— Какие похороны?! — возмутился Мельников.
— Как «какие»?! Рубинштейна! Мы должны там быть. Чтобы Лизу поддержать! У нее же и муж и отец погибли!.. — воскликнула Татьяна.
Мельников почувствовал, что она начинает заводиться, и, чтобы ускорить процесс сборов, как можно мягче сказал:
— Танечка, милая, это все потом! Похороны, Рубинштейн, Лиза… Сейчас нам с тобой главное — выехать в город, оформить визы. Нам сейчас главное — ребенок. Я велел няне, она уже ее собирает.
— Ну ладно. Потом так потом. А нам мобильником в машине и в городе хотя бы разрешат пользоваться?
— Тебе же сказали, на двое суток мы должны замолчать…
— Ничего. Я Анжелке из посольства позвоню и договорюсь насчет похорон, — себе под нос проговорила Татьяна, но Мельников никак на это не отреагировал. Он еще слабо представлял, что происходит, и поэтому надеялся при возможности в городе тоже сделать пару важных звонков.
Когда они вышли, у крыльца уже стоял его новенький, необъезженный, можно считать, только из салона, черный «лендкрузер». Андрей протирал ему стекла.
Мельников даже пожалел, что давеча разрешил Андрею выбрать любую из его машин. Их было в гараже около десятка. В том числе и раритетные модели. Но только что приобретенный «лендкрузер» он хотел объездить сам. Однако времени менять машину не было.
Андрей сказал им:
— Доброе утро.
На что Татьяна не преминула проворчать:
— Какое утро! Ночь еще на дворе…
Андрей пропустил ее словесную шпильку мимо ушей и распорядился:
— Садитесь сзади. Ребенок на руках. Один охранник впереди. Второго не берем. Скажете, я буду за него.
— Хорошо, — кивнул Мельников.
— Но у нас же есть специальное детское кресло… — напомнила Татьяна.
— Я повторяю: ребенок у кого-то на руках, — выразительно проговаривая каждое слово, сказал Андрей. — И помните, сейчас на кону стоит ваша жизнь и жизнь вашего ребенка. Что бы ни случилось, ничему не удивляйтесь и четко выполняйте все мои команды. Когда выедем на шоссе, попросите охранника вернуться за какой-нибудь вашей папкой. Попросите привезти ее в офис и ждать вас там.
Охранникам Андрей, очевидно, назвал более позднее время, потому что они пришли, когда Мельников и Татьяна с ребенком уже устроились на заднем сиденье.
Мельников, стараясь точно выполнить приказ Андрея, приоткрыв двери, сказал:
— Михаил, останешься дома. С нами поедет Олег. Андрей при необходимости его подстрахует.
— Как скажете, — пожал плечами Михаил.
Олег сел возле водителя, и они поехали.
Татьяна успела заметить, что в Анжелином доме горели несколько окон на втором этаже. Похоже, та уже проснулась. Но позвонить ей раньше, чем они доберутся до посольства, не получится.
Как только машина выехала на шоссе, Мельников похлопал водителя по плечу и попросил:
— Тормозни, брат!
— Что такое? — недовольно сказал Андрей.
— Да я папку забыл, — досадливо поморщился Мельников, — у меня на столе осталась, синяя такая. Олег, будь другом, вернись, забери ее, сядь на одну из наших машин, завези мне в офис и жди нас там.
— А можно я на «харлее» приеду? — спросил Олег. — Если поднажму, то еще и догоню вас.
— Ты не спеши, — проговорил Мельников, заметив, как Андрей покачал головой, — мне главное, чтобы она к обеду в офисе была.
— Так а «харлей» можно взять?
— Байкер, что ли? — вступил в разговор Андрей.
— Есть немного, — чуть смутившись, признался Олег, вылезая из машины.
Дальше они поехали без Олега. Дорога еще, можно сказать, была пуста, но Андрей почему-то ехал с умеренной скоростью.
— Чего ты еле тащишься! — вдруг не выдержал Мельников. — Давай, пока машин нет, оторвемся по полной!
— Там впереди мост! — сказал Андрей и добавил: — Внимание!
Татьяна заметила стоящую перед самым въездом на мост машину. И тут же все заволокло дымом. Дверцы распахнулись, и кто-то вытащил Татьяну и ребенка из машины. Раздался оглушительный взрыв, и Татьяна потеряла сознание.
Глава 15
Лиза Малиновская, сколько себя помнила, больше всего на свете боялась смерти, точнее, даже не смерти, а мертвецов. Когда она была еще совсем маленькой, у них в подъезде умерла бабушка, и они с мальчишками пошли на нее посмотреть. Однако, наверное, пришли они слишком рано. Двери были открыты, но в квартире никого не было. Войдя в зал, где на составленных табуретках стоял закрытый крышкой синий гроб, она почему-то начала рассматривать портрет, где бабушка была совсем молодая, занавешенные черным зеркала, и тут вдруг крышка гроба поднялась и сдвинулась на пол. Мальчишки с визгом бросились на улицу, а Лиза упала в обморок.
