воровского ремесла, которую она любила более всего на свете.
Готовая в случае необходимости отразить атаку, она незаметно пробиралась по коридорам и внимательно их осматривала. Но охрана ей так и не встретилась. На нижних этажах жили только слуги, и попасть сюда извне было невозможно. Да и какой смысл их охранять? Без особых усилий ей удалось вскрыть комнату управляющего хозяйством и украсть у него пергамент и чернильницу. Девушке хотелось убедить себя в том, что ни одна деталь ею не забыта, а для этого Дубэ нужно было все записать.
Она спрятала в углу, около лестницы, ведущей на нижние этажи, завязанную в узел одежду прислуги, с тем чтобы в случае необходимости сразу забрать ее и быстро переодеться.
Затем она отправилась на разведку нижних этажей для того, чтобы составить их подробный план. Учитель всегда повторял, что первым делом нужно хорошо изучить обстановку на том месте, где предстоит действовать. Когда сталкиваешься с необходимостью внезапного отступления и нет времени на раздумья, пути отхода должны быть максимально четкими. Однако главной целью этой вечерней вылазки была проверка собственных возможностей. Днем раньше Теана провела третий по счету ритуал укрощения зверя.
Дубэ убедилась в том, что прежнее физическое состояние ее тела было полностью восстановлено. Впрочем, девушке показалось, что ее чувства стали острее, чем прежде. Разбойница подумала об этом, дрожа от страха, зверь еще не повержен, и символ присутствия его в теле Дубэ рос день ото дня. Но как бы то ни было, этот факт мог бы пойти ей на пользу.
В следующий раз разбойница отважилась зайти на верхние этажи дворца. Она решила изучать эту часть дворца постепенно, начиная с самых нижних и удаленных уголков, предназначенных для горничных и личных помощников придворных особ, а затем покои знати. Дубэ записывала в свой пергамент все сколько-нибудь примечательные детали, но прежде всего она изучила поведение охраны. Так, на этом этаже находился усиленно охраняемый выход наружу. Дубэ заметила довольно большое число охранников, патрулировавших коридоры, а кое-где и пустые комнаты.
"Очень мало путей к отступлению и мест для укрытия", - с горечью подумала девушка.
Солдаты были совсем молодые. Казалось, что Дохор набирал их прямо из Академии, которую лично возглавлял на протяжении уже многих лет. Некоторые из охранников, еще проходившие обучение, присматривали только за пустыми залами и безлюдными помещениями дворца: довольно странный способ распоряжаться людскими ресурсами, использовавшийся некогда для защиты всех народов Всплывшего Мира.
Судя по их усердию и вниманию к своим обязанностям, Дубэ предположила, что наверняка они часто сталкивались лицом к лицу с настоящей опасностью. А это было не в ее пользу.
В третью ночь разбойница устремилась прямиком на этаж знати. Он ничем не отличался от остальных, разве что охраны здесь было несравнимо больше. Ей, пробиравшейся по этим коридорам, следовало бы утроить свое внимание, и она в который раз с благодарностью вспоминала Шерву, обучившего ее двигаться прижимаясь к стенам, словно змея.
Во многие комнаты ей не удалось проникнуть, да в этом и не было особой надобности. В большинстве случаев ей достаточно было одной незначительной детали, чтобы догадаться, кто находится внутри: в комнатах без охраны жили придворные, с одним охранником на весь коридор - помощник какого-нибудь министра, с несколькими застывшими возле двери солдатами - министр.
Дубэ удалось обнаружить одну комнату без всякого присмотра. Это показалось ей подозрительным, принимая во внимание тот факт, что это был этаж для особо важных персон, задействованных в политических играх короля. Девушка вошла в соседнюю комнату, которая, по ее сведениям, была нежилой, и уверенно направилась к балкону. Приблизившись к нему, она вдруг задрожала. Подобное ощущение Дубэ испытала во время последней совершенной ею кражи, которая впоследствии круто изменила жизнь девушки и ввергла ее в острые когти зверя. Голова разбойницы закружилась, но ей удалось открыть балконную дверь. В одно мгновение она выскочила наружу, и свежий весенний ветер повеял на нее своими ароматами.
