Но он был неправ – никого они не поймали. Чёрного Управлению буквально скормили, кинули как наживку, которую нельзя не заглотить. Карасов это знал наверняка – но ничего не мог поделать. От таких подарков не отказываются, даже если они с бомбой внутри. Для отдела это было все равно как если б в 41-м разведке СССР вручили живого Гитлера, перевязанного ленточкой и с яблочком во рту. И кажется, только Карасова больше всего нервировал вопрос – кто ж это такой добрый, такие подарки делает? И что он запросит в отдарок?
Получить от Чёрного информацию на самом деле оказалось удивительно просто – достаточно было спросить. Найти человека, который переносил его присутствие и мог задавать вопросы. Человек нашёлся – и даже не было особенно удивительным, что это тот же человек, который курировал тему. Тот, кто давным-давно привел на неё Карасова. Тот, кто знал такие глубины и был вхож в такие верха, что у Карасова дух захватывало.
Чёрный, кажется, совершенно не понимал значения слова «тайна» – он отвечал на любой заданный вопрос. Скупо, но точно, если вопрос для него имел смысл. Если нет, просто молчал. На русском языке – хотя мог, кажется, на любом. Голос его был странен и лишён обертонов, но отчетлив и разборчив. Он не пытался убежать, ни о чем не просил, ничего не ел и не пил, говорил, только когда спрашивали, и только – о чём спрашивали. Это был действительно подарок невообразимой щедрости – все то, о чём смутно догадывались, к чему шли ощупью, что выковыривали крупицами из тонн информационного мусора в старых архивах, о чём только мечтали узнать – вот оно, легло перед ними. Только спроси.
Спрашивали. Как теперь понятно – не то спрашивали и не о том.
Карасов и сам оказался в достаточной степени иммунен к присутствию Чёрного – не исключено, что и это не было случайностью в этом пронизанном странными внутренними связями деле. Но всё же ему становилось не по себе – как будто суёшь руку в банку с пауками. Даже если не страдаешь арахнофобией – всё же неуютно. Куратор же, кажется, не испытывал вообще никаких неудобств. Он входил в комнату с неподвижно сидящим и смотрящим перед собой Чёрным, брал стул, разворачивал его спинкой вперёд, садился и часами задавал вопросы. Иногда Чёрный коротко отвечал. Но чаще молчал. Никто не знал, о чём беседует с ним куратор, – стены допросной были звуконепроницаемы, а микрофоны отключены. Карасов смотрел на этот странный допрос через стену с односторонней прозрачностью, и рука его сама тянулась к клавише включения звука. Однажды он не выдержал, нажал, но микрофоны оказались заблокированы.
Вообще, в теме перемещённых территорий разделение уровней доступа было самым жёстким из всех дел, к которым когда-либо имел отношение Карасов. Он мог только строить предположения, исходя из редких крупиц информации, полученных сверх открытого ему по должности, и смутно догадываться о том, какие же глубины от него скрыты. К сожалению, его личные допросы были малопродуктивны – сидя со списком вопросов от куратора (нести «отсебятину» строжайше запрещалось), он, перебарывая дискомфорт от давящего присутствия чужого существа, тупо долбил по многостраничному списку, где одни и те же вопросы повторялись в разных формулировках, ничуть не сомневаясь, что в его случае микрофоны как раз работают исправно.
– Каков срок действия якорного поля?
Молчание.
– Продолжительность воздействия якорного поля?
Молчание.
– Время реактивации якорного поля?
Молчание.
Куратор оставлял Карасову только маловажные или почти безнадёжные списки, по которым шансы на ответ минимальны. Скорее всего, не хотел тратить своё время на тупое просеивание вариантов наугад. Очень редко, но что-то всё же срабатывало.
– Локализация якорного поля…
– Здесь и сейчас.
– А… Что?!!!
Карасов чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда Чёрный неожиданно ответил. Зашуршал было распечатками, где на этот случай предусматривались дополнительные вопросы, расширяющие тему, но не успел – вошёл куратор.
– Спасибо, полковник, вы свободны!
Карасов вышел из допросной. «Ну точно, слушают меня, – с досадой думал он. – Себе небось микрофоны отключает, а меня слушает по полной. Чувствую себя как шампиньон – держат в темноте и кормят навозом…» Однако внутри уже загудела какая-то струнка, предвещая начало нового. На такие вещи у Карасова тоже было чутье – на формирование новых целей. Ведь новые цели предполагали новые, правильные способы их достижения.
