Однако зверь то ли не слышал Иста, то ли не мог понять. Он продолжал рушить стену, а потом из пролома вылетел гибкий волосатый хобот и, обвив Иста поперёк туловища, потащил в пролом. Такое могло быть, если на зверя наложено мощное заклятие, заставляющее его действовать против своей натуры. А ещё индрик начинает беситься, если кто-то становится между ним и его самкой.
Исту не было времени раздумывать, что случилось на этот раз. Он чувствовал, как трещат его кости, косо скользнул потолок, камни, о которые сейчас будет раздроблена его голова. И тогда Ист ударил, передав изогнутому мечу всю силу рук, умноженных на полузабытые чары повелителя мечей. Удар, способный рассечь граниты Иттерби, достиг цели; волосатый хобот окрасился кровью, индрик издал тонкий, пронзительный звук и отшвырнул Иста. Любой человек был бы размазан по камням этим броском, но Хийси не напрасно четыре года школил мальчишку — Ист мягко впечатался в камень и через мгновение уже стоял на ногах целый и невредимый.
Индрик, ничуть не укрощённый, втискивался в подвал. Конец пораненного хобота он засунул в пасть и теперь старался выискать достаточно места, чтобы ударить противника загнутыми в дугу изжелта-белыми бивнями. Меч бесполезно валялся в стороне, воронёная сталь расслоилась на десятки изогнутых лепестков, словно карледский ворон распустил свой чудовищный хвост. Меч и сейчас рвался в битву, готов был прыгнуть в руку Исту, но что пользы от этого железного веера? Индрик и не почувствует его прикосновения. Сейчас только солнечный свет может остановить взбесившегося зверя.
— Мамутч! — выкрикнул Ист настоящее, тайное имя противника. — Солнце взошло! Уходи!
Индрик очумело затряс башкой, но продолжал ломить прямо. Его явно гнала сила, превышающая натуру. Ист оказался прижат к стене, он уже ничего не мог сделать, лишь видел налитый кровью глаз и грязно-рыжие космы шерсти.
Оставалось последнее, запретное средство.
— Умри, мамутч, — приказал Ист.
Великан замер, колонны ног подогнулись, индрик тяжело осел на дрогнувшую землю. И, возможно, именно этого толчка не хватало дому: каменная кладка расселась, сверху посыпался мусор, а следом ударил тонкий и оттого особенно яркий луч света. Ещё не остывшая туша зверя начала рассыпаться на отдельные валуны; мёртвый индрик окаменел. Лишь два прижатые Истом к стене бивня остались прежними: тяжёлой, жёлтой от времени кости.
Что за невезение! Ист схватился за голову. Ну что стоило лучу проникнуть в подвал секундой раньше… А теперь подземный великан умер настоящей смертью и никогда не родится вновь. Убитые возвращаются, умершие магической смертью — нет. Отныне и навсегда на Земле станет одним индриком-зверем меньше. А сколько их было всего-то?
Но тут же Ист понял, что у него совершенно нет времени предаваться скорби. Не стоит забывать, что нелепая битва случилась не в известковых кавернах и не в подземных соляных промоинах, где дозволено смело крушить всё подряд. Ведь это подвал дома, который теперь может рухнуть в любую секунду, а там наверху ждёт странная женщина, пославшая его сюда. И, кстати, если перекрытия обвалятся ему на голову, то ему тоже не выжить. Тут город, а не лес, где всё знакомо и привычно. Ист подхватил хитро изломанный меч и поспешил вверх по уцелевшей лестнице.
Удивительным образом наверху разрушений почти не оказалось. Дом, треснувший от крыши до фундамента, стоял как ни в чём не бывало, даже рубиновые бокалы не расплескали своё благоухающее содержимое. Роксалана замерла в дверях, вцепившись заледенелыми пальцами в косяк. Монашеский плат сполз на плечи, чёрные пряди волос рассыпались по белой ткани.
— Ты жив!.. — выдохнула она. — Ты его прогнал… Ведь он не вернётся?
— Он не вернётся, — успокоил Ист, бросив в угол задребезжавший веер. — Я его убил.
— Ты… ты — герой! — Казалось, Роксалана ничего не говорит, а просто от неё струится волна благодарности и нежного обожания. И, сбитый этой волной, Ист не смог выговорить слова правды, рассказать, что не было никакого дракона, а была лишь чья-то злобная шутка или месть, и в результате ему пришлось погубить редкого и совершенно безобидного зверя.
Ист подошёл ближе, пытаясь успокоить женщину, осторожно провёл ладонью по вздрогнувшей волне волос. Роксалана обхватила его руками, увлекая, отступила в комнату. С неожиданным смятением и радостью вспомнил Ист о призрачной несущественности своего наряда. Чёрное монашеское платье, белый омофор упали на пол, больше уже ничего не скрывая.