Внизу простирался роскошный сад со сверкавшими то тут, то там фонтанами. Великолепное место, чтобы спрятаться, отметила про себя девушка. Затем она взобралась на балкон и позволила себе раскачаться немного в воздухе. Ей всегда нравилось лазать по стенам домов, и это удавалось разбойнице особенно хорошо. Она спряталась в тени дворца и, двигаясь словно гибкая кошка, бесшумно скользнула вдоль фасада. Затем девушка прыгнула на карниз другого балкона, вцепившись в его каменный выступ железной хваткой. При всем том, что внизу не было никакой опоры, высота нисколько не испугала Дубэ. Едва достигнув окна, она встала затаив дыхание и укрылась в тени балконной двери. Затем девушка чуть высунула голову, чтобы только одним глазком взглянуть на происходящее внутри. Ее сердце замерло, руки слегка затряслись, и она едва не упала.
В центре комнаты за столом с полупустым бокалом сидел Леарко и неподвижно глядел в пол. Лунный свет освещал фигуру принца, придавая его волосам серебристый оттенок. Голова юноши, казалось, излучала свет, и Дубэ с восхищением смотрела на него. Сердце девушки учащенно билось, почему присутствие принца так сильно смущало ее? Дважды они сталкивались близко, в глубине души сейчас девушка осознавала, что вела себя так, будто была влюблена в него. От этой ли мысли, а может, просто по неосторожности слишком выдвинувшись вперед, Дубэ вздрогнула. Она отскочила в сторону, чтобы не попасть ненароком в поле зрения Леарко. От охватившего ее ужаса девушка не смела даже дышать. Без сомнения, если бы принц открыл окно, то непременно бы ее обнаружил.
Но ничего не случилось. Листва деревьев шелестела от дуновения нежного ветерка; где-то в ночи ухнула сова. Дубэ не могла продолжать больше свой поход, ее время вышло, она медленно спустилась вниз по фасаду дворца и вернулась в свою комнату.
Леарко посмотрел на окно. Ему показалось, что там промелькнуло чье-то лицо. Он знал, чье это лицо, и примерещилось оно ему оттого, что в тот момент он думал о спасенной им в Сельве девушке по имени Саннэ. Не отрывая взгляда от окна, он глядел на тени деревьев за окном. Как было бы хорошо, если бы она сейчас оказалась здесь. Ни с кем он не был так близок, как с этой девушкой. Она внимательно слушала его, и принц понимал, что у них обоих очень сходные взгляды на жизнь. Еще Леарко чувствовал, что она единственная, с кем бы он отважился поговорить о прошлом.
Но какой же он глупец. Саннэ была чужестранкой, обычной простолюдинкой, подобранной им в пути и сопровождавшей его в дороге. Как мог он с такой уверенностью судить о ней? Тем не менее по отношению к этой девушке он испытывал странные чувства, день ото дня все больше заполнявшие его сердце.
Ночь казалась бесконечной. Слова Неора, сказанные им несколько дней назад, оставили в душе принца неизгладимый след. Словно открыли дверь, из которой в его жизнь могли беспрепятственно проникать призраки прошлого. Леарко обхватил голову руками: проклятое воспоминание, которое он всеми силами старался вычеркнуть из своей памяти, снова с неистовой силой тормошило его сознание.
Принцу было четырнадцать лет, когда его вызвали к умирающей матери. Мальчика спешно вернули с очередного поля сражения во дворец, чтобы он смог побыть с ней в последние мгновения ее жизни. Леарко сообщили, что королева изъявила желание увидеть его, и это поразило принца. Ни разу за всю его жизнь королева не позвала к себе своего сына. Он не мог даже припомнить, как выглядела его мать.