И действительно – не прошло и недели, как всё изменилось, перейдя из фазы отчасти академической, вызывающей у полковника нечто вроде изжоги близкими к нулю КПД процессами, в стадию активной разработки, где он был как рыба в воде. Это приводило Карасова в состояние, которое у других людей называлось бы счастьем. Полномочия и средства позволяли ему достигнуть эффективности удивительной.
Бесило одно – он по-прежнему получал строго дозированную информацию по принципу «довести в части касающейся». В какой-то момент Чёрный, взятый в своё время чуть ли не колдовством каким-то, просто исчез – и куратор в ответ на прямой вопрос только посмотрел со значением. Не твоё, мол, дело – исчез, значит, так надо. Карасов злился, но не подавал виду и терпеливо, кусочек за кусочком собирал фрагменты картины, складывая из них огромный пазл происходящего. Через некоторое время в мозаике не хватало только нескольких элементов, которые уже не мешали оценить грандиозность замысла. И Карасов понял, что это его шанс.
Глава 20
Оставшись вдвоем, Борух с Артёмом попытались устроить парко-хозяйственный день, но так и не придумали, что же, собственно, надо в первую очередь делать. Разрушения замка не казались глобальными – в основном выбитые окна да облетевшая штукатурка, но даже это было вдвоём не потянуть. Проще перебраться в уцелевшие помещёния, благо их осталось предостаточно. Борух даже порывался подключить обратно систему видеонаведения, но она сильно пострадала при взрыве – почти все камеры оказались повреждены, провода оборваны… Ремонтные комплекты нашлись, но оставалось неизвестным, как долго продержится на этот раз электричество, может, и не стоило оно возни. Вообще, ощущение было не столько победное, сколько растерянное – что дальше-то? Заменили стволы в двух пулемётах, подтащили боезапас, проверили точность боя, всадив по несколько пуль в пристрелянные ориентиры, и на этом энтузиазм иссяк. Принесли пива и закуски к нему и уселись прямо на стене, удобно составив скамейкой патронные ящики и глядя через оббитые взрывом зубцы на площадь пред воротами.
Артём ожидал, что после ночного побоища для расчистки понадобятся бульдозер и экскаватор, как минимум – по его ощущениям, он только пулемётом намолотил несколько тонн мяса. Однако территория перед замком оказалась почти чиста, только разбита вдребезги. Плитку с покрытия разнесло по всей округе, дома вокруг напоминали фото времён войны – без окон и дверей, с вынесенными подчистую витринами, завернутым кверху покрытием крыш и облупленными до кирпича и бетона вертикальными поверхностями. Приподнявшись, он заглянул за стену – проволока висела сорванными плетями, крепёж местами выворочен, но прочный кирпич кладки почти не пострадал, лишь потерял свой импортный глянец, побитый кусками плитки с площади.
– Да… – протянул Артём, – неслабо мы повеселились… Чувствую себя немного пилотом «Энола Гей»…
– Каким-каким пилотом?
– «Энола Гей», сапог ты необразованный, это самолёт, который сбросил бомбу на Хиросиму. Наверное, пилоты смотрели на фотографии результата с похожим чувством…
– Ну, может, я чуть и перестарался с зарядом, – пожал плечами Борух, – но прямо скажу – ни хрена не жалею. Они так пёрли – думал, нам трындец, не отобьёмся. Если б не взрывчатка, смяли бы нас точно. А так их поражающими элементами в фарш перемешало, а мы вот они, сидим, пиво пьём. Сферу только надень, мало ли что.
Артём натянул подшлемник и нахлобучил шлем. Сразу стало неудобно и жарко. Однако, в свете последних событий, не стоило пренебрегать безопасностью. Одни вороны чего стоили – вот так спикирует сейчас в затылок… Он невольно заозирался, оглядывая крыши близлежащих домов.
– Про ворон вспомнил? – понимающе кивнул Борух, который так и не снимал броник и каску. – Тоже загадочная история…
– Ну да, нам про них ещё батюшка рассказывал. Они ж его вроде как прессовали. Кстати, интересно, что с ним сталось?
– Это сильно зависит от того, как пережили эту ночь наши подвальные гости. Мне вроде почудилась какая-то отдалённая стрельба, но мы сами так молотили, что некогда было прислушиваться.
– Ну мы ж отбились, чего бы и им не отбиться? – Артёму хотелось верить в лучшее.
