Лишь после ареста и суда над Берией и его подручными в 1953 году П. М. Фитину удалось устроиться директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, где он работал до конца жизни»[222].
Опять-таки, не будем здесь выяснять, насколько «блестяще» зарекомендовали себя Фитин и его подчинённые-разведчики в отношении сроков нападения Германии на СССР[223]. Лучше посмотрим, как выглядит его послевоенная биография согласно архивным документам:
с 12 мая 1943 г. — начальник 1-го управления НКГБ (позднее — МГБ) СССР;
с 15 июня 1946 г. — в распоряжении управления кадров МГБ;
с сентября 1946 г. — зам. уполномоченного МГБ в Германии;
с 1 апреля 1947 г. — зам. начальника УМГБ Свердловской области;
с 27 сентября 1951 г. — министр госбезопасности Казахстана;
с 16 марта по 16 июля 1953 г. — начальник УМВД Свердловской области;
29 ноября 1953 г. — уволен из МВД по служебному несоответствию[224].
Итак, во-первых, к 15 июня 1946 года Лаврентий Павлович уже не руководил органами госбезопасности[225]. Следовательно, он не имел отношения ни к снятию Фитина с поста руководителя разведки, ни к его последующим перемещениям. Во-вторых, именно после ареста Берии «опальный генерал-лейтенант» был сперва снят с должности, а затем и уволен по служебному несоответствию. Впрочем, Фитину, можно сказать, повезло. Похоже, Берия действительно его недолюбливал и поэтому, став в марте 1953 года министром МВД, к себе не приблизил. А то быть бы Павлу Михайловичу расстрелянным по приказу Хрущёва.
Почему же именно Берия, а не Ежов или, скажем, Ягода выбран «обличителями тоталитаризма» на роль кровожадного монстра?
Выше я уже ссылался на книгу Н. В. ПетроваиК.В. Скоркина «Кто руководил НКВД, 1934–1941». Среди прочей интересной информации, в этом фундаментальном справочнике имеется и анализ национального состава руководства НКВД за соответствующий период[226]. Анализ весьма примечателен. Во-первых, он выполнен сотрудниками «Мемориала», которых трудно обвинить в антисемитизме. Во-вторых, отвечает критериям научности — составлен на основе архивных данных, авторы чётко определяют рассматриваемый контингент:
«В исследовании нами учитывались наркомы внутренних дел СССР и их заместители, начальники управлений и отделов центрального аппарата НКВД, наркомы внутренних дел всех союзных и автономных республик (исключение составила Нахичеванская АССР), начальники УНКВД краёв и областей, входивших в состав РСФСР, УССР, Белорусской ССР и Казахской ССР. Не учитывались руководители НКВД тех автономных областей РСФСР, которые не изменяли в рассматриваемый период административный статус, а также руководители НКВД областей в составе Киргизской, Таджикской, Туркменской и Узбекской ССР. В то же время начальники УНКВД тех автономных областей РСФСР, Чей статус повысился до автономных республик, нами учтены»[227].
Итак, вот как менялся национальный состав руководства НКВД с момента образования наркомата до момента его разделения на НКВД и НКГБ[228]:
10.07.1934 01.06.1936 01.10.1936 01.03.1937 01.07.1937 01.01.1938 01.09.1938 01.07.1939 01.01.1940 26.02.1941 русские 30 33 33 35 38 58 85 102 111 118 евреи 37 42 43 42 36 35 32 6 6 10 украинцы 5 7 6 6 5 4 10 19 29 28 поляки 4 4 5 5 4 1 1 0 0 0 латыши 7 8 9 8 7 5 0 0 0 1 немцы 2 3 2 2 2 2 1 0 0 0 грузины 3 4 4 5 4 4 5 12 12 12 армяне 1 1 1 1 1 1 1 2 2 2 азербайджанцы 1 1 1 1 1 0 0 0 0 0 белорусы 3 2 2 3 3 2 3 1 3 4 прочие 1 1 1 0 1 1 3 1 1 3 нет данных 2 0 2 3 11 15 9 10 8 4 всего 96 106 109 111 113 128 150 153 172 182Для наглядности представим эти данные в виде графиков (см. следующую стр.).
Получается весьма любопытная картина. На момент создания НКВД, 10 июля 1934 года, из 96 руководящих работников 30 были русскими, а 37 — евреями. Кроме того, имелось 4 поляка, 7 латышей и 2 немца. На момент снятия Ягоды, 26 сентября 1936 года, ситуация усугубляется: из 110 руководителей 43 — евреи, 33 — русские, 5 — поляки, 9 — латыши, 2 — немцы. Таким образом, сложилось явно ненормальное положение, когда среди высшего слоя руководителей органов госбезопасности 14,5 % составляли выходцы из стран — вероятных противников СССР, а доля евреев достигла почти 40 %, превысив долю русских, украинцев и белорусов вместе взятых.
После прихода Ежова из руководства НКВД целенаправленно вычищаются поляки, латыши и немцы. Процент евреев тоже падает. 1 сентября 1938 года, к концу «ежовщины», из 150 руководителей НКВД русских уже 85, евреев — 32. Однако доля последних (21 %) всё ещё непропорционально высока. Кроме того, увеличение процента русских идёт в основном за счёт заполнения новых вакансий.