Леарко медленно направился к комнате Сибиллы, фрейлины королевы. Для него эта женщина была такой же загадкой, как и его мать. И хотя принц никогда до этого не разговаривал с Сибиллой, тем не менее он испытывал к ней некоторую симпатию. Она была женой Неора, и все в этой женщине напоминало мальчику о его дяде. С благоговением и страхом коснувшись ручки двери, он вошел в комнату. Там он увидел пожилую женщину в траурном одеянии и в белоснежном чепце на голове, скрывавшем ее светлые волосы. Она смотрела на мальчика холодно и враждебно.
- Наконец-то вы прибыли.
Леарко склонил голову в знак приветствия.
Сибилла встала и бесшумно пошла ему навстречу.
- Ваша мать ждет вас уже несколько дней. Ее состояние быстро ухудшается, и я опасалась, что вы не успеете.
Леарко перевел дыхание. Неожиданно он почувствовал смущение и страх. Все казалось нереальным, словно это происходило во сне. Принц был не состоянии произнести ни слова. Он только следил глазами за действиями фрейлины, тихо открывавшей дверь в комнату его матери. Затем женщина исчезла в непроглядной темноте покоев королевы. Принц услышал доносившиеся оттуда ее слова:
- Моя госпожа, прибыл сын Дохора…
Леарко, ошеломленный услышанным, стоял неподвижно. Сын Дохора. И эти слова предназначались его матери?
Сибилла с серьезным лицом снова возникла из темноты и указала рукой на дверь.
- Проходите.
Первый шаг самый трудный. Ноги мальчика тряслись, как когда-то на его первом поле битвы. В глубине души он с благодарностью воспринимал непроглядную темноту спальни матери, позволявшую ему спрятаться от взгляда лежавшей на постели женщины. Этот всепроникающий запах затхлости и смерти. Створки окна были закрыты, и свет, проникавший между ними, оставлял на полу огненные полосы. Понемногу глаза Леарко привыкли к мраку, и ему удалось разглядеть скудную мебель, какой была обставлена эта тюремная камера. На стенах висели только два портрета, в одном углу стояли платяной сундук и скромных размеров столик. В центре спальни высилась величественная кровать под балдахином тонкой работы, а на полу повсюду лежали тяжелые ковры, смягчавшие скрип шагов.
Леарко был взволнован: в его груди учащенно билось сердце. На одном из висевших портретов была изображена его мать в дни своей юности. Тогда у нее были тонкие черты лица и длинные каштановые, слегка вьющиеся волосы, ниспадавшие на ее хрупкие плечи. Проникавшего в помещение света не хватало, чтобы как следует разглядеть цвета, но Леарко знал, что глаза у нее были зеленые, в точности как у него.
Юноша помнил ее всегда такой же прекрасной и недоступной. Теперь он даже не мог представить, как она выглядела. Прежде чем подойти к изголовью кровати, он взглянул на второй портрет. На нем был изображен ребенок с русыми волосами, которому не было и трех лет. Он сидел прямо, с королевской осанкой, и не по-детски серьезно смотрел прямо перед собой. Леарко знал, чье это было изображение. Это был его брат, тот ребенок королевы, которого она признавала. Этот был тот самый королевский сын, который умер от красной лихорадки и который воспринимался всеми как необыкновенное дарование. Всякий раз, когда нынешний Леарко совершал какой-либо промах, Дохор и некоторые придворные сравнивали его с тем мальчиком. Первый Леарко был неподражаем и великолепен всего лишь потому, что ему не хватило времени разочаровать всех так свято веривших в него людей. Принц знал, что он не может соперничать с этим идеалом, ведь ему удалось вырасти и стать взрослым.
Неожиданно хриплый голос отвлек его внимание от этих грустных мыслей. Под одеялом едва различались нечеткие очертания тела. Это была она.
Сибилла подвела его прямо к краю кровати, а затем, не промолвив ни слова, оставила их наедине.
Его почти бездыханная мать лежала неподвижно. Ее волосы беспорядочно разметались по подушке, а заострившееся и осунувшееся от болезни лицо стало похоже на прозрачную маску. Руки королевы, сухие и узловатые, лежали поверх одеяла. Рот был приоткрыт, а лицо искажено жуткой гримасой, повергшей Леарко в ужас.