– Нам, если по чесноку, просто офигенно повезло. Вот хрен мы представляли, что будет настолько погано…
– Что настолько – может, и не представляли, но отчего-то у меня не пропадает ощущение, что ты, Борь, знаешь больше, чем делаешь вид. Ты ж сразу потянул эти монструозные пулемёты, когда вокруг одни собачки бегали. А потом грузовик взрывчатки приволок, как только про мантисов услышал. И Чёрные тебе чем-то знакомы… Слушай, колись уже, а? Думаю, все тайны давно утратили смысл, а мне, кстати, чертовски обидно сидеть тут и строить версии, когда ты знаешь ответы.
– Не знаю я ответов. Догадываюсь кое о чем – есть такое дело. Тут, видишь, как выходит – я у этой истории оказываюсь всё же не совсем сбоку. Присутствовал при завязке – ну или мне кажется, что это было завязкой. Вообще, во всем этом столько удивительных совпадений, что уже фиг поймёшь – а совпадения ли они? Тем более что там с самого начала пёрло какой-то дурной мистикой…
– Ну теперь я с тебя точно с живого не слезу! Я ж любопытный как енот-полоскун! – заявил уверенно Артём. – Рассказывай все с самого начала!
– Тут, видишь ли, начало состоит в том, что я с нашими подвальными жителями – они же похитители служителей культа – как бы сослуживец. Бывший.
– В нашем деле, Борис, ничего бывшего не бывает! – раздался вдруг громкий незнакомый голос снаружи.
Артём подпрыгнул от неожиданности, стукнулся шлемом о пулемёт, уронил загремевший по кирпичам автомат и вообще заметался самым позорным образом. Борух моментально оказался спиной к зубцу стены со штурмовой винтовкой на изготовку.
– Эй, майор Мешакер! Я знаю, что вы там! Вылезайте, уважаемый, не прячьтесь. Вы раскудахтались на всю площадь. Двойка вам за бдительность и несение караульной службы, – голос из-за стены был неприятным и язвительным. – Кстати, я вас только что спас от разглашения гостайны, цените! Ещё пара минут, и вы наболтали бы на полноценный трибунал.
– Это вы, полковник? – совершенно спокойным голосом ответил Борух, одновременно делая Артёму страшное лицо и загадочные жесты руками. – Да, я милого узнаю по походке… не разучились подкрадываться. Но вы забыли – я прапорщик, никогда в вашем ведомстве не служил и никаких тайн знать не могу. У меня и документ есть.
– Борис, ну что вы капризничаете? Считайте, что ваше легендирование кончилось, вы призваны и восстановлены, можно даже с повышением. Хотите быть подполковником?
– Даже подгенералом быть не хочу. – Борух ещё интенсивнее зажестикулировал Артёму.
Артём никак не мог понять, что ему нужно, и только смотрел в остолбенении.
– А придётся, – невозмутимо продолжал полковник, – все мы под кем-то ходим. Называется «командная цепочка», слышали?
Артём наконец сообразил, что от него требуется, и пополз под прикрытием ограждения ко второму пулемёту. Борух невольно кривился, глядя как он оттопыривает зад и неловко загребает локтями, но голос его оставался таким же спокойным.
– Полковник, вы ж в курсе, как вас называют за глаза?
– Сутенёром-то? Дурак был бы, если б не знал.
– Ну так я в вашем передвижном борделе-шапито больше не выступаю. Всё, цирк уехал.
– Нет-нет, Борис, вы ошибаетесь. Это только кажется, что цирк уехал и остались одни клоуны. На самом деле праздник всегда с нами.
Борух услышал рокот мотора и лязганье гусениц и начал смещаться поближе к пулемёту. Артём наконец дополз до второго и осторожно выглянул – на площадь, давя гусеницами раскиданную плитку, выползал МТЛБ. Пулемёт в его маленькой башенке водил хищным жалом по стене замка.
– Полковник, – устало сказал Борух, – вы только что спасли меня от разглашения государственной тайны, а теперь толкаете на вооружённый мятеж. Сейчас мы в два пулемёта разберём к чёртовой матери вашу маталыгу, а вам я персонально гранату скину.
– Борис, ну к чему весь этот экстрим? Это же ваши боевые товарищи, а не враги. Никто не заинтересован в конфликте, поверьте!
– Не знаю, какие там товарищи, но лучше бы им развернуть пулемёт. У нас четырнадцать с половиной и кирпичная стена, а у них семь шестьдесят два и жестянка. Не доводите до греха.
– Вы мне настолько не верите?
– А что, я настолько глупо выгляжу?