Но вот к руководству органами госбезопасности приходит Берия и ситуация радикальным образом меняется. На 1 июля 1939 года среди 153 руководящих работников НКВД имелось 102 русских, 19 украинцев и 6 евреев (3,92 %). Аналогичная картина наблюдалась и на более низком уровне: к началу 1940 года национальный состав Центрального аппарата НКВД выглядел так: русских — 3073 (84 %), украинцев — 221 (6 %), евреев — 189 (5 %), белорусов — 46 (1,25 %), армян — 41 (1,1 %), грузин — 24 (0,7 %), татар — 20 (0,5 %), и т. д.[229]
Сразу оговоримся: ни Берия, ни Сталин не являлись антисемитами. Например, тот же освобождённый и восстановленный в органах Ф. К. Парпаров был евреем. Они всего лишь исправили ситуацию, когда процент евреев в системе НКВД во много раз превышал их долю в населении страны.
Наконец, рассмотрим такой вопрос, как масштабы репрессий внутри НКВД. Широкое распространение получила цифра в 20 тысяч репрессированных чекистов, запущенная в своё время в оборот председателем КГБ СССР В. М. Чебриковым:
«В результате ложных обвинений жертвами репрессий стали более 20 тысяч чекистов, высокопрофессиональных работников, преданных партии коммунистов. Многие из них начинали работать с Ф. Э. Дзержинским и В. Р. Менжинским»[230].
На первый взгляд, это утверждение соответствует действительности. Так, согласно справке о численности репрессированных сотрудников ОГПУ-НКВД за 1933–1939 гг.[231]:
год арестовано год арестовано 1933 738 1937 3837 1934 2860 1938 5625 1935 6249 1939 1364 1936 1945 Итого 22 618Но это только на первый взгляд. Вопреки расхожим представлениям, органы госбезопасности были лишь частью НКВД, причем отнюдь не самой многочисленной. В подчинении наркомата находились также пограничные и внутренние войска, милиция, пожарная охрана, ЗАГСы и даже такие структуры, как Главное управление государственной съёмки и картографии и Главное управление мер и весов[232]. Кроме того, приведённая статистика включает арестованных не только за «контрреволюционные», но и за уголовные преступления.
Какова же доля чекистов среди арестованных? При Ежове с 1 октября 1936 года по 15 августа 1938 года было арестовано 2273 сотрудника госбезопасности, из них за «контрреволюционные преступления» — 1862. После прихода Берии за 1939 год к ним прибавилось ещё 937 человек[233]. Следует учесть, что часть арестованных сотрудников была впоследствии освобождена и восстановлена в органах.
Какова же доля чекистов среди арестованных? При Ежове с 1 октября 1936 года по 15 августа 1938 года было арестовано 2273 сотрудника госбезопасности, из них за «контрреволюционные преступления» — 1862. После прихода Берии за 1939 год к ним прибавилось ещё 937 человек[233]. Следует учесть, что часть арестованных сотрудников была впоследствии освобождена и восстановлена в органах.
Таким образом, названная Чебриковым цифра завышена в несколько раз и включает в себя не столько «преданных партии чекистов», сколько проворовавшихся пожарников и другую не менее достойную публику.
Думаю, после всего сказанного читатель сам сможет сделать вывод, был ли Берия «зловещей фигурой», а если да, то в чьих глазах.
Глава 8
Срок за опоздание — миф или реальность?
Непременным атрибутом мрачной атмосферы всеобщего страха, якобы пронизывавшего (по уверениям обличителей) жизнь советского общества в годы правления Сталина, являются пресловутые «10 лет за 15 минут». Дескать, даже за 15-минутное опоздание на работу полагался полновесный лагерный срок. Например, вот что пишет известный историк-диссидент Рой Медведев:
«С 1940 г. в стране было введено ещё несколько крайне жестоких законов, на основании которых за три опоздания на работу более чем на 20 минут или за один прогул рабочие и служащие отдавались под суд и могли быть приговорены даже к 3–5 годам лагерей»[234].
Более того, уже появились и конкретные «жертвы», о страданиях которых с придыханием рассказывают их потомки. Например, в биографии «герой Хасавьюрта» Александра Лебедя, можно обнаружить вот такую запись:
«Отец, Лебедь Иван Андреевич, рабочий, в 1937 был за два 5-минутных опоздания на работу осуждён на 5 лет лишения свободы»[235].
Как же обстояли дела в действительности?
Уголовная ответственность за прогулы и за самовольный уход с предприятий была установлена 26 июня 1940 года Указом Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений»:
«Согласно представления всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов — Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
1. Увеличить продолжительность рабочего дня рабочих и служащих во всех государственных, кооперативных и общественных предприятиях и учреждениях:
с семи до восьми часов — на предприятиях с семичасовым рабочим днём;
с шести до семи часов — на работах с шестичасовым рабочим днём, за исключением профессий с вредными условиями труда, по спискам, утверждаемым СНК СССР;
с шести до восьми часов — для служащих учреждений;
с шести до восьми часов — для лиц, достигших 16-ти лет.
