Сколько тогда простоял на улице и тупо пялился, прежде чем побежал за лопатой и косой? Не знаю. В голове не укладывалось, что мои близкие превратились в причудливых уродцев.
Работать надо было быстро: если существо — кем бы оно не являлось! — вылезет из могилы — пиши пропало. Монстры крайне быстры и такой старикашка как я оказался бы легкой жертвой. Ты еще не утомился, Девятый?
Ладно, я и так слишком многословен. Рука устала держать ручку, а до самого главного я так и не добрался.
Существо (Господи, ведь это была моя жена!) усмирил Кивир. Мальчик появился словно из ниоткуда. Вот его не было на поляне — и вот он там есть. Чудеса. Помню, что испугался поначалу Кивира, спутал с тварью.
— Любишь жену и дочку? — спросил тогда он. Я поразился тому, что голос у мальчонки оказался как у робота — механический, лишенный эмоций. А еще испугал меня цвет его кожи. В общем, странный малый.
Я молчал, как рыба об лед, и ждал, когда ребенок подойдет ближе, чтобы одним взмахом косы отрубить ему голову.
— Я Кивир, — сказал малец. — Могу сделать так, чтобы твоя жена и дочь вновь покоились в земле. Хочешь?
Что я ответил тогда? Не помню. Наверное, согласился, потому что с тех дней моя жена и дочь больше не пытались вылезти из гробов.
Кивир после странного разговора исчез также неожиданно, как и появился. Боже, я в тот день по-настоящему усомнился в своей адекватности. Думал, что года берут своё. Мозги прогнили, шестеренки вращаются с жутким скрипом.
Я сделал небольшой перерыв, чтобы с новыми силами рассказать тебе, Девятый, о Кивире. Как-то так получилось, что за последние несколько лет мальчик стал дорог мне. Ты даже не представляешь, сколько раз он просил прийти к нему! Кивир обещал вернуть близких. Но я не могу согласиться на его предложение. Во-первых, не позволяет вера. Во-вторых, я стар — вряд ли осилю дорогу.
Заклинаю, Девятый, не бойся мальчонки. Он нестрашен, хотя и способен на многое. Природа его скорее сатанинская, чем божественная. Но Кивир не выбирал свой путь. Я много общался с ним. И кое-что удалось выяснить. Жаль, что я не ученый. Возможно, у меня бы получилось объяснить физику явлений. Да бог с ней, с ученостью. Буду писать то, что знаю.
Седьмой ошибается. Нет никакого круга Сансары. Первый, Второй, Третий, Четвертый и остальные — живут одновременно. То есть, например, сейчас я пишу это длинное письмо и готовлюсь умереть, а в это же время ты, Девятый, читаешь мои строки, а Десятый убегает от зомби-собак. И совсем необязательно, чтобы тебе и мне по семьдесят лет. Ты, Девятый, можешь быть молод.
Не понимаешь?
Посмотри на этот рисунок. Получилось немного неаккуратно, но надеюсь, что ты простишь старика.
Самый большой круг — жизнь Первого. Дальше следует жизнь Второго, Третьего и по возрастающей. Как видишь, круги соприкасаются. Это говорит о том, что в этих местах все наши жизни соединяются. Это время перемен, когда появляется Кивир и собирает у нас ответы. После того, как мальчик получает нужную информацию, он отправляет нас обратно, к себе в миры, если так можно выразиться. Мы умираем, потом опять рождаемся. Опять ходим в детский сад, в школу, опять встречаемся с девушками, опять переживаем мировую катастрофу. Опять, опять, опять… А Кивир ждет, когда наши жизни, наши миры вновь соприкоснуться друг с другом.
Надеюсь, тебе понятно, Девятый.
