Дарья оказалась женщиной темпераментной, а мне – в охотку. Утром еле разлепил глаза, когда солнце уже било в окно, затянутое какой‑то тонкой кожей.
Ни фига себе работник. Быстро встал, натянул мужнину рубаху и штаны, заботливо положенные Дарьей у изголовья. Рубашка была чуть коротковата, но нигде не жала; я уже заметил, что рубашки здесь были неохватные, любого размера: одел, подпоясался – и никаких мерок не надо. Вот с подпоясался – проблема.
Немного стесняясь, я вышел в коридор, Дарья уже хлопотала на кухне.
– Здравствуй, хозяюшка. Пояса не найдётся?
– Найдётся, как же, от мужа несколько штук осталось.
Дарья шустро сбегала на второй этаж, принесла пару ремней – хороших, кожаных. Я с трудом застегнул пояс на последнюю дырочку. Хлипковатый муж был у Дарьи, да и на том спасибо. Выйдя во двор, достал из колодца воды, умылся.
Позавтракали кашей и узваром из яблок.
– Ты грамоте обучен ли? – спросила Дарья.
Я чуть не поперхнулся, чуть не ляпнул, что у меня – высшее образование, но вовремя опомнился и кивнул.
– От мужа лавка торговая осталась, с неё кормлюсь; да приказчик уж больно хитёр, хочу записи проверить, поможешь?
– Помогу.
Выйдя во двор, осмотрел дом снаружи, постройки. Кое‑где требовалось заменить доски, подправить забор. Найдя в сарае инструменты, взялся за работу. Надо всё‑таки постель и харч отрабатывать. Поработал часа три, успел заменить несколько досок, поправить дверь в баню.
Дарья вышла нарядно одетая, оглядела хозяйство, ничего не сказала, но по лицу было видно – довольна.
Мы направились в лавку, шли квартала четыре. Лавка оказалась чуть не в центре. Да за такое место нынешние торгаши попередрались бы, а у неё дохода нет.
В лавке за прилавком стоял какой‑то замызганный мужичонка. Увидев Дарью, выскочил навстречу, угодливо поклонился. Пока они разговаривали о своём, я осмотрелся. Лавка невелика, где‑то четыре на шесть метров, на полках, по моему разумению, чистое барахло, откуда быть доходу? Надо срочно менять профиль. Дарья подала книгу, в которой приказчик скрупулезно писал доход и расход. Быстро прикинул – вроде всё сходится.
Дарья получила скромную выручку, и мы отправились домой. Усевшись за стол, я напрямую выложил Дарье своё мнение – с таким товаром дохода ждать не стоит. Надо заняться чем‑нибудь другим.
– Чем, что делать, подскажи, – с надеждой в голосе спросила женщина.
– Дай подумать!
Я сидел и размышлял. Чтобы раскрутить любое дело, нужны вложения. Я не знал местной конъюнктуры, но быстрее всего окупается спиртное, да и первоначальные вложения не так и велики.
– Дарья, сколько у тебя денег?
Женщина покраснела:
– Десять рублей серебром.
Я не знал, что можно купить на эти десять рублей, но мне показалось – это очень мало.
– А знакомые мастеровые есть, ну, кузнецы?
– Есть, как не быть; недалеко отсюда, в слободке живёт Анфимий, хвалят люди.
– Веди.
Мы отправились к кузнецу. Я, как мог, объяснил ему, что от него требуется – решил сделать большой самогонный аппарат. Кастрюля с закрывающейся крышкой, змеевик да кое‑что по мелочи. Сговорились о цене и ударили по рукам.
Сразу пошли на базар и купили мешок пшеницы. Я еле доволок его до дома: тяжеловат, килограммов на шестьдесят потянет. В предбаннике приготовил место для самогонного аппарата, дал Дарье задание: найти побольше глиняных кувшинов небольшой ёмкости, бутылок‑то ещё не было, – и древесного угля.
Через несколько дней от кузнеца получил готовое изделие, с трудом притащил домой, собрал. Замоченная ранее пшеница уже бродила. Хоть дело и было к вечеру, зарядил аппарат, развёл огонь под кастрюлей.
