- 7 -
- Проводила?
- Да, даже расстроилась слегка, ведь у меня кроме них да тебя, бабушка, почитай и на свете никого нет, - расстроенным голосом произнесла Ленка, смахнув со щеки слезу.
Хвостатый зверь, присев рядом, заглянул в лицо девочке лупатыми, светло-коричневыми глазами, будто поняв сказанное, теронулся головой о локоть и басовито произнес: "Мау!".
- Ну-ну, будя слезу пускать Олена, - бабка погладила Ленкину голову заскорузлой, старческой рукой, с хорошо видными прожилками вен на внешней стороне кисти. - Ты-то, что Игрун в сочувственники лезешь? Брысь отседова, помощничек!
Кот с чувством собственного достоинства, неспешно поднялся с лавочки, потянувшись, спрыгнул на землю, неожиданно быстро юркнул между росшими под окном кустами.
- Полевать отправился, тиран домашний. Характер, видишь ли, самостоятельный имеет. Показал нам, что обижен. Ничего, к ночи вернется. А нам с тобой всю ночь, тож не спать. Травы силу набирают, полнолуние.
- Конечно, пойдем собирать бабушка Павла.
- Вот и хорошо, - произнесла довольным голосом старуха, уловив момент в перемене настроения юницы.
Напротив сидевших на лавочке хозяек еле заметно зашуршала трава, кинув взгляд в том направлении, бабка усмехнулась:
- Ты погляди только, и эти провожать выходили. Эй, нелюдь домашняя, только не баловать у меня!
- Ты на кого это бабуля ругаешься?
- А сама приглядись, милая. Видишь?
Приглядевшись, Ленка заметила в траве круглые глаза, под торчащими во все стороны лохмами у мелких существ даже не пытающихся скрываться от ее глаз.
- Ой!
- Не бойся их. Эта нелюдь совсем не опасная нам, считай, с нами живут. Вон Домовой, этот, с большими ушами - Кутный, Спорыньи, Спехи, который побольше остальных - Дрема. И все они мои помощники по хозяйству, а значит и твои. Вынеси им корец молока, да пирогом угости.
Окружив, поставленный прямо в траву корец и глиняную миску, нежить, держа маленькими ручками кусочки пирога, толкаясь меж собой и чавкая, лакомились угощением, из-под мохнатых бровей поглядывая с благодарностью на хозяек.
- Коли надобность возникнет приглядеть за кем-то или чем-то, ты не стесняйся, зови их. Помогут. А в лес пойдем, с местной берегиней знакомство сведешь. Доверься ей, она в этих местах лес и живность в нем хранит.
- Ой, сколько интересного в округе. Сколько у тебя здесь живу, а первый раз увидела.
- Так к нам с тобой народ-то, ночь-полночь заглядывает, не любит этот народец чужих.
- А сегодня как же?
- Любопытство взыграло. Захотели увидеть хозяина земель пограничных.
- Это дядю Толю-то?
- Его. Идем в избу, вишь, Ярило, спускается к долу. И нам в дорогу собираться пора.
Подойдя к двери, не успев открыть ее, обе услыхали протяжный громкий свист со стороны тропы. Остановившись, бабка из-под раскрытой ладони посмотрела в направлении раздавшегося свиста.
- Кого еще нелегкая принесла в столь поздний час?
Словно услышав вопрос, из леса на поляну выехал на лошади всадник, за ним повозка с запряженной лошадью и возницей на передней перекладине, а уж потом за повозкой следовали пешие людины. Процессия остановилась у избы. Всадник соскочил с лошади. Это был крепкий мужик с нечесаной бородой и длинными свалявшимися патлами, без шапки на голове, в кожаных поршнях, черных шароварах и рубахе из неотбеленной вотолы, к которой по вороту была пришита браная полоса ткани с рельефным узором. Талию опоясывал кожаный ремешок с привешенным к нему мечом франкской работы, в метр длиной с широким лезвием, позади за поясом наличествовал скандинавский боевой топорик. Он привязал узду к крюку на боковине повозки и только после этого острым, пронзительным взглядом окинул хозяек.
- Чего желает добрый молодец? - Первой нарушила молчание старуха, изначально прокачав ситуацию и поняв, с кем имеет дело.
