- Наверху переоденься - там тебя никто не потревожит и зеркало есть, - удовлетворённо кивнул Петрас, заметив моё воодушевление.
Вежливо отблагодарив, я поспешила к лестнице. Не от особой радости, а чтобы закончить неудобный разговор.
Тонкая перегородка разделяла второй этаж на две части. В меньшей на грубо сколоченной лавке лежали соломенный тюфяк и толстое одеяло из овечьей шерсти. Под скатом крыши висели пучки трав, на полках стояли кувшины и горшочки с зельями. Коморка Юле. В соседней, куда более просторной половине друг за другом стояли две большие кровати с толстыми перинами, подушками и пуховыми одеялами. Возле одной в беспорядке на крючках висела поношенная походная одежда моего брата, возле второй педантично расправленные костюмы Петраса. Надо же, даже здесь хорохориться не перестаёт.
Усмехнувшись, я скинула с себя мужскую рубаху, которую накбросила на себя после бани. Платье оказалось на диво удобным и одевалось легко даже без посторонней помощи. Вместе с нарядом шли изящные серебряные заколки в виде цветов с лепестками из лазурита и перламутровой сердцевиной, видимо, чтобы сгладить вид моих по-мальчишечьи коротких волос. Заколов пряди на висках, я оглядела себя в большом зеркале, висевшем у дальней кровати сбоку от окна. А что? Миленько, даже на девушку похожа. Только вырез уж слишком грудь открывает и рукава короткие - от этого немного стыдно и зябко. Хочется закрыться, но нет... Нужно постараться быть любезной ради брата. А может, и ради себя - чем демоны не шутят?
- Лайсве, живей, а то без еды останешься! - сварливо крикнул Вейас. Он что нянечкой мне сделался?
Чувствуя в тонких парчовых туфельках каждую неровность под ногами, я спустилась по лестнице. Вейас с Петрасом ждали в гостиной, сидя на стульях одинаково заложив ногу за ногу. Увидев меня, первым поднялся кузен и протянул руку.
- Замечательно выглядишь, я знал, что оно тебе подойдёт, - Петрас сверкал, как медный кувшин, неправдоподобно широкой улыбкой и надувался от гордости.
Едва удалось подавить смешок. Я обернулась к брату. Вейас недовольно хмурился, словно злился на что. Но ведь всё прошло замечательно. Мы добыли шкуру белого варга, скоро Вейаса примут в орден, и все поймут, насколько мой брат хорош на самом деле. Так почему у него вид, будто он хоронит кого?
- Подтверди, Вей, в этом платье твоя сестра просто красавица! - требовательно окликнул его Петрас.
- Мою сестру даже холщевый мешок не испортит, - угрюмо бросил тот и поплёлся на кухню.
Вскоре мы трое устроились за пышно накрытым столом.
"Что с тобой?" - спросила я брата, пока Петрас доставал из закромов кувшины с вином.
"Ничего, отстань!" - нагрубил брат, даже не глянув в мою сторону. Я не стала настаивать.
Хотелось услышать от него что-нибудь более искреннее, чем постоянное ёрничанье и сарказм. Так сложно сказать, что я хорошо выгляжу, не играя на публику?
А Петрас сыпал комплиментами без умолку: о моём стройном стане, манере держаться в седле, бесстрашии во время охоты, блистательном остроумии... Последнее звучало особенно нелепо, потому что во время разговора я только кивала, жала плечами и глупо улыбалась.
- А куда делся Юле? - спросила я, устав от бесконечного словесного потока.
Вейас молчал и пялился в стенку, словно был не с нами. Почему он замкнулся? Никогда его таким не видела.
- Да... - Петрас потянулся за ломтиком хлеба. - Я отпустил его на пару дней отдохнуть в награду за то, что он так быстро тебя вылечил.
- Жаль, мне так хотелось его отблагодарить и попрощаться, - я понурила голову.
Юле умел и слушать, и говорить так, что я боялась упустить хоть слово. Я буду очень скучать по его простой мудрости.
- Отблагодаришь ещё, - заверил кузен.