Часа через два забулькало, из змеевика закапал самогон. Я попробовал его ещё тёплым. Фу, сивухой в нос шибает, и вкус противный. Ладно, были у меня ещё задумки. Я перегнал всю кастрюлю и поставил весь самогон ещё раз перегоняться. Теперь он был уже получше.
За работой незаметно прошла ночь. Погасив огонь, я отправился спать. Дарья, видя мою занятость, спала у себя наверху.
Поспал часа три‑четыре, вскочил бодрый и, едва позавтракав, убежал в баню. Засыпал в кастрюлю с самогоном изрядно древесного угля, известно ведь, что это – отличный поглотитель токсинов и прочей дряни. Захватив немного в кувшине, принёс на кухню, стал экспериментировать, разводя в разных количествах водой. Мне хотелось добиться сорока градусов, как у водки. Когда по вкусу напиток стал напоминать водку, я задумался: а как дозировать в дальнейшем? Доверять только языку – занятие неблагодарное. Додумался вот до чего: к гладко оструганной палочке приделал свинцовый грузик, опустил в напиток, сделал отметку на палочке. Будет теперь что‑то вроде спиртометра. Допотопно, но быстро развести самогон под требуемые градусы можно.
За три дня стояния в кастрюле с древесным углем самогон очистился, на дне был желтоватый слой сивушных масел пополам с углем. Осторожненько слил в другую посуду, позаимствовав у Дарьи на кухне. Прокипятил колодезную воду, остудил и принялся разбавлять самогон водой по самодельному спиртометру. Получилось много, литров сорок – сорок пять. С помощью Даши разлил поварёшкой по кувшинам. Продукт был готов. Вечером, за ужином, мы его и опробовали. Дарье не очень понравилось – крепковато, а по мне был в самый раз.
Назавтра мы уложили половину кувшинов в две корзины и отнесли в лавку. За два дня удалось продать всё, причём вернули затраченные на зерно и самогонный аппарат деньги, да ещё и прибыль получили. Дарья была рада: показался свет в туннеле, в кошеле зазвенело серебро.
Вечером, за ужином, я посоветовал сделать ещё один аппарат, купить сразу воз пшеницы, пока не наступила зима и не поднялись цены, нанять парочку человек – пусть гонят каждый день.
Дарья так и поступила, спросив вроде как невзначай: – Сам дальше что делать будешь? – Подумаю, как выгодно вложить прибыль, новое дело сладить, а сейчас пойду спать.
Надо ли объяснять, что чуть не до утра мы занимались освоением Кама‑Сутры?
С той поры наше маленькое кустарное производство самопальной водки работало беспрестанно и исправно приносило прибыль, причём солидную.
Как‑то днём я отправился на торг и увидел на небольшой площадке внутри торга кулачный бой. Два мужика бестолково мутузили друг друга, пуская из разбитых носов кровавые сопли. Вокруг стояли зрители, дружными и громкими воплями подбадривали дерущихся. Как я понял из разговора окружающих, это было нечто вроде тотализатора. Выигравший бой получал деньги, пусть и не очень большие. Один мужичок всё‑таки упал, не в силах подняться, второй радостно вскинул руки.
– Ну, есть ещё желающие? – На средину круга вышел мужчина средних лет, одеждой смахивающий на купчину.
Из рядов зрителей вышел здоровенный парень лет двадцати пяти, косая сажень в плечах, на щеках – румянец. Зрители начали бурно обсуждать шансы каждого, кидая медяки и серебро организатору. Я задержался, было интересно посмотреть здешние приёмы кулачного боя. Наконец рефери – организатор боя – махнул шапкой. Бой окончился быстро. Молодец пару раз махнул кулаками‑кувалдами, мужичок‑соперник, уже уставший от предыдущего боя, рухнул в пыль.
Толпа разочарованно загудела – бой окончился очень быстро. Молодец сиял улыбкой, вскидывая руки.
– Кто ещё желает помериться силушкой, разогнать кровь молодецкую? – спросил организатор.
И тут меня как бес под руку толкнул. Я вышел в круг:
– Я хочу!
Молодец ходил по кругу, пренебрежительно поглядывая на меня. Роста он был такого же, как и я, но шире в плечах и упитаннее. Рефери собрал с играющих деньги, вышел в середину круга и махнул шапкой:
– Начинайте!