* * *«Спи, мальчик, спи крепко и безмятежно. Спи, а мне надо подумать. Всеблагая Амрита, кого же это занесло в мои сети? Ведь этот мальчик действительно убил индрика за мгновение до того, как я раздвинула стены. И, главное, как он это сделал? Сам Дундар Несокрушимый не смог бы забить обезумевшего индрика голыми руками.
Неужели кто-то из бессмертных решил посмеяться надо мной? Но нет, есть вещи, которые не под силу даже богу. Например, стать мальчиком, впервые познающим женщину. Сколько же тебе лет? Шестнадцать? Вряд ли больше… Но тогда ты самая большая удача, которая может выпасть в этой жизни, и я не зря протянула руку к покрывалу, которое когда-нибудь станет моим саваном.
Спи спокойно, мальчик, тебе ничего здесь не грозит. Безумно и расточительно было бы погубить тебя. Мы с тобой ещё зададим немало работы летописцам, и кто знает, сияющая Амрита, кем в итоге станет твоя покорная служанка.
Но как всё-таки хорош этот мальчик! Как он был уверен, наивный, что его милое колдовство не позволит мне увидеть его таким, какой он есть. Как он бледнел и вздрагивал от моих прикосновений: только ради этого стоило надеть платок.
Спи. Завтра ты уйдёшь отсюда, ничего не потеряв, уйдёшь во всём блеске твоей юности и неведомой мне магии. Но ты вернёшься, потому что прикован ко мне крепчайшей из цепей. Неужели я отпускаю тебя только потому, что живой и целый ты стоишь дороже? Древо проклятия, помоги и просвети…»
* * *Ист проснулся необычно поздно, когда на улице уже давно кричал, зазывал и торговался день. Комната была пуста, исчезло и большинство богатого убранства. Это казалось невозможным. Ист справедливо гордился чутким сном: в лесу среди ночи он слышал плавный полёт неясыти, а осенью — падение жёлтых берёзовых листьев. Здесь же он проспал, когда из комнаты чуть ли не мебель выносили. И главное — в такую ночь… Как он вообще посмел и умудрился уснуть!
Ист поспешил вскочил, торопливо представил на себе свой мифический наряд, вышел из комнаты. В большом зале царило то же запустение: голые стены, голые столы. Исчез даже ковёр, на котором прежде стояла мебель, и выметенный полынью пол казался лысым.
Линта в прежнем монашеском одеянии сидела у стены и мелкими стежками вышивала на пяльцах бесконечно повторяющийся узор.
— Что случилось?… Где Роксалана? — бросился к ней Ист.
Линта подняла постный взор и ответила, не разжимая бескровных губ:
— Госпожи нет. Ей пришлось уехать. Она просила позаботиться о вас, если это потребуется. И ещё госпожа велела передать, что будет помнить вас вечно, и как бы ей ни пришлось расплачиваться за вчерашний день, она никогда не пожалеет, что встретила вас. — Линта вновь склонилась над вышиванием.
— Её увезли? Кто?! Где её искать?
— Не знаю. — Линта подняла прозрачные, как лягушачья икра, глаза. — Я всего лишь приживалка. Мне ничего не известно. У госпожи было немало врагов и ещё больше завистников. Так всегда бывает, ежели красивая и богатая женщина вздумает жить своей волей, не имея могучего покровителя. Могло случиться всё, что угодно. Так что успокойтесь, юноша, и идите завтракать.
— Да провались ты со своим завтраком! — заорал Ист. — Ты же была рядом, когда Роксалана исчезла. Вот и рассказывай, что здесь произошло!
— Рано утром, — монотонно начала Линта, — когда госпожа только поднялась, а вы ещё изволили почивать, у дверей появился некий человек. Я его прежде никогда не видела, но госпожа сразу признала его. Госпожа не хотела пускать его в дом, но человек шепнул что-то, и госпожа уже не смела возражать. Она лишь ответила, что сделает всё сама, а человек, она называла его Протт, пусть ждёт на улице. Этот Протт показался мне настоящим мужланом, хотя был богато одет. Он расхохотался и заявил: «Угодно работать — работай. Я зайду через четверть часа». Госпожа собралась, и, когда этот тип явился вновь, она ушла с ним, хотя, видят боги, больше всего на свете ей хотелось бы остаться с вами.
— Почему она не разбудила меня? — помертвелыми губами произнёс Ист. — И как случилось, что я ничего не слышал?
— Не задавайте пустых вопросов, молодой человек. Вчера вы спасли жизнь моей госпоже, сегодня она спасла вашу.
— Хорошо… — Ист оставил в покое приживалку, и она немедленно вернулась к шитью. — Я найду Роксалану сам. А заодно отыщу Протта и тех, кто его послал. Пусть они заранее готовятся к нашей встрече.