На столе стояла тушёная крольчатина с овощами, грибная подливка, закуски из сыров и колбас, пирог с капустой и печёные яблоки на сладкое. Всё очень вкусное, приготовленное Юле с большим умением и любовью. Я ела с аппетитом, но больше потому что не знала, куда деться от Петраса. Переносить его пристальное внимание становилось все тяжелей. Кузен щедро разливал по кружкам молодое вино. Оно бодрило и не давало уснуть, хоть и заволакивало разум туманным хмелем. Казалось, что я раздвоилась: моя внешняя оболочка поддерживала пустой разговор с кузеном, улыбалась и даже немного шутила, а вторая скучала и раздражалась, наблюдая за нами сверху. Внутренний голос будто хотел что-то подсказать, но мои разделённые половины его не слышали.
- Сегодня полнолуние - может, устроим что-нибудь эдакое, - заговорщически шепнул кузен. Мои половины слились в одну, поддавшись любопытству. - Можем призрака вызвать: моего отца, твоей мамы или знаменитого воина.
- Спиритический сеанс? - едва не в полный голос удивилась я. Петрас шикнул и указал глазами на брата.
- Только мы с тобой. Ты ведь хочешь?
Я закусила губу, раздумывая. Неучтиво тревожить мёртвых понапрасну. И всё же... может, мне удастся попросить прощения и чувство вины прекратит грызть меня изнутри? Я стараюсь держаться, прячусь от него даже наедине с собой, но оно всё равно выползает из глубины уродливым монстром. Тогда к лучшему, если Вейас этого не увидит.
- Давай, - я сжала под столом ладонь Петраса.
Он опустошил последний кувшин с вином и с сожалением заглянул на дно.
- Закончилось - вот незадача, - кузен пихнул сидевшего от него по другую руку Вейаса локтем. - Не рассчитал, что это вино под крольчатину так хорошо пойдёт.
- Выпей моё, - брат передвинул к нему полную до краёв кружку.
Похоже, сегодня он решил устроить голодовку вместо меня: ни к еде, ни к вину не притронулся, так и просидел угрюмо нахохлившейся неясытью весь ужин.
- Съезди-ка лучше к винарю и привези ещё, - уже не так радушно процедил Петрас. И вдруг зарычал: - Съезди, говорю!
Вейас напрягся и вытянулся. Вот-вот колкость выпалит, и тогда все старания пойдут насмарку!
- Уже за полночь. Меня даже за городские ворота не пустят, - заговорил Вейас на удивление спокойно.
- Дашь им денег, они тебя ещё и в зад поцелуют, - смерив его холодным взглядом, ответил Петрас.
Казалось, воздух между ними вот-вот вспыхнет и подпалит льняную скатерть.
"Пожалуйста, сделай, как он просит, - взмолилась я. - Не порти всё в шаге от победы".
"Ты продалась за тряпки и побрякушки!" - разочарованно воскликнул он.
Я опешила. Какой демон в него вселился?
- Вейас?! - только когда услышала собственный голос, я поняла, что заговорила вслух.
- Иду уже!
Брат с шарканьем отодвинул стул. Петрас швырнул ему кошелёк и подмигнул мне. Вейас ушёл, не оборачиваясь. Даже не ответил на мой мысленный зов. Захотелось броситься следом и помириться, но я лишь мило улыбнулась Петрасу. Нельзя показывать слабость и неучтивость. По крайней мере, не сейчас.
Ведь он не причинит мне зла. Он благородный Страж. Он поймёт, что это лишь игра. Обнимет и поцелует пару раз после вызова духов, пока мой мрачный братец не вернётся - ничего страшного в этом нет, я потерплю, а потом объясню про свои чувства им обоим.
"Глупая-глупая Лайсве! - свербел издевательский внутренний голос. - Ты даже не представляешь, какими опасными и жестокими могут быть взрослые игры. - Я дёрнула головой, гоня прочь дурные мысли: - Я хочу попробовать, узнать, не трусить хотя бы один несчастный раз в жизни! Я сильная, я справилась с варгами, я смогу его унять, если всё зайдёт слишком далеко".
Когда за братом захлопнулась входная дверь, Петрас поднялся из-за стола и, галантно взяв под локоток, повёл меня в гостиную.
