Да что эти окружающие знают? Сами боятся его, как чумы, и даже не видят, как их великий и ужасный черт страдает от одиночества. А Варька видела! Это же с ума сойти – сколько времени такой коммуникабельный тип, как Рюрик, провел в гордом одиночестве! И окружающие еще удивляются, что у него характер мерзкий. Если бы от Варьки все шарахались, как от чумы, у нее тоже характер мерзкий был бы. Да от такого положения дел даже черт, обычно такой сильный и уверенный, казался иногда уставшим и далеким. И, кстати, он вовсе не боялся демонстрировать графине свои слабости. Варька даже не задумывалась почему. До сегодняшнего разговора с Эллен. Впрочем, то, что Рюрик относился к ней несколько иначе, чем к остальным, говорило только об одном – он действительно считал ее своим другом.
Варька общалась с лэрдом достаточно долго, чтобы составить о нем собственное мнение. Рюрик был вовсе не тем циничным, непробиваемым и опасным типом, каким видели его окружающие. Он нормальный. Вполне человечный и поддающийся пониманию.
Однако, подумав, Варька поняла, что рассказать об этом Эллен она не может. Это был почти что заговор. Молчаливый, но тем не менее действенный. Нет, Рюрик ее вовсе не просил скрывать что бы то ни было. Но Варька это почувствовала. А потому перевела разговор на другую тему и поведала Эллен о сражении с гоблинами, в котором принимала непосредственное участие, о боевых качествах дракона и о ранении Нарка. Словом, когда Варькина повесть в лицах подошла наконец к логическому завершению, дело уже было ближе к вечеру. Но не откладывать же на завтра сладкую радость мщения! И курьер с компроматом на Катрину отправился к Сабрине прямо в ночь.
Оказалось, что Варька была права, и Рюрик выдал ей компромат не напрасно. Прочитав послание, разъяренная Сабрина ворвалась в комнату сестры и повыдирала из Катрины половину ее приблондиненных волос, после чего Катрина начала выпадать клочками. Стены замка постонали еще часа два от гонявшихся друг за другом с вениками сестер, а затем наступила неожиданная тишина. Катрина и Сабрина выдохлись, заключили перемирие, выгнали фиктивного мужа Сабрины вон, разошлись по своим комнатам и, надвинув подушки на уши, сладко заснули.
А утром на них обрушилось еще одно горе: папа-барон, которому наконец надоело наблюдать за выходками своих дочерей, отказал им в денежном содержании, пока они не исправятся. Исправляться, разумеется, ни одна из сестер не собиралась, а потому Катрина, вспомнив о существовании самой древней женской профессии, отправилась на самостоятельные заработки. Она, конечно, и Сабрину с собой взяла бы, но толку-то от нее? С ней же разоришься сразу, да еще и пострадавшим клиентам доплачивать придется за нанесенный моральный ущерб. Словом, соорудила Катрина на голове любимую прическу "чердак-теремок", прикрыла начало всех начал фиговым листком и отправилась в сторону, где ее предположительно знали меньше всего, – к гоблинам.
Известны три истины по поводу того, что:
– с кем поведешься, с тем и наберешься,
– с кем поведешься, от того и забеременеешь и
– с кем поведешься, так тебе и надо.
Ни один из трех путей ни Варьку, ни Эллен не устраивал. Конечно, поодиночке с девицами де Крус справиться было проще, а потому, позвав на помощь болтающегося без дела в Варькином замке Вулиметра, они на троих стали думать, как бы им от этой напасти избавиться. Сердобольный Вулиметр предложил средство анестезии, изобретенное еще в первобытном обществе и проверенное временем, – дубинкой по голове. Варька, неожиданно проникнувшаяся идеей милосердия, предложила попросту обзавестись амулетами из "кошачьего глаза" под предлогом того, что этот камень хорошо помогает от соперниц. Однако Эллен вполне резонно возразила ей в ответ, что от соперниц помогает только цианистый калий. Тут же посыпались предложения использовать для этой цели крысиный яд, мышьяк и другие гуманные средства массового отравления.
