Современной молодежи тоже не возбраняется появляться в «Маразматике». Но многим из молодых либерианцев, кому посчастливилось раздобыть пригласительный билет на местные вечеринки, очень быстро наскучивает царящая тут чересчур умиротворенная по нынешним меркам ретро-атмосфера.
Музыка, что постоянно звучит в баре из раритетных акустических колонок, никогда не превышает тот порог громкости, который препятствовал бы ведению застольной беседы. Да и подбор музыкальных композиций соответствует вкусам тусующейся в «Старом маразматике» публики. Ненавязчивый электронный эмбиент – когда спокойный, когда, наоборот, мрачный – периодически сменяется жесткими ритмами; впрочем, им все равно далеко до тех танцевальных «ураганов», что бушуют ныне в модных клубах как Менталиберта, так и обычного подлунного мира.
Однажды Виктория Наварро, вхожая в это закрытое заведение наряду с остальными одноклубниками, не выдержала и поинтересовалась у девушки-бармена, как звали композиторов, чья музыка круглосуточно звучит из колонок. Барменша – необщительная смуглая индеанка Джен, комичные большие уши которой служили дежурным объектом для колких шуточек посетителей, – назвала имена Джереми Соула, Акиры Ямаока, Томми Таларико, Марка Моргана, Йеспера Кида, Айнона Зура и еще нескольких абсолютно незнакомых Кастаньете музыкантов. Когда же Викки созналась в этом, Джен – либерианка, а вовсе не статист, как поначалу ошибочно думала Наварро, – призналась, что и во времена ее далекой молодости эти композиторы тоже не были известны широкой публике. Однако здесь их почитали как истинных мировых классиков, что наверняка льстило тем из них, кто был еще жив и, не исключено, даже порой захаживал инкогнито к своим верным поклонникам.
Виктория и прочие «мертвецы» считались завсегдатаями «Старого маразматика», но лишь потому, что «Дэс клаб» выбрал его в качестве места для регулярных клубных встреч. Для собирающихся дважды в неделю – как правило, в неполном составе, если явка не назначалась обязательной – Демиурга и приятелей в баре были постоянно зарезервированы апартаменты, оборудованные в вычурном стиле не то начала прошлого, не то и вовсе позапрошлого века. С прочими посетителями бара, что денно и нощно просиживали в общем зале и предавались ностальгическим воспоминаниям, члены «Дэс клаба» общались редко. Виной тому был обычный снобизм, что проявляли по отношению к молодежи почти все пожилые «маразматики».
Они тоже принадлежали к особому М-эфирному клубу, круглосуточно сменяемый интернациональный состав которого больше напоминал костюмированную вечеринку, нежели чинное собрание тех, кому за шестьдесят. Никакой единой концепции участники этого карнавала не придерживались. Их М-дубли поражали широким разнообразием всех мыслимых и немыслимых нарядов, и даже несмотря на административный запрет появляться на Бульваре в облике либерианцев-негуманоидов (во избежание беспорядков пользователям дозволялось расхаживать в шкурах монстров лишь в соответствующих гейм-квадратах), в баре это ограничение не действовало. Здесь считалось в порядке вещей пить в обнимку с драконами, троллями и чертями, даже зелеными, так что вряд ли можно было найти на Бульваре более демократичное питейное заведение.
За редким исключением почти каждый «маразматик»-гуманоид имел при себе оружие, среди которого попадались экземпляры, что в реальном мире явно весили бы не один центнер. К примеру, один чудаковатый блондин в красном плаще все время расхаживал по залу с таким внушительным мечом, что его клинок больше напоминал лопасть самолетного винта, а размахивание им было под силу, пожалуй, лишь титану. Коим худосочный, как жердь, блондин и близко не являлся.
Однако на памяти Викки в баре крайне редко вспыхивали ссоры, а тем более поножовщины или перестрелки. Подавляющую часть времени экстравагантные старики красовались друг перед другом в своих чудны х М-дублях и вспоминали дела давно минувших дней, когда виртуальные миры порождались сугубо компьютерными технологиями, а об М-эфире человечество еще слыхом не слыхивало.