Мы сдвинули с середины комнаты мохнатую медвежью шкуру. Я уселась на неё, а Петрас взял кусок мела и принялся выводить на полу замысловатые узоры: большой круг, в нём человек в полный рост с вытянутыми в стороны руками и ногами, в пустых секторах по бокам обозначения четырёх стихий, внизу между ногами знак смерти - перевёрнутый анк, и птица над головой - символ души. Я знала все это по книгам, а ещё по тому, чему обучали Вейаса. Любила поглядывать за его уроками, мечтала, чтобы и меня допустили до подобных таинств, а не заставляли заниматься рукоделием и танцами, к которым у меня никогда ни склонности, ни желания не было.
Петрас расставил у ладоней, ступней и головы человека толстые свечи с вырезанными на воске рунами, по секторам раскидал грубые коричневые осколки янтаря. Я подобрала один и провела пальцем по шершавой поверхности.
- Нравится? Можешь оставить, - подмигнул Петрас.
Он принёс сверху гладко обтёсанный ольховый посох. Круглый набалдашник тоже был из янтаря, правда, более ценного, зелёного с застывшим внутри пауком.
- Правда, красивый? - проворковал Петрас, любовно поглаживая навершие. - Мне его отец после испытания подарил. Последний его подарок.
Я сочувственно улыбнулась. Отец Петраса умер неожиданно. По слухам, его преследовал мстительный дух, которого тот прежде пленил и заставлял прислуживать себе. Освободившись, дух свёл его с ума и вынудил выброситься из самой высокой башни собственного замка. Хотя поговаривали, что его наследник, обретя силу, сам подтолкнул родителя к краю, желая поскорее получить титул и власть. Я не верила досужим сплетням, помня, как гордился и любил Петраса его отец. Вейас даже жаловался, что завидует кузену: наш отец скупился на похвалу, лишь качал головой и поджимал губы, когда родитель Петраса долго и нудно хвастался успехами собственного чада.
Хотя было в самом Петрасе, в его таинственно-притягательной внешности, напористых и самоуверенных манерах, нечто настораживающее и пугающее. Но я связывала свою смутную тревогу с тем, что все медиумы немного мрачные и зловещие - такова уж стихия смерти.
Не дождавшись моего ответа, Петрас закрыл глаза. Полился монотонный речитатив, из которого нельзя было разобрать ни слова, в такт ему по центру звезды стучал посох.
- В ритуальной одежде было бы проще, - Петрас закончил заклинание и открыл глаза. - Ладно. Один призрак - не полчище. У тебя есть что-нибудь, что принадлежало тому, кого ты хочешь вызвать?
Я кинулась перебирать вещи на кровати. В потрёпанной походной одежде завалялся гребень. Повезло, что он не потерялся, когда я прыгала в реку от Лирия.
- Подойдёт? Она расчёсывалась им.
Петрас повертел мою находку в руках, снял тёмный волосок и поднёс к лицу, внимательно изучая.
- Вот это точно подойдёт, - подбадривающе улыбнулся кузен и кивком велел, чтобы я села обратно на медвежью шкуру. - Давно она умерла?
Петрас поднёс волос к свече. Тот скукожился, будто от страха, издал не слишком приятный запах и истаял без остатка.
- Несколько дней назад. Думаешь, получится? - я вдруг засомневалась.
Без Вейаса стало тревожно, не по себе. Словно я лишилась брони, защитника и смелости разом.
- Чем меньший срок, тем проще. А если она умерла не своей смертью, то точно явится - они тогда плохо на том берегу приживаются. Места себе не находят, - Петрас сложил руки на груди - явно к чему-то готовился. - Главное, сиди смирно и не пугайся - это их заводит. Стоит показать им слабину, как они потянут тебя за собой.
Я обняла себя за плечи. Уже жалела, что согласилась.
- Не бойся. Если что, я смогу тебя защитить, - вкрадчиво шептал он.
От его убеждённости по спине пробегали мурашки. Я чувствовала, как ему хочется добавить: "Не то, что твой братец-слабак!"
- Как её звали?
- Айка из Тегарпони, - собралась с духом я. - Она видела меня в мужском костюме и думала, что я парень. Боюсь, в платье она меня не узнает.
- Мёртвые не видят одежды, - снисходительно улыбнулся Петрас. - Они признают лишь душу.
