Лейтенант беспомощно махнул рукой связисту.
— Вызови сюда Клейна, — прошептал он дрожащим голосом. — И скажи, пусть он поторопится.
Сержант Леаркус, майор Сатриа и полковник Стаглер, командир корпуса Крейга, стояли на промёрзшем бастионе первой крепостной стены Эребуса и наблюдали за учениями солдат местных сил самообороны.
На эспланаде между первой и второй линиями обороны люди потели и ворчали. Солдаты, разделённые на небольшие группы, отрабатывали приёмы ближнего и рукопашного боя. Их голоса заглушали стук молотков и звон лопат — остальные подразделения копали траншеи в промёрзшей земле перед стенами. Сержант Леаркус смотрел вниз с выражением разочарования и терпеливого смирения.
— Как я понимаю, вас не очень-то впечатляет уровень их подготовки, — заметил Сатриа.
— Да, большинство из этих людей не выдержали бы и недели в Аджизелусе, — покачал головой Леаркус.
— Это одна из учебных баз на Макрейдже, не так ли? — спросил Стаглер.
— Да. Это недалеко от подножия Геры. Там обучался сам Робаут Жиллиман. Мы с капитаном Вентрисом тоже имели честь пройти там полный курс.
Сержант Леаркус ознакомился с результатами стрельб каждого из артиллерийских подразделений и присутствовал на занятиях по стрельбе из автоматических винтовок и лазерных ружей. В конце концов он решительно подошёл к одному из бойцов и выхватил из рук заметно нервничавшего стрелка лазган.
— Вы учите солдат стрелять? — Космодесантник повернулся к замершему от удивления Сатриа.
— Да. Я подумал, что это может им пригодиться, — озадаченно ответил майор.
— Только не в войне против тиранидов, — сказал Леаркус. — Вам приходилось хоть раз видеть этих тварей?
— Вы же знаете, что нет.
— А мне приходилось. Они нападают такими стаями, что даже слепой попадёт в цель в десяти случаях из десяти. Каждый, кто может держать в руках огнестрельное оружие, способен попасть в тиранида. Однако не важно, скольких из них вы сумеете перестрелять. На их месте всегда появятся новые. Наш долг — научить солдат бороться с теми, кто доберётся до линии обороны.
С того дня организация и разработка программ совместных учений легли на плечи Леаркуса. За неделю, прошедшую после закрытия городских ворот, ему пришлось столкнуться с бюрократическими проволочками и многолетними догмами, но сержант всё же добился полного подчинения и принятия комплексного плана подготовки.
Людей поднимали на рассвете. Сначала они практиковались в сборке и разборке оружия, а потом занимались физическими упражнениями на свежем воздухе. Санитары из корпуса Логреса рассказывали солдатам о том, как сохранять тепло в морозную погоду и избегать обморожения. Например, они учили контролировать двигательную активность, чтобы под зимней одеждой не выступал пот, так как влага может сильно ухудшить изоляционные свойства ткани.
— Люди должны учиться быстрее, — настаивал Леаркус. — Иначе они погибнут в первом же бою.
— Вы хотите добиться невозможного, сержант, — возразил Сатриа. — При таких темпах, какие предлагаете вы, они будут ненавидеть нас сильнее, чем тиранидов.
— Хорошо. Сначала мы должны разрушить все их прежние представления о войне. Мы должны заставить их забыть, кем они были и кем себя считали, и сделать из них настоящих солдат. Только это поможет им уцелеть. Мне всё равно, будут ли они меня ненавидеть, лишь бы они учились. И учились быстро.
— Это будет не просто, — покачал головой Сатриа.
— Всё это не имеет смысла, — заметил полковник Стаглер. — Слабейшие солдаты все равно погибнут первыми. А когда армия таким образом избавится от балласта, останутся истинные воины.
— Балласт?! — возмутился Сатриа. — Это мои солдаты, и я не позволю говорить о них в таком тоне.
— Ваши солдаты оставляют желать лучшего, майор Сатриа, — настаивал Стаглер.
Черты его патрицианского лица заострились от холода, а суровый взгляд неодобрительно скользил по тренировочному полю. Леаркус был согласен с полковником и понимал, что, несмотря на все старания, результат был далёк от его ожиданий.
Взгляд сержанта остановился на группе солдат, отрабатывающих технику штыкового боя. Движения людей сковывала тяжёлая зимняя одежда. Первоначально они тренировались без доспехов и зимних комбинезонов, но Леаркус исправил это упущение. Какую пользу могли принести занятия в идеальных условиях, если реальные сражения проходят совсем при других обстоятельствах?