Подслушав, о чем обычно ведут речь «маразматики», не посвященный в их тайны человек только укреплялся в мысли, что угодил в общество выживших из ума людей. Собирающиеся под крышей бара старики были просто помешаны на электронных играх полувековой давности – тех самых примитивных компьютерных развлечениях, что сегодня считались анахронизмом и демонстрировались в музеях как непременные атрибуты эпохи расцвета цифровых технологий. «Маразматики» отказывались мириться с таким положением дел. Они продолжали предаваться своему экзотическому хобби, с упоением играя в древние игры на столь же древних компьютерах и видеоприставках, имеющихся в обязательном порядке дома у каждого завсегдатая бара. Надо ли уточнять, что носимые ими в Менталиберте забавные М-дубли копировали облик героев тех интерактивных развлечений, что наиболее полюбились «игроманьякам»?
Сегодня Наварро уже не считала их психами, ибо на таком же основании этот ярлык можно было приклеить и самой Викки. С некоторыми «маразматиками» она даже успела завести шапочное знакомство. Кем были эти люди в реальности, они не распространялись, поэтому Кастаньета воспринимала их в том образе, какой они на себя нацепили.
Вечно угрюмый полицейский Макс, обожающий раз от разу пересказывать трагическую историю собственной жизни. Вероломно преданный всеми и вся, доверяет только себе и своей «Беретте».
Твердолобый Сэмюель – таскающийся с шестиствольным пулеметом амбал, который то и дело переругивается с голосом, что живет у него в голове. Говорит, будто служит наемником у инопланетян и периодически спасает мир от нашествия сил Зла. Хотя сам громила-параноик не тянет на символ Добра даже с очень большой натяжкой.
Пучеглазый усатый коротышка в кепке, что выдает себя за водопроводчика, выглядевшего в Менталиберте еще абсурднее, чем балерина – на Луне. Вдобавок ведет себя крайне неадекватно: передвигается исключительно прыжками, а вместо оружия носит при себе вантуз.
Энергичная сексапильная британка с заплетенными в косичку волосами и замашками прирожденной леди (впрочем, непривлекательных женщин в «Старом маразматике» не было, и даже ушастая барменша Джен обладала своеобразным шармом). Хотя одета не слишком по-пуритански: маечка до пупка, обтягивающие короткие шорты и высокие альпинистские ботинки. Плюс пара пистолетов – видимо, для отшивания чересчур назойливых «джентльменов» наподобие постоянно клеящихся к девице хмурого азиатского принца с ятаганом и обвешанного оружием небритого мачо в красной гавайской рубахе.
Была еще парочка запомнившихся Кастаньете престранных типов, с которыми ей приходилось ненароком сталкиваться. Первый представлял собой немого (так, по крайней мере, решила Викки) очкарика в оранжевом комбинезоне – не то летчика, не то пожарного. Наварро решила, что все-таки пожарного, поскольку вряд ли летчик выбрал бы в качестве любимого оружия большую железную монтировку. Второй чудак носил комбинезон черного цвета, однако оказался более общительным собеседником и даже уболтал однажды Викторию пропустить с ним по стаканчику. Правда, выбрал он для этого почему-то самый темный уголок бара, а разговаривать предпочитал, глядя на девушку через прибор ночного видения. Но истории о своих похождениях рассказывал интересные – по признанию чокнутого любителя темноты, он всю жизнь проработал в США агентом национальной безопасности.
Позже Виктория поняла, что эти и многие другие посетители «Старого маразматика» присутствуют в Менталиберте отнюдь не в единственном числе и иногда собираются под крышей любимого заведения, чтобы устроить здесь фестиваль двойников. Или очередной шумный диспут на какую-нибудь злободневную тему. Пожилые фанаты электронных ретро-забав презирали современные гейм-квадраты, обвиняя их и в неприкрытой пропаганде насилия, и в растлении молодежи, и в том, что она считает нынешние М-эфирные игры не просто развлечением, а частью реальной жизни. Что, без сомнений, пагубно сказывается на воспитании подрастающего поколения, которое разучилось видеть разницу между вымышленным и настоящим. И как следствие этого, сместило для себя приоритет ценностей отнюдь не в правильном направлении.