Он вынул из рукава ритуальный кинжал с волнистым лезвием и полоснул себя по запястью. Янтарь набалдашника впитал его кровь как губка, потемнел и запульсировал багровым светом. Петрас выпрямился и ударил посохом в центр пентаграммы:
- Светом и тьмой заклинаю, духа с той стороны призываю, завесу пройди, плоть обрети!
Свечи мигнули и погасли. Даже угли в камине тлели не так ярко. На уши свинцовой тяжестью навалилась тишина. Стало зябко. Я сдавленно выдохнула - изо рта вырвались клубы пара. Мучительно долго ничего не происходило. Я устала сидеть смирно и уже решила, что ничего не вышло.
Стукнула об притвор дверь, заскрипели половицы. Захотелось передёрнуться от неприятного чувства, но Петрас успокаивающе положил руку мне на плечо и шикнул. Из самого тёмного угла, до которого не доставал свет из камина, к нам двигался тускло-зелёный огонёк. Он разрастался, обретая чёткие очертания, пока не замер в центре пентаграммы. Мигнул, и на месте огонька показалась прозрачная фигурка той, что и при жизни была похожа на бестелесного духа. Вокруг её тоненькой шейки обмоталась золотая нить, второй край которой был привязан к посоху кузена. Почти как у невольницы или у зверя на цепи.
- Только быстро, - Петрас подтолкнул меня вперёд, чтобы вывести из замешательства.
- Айка, пожалуйста, прости меня, - спешно затараторила я, с трудом преодолевая наползающий липкой пеленой страх. - Я не хотела вам зла, не хотела, чтобы тебе отрубали руку и гнали отовсюду, не хотела, чтобы ты голодала, а твоих товарищей вешали в назидание остальным. Мне так жаль, что вы умерли. Как ты там, на той стороне, совсем плохо?
Призрак знакомым движением склонил голову набок и посмотрел печальными, измученными глазами. Я снова глубоко вздохнула, выпустив изо рта кольца густого пара. Он осел на лице, смешиваясь с каплями ледяного пота.
- Зачем ты тревожишь меня? - без интонации заговорила Айка. - Разве ты не знаешь, что пустые извинения никому не помогут?
- Знаю, но... - я чувствовала, что говорю глупости и поступаю эгоистично, но слишком больно было терпеть: - Я не могу без прощения. Вина за ваши страдания не даёт мне покоя. Ты ведь была такой доброй при жизни. Пожалуйста, ведь это ничего не стоит - лишь пару слов!
Зеленоватый отсвет от её фигуры полыхнул ярче. Золотая нить истончилась.
- Когда я спасла тебя, то думала, что на том берегу встречу брата и папу с мамой, но здесь холодно и пусто, - её голос стал громче, но звучал всё так же неестественно глухо, без тени эмоции. - Мы скитаемся вдоль Сумеречной реки одинокими странниками, не узнаём друг друга, ни дотронуться, ни поговорить не можем. А река не течёт, не несёт свои воды к перерождению. Мы заперты в её круге - ни назад, ни вперёд тронуться нельзя. Прозябаем. И будем прозябать вечность. Ты за это просишь прощения?
Могильный холод пробирался через кожу и заставлял кровь стынуть в жилах. Мысли шевелились едва-едва, уступая под гнётом ужаса.
- Прости...
- Перестань извиняться! - бесплотный голос взвился до крика и хлестнул по ушам.
Золотая нить оборвалась. Зелень полыхнула так, что я на мгновение ослепла, а когда вновь смогла видеть, призрачная фигура, освободилась и неслась прямо на меня. Зависла в пяди от моего лица. Дохнула смрадным тленом. Колени задрожали. Сознание улепётывало из тела, через пятки, далеко-далеко.
- Нам обещали, что он придёт и сделает мир лучше для всех, даже для мёртвых. Но его нет. Есть только твой бог, тот, что забился в нору и трясётся от страха. Найди его и вытащи оттуда. Заставь стать нашим богом, милостивым и всесильным. Заставь спасти всех нас. Следуй за Северной звездой.
- Я не понимаю, - пропищала я сиплым, опавшим голосом. - Я не...
- Ты божественный посланник! Почему ты ещё здесь, а не ищешь его?! - призрак с громким гулом прошёл сквозь меня.