- В повозку глянь, карга старая. Атамана у нас подранили, вылечишь, благодарны будем, нет - пеняй на себя.
Пришлые пешцы, по-хозяйски располагались у избы. Заняли лавку, отдыхая от ходьбы. Двое, отодвинув в сторону опешившую Ленку, бесцеремонно прошли в избу. Бабка Павла, подойдя к повозке, заглянула в нее. Лежавший там, бледный, словно чистое полотно, еще не старый мужчина с аккуратно стриженой бородкой, обрамляющей лицо искаженное мукой, не подавал признаков жизни. Глаза болящего были закрыты, на груди с левой стороны, чуть пониже соска спелой вишней проступило пятно крови из разорванной дыры в рубахе. Из тела торчало обломанное древко стрелы.
- Где это его так?
- Еще чего спроси. Давай лечи скорее.
- Дак, чего лечить-то, поздно. Кончился. Его на буевище отвозить потребно. Не довезли.
- Да живой он!
- Ну да, был. А сейчас уж нет. Да и вам татям лесным уходить отсель надоть. Не ровен час, хозяин вернется, ой плохо вам придется.
- Уж очень ты разговорчивая стала, помнится раньше вела себя потише. А коли я сейчас избу твою прикажу спалить, как тогда заговоришь?
- А не боишься сам больше потерять, чем найти? Пора бы уж прекратить каликами перехожими быть, да татями по лесам скитаться. Вижу я в твоей Доле, что Лада при рождении наградила, встречу с боярином нашим и две дороги, либо служба у него, либо смерть тебе и ватаге твоей.
- Что за боярин такой? Раньше я помню, его у вас с лавки пинками не поднять было. Али за ум взялся?
- Все, кончилось в этих местах ваше время. Теперь на землю эту хозяин пришел. Хорошо попросишь, примет к себе. Он всем изгоям вроде вас неприкаянных возможность вольными людинами быть дает, но и службы требует.
- Не знаю такого. И как же зовут боярина?
- Гордеем.
С высоты прожитых лет, повидав в своей жизни немало, Осташ, пришлый в эти места с Ладоги, города стоявшего в низовьях реки Волхов, перестал верить в добро. Там он в одночасье потерял семью и сделался извергом для всех. Поблукав по Руси, прибился в конце пути к ватаге Булыги, тело которого сейчас лежало в повозке, ничего хорошего от сильных мира сего не ждал. Очень зол был на бояр северного края. Здесь на юге, шайка таких-же, как и он сам, промышляла дорожным грабежом, облюбовав дороги Курско-Черниговского направления. У хитрого Булыги, на постоялых дворах и в селищах примыкавших к трактам, имелись свои люди, не раз оповещавшие его о проезде купцов или отряде высланном посадником для поимки дорожных татей. Поэтому атаман и чувствовал себя хозяином на большаках, а не тупо нападал на первого встречного-поперечного. Помаленьку сбивал свой капитал. Привечая изгоев, сколотил ватажку из трех десятков татей. А вот смотри ж ты, отлаженный механизм дал сбой, нарвались-таки на жирную добычу, укусили, а загрызть не смогли. Купец-то видать подставным был. Теперь Булыга мертв, а все что осталось от шайки - восемь человек, да он, Осташ. Повезло, они-то как раз и не принимали участие в последнем грабеже, кроме Осташа да Измора. Вот и решил Осташ увести остатки ватажников к границе, зализать раны и пережить травлю, если таковая случится. Неподалеку от сего места, на старой заброшенной смолокурне, было у них тайное лежбище, как раз на такой случай.
Из избы вышли двое грабителей, несших мешки привезенные Монзыревым и Мишкой, и кое-какую домашнюю утварь, без зазрения совести взятую у бабки. Ленка озираясь на пришлых, жалась к старушке. Из-за избы, еще один появившийся бородач вынес на плече десятилитровый бочонок, поставил его рядом с лавочкой.
- Что в нем? - спросил Осташ.
- Вино ромейское, еще в прошлый раз боярином Гордеем пожалованное. Оно у меня для травяных настоев.
- А ну, Челкаш, открывай.
Верхнее кружало очень быстро поддалось ударам топорика. Духмяный запах напитка распространился вблизи бочки.