Ты можешь заметить: радиусы у кругов разные. Маленький радиус говорит о том, что время в этом круге течет быстрее. И, соответственно, момент встречи с мальчиком наступает быстрее (угловая скорость, считай, у всех кругов одинаковая). Как я понял из разговоров с Кивиром, чем меньше радиус, тем важнее жизнь этого человека. Допустим, ответы Второго нужнее, чем Первого. А Девятого нужнее Восьмого. В теории есть некто, чей круг жизни крайне мал. И можно считать, что этот N-ый постоянно встречается с Кивиром. И его ответы самые важные, самые нужные. Для чего нужные? Не знаю. Возможно, N-ый — и есть Кивир. Но я не уверен, а сам мальчик не отвечает.
Кивир много о чем мне рассказывал. У меня голова шла кругом от всех этих причудливых миров, в которых приходится жить моим двойникам. Червивые короли, Всплески, крылатые, кукуксы, норовые места, архаровцы, копченые, плетеные человечки, олги… Столько всего, столько необычного. Каждый мир уникален своими тварями. И всем управляет, похоже, Кивир. Как я понял, у мальчика — мальчика ли? — есть помощники: Человек-мотылек, Кумакан-проводник, Аанг-предсказатель и Тысяча-лиц.
Ты, Девятый, можешь спросить: откуда я всё это узнал? Удивительно, но об устройстве миров рассказал сам Кивир. Возможно, мальчик открыл тайны из-за моего возраста. Всё-таки я слишком старый. И после перерождения я всё забуду, к сожалению. Но вот мое письмо сохранится. Надеюсь, оно дойдёт до тебя, Девятый. Кивир обещал.
И есть еще кое-что: все-таки не рассчитывай, что мое описание устройства мира правильное и единственно истинное. Кивир может лгать. Я уже несколько раз ловил его на вранье. Допустим, мальчик частенько путает имена Седьмого. Намеренно или случайно он ошибается — не знаю. Порой Кивир говорил мне: «ничего не имеет смысла. Пытаться объяснить причину перерождений бесполезно. Всё постоянно меняется, Восьмой. Прими на веру мои рассказы».
Мальчик часто противоречит сам себе. Может, он лишь озвучивает ответы моих двойников? Озвучивает их взгляды на мироустройство? Не знаю. И знать не хочу, если честно. Мне наплевать, как там всё устроено. Но я обязан поделиться своими знаниями с тобой, Девятый. Это мой долг.
Я до сих пор удивляюсь, как быстро Кивир стал частью моей жизни. По сути, я пригрел змею на груди. Не должен я был обольщаться на внешность Кивира! Не должен! Лишь с виду он похож на мальчика… Но ведь Бог велел прощать врагов своих? Или же я просто неправильно понял строчки из Священного Писания? Опять одни вопросы.
Девятый, не борись с Кивиром! Попытайся понять его.
Об устройстве миров и о Кивире я тебе рассказал. Если ты позволишь, то я хотел бы написать еще о кое-чем.
Написать о том, как я умру. Девятый, позволь старику выговориться.
Я всё-таки построил часовню. Надеюсь, после моей смерти она простоит долгое время. Потому что её я строил со всей своей любовью. Я приложил массу сил, чтобы укрепить фундамент, поставить несущие балки. За часовню мне не стыдно. Хотя в ней тесновато и душно. Но зато в помещении вкусно пахнет ладаном и деревом.
Я много молюсь, соблюдаю посты. Я стал набожным человеком. Бог — вот моя сила. Он направляет меня на путь истинный и бережет от зла. И хотя Кивир говорил о том, что после смерти меня ждет перерождение, я молю Бога о Спасении. Хочу увидеть Святилище. Хочу услышать пение ангелов. (Неразборчиво.)
Надеюсь, я жил не зря. Верю, что после моей смерти за домиком будет кто-нибудь ухаживать. Еще остались люди. Должны остаться. Я попрошу Бога и Кивира, чтобы они направили усталого путешественника (или семью путешественников) к моему скромному жилищу. Дом хоть и покосился, но выдержит еще много зим. Да и крыша не протекает.
Опять мысли разбегаются. Прости, Девятый, старого дурака.