Ист обвёл взглядом зал, удивляющий правильной нежилой чистотой и порядком. Лишь около дверей нелепым жестяным веником топорщится испорченный меч. Вряд ли его забыли случайно. Может быть, знак или талисман? Правда, учитель велел не верить талисманам, но этот случай совсем особый.
Ист поднял меч и ощутил тепло, идущее от покалеченного оружия.
— Я ухожу, — произнёс Ист от двери.
— Как будет угодно господину. Но, может быть, всё-таки сначала завтрак?
Глава третья
СВЯТЫНЯ ДВЕНАДЦАТИ ДРУЖИН
Держа меч перед собой, словно букет опасных цветов, Ист пробирался городскими улицами. Даже здесь он издали чуял запах горячего угля и окалины, но прошёл уже чуть не полгорода, а ни одной кузницы на его пути не встретилось. Лишь потом он понял свою ошибку: на самом деле огненные мастерские стояли далеко за стенами возле реки, а запах казался столь силён просто потому, что здесь была не одна кузня, а целая слобода. Если род дер Настов отнёс огненное производство подальше от замка, опасаясь за чистоту магии, то в городе просто-напросто боялись пожара.
Ист беспрепятственно выбрался за ворота. Правда, для этого пришлось отвести глаза страже; воины могли заинтересоваться необычной ношей путника, но с такой простой задачей Ист справился даже здесь.
Среди мастерских Ист выбрал самую захудалую: навес, с трёх сторон прикрытый обмазанными глиной стенами, а спереди открытый на всеобщее обозрение. Позади кузницы скрывалась хибарка, где, вероятно, и жил мастер.
Ист подошёл и, протянув искалеченный меч, произнёс:
— Мне надо поправить эту вещь.
Кузнец провёл заскорузлым пальцем по изогнутому металлу, присвистнул.
— Кто же это его так?
— Сам, — коротко ответил Ист.
— Клинок, если его перекалить, может обломиться при ударе, а если закалка слаба, то при хорошем противнике меч может быть перерублен. А вот чем можно сделать такое? Это не крица, с которой при проковке отслаиваются пластины.
— Я в этом не понимаю, добрый человек. Я всего лишь хотел починить этот меч.
Мастер покачал головой.
— За такую работу я не возьмусь. И никто не возьмётся. Сам посуди, как можно сварить такие тонкие полоски?
— Я хотел бы попытаться сделать это сам.
Кузнец оглядел невысокую фигурку Иста, его не подходящий к работе наряд, задержался взглядом на чистых руках. Потом пожал бугристыми плечами:
— Что ж, баринок, попробуй. Любопытно будет поглядеть.
Ист сунул железный веер в горн, нажал ногой на мех, как только что подсмотрел в соседней кузнице. Сквозь гудение огня он чувствовал, как накаляется древний металл, и знал, что остатки чужого волшебства подскажут ему, когда меч надо будет вытащить на наковальню.
Кузнец исчез в доме, но вскоре появился вместе с древним стариком, должно быть, собственным отцом. Молотобоец — молодой румяный парень — стоял, прислонившись к стене, и явно не собирался помогать.
Ист выхватил меч из огня, кинул на наковальню. Светящиеся лепестки диковинного цветка торчали во все стороны. Ласкающим движением молота Ист заставил полосы сойтись вместе, а потом резко ударил. Кузнец презрительно оттопырил губу, а вот в глазах молотобойца мелькнуло удивление. Он-то знал, сколько весит его молот и каково это — орудовать им одной рукой.
Ист размеренно бил по светящейся полосе. Как и древнего умельца, его меньше всего занимало, то ли он делает и можно ли вытворять с железом такое. Он ковал оружие, которым будет карать врага, посмевшего украсть у него Роксалану. Сыпались искры, размеренно громыхал молот, и под его беспорядочными ударами мечу возвращалась изначальная форма: хищно изогнутая, мечтающая погрузиться в человеческую плоть и отведать живой крови.
Уловив момент, который подсказал сам меч, Ист бросил молот и погрузил завизжавшее лезвие в бочку с уксусом. Взметнулся кислый пар. Ист перехватил меч за ещё горячую рукоять, взмахнул им в воздухе, примеряясь к руке. Меч был хорош. С таким не страшно выходить хоть против самого дер Наста.
Оглянувшись, Ист натолкнулся на дикий взгляд кузнеца. Стоящий рядом старик дрожащей рукой отгонял злые чары. В следующее мгновение кузнец с голыми руками кинулся на Иста.
Когда-то Хийси ради забавы и выучки заставлял подрастающего Иста схватываться врукопашную с парой медведей. Правда, сейчас правая рука оказалась занята, в ней был меч, но Ист обошёлся и так. Крутанув, отправил кузнеца в угол, а следом швырнул насевшего сзади молотобойца.
