— Я не полезу, — сказал Сергей.
— А я не заставляю. Мне надо попытаться.
Седьмой поднялся.
Не раздумывая, Сергей вскочил и резко ударил в грудь мертвяка. Тот покачнулся, сделал два шага назад, но удержался на ногах.
— Ты никуда не пойдешь, — сказал Сергей.
— Почему?
Отвечать Тропов не стал: он бросился на Седьмого в надежде столкнуть его с костяной ветви. Внезапно в мозгу возникла картинка — мертвяк падает в чернильную тьму, крича и размахивая руками.
Седьмой среагировал быстрее его. Он ударил ногой Тропова в пах.
Перед глазами Сергея вспыхнули звезды. Желудок сжался, боль волнами начала разливаться в животе. Все тело содрогнулось, органы заколотились внутри, словно попытались устроить побег.
В голове крутилась только одна мысль: не дать мертвяку уйти. Нельзя позволить ему добраться до пламени. А что если у мешка с костями получится добраться до Кивира?
Нет. Не дать.
— Извини, друг, — сказал Седьмой, перешагнул через Сергея и направился к стволу.
Тропов заставлял себя подняться, но тело не слушалось. Его вырвало. Затем он забился в конвульсиях, оставляя на поверхности костяного отростка желто-зеленые разводы.
Надо подняться. Пока не поздно. Если он умрет, то сдохнет и Седьмой. Пусть уж никто не дойдет до Кивира!
— Стой! — захрипел Сергей. — Ты помрешь!
Ответом ему были треск огня да скрип ветвей, по которым карабкался Седьмой.
Через несколько минут боль Тропова чуть отпустила, и ему удалось доползти до ствола дерева. Он поднял голову и посмотрел, как мертвяк всё ближе и ближе подбирался к синему пламени. Отсюда Седьмой казался неумолимо спокойным, однако сама его безмятежность дышала угрозой. Каждый нерв в теле Сергея дрожал. Он хотел выдавить собственные глаза, оставить от них два комочка слизи, похожих на загустевшую сперму. Он мечтал о том, что огонь уничтожит мертвяка, оставит от него пепел.
Пламя лизало Седьмого, но того, похоже, пламя мало волновало. Его тело скрылось в сиянии.
Сергей с трудом закрыл глаза. Всё. Он потерял последнюю возможность расправиться с зомби.
И что теперь делать?
Из глубины туннеля, усиливаясь с каждой секундой, раздавался протяжный гул.
Это конец. Больше бежать некуда. Смешно же: удалось выжить в доме, полном гнилых зомби, а смерть настигнет в холодном туннеле. Он собрался с духом и поднялся. Боль в паху не ушла, но, по крайней мере, он мог двигаться.
Сейчас бы сигаретку. Втянуть бы горький дым и держать в легких, пока грудь не начнет жечь глухая боль. К сигаретке можно гамбургер. На худой конец — бутерброд с колбасой.
При мысли о еде Тропова затошнило. Показалось, воздух сгустился. Застучало в висках.
Может, прыгнуть в бездну? Ничего уже не изменить…
— Первый! — раздался голос Седьмого. — Лезь ко мне быстрее! Пламя ненастоящее. Это морок!
Тропов нахмурился.
* * *Мышцы не слушались, однако Сергей заставлял тело шевелиться. Чем ближе он подбирался к огню, тем сильнее ощущал жар. Седьмой спятил. Наверняка хотел…
— Где ты? — с нетерпением спросил мертвяк.
— Лезу я, — прошептал Сергей. Разумеется, Седьмой его не услышал.
А если мертвяк хочет специально затащить его в огонь? Глупо. Очень глупо. Хотя что-то тут не вязалось. Сергей застыл в нерешительности. Он не мог заставить себя полезть в пламя. Жар затапливал с головы до ног. Даже холодный ветер не мог проникнуть сквозь голубой огонь.