Сабрина, оставшись в гордом одиночестве, тоже развила кипучую деятельность. Сначала она попыталась еще раз закадрить Руальда Залесского, но правильный и верный (Изольде) рыцарь на нее не повелся. Тогда Сабрина пробралась в "Млин" и перед собравшимися начала катить бочку на Рюрика за то, что он 1) не убил Варьку, 2) (самое страшное) не полюбил Сабрину с первого взгляда и с последующих взглядов тоже. Однако нечисть, которой Сабрина данную речь толкала, оскорбилась за своего лэрда. Сабрине сказали, что она – дятел и что на ней сейчас проверят исследования ученых, согласно которым хорошо брошенный дятел летит не менее тридцати метров, втыкается по пояс и висит два часа. После этого нечисти сунули Сабрину головой в ближайший стог сена и разошлись по домам.
На следующий же день Сабрина объявила во всеуслышание, что открыла в себе дар предвидения.
– Никто в здравом уме не становится экстрасенсом, – отреагировала на это сообщение Варька, однако девица де Крус, объявив себя провидцем, тут же начала пророчествовать. Сабрина рассказала, что видит собственное будущее и что это будущее будет славным. Оказалось, что после того, как у нее открылись чакры, рассосалась аура и выпрямилась карма, она установила взаимосвязь с космическими силами. И теперь специальные архаты делали Сабрине массаж астрального тела на дому и делились с ней откровениями. Например, по поводу того, что нынешнее поколение просто не доросло до того, чтобы ее понять. Сабрина загордилась и объявила всем, что она еще им покажет.
– Плохой ты человек, Варвара, раз тебя не любят такие люди! – прикололся Нарк, которому и без Сабрининых откровений был ясен диагноз сестер де Крус.
– Может, я и плохая, но мне от этого хорошо, – твердо заявила Варька. – Слушай, Нарк, я тут подумала на досуге… Ты такую команду, как "Пикник", знаешь?
– Знаю. А "Пикник"-то тут при чем?
– Ты у них вещь под названием "Инквизитор" слышал?
– Ну?
– Что "ну"? Там фраза классная есть по поводу того, что "даже в самом пустом из самых пустых есть двойное дно". Вот я и думаю – может, мы просто не понимаем чего-нибудь? Может, у девиц де Крус тоже двойное дно есть?
– Почто ж ты чемоданы-то оскорбляешь, сравнивая их с этими мармышками? – возмутился Нарк. – Какое там дно? Там ни крышки, ни основы! Да там даже со стенами проблемы, по-моему. Ты же сама слышала, что у них уже прямая связь с космосом!
Варька рассмеялась.
– Хорошо тебе говорить, Нарк. На тебя девицы де Крус бочку не катят. Ты вообще их миновал благополучно.
– Это потому, что я в отличие от местных рыцарей подобных дур не первый раз вижу. И честно говоря, не совсем понимаю, чего ты по их поводу расстраиваешься.
– Да докопали они меня обе! – возмутилась Варька. – Мне их убить уже хочется! А я еще и Хай-Ри сдерживать должна, чтоб он их не передушил ненароком!
– Да ладно тебе! – попытался успокоить графиню Нарк. – Относись ты проще ко всему этому! Подумаешь… Ну послушаем мы этих сестер в очередной раз, выясним, что они считают в наших достоинствах недостатками… Ну и что? Посмеемся и забудем опять. Кто их вообще всерьез воспринимать может? Так что кончай переживать и злиться из-за них. И из-за Хай-Ри тоже, кстати. Даю слово, что я его попридержу слегка, чтобы он свой пыл на всяких дураков не расходовал. Пусть он лучше мужа твоего ищет да сживает его со свету быстрей. А то Руальд с Дмитрием на него уже коситься начали. – Варька рассмеялась и махнула на девиц де Крус рукой. И зря это сделала.
Глава тринадцатая,
в которой из яйца вылупляется нечто необычное, а у русского князя неожиданно появляется конкурент.