— Вы что, мужики, сдурели?
— Твоя взяла, паскуда! — просипел кузнец ушибленным горлом. — Чего стал? Зови своих подручных.
— Дедушка, — повернулся Ист к старику. — Хоть ты-то объясни, что они взбеленились?
Старик молча приблизился, топорща седые брови, взглянул в лицо Исту.
— Ты что же, действительно не знаешь, что у тебя в руках?
— Нет, откуда знать, мне он недавно достался.
— Так не стой с ним на виду, — прошамкал старик. — Пройдёт мимо кто из служителей — и тебе конец, и нам заодно.
— Каких служителей, отец, объясни толком?
— Да ты что, вчера из леса вышел? — пророчески хохотнул молотобоец, потирая ушибленное плечо.
— Хочешь говорить — пошли в дом, — предложил старик и, не ожидая согласия, направился к дверям.
История, услышанная Истом, немногим отличалась от тех сказок, что вечерами рассказывали на кухнях всего мира. Хотя одно отличие всё же было: достаточно выйти на улицу и поворотить лицо к восходу, как увидишь червонные купола храма Гунгурда — бога-воителя, водившего в бой двенадцать дружин и сражавшегося враз двенадцатью мечами.
Двенадцать чернёных мечей хранились на алтаре из лилового чароита в глубине храма. Двенадцать жрецов охраняли их день и ночь, не подпуская близко непосвящённых. Так повелось издревна, и ничто не могло изменить раз установленный порядок. И всё же порядок был нарушен. Явившись утром, верховный жрец нашёл храм без охраны, а на алтаре недоставало одного меча. Схваченные служители повинились перед смертью, что были совращены женщиной небывалой красоты и каждый из них покинул в эту ночь храм, ожидая встречи с искусительницей и понадеявшись на остальных.
Однако вместо сладостного свидания, все они проблуждали ночь под дождём, а утром были схвачены и приведены к ответу. Отступников казнили, и с тех пор охрана святилища была поручена жрецам, не способным откликнуться на женские призывы. Алтарь Гунгурда охраняли воины, оскоплённые особо изуверским способом: они сохраняли свою мужскую природу и даже могли бы иметь детей, если бы нож хирурга не запретил им навеки плотское соитие.
Город и вся страна искали дерзкую похитительницу, немало красоток нашли свой конец в подвалах храма, но меч так и не отыскался, на алтаре осталось лишь одиннадцать клинков, помнивших руку бога.
И вот теперь трое рассказчиков дружно утверждали, что в руках Иста находится пропавшая святыня либо же один из оставшихся в храме мечей. Этому Ист легко поверил, поскольку чувствовал небывалую магию меча. Смутило его другое. Таинственная женщина, совратившая разом двенадцать адептов бога-воителя. Это не могла быть Роксалана! Она не способна на такое. И, кроме того, в таком случае меч, добытый столь скверными трудами, не валялся бы в подвале среди всякого хлама. Всё это Ист, горячась и перебивая сам себя, высказал вслух, впрочем, благоразумно не называя имён. Ответом ему были недоуменные взгляды и смешок молотобойца.
— Никто и не говорит, что это совершила твоя девушка, — пояснил кузнец. — Та история давняя, ей уже чуть не пятьсот лет. Столько не живут даже сильные маги, во всяком случае, если на них нет особого проклятия или благословения богов. Я говорю другое: меч был потерян, а теперь он нашёлся. И это не принесёт радости никому, кроме жрецов.
— Я не собираюсь отдавать его жрецам, — заявил Ист. — Я нашёл его, починил и оставлю себе.
В глазах кузнеца полыхнул ужас страшной догадки, и молчавший старик, очевидно, подумал о том же самом, потому что спросил перехваченным голосом:
— Кто ты?
— Я простой человек.
— Простому человеку не под силу держать этот меч и тем более починить его. Если ты рассказал правду, то уходи как можно скорее. Беги из города и страны и никому не показывай меча. Слуги и глаза Гунгурда могут оказаться где угодно. А если ты сам Гунгурд, то… — Старик безнадёжно махнул рукой и опустил голову.
— Мы люди мастеровые, проклятые всеми богами, — ни к кому не обращаясь, произнёс кузнец, — и нам не за что любить богов.
— Я уйду, — пообещал Ист. — Уйду из города и страны. Но сначала мне надо найти человека по имени Протт.
— Его найти нетрудно. Первосвященный Протт ежевечерне служит в храме.
— Когда тебя начнут пытать, — попросил старик, — не говори, что был у нас, и вообще не рассказывай, что меч был сломан. Так тебе же легче будет умирать.