Молодец, взбодрённый предыдущей лёгкой победой и полученным выигрышем, сразу ринулся в атаку. Главное было – не попасть сразу под удар его кулака. Парень слишком надеялся на свою силу, а техники не было никакой, когда бил – открывался весь, о защите не беспокоился. Кулак его пошёл вперёд, я мгновенно пригнулся и сам ударил его в солнечное сплетение. Как в каменную стену, только немного дыхание удалось ему сбить. Противник стал осторожнее, видно, опыта в кулачных боях ему было не занимать. Теперь он стал ходить вокруг меня кругами, выжидая время для удара. Я смотрел ему на ноги. Когда противник хочет бить, всегда переносит вес тела на одну ногу. Вот молодец сгруппировался, и в этот момент я упал на руки, в положение для отжимания, и левой ногой ударил его под колено. Противник рухнул спиной на землю. Ё‑моё, маленькое землетрясение!
Какое‑то время он лежал неподвижно – приложился сильно, затем медленно встал, потряс головой и, как разъярённый бык, кинулся на меня. Не привык падать детинушка, привык сам бить. Я уходил в стороны от его кулаков, но один раз почти не успел, кулак вскользь прошёл по голове, зацепив ухо. Было ощущение, что я задел проходящий товарный поезд.
Разъярённый падением, молодец уже не думал о защите, в его налитых кровью глазах читалось только одно: свалить меня, растоптать, одержать победу. Дыхание его сбилось, парень не привык долго двигаться. Его удел – пришёл, ударил, победил.
Выбрав момент, я крутанулся и врезал ему пяткой в лоб. Здоровяк на секунду застыл в задумчивости, потом рухнул, подняв облако пыли. Я постоял рядом, но парень даже не делал попыток подняться. Я вскинул в победном жесте руки. Победа! Чистый нокаут! Ко мне подошёл организатор, насыпал в руку медных и серебряных монет.
– Ты хорошо дерёшься; супротив Тимофея никто долго продержаться не мог, а ты его самого уложил. Приходи сюда ещё, пока тебя никто не знает, можно хорошую деньгу срубить.
Я поблагодарил за деньги, насчёт приходить на бой, обещал подумать. Нет, не моё это. Понимаю необходимость знания и умения постоять за себя, но регулярно бить морды противникам на потеху публике, извините, я не гладиатор. Отойдя в сторонку от зрителей, пересчитал деньги – два рубля и алтын. Совсем неплохо.
Я направился в оружейный ряд, надо было купить маленький, используемый для еды ножик, и большой, для хозяйственных нужд и для боя. Выбрал ножи в чехлах, подвесил на пояс, начал выбираться с базарной площади. Кто‑то тихонько взял меня за руку. Я обернулся. Рядом стоял небольшого ростика тщедушный человечек. Свисающие пейсы, ермолка на темечке и характерный нос выдавали в нём иудея. Картавя, он извинился и попросил для разговора отойти в сторону.
– Слушаю вас.
– Я видел, как вы дрались с этим бугаём, восхищён вами.
– Спасибо, это всё?
– Нет, что вы. Я ювелир, моя фамилия Ройзман, вам это о чём‑либо говорит?
– Нет.
– Будем знакомы, меня зовут Изя.
– Меня – Юрий Котлов.
– Вы похожи на порядочного человека.
– Спасибо.
Еврей помялся.
– Я ювелир, мне нужен человек для охраны.
– Ну так наберите вот таких удальцов, что выходят на кулачках драться, в чём проблема?
– Нет‑нет, мне не надо людей, которые плохо владеют кулаками. Я наблюдал за вами во время боя, вы не потеряли самообладания, редко били сами и не давали ударить вас противнику. Способ вашего боя как‑то резко отличается от общепринятого, вероятно, вы этому учились в Персии или ещё где‑то. Я не видел, чтобы русичи дрались ногами.
– Видите ли, уважаемый Изя! У меня своё, пусть и маленькое дело, и мне не хотелось бы бросать его для того, чтобы махать кулаками. Этот бой – так, прихоть, желание немного осадить самонадеянного удальца. Мне бы хотелось работать головой.