Раннее солнечное утро застало Варьку мирно сидящей в кресле и пьющей чай. Хай-Ри ни свет ни заря отправился по своим военным делам, а проводившая его графиня ложиться досыпать не захотела. Было так умиротворяюще тихо, что баламутить слуг своим неожиданно ранним пробуждением Варька не стала. Она просто поднялась с кресла и направилась прогуляться по замку. Графиня быстро миновала анфиладу комнат, спустилась вниз и открыла дверь на кухню. И тут же поняла, что внезапно возникшему у нее желанию позавтракать в одиночестве исполниться не суждено. На кухне уже топтался Нарк. Мало того, он даже что-то готовил, напевая себе под нос веселую песню о том, как из колхозной молодежи панковал один лишь он.
– Ты чего тут делаешь в такое время? – удивилась Варька.
– А ты? – ответил вопросом на вопрос Нарк.
– Позавтракать решила пораньше, – призналась Варька.
– И я решил. Повыгонял на фиг всех вылезших мне помогать слуг и встал у сковородки. Ты понимаешь, – обернулся к Варьке жующий Нарк, – кормят, конечно, нас хорошо. И даже очень хорошо. В нашем мире так питаться никаких денег не хватит. Но тут есть один небольшой нюанс.
– Это какой же? – искренне заинтересовалась Варька.
– Да осточертела мне уже эта кухня элитных ресторанов! Омары, кальмары… тьфу!
– Доедь до Дмитрия, он тебя блинчиками с икрой накормит и пельменями, – предложила Наркоту Варька.
– Не хочу, – хмуро ответил Нарк.
– А чего хочешь? – поинтересовалась Варька.
– Плов хочу. Я его тысячу лет не ел уже.
– А ты что, плов умеешь готовить? – поразилась до глубины души Варька.
– А то!!! Между прочим, все нормальные мужики готовить умеют. Только не сознаются, чтоб женщин не смущать.
– Ну и на каком этапе готовности твое блюдо? – облизнулась Варька, поняв, что тоже соскучилась по плову.
– Скоро уже готово будет, – сообщил Нарк и, поймав ее голодный взгляд, предложил: – Позавтракаешь со мной?
– Спрашиваешь! – рассмеялась Варька. – Конечно, позавтракаю. Надо же хоть иногда устраивать себе мелкие внеочередные праздники.
– А с чего это ты взяла, что сегодня праздник? – отвлекся от сковородки Нарк.
– Здрасте! Это ж народная примета такая: мужчина на кухне – значит праздник.
– Восьмое марта, что ли?
– Можно и восьмое марта. Только этот великий праздник нам с тобой все равно на двоих отмечать придется.
– Это почему? – удивился Нарк.
– А как я смогу объяснить историю возникновения и традиции празднования восьмого марта Хай-Ри? – логично возразила Наркоту Варька, доставая тарелки. – Расскажу ему про Клару Цеткин и Розу Люксембург?
Нарк закашлялся.
– Не надо. Он не поймет. Давай лучше все-таки на двоих отметим. Ну что, по пятьдесят грамм?
– С утра?
– Так восьмое марта же.
– Тогда ладно.
Сетуя на то, что в данном дурацком мире нет даже стопочек, Нарк разлил содержимое бутылки в чайные чашки (по чуть-чуть, чтоб только прикрыть донышко).
– Сто грамм – не стоп кран. Дернешь – не остановишься, – выдал Нарк и осушил чашку.
– В жизни всегда есть место поводу! – поддержала его Варька.
Чуть позже, когда они уже сказали дружное "бр-р-р" и разложили плов по тарелкам, Нарка потянуло на философские разговоры.
– Ты знаешь, Варвара, иногда я понимаю твое желание попасть домой, – сознался он. – Меня порой такая тоска охватывает… Причем совершенно необъяснимая. Хочется в переходе под гитару попеть… или на картошку съездить… Вот, казалось бы, если разумно подумать, ну что в этом хорошего? Сыро, холодно, картошка мелкая… А я все равно мечтаю тут к какому-нибудь крестьянину тимуровский трудовой десант организовать. А потом нарисовать лозунг "Слава труду!", нет… лучше "Слава мне, любимому!"… сесть под него и напиться.
– Ну поскольку здешнее население с таким шедевром соцреализма, как лозунг, еще не знакомо, у меня есть полное основание опасаться, что тебя не поймут.
– Не поймут, – согласился с Варькой Наркот. – Так что ты не рассказывай уж никому о моих слабостях.