Тропов облизывал пересохшие губы. Внутренний голос убеждал, чтобы он не лез в огонь. Какой идиот добровольно покончит с собой?
Нельзя слушать Седьмого. Мертвяк пытается обмануть… Должен быть другой способ забраться выше.
Ну же. Решайся, чертов трус. Или жди хряков, или лезь в пекло.
Раздирая глотку криком, Сергей вцепился в охваченную синим пламенем ветку. В пальцы словно впились тысячи иголок. Боль оказалась такой сильной, что перехватило дыхание. Не соображая, Сергей отпустил ветку. И если бы Седьмой не схватил его за руку, то он бы разбился в лепешку. Вцепившись в локоть мертвяка, Тропов матерился и проклинал себя за доверчивость.
Синее пламя исчезло. Холодный ветер вновь дул в спину, а яркий огонь заменило слабое свечение мотыльков. От неожиданности Сергей зажмурился. Морок, это был чертов морок! Никакого пламени не было. Все вранье. Однако ладони обжигала сильная боль.
— Держись, — сказал Седьмой.
Тропов часто-часто закивал. Спазм так сильно сдавил горло, что ни одни звук не вырывался изо рта.
Надо успокоиться.
— Хватайся за ветку, — сказал Седьмой. — Переведешь дух и полезем выше. Ты это видишь?
Мертвяк показал пальцем наверх. Но сколько Сергей ни старался, увидеть что-то во тьме у него не получалось. Да и к черту! Он дул на пальцы и качал руки на коленях. Хоть и медленно, однако боль проходила.
— По…
— Что? — спросил Седьмой.
— По… по… почему ты меня спас? Я же хотел убить тебя. — Каждое слово Сергею приходилось словно выплевывать.
— Не знаю, — ответил мертвяк. — Я не хотел тебя оставлять одного.
«Врешь, сука, — подумал Сергей. — Я тебе нужен как живой щит. Чуть что — и ты, падла, бросишь меня в самое пекло. Меня так просто не разведешь. Ты зря считаешь себя самым умным. Но ничего, ничего. Пусть выпадет момент».
Чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание, Сергей спросил:
— Куда делся огонь?
— Я откуда знаю? Не все ли равно? Там, наверху, нас ждет Кивир. Я чувствую.
Тропов поднялся с ветви и полез по костяным отросткам. Он специально карабкался первым, чтобы у Седьмого не возникло никаких подозрений…
* * *Ползти было трудно.
Приходилось стискивать зубы, чтобы не проблеваться. Еще этот мерзкий запах разлагающейся плоти! Поэтому Сергей и Седьмой карабкались очень медленно, выбирая место, куда поставить ногу или за что ухватиться рукой.
К костяным ветвям были прибиты люди… Люди ли? Скорее существа, похожие на них: худые тела с почерневшими руками и ногами, белесые глаза, пустые лица с провалами вместо носов. На шее каждого из уродцев в слабом свечении мотыльков поблескивали крестики. Тропов находил забавным, что люди, прибитые к стволу, носили фигурку человека, прибитого к кресту.
Уродцы не пытались освободиться. Лишь изредка шевелили головами да тяжко вздыхали.
Седьмого не смущали прибитые. Он не боялся наступать на головы, руки и ноги, а вот Сергей старался находить костяные отростки.
Вдруг прибитые — зомби? Что-то не видно, как вздымаются их груди…
— Что ты медлишь? — спросил Седьмой.
— Мне осточертели мертвецы, мне осточертело карабкаться как макака! — со злостью сказал Сергей.
— Ты разве не чувствуешь, что нам осталось чуть-чуть до Кивира?
— Я чувствую блядский холод. А еще я до усрачки боюсь этих худых говнюков. Тебе-то насрать, а если меня укусят?
— Что-то не похоже, чтобы прибитые пытались нас сожрать… Они не опасны.
— Откуда ты знаешь? — спросил Сергей. — Мне хватит одного сраного укуса.
— Лучше карабкайся быстрее. Гул усилился. Возможно, хряки уже близко.