Мама потом рассказывала, что, когда Лизу привели в чувство, она рвалась из дому и кричала:
— Она живая! Не закапывайте ее, она живая…
Потом выяснилось, что, когда дети вошли в квартиру, мертвую бабушку еще не переложили в гроб, а дед, ее муж, теперь уже вдовец, который хотел купить себе гроб заранее, решил примерить, подойдет ли ему такой размер. Это было вполне логичное объяснение. Но Лиза с того времени вообще никогда не ходила на похороны.
А тут так получилось, что в один день приходилось хоронить и мужа, и отчима. Причем и одного и другого кремировать.
Малиновский, которого долго не могли опознать, слишком долго пролежал в морге. А отчим, как сказала мать, которую из-за сердечного приступа обещали выпустить из больницы только на пару часов, был и вовсе неузнаваем.
— Я только по перстню его и узнала… Только по перстню и узнала… — повторяла мать и часто крестилась.
Лиза, как и мать, вся в черном, стояла с отрешенным видом и молчала. В крематории, где они вместе с такими же, как и они, убитыми горем родственниками ожидали своей очереди, ее больше всего угнетал сладковатый запах смерти.
— Вот мы с тобой и вдовами стали… В один день… В один день… — никак не могла успокоиться мать.
Лиза смотрела в одну точку и вздыхала. Хоронить ее мужа, Малиновского, приехала лишь его двоюродная сестра, которую, пока Лиза пыталась убежать, а потом спрятаться от похитителей, вызывали на опознание. Она держалась особняком, куталась в черную шаль и не отрывала глаз от мраморного пола.
Зато кремировать Рубинштейна собрался весь бомонд. Мужчины в строгих черных костюмах, дамы в черных модных фасонов шляпках с вуалями и вуалетками, черных перчатках и дорогих шелковых, бархатных черных платьях. Одни скорбно молчали, другие старательно всхлипывали, третьи то и дело театральным жестом подносили к глазам носовые платочки.
Смерть Малиновского была для Лизы ударом. Она привыкла, что, пропадая на несколько дней или даже недель и таким образом, как она считала, пытаясь доказать свою независимость, он всегда возвращается. А тут такое. Мало того что он завяз в какой-то экстремальной игре и его приняли за бомжа, так еще все вокруг мусолят сообщение прессы, что вместе с ним была убита его новая сожительница-алкоголичка Маруся. И убил их некто иной, как Константин, которого с легкой руки какого-то интернетовского сайта все называют не только их с Малиновским охранником, но и ее любовником. Если бы не гибель отчима, мать всыпала бы ей по первое число, а так она сама погружена в горе.
Черный мрамор, которым были отделаны стены и пол по размеру не очень большого, но высокого холла, еще больше усугублял чувство одиночества.
Распоряжался на похоронах какой-то пожилой черноволосый мужчинка в черном длинном плаще, в котором у него то и дело путались ноги, и шляпе. Он подошел, тронул ее и маму за руки и скорбным голосом произнес:
— Я приглашаю вас выбрать урны для праха покойных.
В специальном магазинчике сладковатый запах смерти был совсем невыносимым. Лиза почувствовала, что ее начинает подташнивать, и, кивнув в сторону белой керамической урны с розой, сказала:
— Пусть будет эта.
Она спешила выйти, но мама задержала ее и попросила продавца выставить перед ней несколько урн на выбор.
Мужчина-распорядитель, покраснев, заметил:
— Льву Марковичу уже выбрали урну родственники.
— Ах да, да… — проговорила мама, заливаясь слезами. — Я же ему никто… я же ему никто…
Когда они вышли из магазинчика, траурная музыка зазвучала громче, и их пригласили в зал.
Родственники и знакомые расположились у стен, будто стараясь держаться подальше от постамента, на котором был установлен гроб. Этот зал был отделан серым и белым мрамором. К тому же по всему периметру были расположены высокие узкие окна. Поэтому после мрачного холла здесь буквально дух захватывало от падавшего из них света.
Гробы не открывали. И сначала после нескольких высокопарных речей отправили в скорбный путь обитый малиновым бархатом дубовый гроб Льва Марковича Рубинштейна. А потом чуть поскромнее, но тоже с речами, — синий гроб Александра Александровича Малиновского.
Поминки решили сделать уже после того, как выдадут прах. Поэтому присутствовавшие на кремации, выйдя на улицу, собирались в группы и, очевидно, договаривались, где посидят сегодня.