Леаркус твёрдо верил в философию академии Аджизелуса: тяжело учиться — легко сражаться. На каждой тренировке он ставил перед своими учениками непреодолимые задачи, чтобы в бою любая ситуация не стала для них неожиданностью.
Но даже после недели учений Леаркус видел, что солдаты двигаются слишком медленно. Тираниды обладали нечеловеческой проворностью, их острые когти с быстротой молнии могли поразить человека в самое сердце, и сержант понимал, что в первом же сражении смерть пожнёт большой урожай его солдат.
Не говоря ни слова, Леаркус резко повернулся и стал спускаться по скользким от грязи ступеням бастиона на тренировочную площадку. Сатриа и Стаглер догнали его только на влажных камнях эспланады. Сержант вышел в самый центр поля и остановился, упёршись руками в бока. Солдаты поспешили собраться вокруг Космодесантника.
— Вы отклонились от пути, завещанного вам великим примархом, — заговорил Леаркус. — Комфорт и роскошь сделали вас слабыми, долгие годы бездействия и мира выветрили из ваших сердец боевой дух. Я пришёл сказать вам, что наступило время понять: комфорт — всего лишь иллюзия, химера, навеянная привычками и мирным образом жизни. — Каждое слово Леаркус подтверждал ударом кулака в силовой перчатке по широкой ладони.
— Комфорт сужает ваши мысли, лишает силы плоть, убивает боевой дух и забирает решимость. — Сержант прошёлся по кругу, заглядывая в лица солдат. — Отныне с этим будет покончено. Любое стремление к комфорту, а тем более лень, будет жестоко наказываться. Будьте к этому готовы!
Кожа на ноге солдата имела восковой, желтовато-серый цвет, на ступне вздулось несколько волдырей. Один из них уже лопнул, прозрачная жидкость вытекла на жёсткую белую простыню. Джониэль Ледойен покачала головой, удивляясь глупости солдата, и вонзила иголку в мягкие ткани холодной ступни. Человек не реагировал на боль. Было ли это следствием обморожения или воздействием полбутылки амасека, выпитой им совсем недавно, сестра не могла определить.
Скорее всего, в равной степени верным было и то и другое, решила сестра. Вытащив иглу, она бросила её в металлический лоток и сделала запись на карточке больного, прикреплённой к спинке кровати.
— Очень плохо? — пробормотал солдат.
— Хорошего мало, — спокойно ответила Джониэль. — Но, если тебе повезёт, мы сумеем спасти ногу. Разве ты не получил инструкцию, как уберечься от обморожения?
— Получил, но я даже не прочитал её, сестра. В корпусе Крейга нам никогда не приходилось читать.
— Как это?
— Да так. Мы попадали в корпус совсем детьми, а полковник Стаглер недолюбливает образованных людей. По его словам, именно образованные солдаты в первую очередь повинны в том, что Крейг погиб под обстрелом. Полковник говорит, что мы должны уметь сражаться и умирать. Это всё, что требуется солдатам Крейга.
— Ну, будем надеяться, что ты скоро снова отправишься сражаться, но избежишь смерти, — сказала сестра.
— Как пожелает Император, — пожал плечами солдат.
— Да, — печально кивнула Джониэль, уже отходя от кровати. — Как пожелает Император.
За сегодняшний день она приняла нескольких больных с лёгкими случаями переохлаждения и десяток солдат с разными степенями обморожения — от простых белых пятен на отдельных участках кожи до таких несчастных, как этот, последний солдат. Несмотря на все её оптимистические прогнозы, он, скорее всего, лишится ноги.
Стянув резиновые перчатки и выбросив их в корзину, Джониэль медленно, слегка прихрамывая на правую ногу, побрела мимо рядов коек к сестринскому посту. На ходу она прижимала ладонь к бедру, не забывая следить за санитарами из корпуса Логреса, сновавшими по длинному высокому залу со сводчатыми потолками. Для постепенного согревания обмороженного участка тела они использовали термические повязки, которые обеспечивали контролируемое поступление тепла к повреждённым местам. К счастью, госпиталь в Пятом Квартале, рассчитанный на тысячу больных, был почти пуст. Но Джониэль прекрасно понимала, что тонкий ручеёк поступавших на её попечение солдат превратится в бурный поток, как только начнётся война. Ремиан IV многому научил её.
Сестра потёрла виски, устало зевнула и стащила резинку, стягивавшую её длинные светлые волосы в тугой | хвост. Высокая и статная, Джониэль была привлекательной женщиной сорока человеческих лет, с дымчато-голубыми глазами и полным лицом, на котором отражались терпимость и сострадание. Её фигуру скрывало белое, свободного покроя платье, перетянутое красным поясом, украшенным крестом Негасимой Свечи — символом одного из женских монастырей Ордена Госпитальеров.