Полковник что-то буркнул в рацию, и пулемётная башенка на транспортёре развернулось стволом в противоположную сторону. Артём тут же поднялся из-за ограждения и занял место за пулемётом, отчаянно надеясь, что на крыше не сидит снайпер. Позиция пулемётчика позволяла стрелять, только стоя в полный рост, ограждение прикрывало до груди, и он чувствовал себя заметным, как хрен на лбу. Но по крайней мере теперь он успеет открыть огонь раньше, чем маталыга развернёт пулемёт. КПВ должен шить её противопульную броньку навылет, но Артём очень рассчитывал, что ему не придётся стрелять по людям. За всю свою жизнь он ни одного человека не убил, и открывать счет не хотелось.
– Ну что, так вам спокойнее? – спросил полковник.
– Спокойнее мне станет, когда вы скажете, зачем припёрлись. Не в ряды ж звать, на самом деле…
– А почему бы и не в ряды? – хмыкнул полковник. – У нас, гм… есть определённый кадровый дефицит…
– Допустимые потери? – понимающе спросил Борух.
– Большое дело делаем.
– Ладно, давайте без лирики. Нужно-то что?
– Видите ли, у вас оказалась одна вещь, которая принадлежит мне…
– И теперь вы сделаете мне предложение, от которого я не смогу отказаться? По голливудским боевикам говорить учились?
Артём скосил глаза от прицела – на его взгляд, стоящий под стеной полковник уже начинал закипать. Специально его, что ли, Борух бесит? Однако голос Карасова остался спокойным:
– Майор, отдайте сейф. Вам он просто ни к чему.
– Ну почему же? Там отличные образцы народного творчества. Поставлю на камин, буду любоваться. Может, коллекцию соберу…
Внимание Артёма разрывалось между разговором и пулемётной башенкой транспортёра, но даже так он заметил, что полковник чуть не подпрыгнул от этих слов.
– Откуда вы… А впрочем, неважно. Просто отдайте якорь.
– А то чё будет? – спросил Борух развязным тоном уличного гопника.
– А то я вернусь, привязав на лобовую броню танка вашего священника, и вышибу этим танком ворота, – рявкнул полковник.
– У меня нет никаких «моих священников», мне обрезание не позволяет. Можете его хоть жопой на пушку натянуть и выстрелить.
Карасов помолчал и продолжил уже не полтона ниже:
– Послушайте, майор, давайте начистоту. Мне нужен якорь. Сильно нужен. Вас тут всего двое, и ваш напарник держится за пулемёт как онанист за член, – Артём нервно дёрнул стволом, но сдержался, – а у меня рота с усилением и бронетехникой. Вы меня знаете, я упорный. Я вернусь. А я знаю вас, я ваш психопрофиль в личном деле видел – священник вам уже не чужой и вы за него готовы вступиться. У вас вообще психотравма на этой теме после Алтая. Вы – уж простите за неконфиденциальность разговора – сдвинулись на теме «своих не бросаем». Поэтому вас и вывели за штат под легендирование – это на грани профнепригодности. Я даю вам время подумать. Я вернусь к вечеру и буду готов принять от вас капитуляцию, заверения в лояльности, проклятия или заявление о вступлении в ряды – можно устно – и конечно, якорь. Всё, кроме якоря, необязательно. Можете вообще оставить его на вашем камине и валить на все четыре стороны – не так уж вы мне нужны. Но если его на камине не окажется, то я вас найду.
Полковник повернулся и спокойным шагом направился с транспортёру, аккуратно переступая ямы и обходя кучи. Как только он залез в люк, маталыга медленно задним ходом выползла с площади. Некоторое время слышалось завывание мотора и лязг гусениц, а потом все стихло.
Артём отпустил пулемёт, обнаружив неожиданно, что сжимал рукоятки изо всех сил и руки зверски затекли.
– Слушай, – сказал он Боруху, – прикольно, конечно, было наблюдать, как вы тут – два таких настоящих мужика со стальными яйцами – мерились, кто громче ими звякнет… Но почему ты просто не сказал, что у нас нет никакого якоря?
– Он что, похож на человека, который поверит на слово?
– Да не особо…
– А ты был готов пустить сюда его ребят, чтобы они проверили?
– Тоже как-то не очень…
– Ну и смысл умножать сущности?
Артём подошёл к Боруху и уселся на ящик, с досадой отметив у себя некоторую слабость в коленях. «Ничего себе я адреналинчику хапнул», – подумал он. К счастью, пиво так и осталось стоять в бутылке – всё произошло так быстро, что оно даже нагреться не успело.
– Ну… Как скажешь… майор! Не хочешь, кстати, объяснить?
– В общих чертах ты, думаю, сам уже всё понял, а подробности не ко времени. Он ведь действительно вернётся. Не знаю, что за штуку мы у него спёрли, но похоже, что очень нужную.