Эх, как же замечательно обстояли дела в этом плане еще полвека назад, соглашались друг с другом захмелевшие «маразматики». То ли дело раньше – все протекало чинно и благородно: выйдешь, бывало, на улицы какого-нибудь виртуального Сан-Андреаса или Вайс-Сити с бейсбольной битой в руках, раскроишь голову виртуальному гангстеру, полицейскому, а то и вовсе прохожему, отыграешься на них за свои обиды на весь мир, выпустишь пар, а затем отойдешь от монитора с чувством глубокого удовлетворения и живешь дальше жизнью простого мирного обывателя. А для него игровое насилие – всего лишь психологическая разгрузка, не более. Отдушина, что проветривает сознание от скапливающихся там порочных желаний свести счеты со своими реальными обидчиками. Неужели кто-то будет спорить, что лучше: прибить сотню виртуальных полицейских или одного настоящего? Конечно, и в те годы существовало много недалеких личностей, чьи оголтелые нападки на якобы жестокие видеоигры трепали нервы тем, кто в эти игры играет. Полноте, да разве то была жестокость? Узрели бы эти радетели за мораль и нравственность современные виртуальные забавы, вмиг поголовно стали бы заиками. Теперь, зайдя в гейм-квадрат наподобие Гетто-2100, ты берешь в руки практически настоящую биту и лупишь ей по почти настоящей голове М-дубля или статиста. Не гоняешь по монитору нарисованную бездушную 3D-марионетку для битья, а натуральным образом влезаешь в шкуру кровожадного маньяка и отыгрываешь его роль, максимально приближенную к действительности. И все это по-прежнему продолжает называться игрой… Куда, спрашивается, смотрит администрация Менталиберта и М-эфирный комитет родительского надзора?..
Пройдя через главный зал и поднявшись по лестнице на второй этаж, Викки вновь выслушала попутно краем уха речь какого-то распалившегося нетрезвого оратора и отметила про себя, что в «Старом маразматике» все по-старому. За исключением, пожалуй, троицы новых посетителей, коих Кастаньета здесь еще не встречала. Точнее, новичков в баре было всего двое, просто один из них пришел в компании маленькой девочки-статистки с огромными грустными глазами, одетой в розовое платьице с пояском. И все бы ничего, вот только сам опекун ребенка был наряжен в громоздкий водолазный скафандр с медным шарообразным шлемом, пудовыми башмаками, кислородными баллонами и тяжеленным ручным буром, который водолаз носил с собой. Да и девочка, если присмотреться, выглядела странновато: босая, чумазая и с огромным шприцем в руке. Экстравагантнее этой парочки сегодня в «Маразматике» определенно никого не было. Чудовищный посетитель грузно топал, потрясал буром и утробно, по-звериному, рычал на окружающих из-под глухого шлема. Маленькая статистка юлой увивалась вокруг водолаза, поигрывала шприцем и все время что-то без умолку лепетала. С появлением этого ненормального либерианца градус безумия в баре заметно повысился, хотя и не настолько, чтобы вызвать среди завсегдатаев бурный ажиотаж.
В сравнении с босоногой девочкой и топотуном-бурильщиком третий новичок смотрелся прямо образцом скромности и благоприличия. Одетый в старомодный длиннополый плащ и дорогой цивильный костюм, он сидел за стойкой, потягивал вино и, казалось, дремал. Однако, пройдя около него, Виктория заметила, что этот лощеный тип с набриолиненными волосами пристально наблюдает за ней через полуприкрытые веки, будто придирчиво оценивает.
«Тоже небось корчит из себя персонажа какого-нибудь нуар-детектива, как тот вечно хмурый полицейский Макс, – мимоходом подумала Наварро. – Хотя на фоне прочего местного контингента эти два пижона все равно что монахи на бразильском карнавале».