Я писал о Боге, о семье, об устройстве мира. (Неразборчиво.)
Я скоро умру. Уже выбрал день — в субботу, седьмого июля. Возле часовни вырыл двухметровую яму. Можно было, конечно, и не копать так глубоко, но мне надо быть на сто процентов уверенным, что я не оживу тухлой горой мяса. Гроб в яму я уже опустил, трубочку для вентиляции поставил. Хороший гроб сделал, качественный. Все-таки научился делать за сорок-то лет. Надеюсь, земля не продавит крышку.
Я умру в могиле! Заслужил! Над ямой растянул тент, сделанный из очень плотного матерчатого материала. На тент насыпал столько земли, сколько по моим прикидкам хватит, чтобы меня похоронить. Завтра я лягу в гроб, дерну за веревку и… И дальше понятно. Ты, Девятый, спросишь у меня: «Зачем ты хочешь себя убить? Это же грех!» Я и не собираюсь умирать. Специально проделал трубочку для дыхания. Я буду молиться в гробу. Буду просить Бога о прощении. Буду вспоминать прошлое, в конце концов. Надеюсь, Господь поймет мой поступок. Ведь у меня нет другого выбора. Не хочу вонючим кульком дерьма валяться на кровати в ожидании смерти.
Знаешь, Девятый, что самое забавное? Меня не крестили. Отец был воинствующими атеистом, если так можно выразиться. Он считал, что религия — опиум для народа. Мол, Бога нет, Иисуса никогда не существовало, а библию написали идиоты. Как ты был неправ, отец! И я очень жалею, что так и не покрестился. Эх! Натолкнулся бы на мой скромный домик священник! Вот бы чудо было! Не пришлось бы мне себя закапывать.
Какое длинное письмо у меня получилось. Пора закругляться. Если честно, не хочу заканчивать. Я боюсь. Боюсь завтрашнего утра. Страшно представить, как спрыгну в холодную яму, как лягу в гроб и… Лучше не думать об этом. Зря себе накручиваю. Легче мне не станет. Пожалуй, сегодняшний вечер подходит для того, чтобы напиться. В подвале меня ждет пузатая бутылки виски. Заслужил…
Ах да! Я же совсем забыл назвать своё настоящее имя. Меня зовут (зачирикано). Так привык к прозвищу «Восьмой» за эти четыре года, что и забыл про свое истинное «я».
Да, Девятый. Вот моя мудрость и вот мое письмо. Сейчас пятница, и я иду нажираться.
Завтра тяжелый день.
Седьмой
Седьмой не сразу понял, что кричит. Он цеплялся за отросток человеко-дерева и молился богу, чтобы хватило сил удержаться. Действия происходили слишком быстро. Голова, торчавшая из-под земли, после броска Кумакана шаром плоти начала разрастаться: губы надулись как воздушные шары; глаза вылезли из орбит; изо лба, порвав кожу, вылезла костяная ветвь, за ней другие…
Только чудом Седьмой не рухнул вниз. Он пытался разглядеть жирдяя и свиноподобных существ, но из-за стремительно разраставшихся ветвей рассмотреть ничего не получалось. В голове крутилась лишь одна мысль: «как найти Кивира без проводника?». Седьмой осторожно приподнялся на локтях, затем, стараясь не потерять равновесие, пополз в сторону, где ветвь была толще.
Воздух дрожал. Ветвь колебалась и тряслась. Вокруг Седьмого разыгрывалась настоящая буря. Оторвавшиеся костяные наросты кружились вокруг человеко-дерева. Ветер то усиливался, то ослабевал. Невесть откуда взявшиеся лоскуты кожи летали вокруг Седьмого и сияли радужными цветами. Что же натворил Кумакан? Для чего он бросил комок плоти в голову? Калейдоскоп цветов сбивал с толку глаза и разум. Ветви то соединялись друг с другом, то распадались. Иногда они словно змеи переплетались между собой и вонзались в Лицо, обнажая красные куски мяса.