В отличие от армейских сестёр воинских Орденов, сестры Ордена Госпитальеров оказывали помощь не только раненым в боях солдатам Имперской Гвардии, но и всем несчастным в разных уголках Империума. Многие были обязаны своей жизнью сёстрам Ордена Госпитальеров. И для многих было большим утешением сознавать, что помощь сестёр не заставит себя ждать в случае ранения или болезни.
Младшая сестра Арделия Ферри подняла голову и улыбнулась подошедшей Джониэль. Молодая и хорошенькая Арделия совсем недавно закончила обучение и только что принесла обет на Офелии VII. Она нравилась Джониэль и, несмотря на недостаток военного опыта, обещала стать отличной помощницей.
— На сегодняшний вечер это все? — спросила Арделия.
— Да, благодарение Императору. Большинство сегодняшних больных через день-другой снова встанут в строй.
— Им повезло, что вы за ними ухаживаете, сестра Ледойен.
— Мы все исполняем свой долг, сестра Ферри, — скромно ответила Джониэль. — Доставлены ли медикаменты из верхнего склада?
— Нет, ещё не доставлены. Хотя городской комиссариат обещал обеспечить нас в первую очередь, — ответила Арделия с изрядной долей скептицизма в голосе.
Джониэль кивнула. Она полностью разделяла недоверие Арделии и привыкла к проволочкам комиссариата, но также была уверена в том, что медикаменты потребуются в самые ближайшие дни. Утром придётся связаться с комиссариатом и потребовать объяснений.
— Я могу подежурить остаток ночи, — предложила Арделия. — Вам надо хорошенько отдохнуть, сестра Ледойен. Вы выглядите уставшей.
Джониэль и хотела бы пропустить мимо ушей замечание Арделии, но не смогла. Груз ответственности и множество печальных воспоминаний заметно старили её. Она по-прежнему с лёгкостью выполняла нормы физической подготовки сестёр милосердия и могла за сорок секунд разобрать и собрать лазерный пистолет, но сознавала, что путешествия с одной войны на другую невыгодно отразились на её лице. Война на Ремиане IV оставила в её сердце самые тяжёлые воспоминания: люди кричали от непереносимой боли и просили о скорой смерти, как о милости. Запах крови, разлагающихся внутренностей, антисептиков и резкое зловоние войны ещё долго преследовали её даже после победы.
Джониэль вспомнила о долгих месяцах реабилитации, когда она без устали старалась своими беседами отвлечь солдат от печального опыта войны на Ремиане IV и вернуть их к нормальной жизни. За эти успокоительные беседы и мягкое обхождение солдаты стали называть её Ангелом Ремиана, и с тех пор это прозвище сопровождало Джониэль повсюду, где бы она ни находилась. Она спасла сотни, а может, и тысячи жизней, но потом рядом с ней не оказалось никого, кто мог бы успокоить бурю в её собственной душе.
Часто во сне она снова оказывалась там, плача, зажимала разорванную артерию, боролась за жизнь лишившегося лица солдата, в то время как он пытался схватить её руки своими перебитыми пальцами. Оторванные части человеческих тел, удушливое зловоние горящей плоти снова преследовали её, и Джониэль в ужасе просыпалась от собственного крика.
Она подумала о возвращении в свою одинокую келью над огромной палатой, но перспектива остаться одной в четырёх стенах сейчас казалась ей непереносимой.
— Перед уходом я зайду вознести молитву Императору. Позови, если что-нибудь понадобится, — сказала Джониэль.
Сестра милосердия поклонилась на прощание Арделии и направилась к массивной деревянной двери палаты, выходящей в отделанный камнем вестибюль. Усталой походкой Джониэль пересекла приёмный покой и оказалась в коротком, освещённом свечами коридорчике. Резная фигура человека в накидке с капюшоном и золотыми крыльями украшала дверь, и, отворив её, Джониэль оказалась в госпитальной часовне. Помещение было небольшим и очень скромно отделанным. Оно могло вместить не более двух десятков прихожан. Три ряда жёстких деревянных скамей правильными линиями расходились от алебастровой статуи в алтарной части часовни, а множество свечей в нишах наполняло воздух тёплым сиянием. Семиугольное окно с красочным витражом отбрасывало на статую разноцветные блики.