– Буду нема, как замороженный омуль, завезенный два года назад! – поклялась Варька. – Впрочем… Если честно… Мне об этом и рассказывать-то некому. Тем более что я не совсем понимаю, с какой стати тебя на ностальгические воспоминания потянуло. Вроде бы тебе тут все нравилось…
– Сон мне приснился, – пояснил Нарк. – Дурацкий.
– Ты знаешь, Нарк, – нервно дернулась Варька, – после появления на нашем горизонте девиц де Крус меня твои сны настораживают. Что тебе на этот раз снилось? Надеюсь, не новые червяки?
– Да не… – отмахнулся Нарк. – Сон был вообще ни о чем. Будто иду я по ночному Питеру. Сначала по одной из центральных улиц, а потом по направлению к какому-то лесопарку. И главное – народ вокруг какой-то подозрительный. Сначала мне попадались девочки с длинными ногами и классическими городскими коленками – молочно-белыми и костлявыми, потом выпивающие неформалы, затем засыпающие после праведного труда бомжи, а потом никого. И потом никого. И совсем потом никого. И потом никого совсем. Сначала мне было все равно, потом неприятно, потом жутковато, а потом даже немного страшно.
– А потом? – затаила дыхание увлекшаяся Наркотовым рассказом Варька.
– А потом я проснулся, – поведал Нарк. – И понял, что хочу плова. Ну что, еще по пятьдесят грамм?
– Ой нет, Нарк. День только начинается. Да и ты тоже это… не налегай. А то попадешься еще под этим делом в руки девиц де Крус. – Нарк улыбнулся, и Варька фыркнула. – Я, между прочим, серьезно тебе говорю. Чего ты мне тут глазки девять на двенадцать строишь?
– А что, боишься, что нас Хай-Ри застукает? – облизнулся Нарк.
– А ты не боишься? – дернула бровью Варька.
– Бывает, – вздохнул Нарк, почесал затылок, а потом все-таки отодвинул чашку. – Ладно…
Утро постепенно становилось из раннего поздним, слуги занимались своими делами, Варька направилась в свою библиотеку, Нарк пошел помогать Хай-Ри муштровать войска, и никто даже не подозревал о том, что очередной сон приснился Наркоту не просто так.
Первым в этом пришлось убедиться Вулиметру. Причем на сей раз принц оказался втянутым в данное происшествие помимо своей воли и по совершенно непонятным причинам. Мало того, он даже ничего не сделал для того, чтобы быть в это безобразие втянутым. Ну если только проснулся и открыл глаза. Однако делал он это на протяжении тридцати лет периодически, и обычно ничем особенным эта процедура не заканчивалась. Пока. Ситуацию в корне поменяло одно отдельно взятое утро, о котором я и собираюсь вам поведать. Именно оно и стало для Вулиметра самым тяжким рассветным исключением в его жизни. Тяжким потому, что Вулиметру было тяжело. В самом прямом и конкретным смысле этого слова. Не с похмелья и даже не из-за угрызений совести, а просто потому, что его кто-то давил. Сверху. Горячечное воображение не соображающего спросонья Вулиметра нарисовало ему портрет сестер де Крус, тайком пробравшихся к нему в замок, чтобы навеки сесть к нему на шею, и принц заорал.
На истошный венценосный вопль сбежались все. От друзей до врагов. Друзья – в надежде спасти любимого сюзерена от неизвестного врага, а враги – в надежде застать нелюбимого захватчика престола как можно более мертвым и тут же захватить так вовремя безвременно опустевший королевский трон. Однако, вбежав в покои принца, и те, и другие замерли на пороге, не в силах поверить в открывшееся их глазам зрелище. Из ступора их вывел только жалобный стон Вулиметра, после которого тяжесть с его спины сняли, и принц сам мог лицезреть свалившееся на него нечто. Это было яйцо. Да нет, не поймите меня неправильно, обычное яйцо! Типа куриного. Только большое. Очень. Подданные подозрительно уставились на Вулиметра, и он покраснел.
– Это не мое! – отмахнулся принц от неожиданного сюрприза руками и крыльями. – Его подкинули не по адресу! И вообще… как оно оказалось в моей спальне, причем на мне?