— Больно! Мне больно! — заглушая шум ветра, раздался неизвестный голос.
Как только тряска прекратилась, Седьмой бросил взгляд на землю. Люди-свиньи окружили ствол — или еще голову? — человеко-дерева и задрали рыла. Седьмой поежился. Кого они разглядывали? Его? Он готов был поклясться, что твари по-человечески улыбались!
Некоторые из свиноподобных существ пытались забраться на дерево, но ветви росли слишком высоко — уродцам было не дотянуться.
Седьмой хотел разглядеть толстяка, но, видимо, хряки оставили от него лишь кровавое месиво.
Что теперь делать? Куда двигаться?
Думай, думай, тупая голова!
Что-то хрустнуло в нескольких метрах от него. Затем раздалось мычание. Седьмой встрепенулся. Звук послышался откуда-то с правой стороны.
Мучительное мычание стало очень громким и яростным.
Седьмой бросил взгляд на нижнюю ветвь и не поверил собственным глазам.
Ни хрена себе!
Кумакан лежал на костяном отростке человеко-дерева. Из культи хлестала кровь: удивительно, что проводник еще не потерял сознание. Его лицо превратилось в кровавое месиво — нет ни носа, ни рта, ни глаз. С плеч была снята кожа: мышцы и жир поблескивали в красном свете пирамиды.
Отросток был совсем тоненький, приходилось гадать, как жирдяю удавалось удерживать равновесие.
Главное — Кумакан жив!
— Эй! Я тут! — заорал Седьмой.
Толстяк тяжело поднял голову вверх.
— Ты видишь что-нибудь?
Кумакан покачал головой.
Человеко-дерево вновь затряслось. Толчки оказались слабыми, однако их хватило, чтобы костяной отросток, на котором лежал жирдяй, угрожающе затрещал. Кумакан замычал, попытался подняться. Ветвь чуть наклонилась.
— Стой! — крикнул Седьмой. — Не шевелись!
Летающие вокруг ствола лоскуты кожи соединялись друг с другом, образовывая шары плоти. Они, сияя лиловым светом, прицеплялись к ветвям и распухали до невероятных размеров. Седьмой поймал себя на мысли, что шары казались огромными яблоками. Несмотря на тряску, он завороженно глядел за развернувшимся перед ним представлением.
Раздался хруст. Седьмой взглянул вниз. Кумакана не было… Вообще не было! Словно испарился. Костяной отросток стремительно падал.
Где жирдяй?
— Эй! — заорал Седьмой. — Кумакан!
В ответ лишь шуршание лоскутов кожи.
Между тем, шары покрылись белыми волосками. Иногда на их поверхности вспухали пузыри и лопались с писком. Седьмой не сразу осознал, что «шары» раскрыли кожистые крылья, такие же, как у летучих мышей.
Твою мать! Аанг… Аанги?
Белые волоски осыпались: их подхватывал ветер, и они кружились, чернея, вокруг дерева вперемежку с кусками кожи.
Запахло апельсинами.
Сотни глаз Аангов открылись и, казалось, уставились на Седьмого. Затем на «шарах» лопнула кожа, и на месте ран возникли кровавые водовороты.
Седьмому ничего не оставалось, как смотреть на уродцев и надеяться, что не придется вновь прыгать в Аанга. Он не сразу осознал, что к шуму ветра добавился новый звук: свист лезвий. Седьмой лег на ветвь и бросил взгляд на землю.
Это его и спасло.
Лезвие просвистело над самой головой и вошло в ствол дерева. Ничего не понимая, Седьмой вцепился руками в металлическую цепь и инстинктивно потянул её на себя.
На одной из верхних ветвей сидело свиноподобное существо. Тварь ногами упиралась в костяной отросток и тащила оружие на себя.
— Выкуси! — крикнул Седьмой и рывком дернул цепь.
Действия происходили как в замедленной съёмке: свиноподобное существо потеряло равновесие и, размахивая руками, упало с костяной ветви. Лишь застрявшее в стволе лезвие спасло жизнь твари.