Я ощутила боль и ужас Айки перед смертью. Робкую надежду, что на другом берегу будет лучше, чем здесь, и разочарование от того, что ничего не сбылось, и разъедающую пустоту внутри, что заставляет забывать всё хорошее, оставляя лишь горечь и ненависть. Ноги подкосились, руки дёргались и выкручивались, но я не понимала, зачем и как остановиться.
- Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, - послышался совсем рядом сухой речитатив Петраса. - Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели.
Отпустило. Я обмякла. Каменной глыбой навалилась апатия и усталость.
- Я же предупреждал - не показывай эмоции. Мёртвые всегда этим пользуются, - посетовал Петрас.
Пока я глотала ртом воздух, пытаясь отдышаться, он запалил свечи и стёр пентаграмму, принёс одеяло с подушками и помог мне устроиться поудобнее.
- Выпей - должно полегчать.
Петрас сунул мне под нос откупоренную флягу. От неё разило крепкой настойкой. Я с трудом заставила себя сделать несколько глотков. Напиток обжёг внутренности, убил могильный холод и разогнал застывшую в жилах кровь.
- Спа-спасибо, - прохрипела я. В мысли вернулась ясность, а вот всё тело, наоборот, покачивало на волнах - совсем от хмеля развезло. - Не говори Вейасу...
- Только между нами, наш секрет, - Петрас взял меня за руку и принялся поглаживать тыльную сторону ладони большими пальцами. - Эта девочка единоверка из тех, что мы недавно повесили? Я сразу понял, что это они тебя обидели. Не вини себя ни в чём и не бери в голову их бредни. Они сами сделали свой выбор - сопротивляться, баламутить остальной люд. И поплатились за это - всё по справедливости.
Его тёмные глаза были почти такого же цвета, как у Айки, но оттенок - беззвёздной зимней ночи, жестокой и не знающей пощады. Петрас не поймёт моей беды, вот Вейас бы понял, хотя бы постарался. В ночь после казни он чувствовал почти так же, хоть и не сознавался в этом.
Петрас придвинулся ближе и, мягко коснувшись пальцами щеки, повернул моё лицо к себе. Тяжёлый взгляд завораживал, как взгляд хищника, нацелившегося на жертву. Запах, терпкий и горький одновременно, обволакивал, опережая хозяина. Свет померк. Сладкий вкус молодого вина проник в рот вместе с требовательными движениями губ. Руки клубком змей кишели повсюду на моём теле!
- Нет! Оставь! Что ты делаешь?! - оттолкнула его я.
- И что же такое я делаю? - мурлыкал Петрас, не воспринимая моё сопротивление всерьёз. Вдавил в пол и снова принялся целовать. Потом заглянул в глаза: - Сама скажи мне, что же я делаю.
Его пальцы очертили контур выреза на платье, горячая ладонь скользнула внутрь и принялась поглаживать мою грудь. Страх и бессилие тошнотворным комом подступили к горлу.
- Зачем? - простонала я, заливаясь слезами. От крепкого вина и нападения призрака сил бороться не осталось. Какая же я дура, подлец всё рассчитал с самого начала! - Ведь я же даже некрасивая.
- Глупая, - рассмеялся он, развязывая пояс на платье и вынимая мои руки из рукавов. - Есть камни красивые, яркие на вид, но на проверку они оказываются лишь крашеными стекляшками. А есть такие, что прячутся в самых недоступных скалах. Без огранки их трудно оценить, но оттого они только дороже. Диковинка, редкость - разве можно их сравнивать с безделушками, которые найдутся у каждого?
- Я для тебя редкий камень?
Я остолбенела, застыла, даже думать толком не могла. Петрас облизывал мою шею, больно прикусывая и засасывая нежную кожу. Если до этого я надеялась его разжалобить и остановить, то теперь поняла всю тщету.
- Наиредчайший, - он стянул платье ниже, оголив грудь. Неприятный холодок усиливал ощущение полной беспомощности. - Ммм, до чего же хороша!
Никогда не ощущала себя такой слабой, постыдно уязвимой. Подстилка! Не могла ни вырваться, ни закрыться, ни утонуть в беспамятстве.