Впрочем, пока Викки поднималась по лестнице в апартаменты «Дэс клаба», она успела забыть и о высокомерном хлыще, и о водолазе с девочкой, и о прочих встреченных ею внизу знакомых и незнакомых «маразматиках». Причина, по которой Демиург назначил экстренный сбор, была весьма животрепещущей, поскольку напрямую касалась судьбы не только клуба, но и каждого без исключения «мертвеца» в частности.
– Привет, Кастаньета! Хай, бэби! Буэнос тардес, чика! – невесело и вразнобой поприветствовали Викторию несколько одноклубников. Остальные молча отсалютовали новоприбывшей либо просто кивнули. Настроение у «мертвецов» было под стать настроению Наварро. Окинув взглядом расположившихся в номере приятелей, она выяснила, что пришла одной из последних, и это также выглядело необычно. Опаздывать на сходки у членов «Дэс клаба» было в порядке вещей, и редко когда их корпоративные мероприятия начинались строго по графику. Сегодня же дисциплина в клубе оказалась на диво образцовой – все были не на шутку встревожены повесткой собрания, поэтому и примчались в бар, как только смогли. До стопроцентной явки участников недоставало всего троих, но, надо полагать, эти ребята все-таки не заставят себя долго ждать. Помпезное троноподобное кресло председателя также пустовало, но в этом уже ничего экстраординарного не было. Кастаньета и прочие знали о привычке пунктуального Демиурга приходить на встречу минута в минуту, оттого и не выказывали в связи с его отсутствием преждевременного раздражения.
– Что нового? – поинтересовалась Викки у приятелей. С ее приходом в апартаментах воцарилось нервозное затишье, но вряд ли волнующий членов «Дэс клаба» вопрос уже не начал обсуждаться, так сказать, в кулуарах.
– Ничего такого, чему бы ты, малышка, обрадовалась, – нехотя отозвался развалившийся на диване парень с героической внешностью покорителя Дикого Запада, но не соответствующим имиджу прозвищем Памперс. Он подвергся танатоскопии одним из первых, поэтому поглядывал на прочих одноклубников немного свысока. – Хотя плохих новостей тоже вроде бы не слыхать. Все по-прежнему. Пожар обошелся без жертв, и никому в Менталиберте, кроме нас, он больше не интересен. Вот сидим, ставки делаем, чьи загрузочные досье уцелели, а чьи – нет. Присоединяйся – в банке уже три сотни кликов. Можешь сорвать сегодня жирный куш, если повезет.
– К черту твои ставки! – огрызнулась Кастаньета, усаживаясь за большой овальный стол в центре зала, на котором уже стояли выпивка и легкие закуски. – Демиург сказал, что особо волноваться не стоит – архивы института почти не пострадали, что бы там ни трубили об этом в новостях. Надеюсь, скоро толстяк сообщит нам еще какие-нибудь обнадеживающие известия.
– Как знать, – буркнул сидевший напротив девушки тощий, как скелет, Граф. Этот меланхоличный, неизменно унылый юноша вообще никогда не улыбался, и потому он был единственный среди собравшихся, на кого мрачные новости, казалось, не наложили абсолютно никакого отпечатка. – Если все обошлось, зачем тогда Демиург нас сюда вызвал? Не затем ли, чтобы не повторять каждому в отдельности одну и ту же страшную новость, а рассказать ее всем сразу? У Демиурга нервы тоже не стальные, тридцать раз подряд о плохом сообщать. Было бы что-то хорошее, тогда – да, это еще можно пережить. Но хороших новостей мы сегодня точно не дождемся, ручаюсь. Честно сказать, у меня с утра такое предчувствие, что завтра мир перевернется.
Наварро покосилась на вечного пессимиста Графа, но ничего не сказала, а откинулась на спинку стула и, погрузившись в раздумья, стала дожидаться председателя. Еще немного, и все окончательно прояснится, поэтому есть ли смысл сейчас терзаться сомнениями и строить какие-либо догадки?