Изя пожевал губами, подумал, высморкался в платок – большая редкость здесь, продолжил:
– Хорошо, вы не хотите постоянную работу, но один‑то раз можете съездить со мной?
– Куда и на сколько?
– Во Владимир; поездка, думаю, займёт две седьмицы.
– Сколько платите?
– С моим коштом – десять рублей серебром.
Я немного подумал. Десять рублей – сумма немаленькая. Кивнул, соглашаясь.
– Но два рубля – задаток.
Изя повздыхал, но достал из поясной калиты два рубля и отдал.
– Подойдёшь завтра с утра ко вторым петухам к Покровским воротам, жди там.
– Буду.
Я развернулся и пошёл на торг. Предложение побыть охранником было неожиданным, но и пускать всё на самотёк было нельзя. Слишком прочно была вбита в моё сознание необходимость обстоятельной и вдумчивой подготовки – к операции ли, к чему другому.
Пошёл к рядам оружейников. Кроме ножа у меня ничего не было, а нож – крайнее средство, когда ничего другого уже не осталось. У первых лавок я встал: на чём остановить выбор? Лук – оружие неплохое, да учиться им владеть надо сызмальства; сабля хороша для конного, мечом в одночасье тоже владеть не научишься.
Глаза мои блуждали по смертоносному железу, не зная, на чём остановить выбор. Из‑за прилавка вышел степенный мужик с окладистой бородой и в кожаном фартуке. Скорее всего, кузнец, что и сработал это всё.
– Что хочешь, мил‑человек? У меня всё есть, выбирай, к чему душа лежит.
– Подскажи, уважаемый, не знаю, что делать? В опасную дорогу собираюсь, оружие попроще хочу взять: так, чтобы привыкать долго не пришлось, но и с оружным справиться.
– Воинский опыт есть ли?
– Нет.
Не мог же я ему сказать, что после института пришлось год отслужить в разведбате, командиром медицинского взвода. И на учениях по болотам ползать и научиться маскироваться, и стрелять из Калашникова. Эх, сейчас бы сюда Калашникова, всё проблемы отпали бы.
– Тогда возьми арбалет. Силой, я смотрю, тебя Бог не обидел, тетиву натянешь. Постреляешь немного, быстро набьёшь руку. А ещё предложу боевой топор, ежели сила есть – ни один рыцарь, даже в полном доспехе, не устоит, любые латы пробьёт, о кольчуге даже не говорю.
– Давай посмотрим.
Продавец вытащил из‑за прилавка арбалет, оружие с виду совсем не грозное. Так, можно сказать, ложе от ружья, если бы не плечи лука. Сбоку от ложа торчала деревянная рейка, усиленная железной полосой.
– А это что? – указал я на рейку.
– Да это же "козья нога", тетиву натягивать. Руками не совладать, спину сломаешь.
Кузнец вытащил из небольшого колчана арбалетный болт – коротенькую, сантиметров двадцать пять, стрелку с куцым оперением, показал, как укладывать в жёлоб. Подняв арбалет вверх, нажал на спуск. С громким щелчком болт врезался в бревенчатый навес, пробив почти насквозь бревно толщиной чуть не с моё бедро. Лишь оперение торчало.
– Берёшь?
– Беру, болтов к нему поболее дай.
– Отдаю с колчаном, тут два десятка будет. Топор показывать ли?
– А то!
Мастер снял со стены устрашающего вида железяку. С одной стороны топорища – небольшой ширины лезвие, с другой, вместо обуха, – острый стальной шип, слегка загнутый. Ручка длинная, отполированная, ясеневая. Я взял в руку – сидит удобно, хоть и тяжеловат, килограмма два с лишним.
Кузнец выжидающе посмотрел на меня:
– Ну как?
– Хорош топор, тоже возьму.
Мы ещё долго торговались, но всё‑таки договорились: я отдал за железо два рубля, что получил авансом от Изи, и часть оставшихся от рукопашного боя денег.