2. Перевести во всех государственных, кооперативных и общественных предприятиях и учреждениях работу с шестидневки на семидневную неделю, считая седьмой день недели — воскресенье — днём отдыха.
3. Запретить самовольный уход рабочих и служащих из государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений, а также самовольный переход с одного предприятия на другое или из одного учреждения в другое.
Уход с предприятия и учреждения, или переход с одного предприятия на другое и из одного учреждения в другое может разрешить только директор предприятия или начальник учреждения.
4. Установить, что директор предприятия и начальник учреждения имеет право и обязан дать разрешение на уход рабочего и служащего с предприятия или из учреждения в следующих случаях:
а) когда рабочий, работница или служащий согласно заключению врачебно-трудовой экспертной комиссии не может выполнять прежнюю работу вследствие болезни или инвалидности, а администрация не может предоставить ему другую подходящую работу в том же предприятии или учреждении, или когда пенсионер, которому назначена пенсия по старости, желает оставить работу;
б) когда рабочий, работница или служащий должен прекратить работу в связи с зачислением его в высшее или среднее специальное учебное заведение.
Отпуска работницам и женщинам служащим по беременности и родам сохраняются в соответствии с действующим законодательством.
5. Установить, что рабочие и служащие, самовольно ушедшие из государственных, кооперативных и общественных предприятий или учреждений, предаются суду и по приговору народного суда подвергаются тюремному заключению сроком от 2-х месяцев до 4-х месяцев.
Установить, что за прогул без уважительной причины рабочие и служащие государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений предаются суду и по приговору народного суда караются исправительно-трудовыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием из заработной платы до 25 %.
В связи с этим отменить обязательное увольнение за прогул без уважительных причин.
Предложить народным судам все дела, указанные в настоящей статье, рассматривать не более чем в 5-дневный срок и приговоры по этим делам приводить в исполнение немедленно.
6. Установить, что директора предприятий и начальники учреждений за уклонение от предания суду лиц, виновных в самовольном уходе с предприятия и из учреждения, и лиц, виновных в прогулах без уважительных причин — привлекаются к судебной ответственности.
Установить также, что директора предприятий и начальники учреждений, принявшие на работу укрывающихся от закона лиц, самовольно ушедших с предприятий и из учреждений, подвергаются судебной ответственности.
7. Настоящий Указ входит в силу с 27 июня 1940 года.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин
Москва, Кремль. 26 июня 1940 г.»[236].
Три недели спустя, 17 июля был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О запрещении самовольного ухода с работы трактористов и комбайнёров, работающих в машинно-тракторных станциях», распространивший действие Указа от 26 июня 1940 года и на эти категории трудящихся[237].
7 августа 1940 года оба этих указа были утверждены 7-й сессией Верховного Совета СССР 1-го созыва[238].
Наконец, 10 августа 1940 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О рассмотрении народными судами дел о прогулах и самовольном уходе с предприятий и учреждений без участия народных заседателей», согласно которому эти дела должны были рассматриваться народными судьями единолично[239].
На первый взгляд, все эти меры существенно ограничивали права и свободы советских трудящихся. Вот что пишет уже цитировавшийся мною ранее Питер Соломон:
«В действительности введение уголовной ответственности за нарушения трудовой дисциплины не было ударом грома среди ясного неба. Скорее, оно явилось кульминацией десятилетней борьбы между советским режимом и промышленным рабочим классом»[240].
Типичный взгляд западного либерала. Исходя из концепции приоритета прав личности над общественными интересами, канадский историк расценивает происходящее лишь как конфликт между отдельными гражданами и подавляющей их свободы государственной машиной. Общей картины он видеть не желает. Между тем именно в это десятилетие Советский Союз совершал стремительный рывок, чтобы успеть догнать промышленно развитые державы до начала новой мировой войны. Ценой успеха или неудачи было само существование населяющих нашу страну народов.
Бурный рост советской промышленности привёл к исчезновению безработицы и создал колоссальную потребность в рабочей силе. В результате многие рабочие стали попросту пренебрегать нормами трудовой дисциплины. Оно и понятно. Советский Союз населяли отнюдь не лубочные герои, воспетые официозной пропагандой, а вполне обычные люди, среди которых хватало и рвачей, и шкурников. Один из таких «сознательных пролетариев» цинично заявил в 1929 году, выступая на собрании:
«Трудовая дисциплина является насилием рабочего, я протестую против трудовой дисциплины… не верьте этим фанатикам, которые в данное время ходят и проповедуют, они ведут к гибели нас. Будь проклят тот, кто потеет на казённой работе»[241].
Терпеть такое положение было нельзя. И не только потому, что успешное развитие промышленности немыслимо без производственной дисциплины. Заложенные в основу советского государственного устройства принципы справедливости вовсе не означали, что ко всем гражданам следует относиться одинаково. Наоборот, справедливость требует не только поощрять добросовестных работников, но и наказывать лодырей и разгильдяев, так и норовящих отдать обществу поменьше, а взамен ухватить кусок пожирней.