Шмыгнув носом, Сергей ухватился за костяной отросток и подтянулся. Холод по-прежнему давал о себе знать. Пальцы на ногах онемели, руки плохо слушались. Однако Тропов без усилий поднимался по стволу, увитому человекоподобными существами. Некая сила вела его к Кивиру.
— Знаешь, — начал Седьмой, — я тоже боялся стать монстром. Все эти твари, появляющиеся возле моего дома после Всплеска, пугали меня. Не то чтобы я сильно боялся их. Я ведь большую часть жизни охотился на уродцев. Но… сложно объяснить, в общем. Глубинный страх перед тварями никуда не ушел. И когда Кивир превратил меня в ходячий кусок тухлого мяса, я почувствовал облегчение. Мне не надо больше цепляться за жизнь, не надо бояться смерти. Я освобожден от собственного тела.
Один из прибитых тяжело вздохнул. Сергей было потянулся ко рту уродца, чтобы проверить есть ли у того зубы, но вовремя себя одернул. Пускай Седьмой хоть миллион слов скажет про то, как хорошо быть тухлым мешком с костями, он не собирался превращаться в зомби.
— Что ты попросишь у Кивира? — не унимался Седьмой.
— Нашел, бля, джинна, — ответил Сергей. — Не уверен, что в нашем положении можно просить.
— Тут ты прав.
— Я всегда прав.
— А что ты вообще знаешь о Кивире?
Тропов задумался. Первый раз воскового мальчика он увидел на крыше их дома в элитном поселке. Затем Кивир приснился ему.
— Я знаю, что Кивир хочет получить от нас ответы, — сказал Сергей. — И, собственно, всё. А ты?
Он опустил голову, чтобы взглянуть на реакцию Седьмого, но в темноте лицо было плохо видно.
— Кивир спас мне жизнь. Я угодил в нору червивых королей и помер бы, если бы не появилась кукла.
Сергей не знал, кто такие червивые короли. Его заботило другое.
Сергей не знал, кто такие червивые короли. Его заботило другое.
— Кукла? — спросил он.
— Да. Кивир может принимать разные формы. При мне превращался в куклу, в мальчика, — сказал Седьмой. — Я думаю, Кивир умеет изменять пространство и время.
— Да мне насрать. Я хочу, чтобы этот кошмар закончился. Понимаешь?
Седьмой не ответил.
«Интересная ситуация складывается, — подумал Сергей. — Мертвяк, как и я, ничего не знает о восковом мальчике. Или он обманывает меня? Не, не похоже. Этот вонючий кусок мяса не умеет врать. Кивир для меня и Седьмого — загадка. Кто он? Бог? Или все эти туннели, монстры плод моего воображения? Не знаю. Я запутался».
Тропов замер.
— Что ты остановился? — недовольно спросил Седьмой.
Сергей не отводил взгляда с прибитого. Это был ребенок. Мальчик лет пяти-шести. Из его ладоней торчали квадратные шляпки гвоздей, а худые ноги обвивала колючая проволока. В отличие от других прибитых мальчик часто-часто дышал. Однако больше всего Тропова поразило, что глаза ребенка не успела поглотить катаракта. Мелькнула мысль спасти мальчика, но Сергей отогнал прочь её.
Нет времени играть в спасителя детей.
— Что ты там увидел? — спросил Седьмой.
— Да тут… мальчик.
— Живой?
Тропов положил ладонь на лицо ребенка и надавил на него.
— Нет, — сказал он.
Через минуту глаза мальчика закатились, грудь опала, и Сергей убрал руку. Можно было продолжать путь.
Седьмой
Седьмой ждал, когда Тропов снова покажет истинное лицо. Он чувствовал, как от человека исходили тяжелые запахи лжи и злости. Первому нельзя доверять. Приходилось быть постоянно начеку. Каждый взгляд Тропова, каждое движение Седьмой воспринимал, как очередную попытку лишить его некрожизни.