Придя домой, заявил Дарье, что уйду на пару седьмиц. Пошёл на задний двор и попробовал зарядить арбалет и выстрелить из него по стене бани. Получилось неплохо. Ещё бы потренироваться, да болты вытащить из брёвен было невозможно – они уходили вглубь почти полностью. Эдак и в путешествие отправляться не с чем будет. Поужинав, улёгся спать, наказав Дарье разбудить при первых петухах. Собирать вещи в дорогу не понадобилось, у меня их не было.
Глава II
Дарья растолкала меня, когда было ещё темно. Быстро вскочил, умылся, позавтракал вчерашними пирожками, запив сытом, засунул за пояс топор, забросил за плечи арбалет с колчаном. Прощание с Дарьей было коротким – крепко поцеловал и, не оглядываясь, вышел со двора.
Где находятся Покровские ворота, я уже знал. Полчаса быстрого хода по спящему ещё городу – и вот я на месте. Изя был уже тут. Он сидел на повозке, на дне которой лежал прикрытый рогожей груз. На второй подводе сидели двое парней. Изя подвёл меня к ним:
– Мои люди, тоже охрана – Кузьма и Соломон, мой племянник. Садись ко мне на подводу, поехали. Надо сегодня успеть вёрст тридцать проехать. Пока вёдро, не дай Бог дожди зарядят – не поспеть.
Мы уселись на подводу; солнце ещё не встало, но темнота уходила, уступая место наступавшему дню. Вокруг уже серо, но видно было метров на десять – пятнадцать. Охранники благосклонно приняв от Изи монету в руки, распахнули одну половину ворот, и мы выехали.
Долго тянулись посады и пригороды; движения не было, пыли тоже. Воздух был чист и свеж. Не прошло и пары часов, как навстречу стали попадаться крестьянские телеги, верховые всадники, пешие путники, идущие в Москву. Над дорогой стоял туман из пыли, щедро садившийся на одежду, подводы, лошадей.
В обед, когда уже захотелось кушать, а от тряски на подводе ныли внутренности, мы свернули с наезженного тракта и через несколько минут добрались до небольшой деревушки. Видимо, Изя дорогу знал, так как подъехали к третьей избе с краю и въехали во двор. Оба охранника соскочили с телеги, привязали лошадей, разнуздали и стали их кормить. Изя откинул рогожу, мы оба взяли по тяжёлой сумке и вошли в дом.
Здесь, в большой и чистой комнате стоял длинный стол, на который хозяйка скоро стала ставить еду – щи в глиняных мисках, исходящие мясным духом и паром, запеченную курицу с грудой гречневой каши вокруг на большом оловянном блюде, отварную рыбу, ломти хлеба и кружки с пенистым пивом. Похоже, Изю здесь уже ждали, и бывал он в этой избе не раз.
Ополоснув руки, все четверо уселись за стол. Охранники пробормотали молитву и перекрестились, я, дабы не привлекать внимания, последовал их примеру. Дружно налегли на еду, на свежем воздухе, да от тряской подводы у молодых мужиков аппетит был отменный. Схарчили всё быстро, поблагодарили хозяйку. Изя расплатился и, подхватив тяжёлые сумки, мы снова погрузились и продолжили путь.
К вечеру, когда уже начало темнеть, съехали с тракта и переночевали в деревушке. Похоже, у Изи на всём пути были купленные места, где он мог столоваться и ночевать. Шустрый малый. Спали все в одной комнате, не раздеваясь, с оружием под рукой, сам Изя – на полатях с сумками под подушкой, а мы, трое охранников, на полу, на набитых сеном матрасах.
К концу второго дня миновали Покров, в ночь третьего – ночевали в Костерево. Погода благоприятствовала; укладываясь спать, Изя мечтательно произнёс:
– Хорошо бы завтра до Собинки добраться, а там – Юрьевец, да Владимир.
Четвёртый день был похож на предыдущие, только тракт стал уже, телег и людей, по мере удаления от Москвы, – значительно меньше.
Тут всё и произошло. Мы проезжали маленький хуторок в три избы, когда из‑за поворота выскочили всадники. Со второй телеги закричали:
– Татары, арбан! Тикайте!
Я столкнул с телеги замешкавшегося Изю, бросил ему сумы с грузом. Тот их подхватил и бросился в ближайшую избу, причём так быстро, что я, зная вес сумок, просто подивился.