Маму, которая, не обращая внимания на Лизу, начала биться в рыданиях, тут же забрали в машину «скорой помощи» врачи. Родственники Льва Марковича, которые, как ей уже успели донести, собирались судиться за его наследство, даже не подошли высказать сочувствие.
А Лиза поняла, что, в общем-то, сейчас ей и идти-то некуда.
После того, что произошло с Рубинштейном, она устроила ужасную сцену Борису, Андрею и Василию, которые помогли ей выбраться из плена, но так и не сумели помочь ее отчиму. Очевидно, что-то не срослось. А может, и эта мысль особенно мучила Лизу, они умело использовали ее, чтобы выманить и убить Рубинштейна. Так или иначе, она, как только услышала по телевизору страшную новость, да еще с многочисленными комментариями, вызвала такси и вернулась в еще недавно их с Малиновским загородный дом. На телефонные звонки она не отвечала, а о том, когда состоится кремирование, узнала из Интернета.
Стоя у входа в крематорий, Лиза и не заметила, как осталась одна. Очевидно, коллеги Малиновского по работе и его сестра, которую коллеги забрали с собой, думали, что Лиза останется с родственниками Рубинштейна. А родственники Рубинштейна ничего не думали, они спешили обсудить, какую стратегию и тактику избрать, чтобы хотя бы что-нибудь оттягать из колоссального наследства Рубинштейна, которое достанется неизвестно кому.
И тут прямо к входу в крематорий подкатила ярко-красная «ауди» и из нее в черном шелковом платье, шляпке с вуалью и черных перчатках вышла не кто иная, как Анжела Выспяньска с букетом алых роз в руках.
Она бросила водителю:
— Жди!
И, подойдя к Лизе, подняла вуаль и, зарыдав, обняла ее.
— Я тебе так сочувствую… Так сочувствую… Вот цветы купила…
— Да уже все… — вздохнула Лиза, почувствовав, что ей наконец стало чуть легче.
— А куда теперь розы? — пожала плечами Анжела, задумалась, а потом сказала:
— Знаю… Я знаю, куда мы с тобой сейчас отвезем эти розы!
— Мы? — удивилась Лиза и добавила: — Я, вообще-то, хотела заехать к маме в больницу, а потом домой, отоспаться. Теперь, я надеюсь, меня уже не будут похищать… И муж, и отчим… Никого нет. А мы с мамой неизвестно когда еще в наследство вступим…
— И к маме заедешь, и домой. Если хочешь… Давай только сначала ко мне. А то после такого одной оставаться… Где твой водитель? — спросила Анжела, оборачиваясь.
— Я на такси.
— Ну, ты, мать, даешь! Я ей звоню, звоню, а она ноль внимания. Куда ты пропала? И Татьяна Мельникова тоже звонила. Мы вместе с ней хотели приехать тебя поддержать. Но теперь уже не судьба, — сказала Анжела, тяжело вздохнула и добавила: — Вот ей, то есть им, мы и отвезем эти розы.
— Нет, я сейчас не смогу никого видеть, — покачала головой Лиза Малиновская. — Тем более Мельниковых.
— И не увидишь… — тихо сказала Анжела. — Их больше никто и никогда не увидит.
— Они что, уехали? Ты же говоришь, что цветы им повезешь?
— Можно сказать, улетели… — опять тяжело вздохнула Анжела.
— Куда улетели? — спросила Лиза, все еще ничего не понимая.
— Только что передали… На пятидесятом километре нашего шоссе… Там мост через речку… В общем, они взлетели в воздух.
— Все?! — в ужасе спросила Лиза.
— Все. Мельников, Татьяна и их маленькая дочка. Представляешь, новенький «лендкрузер», только что из салона, — и в речку. Я из-за этого опоздала. Там пробка была, все машины проверяли. Вроде как это было покушение. В общем, кто-то их машину взорвал. Они в город ехали. Их дочка больна была. Ей нужно было срочно делать операцию.
— Вот это новости… Малиновского убили. Отца. А теперь еще и Мельниковых… — покачала головой Лиза. Эта новость как будто вывела ее из ступора.
— Вот я хочу розы на мосту положить… или лучше в речку бросить. Машина же утонула. И тела не достали. Моряки так делают. Если кто утонул, бросают цветы в воду… — сказала Анжела.
— Боже. Как страшно… — покачала головой Лиза.
— Ну вот, я же говорю. Поехали ко мне. Что ты там одна в своем доме делать будешь… — сказала Анжела. — А так выпьем, помянем погибших.
— Да. Ты, наверное, права, — кивнула Лиза. — Поехали к тебе.
На мосту еще было полно полиции. Анжела притормозила и бросила цветы в воду. За что на нее тут же вызверился молодой полицейский.