Стрелка на стилизованных под старину деревянных часах с маятником медленно приближалась к полуночи. Судя по доносившимся из-за стен приглушенным звукам и грузному топоту, гулянье в «Старом маразматике» достигло своего пика. Причем король сегодняшнего вечера – безумный водолаз-бурильщик, – похоже, основательно набрался и пустился в пляс. Его тяжелая поступь заставляла дребезжать стекла в шкафах и раскачивала хрустальные люстры. От кипящего внизу безудержного веселья гнетущая атмосфера в апартаментах «Дэс клаба» казалась еще угрюмее. Самые нервозные одноклубники Викки расхаживали туда-сюда по залу, остальные продолжали молчать, как Кастаньета, либо вполголоса обменивались между собой пришедшими на ум гипотезами. В основном не слишком жизнерадостными.
За пять минут до начала собрания явились еще двое отсутствующих, после чего все стали ждать только председателя. Никто не сомневался, что он придет к назначенному сроку. По крайней мере, раньше всегда приходил. Демиург обожал усаживаться в свое шикарное кресло под бой часов – своеобразный ритуал, без которого не обходилось ни одно заседание клуба. «Ну-с, трахнутые покойники, позвольте начать, – всегда заявлял при этом бесцеремонный толстяк. – Чья задница сегодня не соизволила явиться, она много потеряла…»
За минуту до срока почти все члены клуба расселись за столом, кроме Памперса и еще парочки старожилов, что обычно делали это вместе с председателем – для пущей солидности. Виктория не сводила взгляда с секундной стрелки часов. Она неумолимо отсчитывала последние деления на циферблате и вот-вот должна была выстроиться в одну линию со своими медлительными сестрицами – часовой и минутной стрелками. Пятнадцать секунд до полуночи… Десять… Пять… Неужто сегодня Демиург и впрямь опоздает? Если так, значит, нытик Граф может оказаться прав и привычный Наварро мир действительно перевернется…
Дверь апартаментов распахнулась за две секунды до того, как часы разразились своим монотонным полуночным боем. У Кастаньеты отлегло от сердца: слава богу, толстяк поспел к сроку, а значит, традиции соблюдены и мир, несмотря ни на что, останется непоколебимым…
Однако едва на часах отгремел первый гулкий удар, как девушке пришлось пережить немалое удивление, граничащее с потрясением. Вместо всеми ожидаемого Демиурга в зал вошел тот самый лощеный хмырь в костюме и длинном плаще, которого Викки приметила четверть часа назад у стойки бара. Закрыв за собой дверь, незнакомец подчеркнуто небрежным движением запер ее на внутренний засов и, ни слова не говоря, встал, повернувшись спиной к выходу, а лицом – к окружившим стол участникам собрания.
Среди членов «Дэс клаба» возникло вполне естественное замешательство. Девятнадцать пар глаз удивленно взирали на визитера, а тот в свою очередь невозмутимо переводил взгляд с одного «мертвеца» на другого. Во взгляде этом не было ничего, кроме холодного высокомерия, присущего лишь тем людям, кто абсолютно уверен в себе и своих силах. Знать бы только, на что эти силы будут в итоге растрачены…
Немое противостояние набриолиненного хлыща и хозяев апартаментов продлилось до тех пор, пока часы не прекратили бить и вновь не вернулись к своему привычному мерному тиканью. За это время гость рассмотрел всех «мертвецов» и под конец задержал свой взор на Викки, сидящей неподалеку от председательского кресла. Девушка в напряжении прикусила губу и исподлобья глядела на зловещего типа, что удостоил ее наиболее пристальным вниманием, нежели остальных ее товарищей. Незнакомец будто загипнотизировал Наварро, хотя она и чувствовала, что может без труда отвести взгляд от его жутких полусонных глаз. Но Викки продолжала играть с хлыщом в неприятные для нее гляделки, словно на кону этой игры стояла ее жизнь, ни больше, ни меньше. И с каждым новым ударом часов Кастаньета с ужасом осознавала, что пришедшее ей на ум сравнение – отнюдь не художественная аллегория, а то самое предчувствие, которое уже в следующий миг может сбыться.