- Помянем атамана. Эй, девка, корец тащи. И одежку какую, свою возьми, с нами пойдешь.
- А ты у меня спросил, добрый молодец, согласная ли я внучку с тобой отпустить? Да и для какой она тебе надобности? Мала ведь еще совсем.
- Молчи, бабка. Я беру все, что могу взять. Пригодится девка, а тебе старая, она без надобности, и без нее проживешь.
- Да ты все одно, что печенег. Они приходят грабить, и ты с этим сюда явился. Как бы ни пришлось потом жалеть о содеянном.
- Пугаешь?
- А это, как сам понимаешь.
- Ну-ну! Где там малая, - глянув недобрым взглядом на бабку, произнес. - Пусть и не думает спрятаться. Я из тебя, карга старая, в таком случае ремней с живой нарежу.
- Да это ясно.
Вышедшая Ленка подала корец. Бабка Павла перехватила его на ходу.
- Сама уж угощать буду, - сказала.
Шагнув к бочонку, неуловимым движением руки сделала пасс и время для всех, кроме нее и Ленки будто остановилось. Разбойники застыли в тех позах, в которых находились до бабкиного жеста. Ленка во все глаза смотрела, как ведунья, наклонившись над душистой красной жидкостью, залепетала. Слова четко произносились и будто бы ложились на божественный напиток:
- Встану не помолясь, пойду на перекресток,
Поклонюсь Лешку да скажу свою просьбу:
Напади, Лешак, на людскую душу винную,
Чтоб его раздуло, как Дубуло,
Чтоб не было бы покоя от боли,
Чтоб с живота до заду не было бы сладу,
Кряхтеть, сопеть, срать, пердеть,
Кровавым поносом срать со сроком
Пока назад не вернется к избе моей!
Бабка плюнула в бочонок.
- Слюной запечатываю, словом закрываю.
Да будет так!
Бабка взмахнула рукой и все будто оттаяли. Зачерпнув корцом вино, протянула Осташу.
- Угощайся, новый атаман. Теперь ты хозяйствовать на дорогах будешь.
Взяв в руки корец, Осташ подозрительно глянул на бабку, но жажда власти и охота выпить поборола осмотрительность. Приложился. В пять больших, жадных глотков опорожнил немаленький корец. Вытерев рукавом капли на усах и бороде, передал корец другому подельнику.
- Ну, пожалуй, и мы за нового атамана выпьем, - поднял кверху наполненный корец Жирох. - За то, чтобы удача не покидала тебя, Осташ.
К бочонку приложились качественно, и в скором времени он опустел. От выпитого вина, настроение у всей ватаги, явно пошло на поправку. Потеря атамана и большей части банды, уже не казалось трагедией. А, люди, что ж, новых навебуют. На Руси много изгоев, лишенных всего.
- Стемнеет скоро. Ехать отсюда пора, до смолокурни к утру доберемся. Девку с собой! - Распорядился Осташ, уже полноправно командуя ватагой.
Ленка бросилась обнять бабку.
- Не переживай, милая. Все будет хорошо, уж ты мне поверь, - положила на голову ладонь девушке, произнесла напевно, скороговоркой:
- Стражник Лег, Светлый Хранитель, данный Олене
Родом - Покровителем в охранение, прошу тя усердно:
Ты Олену днесь просвети и от всякого зла сохрани,
Ко благому деянию настави и на путь направи,
Да будут все деяния ея, да во славу Сворога и Рода Небесного.
Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть,
Тако еси, тако буди!
- Брось колдовать, ведьма! - Замахнулся плетью на ведунью Осташ.
Та, будто и не заметила намерений нового атамана. Поцеловала Ленку в теплую макушку, слегка оттолкнула от себя, улыбнулась.
- Иди и ничего не бойся.
- Да.
Будто сомнамбула, Ленка залезла в повозку и уселась у задка. Перед ней лежало тело убиенного атамана Булыги. Вздрогнула от легкого прикосновения теплой маленькой ручки дотронувшейся к ее поневе. С удовольствием подметила, что рядом с ней примостилась бабкина домашняя нежить, аж в количестве двух штук.