Седьмой глянул вниз. Человек-свинья болтался в воздухе и противно хрюкал. Его измазанный в крови пятачок походил на большой клоунский нос-пищалку. Седьмой рассчитывал, что у него есть время вытащить лезвие из ствола и скинуть тварь к чертям собачьим. Однако свиноподобное существо оклемалось поразительно быстро: оно ухватилось руками за цепь и, подтягиваясь, полезло наверх.
Сучество, сучество, сучество!
Седьмой сел. Костяной отросток угрожающе затрещал.
«Не думай о ветви, — заговорил внутренний голос. — Сейчас ты попробуешь встать и рывком прыгнуть на соседнее переплетение. Шанс будет лишь один. Не получится — смерть. Главное не бояться. Всё будет хорошо».
Ветвь не выдержала веса и сломалась. Верх и низ поменялись местами. Седьмой ахнул. На миг тело воспарило, показалось, что этот момент продлится вечность. Мелькнула мысль, что, возможно, проводник с помощью магии заставит его тело левитировать…
Надежды разрушились о костяную ветвь. Боли Седьмой не почувствовал. Позвоночник хрустнул, а ребра, порвав кожу и мясо, раскрылись словно бутон. Седьмой попытался схватиться за отросток, однако рука лишь скользнула по гладкой поверхности.
Опять мгновения полета…
Свиноподобному существу не повезло сильнее: в полете цепь обмоталась вокруг толстой шеи, и при падении на ветвь лезвие угодило прямо в рыло. Тварь умерла мгновенно.
Полет Седьмого остановил очередной костяной отросток.
В воздухе кружились кусочки кожи. Пахло горелым. Гигантское Лицо то открывало, то закрывало рот, роняя липкую слюну на кроны человека-дерева и красный песок.
Седьмой закрыл глаза. Только чудом удалось не свалиться на землю. Спасло чертово везение! Хотя… Везение ли? Сможет ли он подняться и не раскидать собственные кишки?
Вот сейчас и проверим. Он попробовал пошевелиться. Руки слушались, ноги — тоже. Торчащие из груди ребра не причиняли никакой боли. Сев и прислонившись спиной к стволу человеко-дерева, Седьмой перевел дух. Откуда тварь взялась? Поднялась? Вряд ли. Для свиноподобных существ дерево слишком высоко, чтобы на него залезть. Остается одно: когда из головы, торчащей из-под земли, полезли кости, кому-то из уродцев удалось-таки забраться.
Нужно глядеть в оба, а то зазеваешься и останешься без частей тела. Седьмой кивнул собственным мыслям. Где один урод, там и несколько. Не расслабляться.
Только сейчас он заметил, что пропустил: из кровавых водоворотов Аангов вылезали люди. То тут, то там из «шаров» торчали облепленные мясом головы или руки. Порой кружащиеся кусочки кожи подлетали к крылатым монстрам и начинали светиться всеми цветами радуги. По кроне человека-дерева прокатилась волна рыданий и воплей. Седьмой завороженно смотрел на появление людей и не мог оторваться.
Вот из маленького «шарика», пренебрегая законами физики, вылез мужчина. Поджарый и стройный. Он сполз на ветвь и лег в позе эмбриона. Его тело сотрясла дрожь. На левой щеке оказался длинный шрам от подбородка до нижнего века. Желудок Седьмого свело судорогой, словно в её внутренностях извивался клубок змей. Из Аанга вывалился он — Седьмой! Только намного моложе!
Бред какой-то. Это невозможно.
Вот из крылатого монстра показался еще один мужчина. Голова была тщательно забинтована, хотя Седьмому удалось разглядеть глаза. Без радужных оболочек — лишь блестящие белки, похожие на вареные яйца. Тело испещряли глубокие морщины. Вместо правой руки — обрубок. Мужчине не повезло: он поскользнулся в луже собственной крови и рухнул вниз.