Однако Сергей был нужен ему. Кивир находился всё ближе, но монстров не становилось меньше. Первый — жертва. Первый — живой щит.
У Седьмого было преимущество: он видел в темноте. Сергей не мог разглядеть тварей, ползающих по мясным стенам пирамиды. Существа сопровождали их на протяжении всего подъема по стволу человеко-дерева. Они не нападали, словно ждали чьей-то команды. А может, подгоняли жертв к кожистой мембране, к которой упирался ствол. Седьмой знал: стоит ему пройти через мембрану — и он увидит Кивира. Он чувствовал это каждой клеткой, каждым нервом. Но необходимо было как-то проскользнуть через тварей. Потому ему и оказался нужен Тропов.
Сергей замер.
— Что ты там остановился? — спросил Седьмой.
Неужели человек увидел тварей?
— Да тут… мальчик, — ответил Тропов.
— Живой?
Минутное молчание.
— Нет.
Сергей полез дальше.
Седьмой бросил взгляд на тельце мальчика, прибитого к дереву. Из нижней губы тянулась струйка слюны, глаза блестели как у рыбы. Тропов врал. Мальчик был жив минуту назад. Чертов ублюдок! Седьмой чувствовал тепло, исходящее от маленького тела. С каждой секундой оно ослабевало, грозясь навсегда исчезнуть в длинном туннеле.
Дрожащей рукой Седьмой закрыл глаза мальчика. Возможно, Сергей сделал правильный поступок. Убив дитя, он избавил того от страданий. Однако внутренний голос убеждал, что Тропов — больной дегенерат. Мальчика можно было спасти.
— Ты идешь? — спросил Сергей.
— Извини, я что-то задумался.
Тропов не ответил. Седьмого так и подмывало вцепиться в лодыжку ублюдка и скинуть того со ствола. Почему из такого большого выбора копий он выбрал самого отвратительного и мерзкого типа? Господи! Тропов был создан из гнили! Седьмой пытался объяснить причину своего отвращения к нему. И не мог. Каждый жест, каждое слово, каждый смешок его раздражал.
Надо терпеть.
Осталось недолго. Скоро…
— Ты не устал? — спросил Седьмой.
— Нет.
— Больше мы не будем делать остановок.
— Мне насрать.
Седьмой мысленно улыбнулся. Он не мог пока избавиться от человека, но позволял себе подтрунивать над ним. Зная, что Сергею холодно, он все равно спрашивал его о своем состоянии. Маленькие радости.
— Ты уверен?
— Да.
— Что-то ты не выглядишь довольным.
— Тебе кажется.
— Холодно? — спросил Седьмой.
Тропов бросил на него гневный взгляд.
— Нет, — сказал он. Медленно, выделяя каждую букву.
Выглядел сейчас Сергей бледнее, чем на человеко-дереве, и только глаза ярко блестели, отражая свечение мотыльков.
— Я должен быть уверен, что с тобой всё хорошо, — сказал Седьмой как можно невиннее.
— Со мной все отлично. — В голосе Тропова не осталось враждебности, с какой он начал разговор.
Возможно, Сергей был так напряжен из-за ползающих по стенам тварей. Он не видел уродов, однако наверняка ощущал их присутствие. А монстры следили за каждым его шагом.
— Седьмой!
Несколько секунд Седьмой тупо смотрел на человека, думая о том, как тот умудрился сказать, не двигая губами. И лишь потом до него дошло, что говорил кто-то другой.
— Седьмой! — повторил неизвестный.
Неясный импульс побудил Седьмого взглянуть влево. Скалясь, на него пялился перепачканный в крови череп.
Внутри Седьмого застучала паника.
— Ты не узнаешь меня? — спросил череп.
Только сейчас Седьмой заметил, что у черепа есть тело — здоровое человеческое тело.
— Успокойся. Все хорошо. Я не сделаю ничего плохого.
— Кто ты?