Никто, кроме бабы Павлы, даже не заметил, как в телегу просочились: толстый седенький Дрема и существо женского пола, водимая бабкиного домового - Востуха. Она споро подобралась поближе к Ленкиному уху и шепнула: - Ничего в дороге небойся, дите. Мы с тобой будем.
До самого въезда в лес, Ленка наблюдала, одиноко стоящую у избы бабку.
В дороге разбойников и Ленку застала ночь. Уверенное продвижение по ночному лесу говорило о том, что места для разбойников отнюдь не незнакомые, хорошо изученные и освоенные. Ближе к утру произошло первое событие. Словно по команде, большая часть татей ринулась за деревья, и оттуда послышались характерные звуки громкого пердежа, охов и вздохов, опорожнявших утробушку людей. Вторая половина разбойников, будто получив отмашку: "Можно!" - ринулась следом, оставив телегу с Ленкой и лошадей без пригляду.
Потянуло стойким запахом вони обосравшихся людей.
Держась за животы, из лесу на дорогу выходили мужики, даже в темноте угадывалось на лицах, что никакого облегчения от содеянного, они так и не получили. Прикрывая ладошкой нос, пытаясь уберечься от стойкого запаха повсеместного пердежа, Ленка улыбнулась невинной бабушкиной шутке.
- Отравила старая! Как есть отравила! - со стоном, садясь в седло, проронил Осташ. - Но-о!
Не пройдя и версты, опорожняться побежали все разом. Стоны и причитания слышались отовсюду, издаваемые взрослыми мужиками, впервые попавшими в такое положение. Из возка раздавалось тихое подхихикивание Востухи:
- Будут знать, как до чужого руки протягивать.
Ленка, очень бы удивилась, если бы знала, что Востуха, являясь разновидностью домового, отвечала за сохранность имущества хранившегося в доме. Там где живет Востуха, ничего не пропадает. Даже красоту и невинность юных дев, как честь и достояние дома, бережет Востуха.
Засеревший небосвод облегчения не принес, но наградил новыми проблемами. Навстречу засранцам, беспрестанно мучившимся болями в животах, вышел здоровенный мужик, в бараньем полушубке в теплую на юге пору года. Неподпоясанный, левая пола полушубка была запахнута на правую, сам без шапки. Бровей и ресниц не видно. Если приглядеться, разглядишь, что он карноухий, правое ухо отсутствовало вовсе. Борода козлиная, клинышком, редкие волосы зачесаны налево. За плечами у него висела дорожная котомка.
- Никак обосрался, Осташ? - Улыбаясь, задал вопрос атаману.
- Ты кто?
- Не узнал? Да хозяин я здешний. Людины по разному называют: вольный, ляд, лесовик, леший, шатун, дикинький мужичок, цмок, царек с золотыми рожками. Хм! Где они рожки-то золотые увидали, право не знаю. Иные лесовым царьком величают, господарем над лесом. О-о! Гляжу щас опять обсерешься!
Осташ опрометью помчался за дерево, придерживая развязанные порты обеими руками. Оружие всей ватажки валялось в траве. Лешак проходя мимо повозки, загадочно улыбаясь, протянул руку девушке, вместо ногтей, на пальцах отчетливо проступали когти.
- Здравствуй, Олена. Тут бабка твоя за тобой присмотреть попросила, так что ты не сиди, поднимайся. Домой идти пора. Вон тебя уж и Лесавки заждались, они тебя и проводят, да и домочадцев твоих.
- Я не пойду! - Пискнула Востуха. - Добро свое, на этих татей не оставлю. Пропадет - что бабка скажет?
- Да иди уж, не пропадет, сами привезут. Еще и приплатят. Ха-ха-ха!
Раскатистый хохот испугал беспомощных людей. В таком положении, их самих мог ограбить и подросток.
Молодые духи леса в женском обличье, словно ветерком подхватив Ленку, помчались прочь. Дрема с Востухой, уцепившись за ее талию и, придерживаемые девичими руками, широко открыли в изумлении глаза. Не любили скорости.
Лешак, заметив одного из разбойников, направился прямо к нему.
- Стой и не двигайся! Ты ли в лесу под Курском, купчихе живот вспорол, по своей прихоти и из баловства?
- Я. А чего она…
- Молчи!