Тут покраснели подданные. Особенно стража, вспомнив, что им платят из казны деньги не за игру в карты и не за тревожный чуткий беспробудный сон на боевом посту, а именно за охрану королевской особы. Дабы успокоить свою внезапно, неожиданно и совсем некстати разбушевавшуюся совесть, стражники раза четыре выглянули из окна, раз пять облетели вокруг замка и даже один раз заглянули под постель Вулиметра. Там никого не было. Собственно, никого, способного снести яйцо, вэрлоки не обнаружили и вне постели тоже. Покои принца находились в самой высокой башне замка, и добраться до них по отвесной стене, высеченной из цельного, гладко отшлифованного камня, не представлялось никакой возможности.
Поскольку Вулиметр так и не придумал, как обращаться с неожиданным подарком, он решил от яйца избавиться. Причем самым простым способом – всучив его кому-нибудь, имеющему в высиживании яиц опыт. Однако, пораскинув мозгами, Вулиметр вспомнил, что ни одной знакомой крупногабаритной курицы у него нет. А наличие яйца в собственной спальне раздражало Вулиметра все больше и больше. Собственно, из данного положения было всего два выхода: а) напиться, б) попросить совета. Подумав, Вулиметр решил, что второе надежнее, и, расправив крылья, направился прямиком к Варькиному замку.
В это самое время графиня де Сент-Труа Тьен играла с Наркотом в карты на раздевание. К моменту прибытия Вулиметра на Наркоте остались носки, трусы и шляпа с перьями, а на Варьке сорочка и одна туфля. Надо отдать Вулиметру должное – он постучался. Однако Варька крикнула ему "зайди" до того, как ей пришло в голову, что графиням по штатному расписанию полагается стесняться. Вспомнила Варька об этом только после того, как Вулиметр сказал "Ой!" и прикрыл глаза обеими руками. Находившаяся в комнате парочка срочно начала одеваться и судорожно думать о том, что Вулиметр успел увидеть, что он успел по этому поводу напридумывать, что принц расскажет об увиденном всем, до кого дотянется, и в каком виде данная история дойдет до Хай-Ри, отдававшего в этот момент все силы на муштровку солдат. Однако, похоже, на сей раз Вулиметр был слишком озабочен собственными проблемами. Он поведал Варьке трогательную историю о яйце, и графиня тут же решила, что принц должен доставить яйцо к ней.
– Я позову Руальда и Дмитрия, найду Хай-Ри, и мы вместе подумаем, что с этим яйцом делать. Если мы общим голосованием решим, что оно должно быть уничтожено, то пусть это случится подальше от глаз твоих подданных. Наверняка среди них найдется гад, который кукарекнет, что это ты от собственного потомства так избавился, не желая раньше времени приобретать конкурента на королевский престол.
– Запросто! – нахмурился Вулиметр, вспомнив обвиняющие глаза своих подданных.
– Вот и вези это яйцо ко мне! – решила Варька.
Вулиметр облегченно вздохнул и полетел обратно в свой замок.
К тому времени, когда принц вернулся обратно, в Варькином замке собрались все желающие взглянуть на загадочное яйцо. Руальд с Изольдой шепотом спорили, с кем Вулиметра мог перепутать тот, кто ему такой подарок подкинул, Дмитрий выудил из-за голенища сапога большую ложку и уже призывал всех попробовать яичницу с салом, Ухрин поддерживал версию подданных Вулиметра о прямой мужской причастности принца к появлению яйца, Нарк утешал пострадавшего, Варька твердо решила, что яйцо нужно все-таки высиживать, а Хай-Ри думал о возможных последствиях.
– Послушай, Варвара, из яйца таких габаритов вряд ли вылупится что-нибудь невинное. Хорошо, если это будет мирная травоядная птичка. А если змеюка подколодная? – убеждал графиню Хай-Ри.
– А если крокодил-убийца? – поддержал пирата насмотревшийся в свое время "ужастиков" Нарк.
– А вдруг Вулиметра действительно с кем-нибудь перепутали? – резонно возразила Варька. – Вернется хозяйка всего этого богатства, а мы ее яйцо грохнули. А вдруг она – змеюка подколодная или крокодил-убийца? Мало нам не покажется.
– И что ты предлагаешь? – сдался первым Ухрин.