— И вправду не узнаешь меня? Я — Тысяча-Лиц.
В глазах монстра плескалось ехидство. Несмотря на изуродованное лицо, Тысяча-Лиц походил на человека как никто в пирамиде. Каждое его слово было наполнено живой энергией и эмоциями, а во взгляде прятались темные желания. И если речь Кивира напоминала бездушное бормотание компьютера-мозга из старого фантастического романа, то речь Тысячи-лиц обладала шекспировской страстью.
Седьмой решил взять быка за рога:
— Что тебе нужно?
Жилка на левом виске монстра запульсировала.
— Мне нужно обратно мое лицо. Ты ведь не забыл, что носишь мою плоть? Взамен я дам тебе разгадку одного вопроса.
— А если я откажусь?
— Тогда ты очень-очень разочаруешь Кивира. Ведь без моей разгадки ты не сможешь ответить на вопросы.
— Хорошо. Забирай свое лицо.
Седьмой взглянул на Тропова. Казалось, тот превратился в каменное изваяние.
— Не бойся, — сказал Тысяча-лиц. — Я остановил время, чтобы никто не помешал нашей беседе. Мне так надоели грубияны, пытающиеся напролом добраться до Кивира. Господи! С каким материалом мне приходится работать?! Знал бы ты, мой милый Седьмой, сколько унижений приходится терпеть мне. Однако я не ною, не подумай. Ведь я сам захотел вновь лишиться своего лица, чтобы испытать чудесную, спасительную, божественную боль.
Монстр провел красным от крови языком по пенькам зубов.
— Что я должен сделать? — спросил Седьмой.
— Ничего особенного. Просто поцелуй меня.
Седьмой оторопел. Он было решил, что ослышался, однако Тысяча-лиц повторил:
— Поцелуй меня. Во всех счастливых сказах принцы целуют принцесс. Целуют, чтобы разбудить. Чтобы доказать свою любовь. Ты сам выберешь, как закончится твоя сказка. Я много не прошу: лишь коснись губами зубов. Я не требую страсти, не требую искренности. Просто поцелуй.
Тысяча-лиц приблизился к Седьмому. В ноздри ударили запахи абрикосов и секса. Монстр закатил глаза и приоткрыл рот, высунув язык. С его подбородка начала стекать слюна.
Удивительно, но Седьмой не почувствовал отвращения. Он осторожно обхватил рукой голову Тысячи-лиц и впился губами в акульи зубы монстра.
И тогда он увидел…
* * *Новая реальность вспыхнула, ослепила, поразила, а затем навалилась гранитным надгробием. Да так навалилась, что дыхание сперло. Седьмой начал открывать-закрывать рот в тщетной попытке затолкнуть в легкие хоть чуть-чуть воздуха. Но вот пробка, засевшая в горле, исчезла, и дышать стало проще.
Чертово сердце билось как бешенное…
Стоп.
Седьмой положил руку на грудь. Да, он слышал толчки. Частые, отдающиеся болью в ушах.
Невозможно.
Бред.
Забыв о Тысяче-лиц, Седьмой огляделся. Небольшая комната. Даже скорее душная коробка. Смятая постель, грязная простыня. Вещи валяются на полу. Возле двухметрового шкафа лужа желтой блевотины, похожая на яичницу.
Седьмой подошел к двери, ногу пронзила боль. Он чертыхнулся и бросил взгляд на пол. На ворсистом ковре блестели осколки стекла. В слабых сумерках они напоминали драгоценные камни. Седьмой вытащил осколок, впившийся в мякоть стопы. Из раны тут же выступили капли крови.
Крови…
Неужели он вновь человек? Или все происходящее морок?
Подняв большой осколок стекла, он вгляделся в отражение. Чужие, немигающие глаза, тени вдоль носа, блеск волосков на скуле, гладкое лицо. Седьмому стало жутко и неуютно. Он словно возвратился на двадцать лет назад. По телу пробежала дрожь, живот скрутил спазм.