Лесной господарь, пристально глядя человеку в глаза, пошел по кругу. Обойдя его и опять став напротив, неожиданно ударил ладонью в лоб.
- Быть тебе беспамятным, бесталанным, безымянным каженником. Ищи остаток жизни, смысл ее. Теперь иди, видишь, я дорогу тебе указал.
Человек, в глазах которого присутствовала сплошная пустота, сделал шаг вперед, будто пробуя твердость почвы под ногами, потом еще шаг и еще. Пошел вперед, не разбирая дороги, не глядя по сторонам и ни на кого не обращая внимания. На его портках проявилось мокрое, рыжее пятно, но внимания на такие мелочи человек лишенный рассудка необращял, он шел дорогой в никуда.
- Эх, все ж хорошо Павла пошутила. Хор - рошо!
Над утренним лесом раздавался заливистый хохот лешего.
* * *
Утром в тереме приключился натуральный дурдом. Жирный наглый бабкин котяра, каким-то непостижимым образом пролезший на второй этаж боярских хором и вышагивая совершенно небоязливым шагом по коридору, басовитым криком, поднял на ноги всех: "Мау! Мау! Ма-а-ау!" - слышалось на все лады.
Открыв дверь своей комнаты, и выглянув в коридор, Андрей, не продравший, как следует глаз, увидал хвостатого террориста. Заголосил сам:
- Да дайте вы ему кошку. Чувствую, он скоро нас всех, своим криком изнасилует!
Детвора, как водится, с вечера заначив съестное, протягивая куски убоины, пыталась откупиться от настырного кота:
- Кис, кис, ну чего тебе надобно, Игрун?
Пришедший в себя Монзырев, сориентировался быстрее всех.
- Что-то у бабки Павлы произошло. По-другому, этот лентяй не прибежал бы, проделав такую дорогу.
- Так, чего мы ждем? Поехали к ведунье! - Встрепенулась простоволосая Галина, кутаясь в длинный широкий платок.
- Оденься сначала. Андрей, возьми два десятка из своих бойцов. Думаю, хватит. Выезжаем через полчаса.
- Сейчас. Дай хоть одеться.
- Бе-егом! Там может, беда.
- Да понял. Уже бегу.
Сорвавшись словно на пожар, Монзырев с большинством ребят помчались на лошадях к бабкиному жилью. Интересно было видеть, как кот, вспрыгнув на спину монзыревской лошади, выпустив когти, закрепился за потник и проделал обратный путь за спиной у Толика.
Вся кавалькада, въехав на поляну, сразу же узрела одиноко стоявшую у избы фигуру ведуньи.
- Произошло чего, Павлина Брячеславовна? - Не здороваясь, задал вопрос Монзырев.
- Да как сказать, боярин. Я-то мыслила, ты только с Мишаней прискачешь, а ты, вон какой хвост за собою притащил.
- А, Ленка где?
- Идем в избу, расскажу все по порядку.
Спрыгнув на землю и привязав к небольшой коновязи лошадей, переступили порог бабкиного жилища. Горница сразу вобрала в себя большое число людей и явно была не рассчитана на такую ораву.
Поплямкав, ведунья рассказала о событиях вчерашнего вечера, вызвав у присутствующих эмоции негодования поведением незваных гостей.
- Да ты не волнуйся так, Николаич. По моим расчетам Олена вот-вот появится здесь. Я тут попросила кое-кого за ней присмотреть и до дому довести.
- А тати как - же?
- О, эти злыдни раньше обеда точно не появятся. Не до Олены им сейчас.
- Да-а! Вот такие пироги с котятами. Идемте на двор, тесно тут.
Волнуясь за Ленку, народ бесцельно шатался вблизи избы, не зная чем себя занять. На все Галкины поползновения в сторону поисков, бабка стойко удерживала народ от поспешных шагов.
Если судить по солнцу, Ленка появилась часов в десять утра. Вышла из леса, рука об руку в сопровождении стройной красивой девушки, только почему-то у девы той, окрас волос соответствовал нежно-салатовому цвету. Увидав девицу, у Андрюхи отпала челюсть.
- Берегиня этого места, - молвила ведунья и, глянув на физиономию Андрея, спросила его. - Что, понравилась?
- Ага. - Без обеняков ответил парень.