— Там же спасатели! — закричал он. — Тела найти не могут, а вы мусор бросаете!
— Это не мусор, это цветы, — тихо поправила его Лиза, которая тоже вышла из машины.
— Как страшно… — проговорила Анжела. — Если не выудят их тела, и хоронить будет нечего… Вот все говорят: крематорий, крематорий… неизвестно, чей пепел тебе в урну насыплют. А вот так еще страшней…
Сказав это, Анжела глянула на Лизу, которая побледнела как полотно и прошептала:
— Ой, прости… я как-то не подумала… прости. Поехали, поехали скорей.
Водитель, въехав во двор, притормозил у входа, галантно распахнул двери и помог женщинам выбраться из машины.
Из дома вышел мужчина в камуфляже и спецназовской маске. Лиза глянула на него, и на какое-то мгновение ей вдруг показалось, что это Борис, в квартире которого она пряталась все это время. Но потом она вздохнула и покачала головой.
— Кто это? — спросила она у Анжелы.
— Наверное, охрану меняют, — пожала та плечами.
Они вошли в дом, и Анжела, заглянув на кухню, распорядилась:
— Ужин, французское красное и коньяк ко мне наверх. На двоих.
Лиза чувствовала себя совсем потерянной.
Она зашла в ванную комнату. Взглянула на себя в зеркало и покачала головой. Вид был хуже, чем у мертвеца. Умывшись холодной водой, она вышла в комнату, где уже был накрыт стол и Анжела разливала по бокалам коньяк.
— Давай за память всех погибших, не чокаясь! — сказала Анжела и первая с ходу выпила все содержимое бокала.
Уже закусывая обсыпанным молотым кофе лимоном, она покачала головой и проговорила:
— Вчера еще за твоих с Татьяной пили, а вот и за нее пришлось…
Лиза тоже сделала несколько глотков коньяка и почувствовала, что кровь начинает приливать к щекам, она чуть порозовела.
— Ничего, мать, смотри на меня. Что, скажешь, что я — вдова? Живу в свое удовольствие. Главное — настроить себя на будущее и еще разобрать все бумаги. Там такое можно найти… Если бы я не разобрала бумаги своего покойного мужа, я бы раз в пять была сейчас беднее. Если хочешь, я тебе помогу разобрать его бумаги… — предложила Анжела. — Я даже, если хочешь, могу у тебя поселиться.
— Да, но это потом… — поморщилась Лиза.
— Что, ты думаешь, у твоего Малиновского не было от тебя секретов? — перешла в наступление Анжела. — И эти секреты могут дорогого стоить. Вот говорят…
— Что у него любовница-бомжиха была? — продолжила Лиза. — Так чушь это собачья. Не верю…
— И что в бомжа переодевался, тоже не веришь? — удивленно спросила Анжела.
— Да нет, это, может, и правда… — пожала плечами Лиза. — Я слышала, игры там у них какие-то есть. Сбрасываются, и тот, кто дольше продержится бомжем или там санитаром в морге, забирает куш.
— Мы тоже, кстати, если хочешь, с тобой на спор можем поиграть, — пожала плечами Анжела.
— В кого, в бомжих? — спросила Лиза и брезгливо скривилась.
— Ну почему в бомжих. Можно поварихами к богатым наняться или там помощницами по хозяйству, няньками…
— Нет, мне пока что не до этого… — покачала головой Лиза. — Я хочу собственное расследование провести. Своего бывшего охранника найти — Константина Прахова. Это же его фоторобот составили. Я его узнала.
— Найдешь, найдешь… — заверила Анжела, подливая в рюмки коньяка. — Я тебе тоже помогать стану. Вместе мы с тобой сила! За это и выпьем! И того, кто твоего Малиновского порешил, найдем, и кто отчима твоего, и кто Мельниковых на тот свет отправил. Всех найдем. И если хочешь, мы даже наказать их можем, не ожидая суда и следствия!
— Не знаю… Я честно говоря, не знаю теперь, хватит ли у меня сил жить, а ты говоришь: наказать… Понимаешь, Анжела, Малиновскому я помочь, может, и не могла, и Мельниковым не могла… А вот отчима своего я, считай, сама на тот свет отправила…
— Не говори ерунды!
— Это не ерунда. Меня подвели. Сказали, что он, когда за мамой поедет, должен охранников взять, которые его защитят. А получилось все, как получилось. Они его не защитили и сами как сквозь землю провалились. Если бы я увидела которого, глаза бы выцарапала, — сказала Лиза и допила коньяк.
— Ладно, это дело второе, — перебила ее Анжела. — А я вот слышала, у твоего Малиновского чемоданчик был, а в нем бумаги какие-то, которые столько стоят, что не передать… Может, его из-за этого-то чемоданчика и порешили?