Джониэль поклонилась, прошла к двум боковым каменным скамьям и опустилась на колени. Склонив голову, она сложила ладони и стала читать молитву. Сестра тихо шептала слова смирения и послушания, не обращая внимания на боль, усилившуюся от соприкосновения коленей с холодными плитами пола. Постепенно глаза её наполнились слезами. Звуки и образы Ремиана IV предстали перед её мысленным взором так ясно, что во рту появился привкус крови, а ноздри уловили запах дыма.
Джониэль закончила молитву и с трудом поднялась на ноги. Боль металлической иглой резко пронзила повреждённое бедро. В полевой госпиталь на Ремиане IV угодил вражеский снаряд, и только её одну вытащили из-под развалин живой, но кости бедра оказались раздроблены на мелкие осколки. Солдаты, многим из которых она спасла жизнь, подняли на ноги лучших хирургов, и операция прошла прямо под обстрелом, при свете разрывов артиллерийских снарядов. Джониэль осталась жива, но тысячи её пациентов, находившихся тогда в госпитале, погибли. С тех пор чувство вины раковой опухолью разъедало её душу.
Джониэль помассировала ногу, снова поклонилась статуе Императора и побрела в свою одинокую келью.
— Как пожелает Император, — прошептала она.
Вулканический мир Йулана казался из космоса очень красивым. Мерцающую атмосферу пронзали зигзаги пурпурных молний, клубы рубиновых облаков пропускали причудливые потоки света самых разных оттенков. Целая группа космических кораблей непрерывно двигалась на орбите, стараясь избежать сейсмических разрядов и выбросов горящих газов, то и дело вырывавшихся из покрытой трещинами поверхности планеты.
Капитаны прилагали максимум усилий, чтобы удержать корабли на нужном курсе. Все защитные экраны работали на полную мощность. Это помогало нейтрализовать. вредное воздействие выбросов планеты. Несмотря на то что каждый из кораблей был не меньше километра длиной, все они казались ничтожно малыми по сравнению с тремя громадами, стоявшими на геостационарной орбите Йулана. Сотни пилотируемых кораблей и множество буксиров из доков соседнего Корделиса боролись с турбулентными завихрениями и маневрировали таким образом, чтобы подойти к мощным креплениям в носовой части этих исполинов.
Каждое из этих огромных судов представляло собой станцию по переработке водородной плазмы, добываемой из нестабильной атмосферы Йулана. На этом ценном горючем работали все корабли Имперского Флота, торговые и грузовые суда, и почти все остальные механизмы, изготовленные техножрецами. Станции были почти полностью автоматизированы, поскольку производство такого легковоспламеняющегося топлива было очень опасным, если не сказать больше.
Люди потратили несколько часов, потеряли десяток беспилотных вспомогательных судов, и наконец, ценой напряжённых усилий, первый из перерабатывающих заводов был выведен с орбиты и медленно исчез в темноте космоса.
Несмотря на опасность работы в таких неблагоприятных условиях, ещё через несколько часов удалось пришвартоваться ко второму перерабатывающему комплексу, и он отправился к Корделису вслед за первым. Эксперт, наблюдающий за миссией на Йулане, порадовался такой расторопности. Но расслабляться было рано. Им предстоял ещё третий этап операции.
Рой-флотилия тиранидов уже достигла Пароса и теперь направилась дальше.
Время подгоняло людей, и следующие шесть томительных часов прошли в попытках швартовочных команд зацепить крепления третьей станции переработки плазмы. Капитаны снова и снова подводили корабли к огромному заводу, но точно попасть в назначенное место мешали постоянные выбросы из атмосферы Йулана. Люди были раздражены и измотаны, все нервничали из-за задержки и постоянной опасности.
Но спешка и многотонное судно, доверху наполненное высокоактивным топливом, — две вещи несовместимые.
Капитан буксировочного корабля с Корделиса под названием «Труди» осторожно повёл своё судно к швартовочной балке последнего из перерабатывающих заводов. Он тщательно соблюдал все правила безопасности, предписываемые в подобных случаях. «Труди» почти вплотную подошёл к креплениям носовой части, и капитан был настолько поглощён процессом швартовки, что не заметил «Циллы», появившейся из-за всасывающей трубы завода.
Оба капитана в последний момент заметили опасность и попытались избежать столкновения. «Труди» вильнул вправо и врезался в заборную трубу, да так сильно повредил корпус, что горячий металл пробил топливный отсек. Произошёл взрыв. Более неудачного места для аварии нельзя было вообразить. Труба, предназначенная для всасывания газов из атмосферы Йулана, вобрала горящее облако взрыва и послала его в самое сердце перерабатывающего завода, к компрессорной установке. Находившийся там газ мгновенно воспламенился, что привело к неуправляемой цепной реакции.