Чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, Лена пришла в денник, который отбивала Аня, и предложила ей помочь. Работая рядом, она рассказала ей про происки Бурмистровой. Аня, как оказалось, тоже была совсем не в курсе отношений между Катей с Сергеем и Ириной Ивановной, не знала об ее проделках с фальшивыми родословными и организацией общества с ограниченной ответственностью.
– Да, что в мире творится! А я ведь тоже думала, что Бурмистрова – наш свет в окошке! Что она о нас заботилась, чтобы директор не продал лошадей! – Аня активно включилась в обсуждение: наверное, ей тоже не хотелось думать о Жене и Янке.
Но обсуждай, не обсуждай, а что они могли сделать? Чем-то помочь Кате с Сергеем? Нет... Не общаться с Бурмистровой, как и с Гордейкой? Но она и сама не замечала их, не спешила с ними разговаривать. Открыть глаза всем остальным на ее делишки? Но ведь без доказательств это будет выглядеть сплетней... Да и кому открывать глаза? Другим лошадникам? Было такое ощущение, что все уже все давно знают. Девчонкам оставалось только беситься от чувства несправедливости.
Они отбили денники Ульяны и Забавы, Кармелитки и Ласковой, и тут снаружи послышались голоса и ржание лошадей. Лена узнала голос Пахома, сердце предательски заколотилось. Она замерла там, где стояла. Ей хотелось выбежать из конюшни ему навстречу, увидеть его, посмотреть в глаза, все сказать...
Что конкретно она хотела ему сказать, Лена не знала. Что вообще она могла ему сказать? Что ему нельзя ездить в лес с Гордейкой? Спросить у него, почему он не пришел с утра? Ну сказал бы, что не может... Лена взяла себя в руки и пошла в денник Атома, который был следующим на очереди, и принялась остервенело отскребать навоз.
Дверь открылась, Женька завел жеребца.
– О, привет! – поздоровался он. – Почему дезертировала с площади? Бросила товарищей под огнем снежной артиллерии?!
– Не твое дело! – огрызнулась Лена. – Ушла – значит, так нужно было. И вообще, сам ты – дезертир трудового фронта. Мы, девчонки, горбатимся, навоз убираем, а парни катаются!
– Мы не катались, а отрабатывали лошадей. И денники сейчас тоже будем отбивать.
Лена во все глаза смотрела на Рачука, пытаясь понять, что там, в лесу, произошло и почему он такой радостный.
– Бросил Аньку одну гонять жеребят! – не выдержала она. – Товарищ, называется! Хоть бы слово ей сказал! Или хотя бы из вежливости с собой позвал кататься! Предатель!
– Что она – ребенок, что ли? Сама не может разобраться, что ей делать? – И, привязав Атома, он ушел.
Лена не нашлась, что ответить. Ей стало так обидно.
– Что? Что он сказал? – тут же дверь снова хлопнула и влетела Аня, прямо с лопатой в руках.
Лена пересказала ей диалог с Рачуком.
– Это я, значит, ребенок?! – вспыхнула Аня.
– Ты Пахома видела? – не выдержала Лена.
– Видела, как он завел Ласковую в денник. Пойдем-ка в раздевалку. Они наверняка сейчас решат чаю попить!
В раздевалке Наташа Гордеева сидела на коленях у Олега Пахомова.
Глава 13,
в которой Лена решает, что лошади – не самое главное в жизни
В воскресенье Лена проснулась уже по привычке, без будильника, в полседьмого. Но из постели не вылезла. Впервые ей совершенно не хотелось идти на конюшню, не хотелось никого видеть. Ей вообще ничего не хотелось, даже жить. А зачем ей жить, если ей постоянно не везет? Вон как все у Тани Борисовой сложилось! Какой роман у них со Стасом, как он ее любит, помогает с лошадьми. А Лене вообще никто никогда цветов не дарил. Кроме папы, но он не считается.
И вообще, она, Лена, – никто! И ездит она верхом плохо, и никто ее всерьез не воспринимает – только шпыняют все, как Ирина Ивановна вчера. Разве она плохо работает, отлынивает? Нет, конечно! Сколько раз она приходила к восьми утра на конюшню, чтобы лошадей кормить, – и что, предложила ей Катя работать на них, получать деньги? Нет. А Гордейке – сразу! А Лена так не умеет – напроситься, «подмазаться». Эх, как бы научиться сразу ко всем в доверие втираться?
И весь план ее, все ее коварные интриги – смешно! – псу под хвост. Все бесполезно: никто и не собирается Гордейку выгонять с конюшни. Напротив: она окончательно обнаглела, пришла с обеда – и сразу кататься поехала. С ее, Лениным, Пахомом! Разве так можно? Конечно, нельзя! А у нее ничего не получается ни с лошадьми, ни с Пахомом. Гордейка и верхом ездит лучше, и красивее Лены, и с мальчишками как-то умеет разговаривать. А Лена все стесняется. Сколько ей лет уже, а она – как маленькая! Ребенок... она и есть ребенок, а не взрослая. А как повзрослеть – неизвестно.
Лена перевернулась на другой бок и уткнулась носом в самую стенку, около которой стоял ее диванчик. Вот и не пойдет она никуда, и ни с кем общаться не будет, и вообще ей ничего не надо, и наплевать, что все подумают! Пусть думают, что она – неудачница, что она страшная глупая уродина! Ей на это наплевать.
Сама не заметив как, Лена уснула. А разбудил ее звонок мобильного телефона. Не понимая, кто она, где она и что происходит, Лена откликнулась:
– Алло!
– Лена! – раздался в телефоне голос Кати. – Ты где? Почему лошади не накормлены?!
Лена покосилась глазом на стенные часы: было почти десять утра. Конечно, она не пришла, и никто не пришел. Гордейка, наверное, как обычно, всю ночь на дискотеке отплясывала – ей не до утренней кормежки. А Катя с Сергеем расслабились, привыкли, что Лена по доброте душевной все выходные встает в шесть утра!
– Так ведь Наташа Гордеева должна их кормить! – злорадно отозвалась Лена. – Разве она не пришла?
– Нет... – Катя, судя по голосу, пыталась что-то сообразить. – Но ведь ты же приходишь по утрам кормить!
– Не я! Наташа Гордеева. Она сказала – вы с ней договорились и она за это деньги получает, – невинным голосом сказала Лена.
Вот он – час возмездия! Сейчас Катя позвонит мерзкой Гордейке и скажет, чтобы та на конюшне больше не появлялась. В том, что, перестав ходить на конюшню, Гордейка не будет видеться с Пахомом, Лена не сомневалась.
– Я поговорю с Гордеевой, – угрожающе произнесла Катя и почему-то добавила: – И с тобой тоже, когда появишься, – и отключилась.
Но Лена не испугалась: она была чиста как ангел. Просто все привыкли, что она, как негр, вкалывает за просто так – приходит по утрам кормить лошадей, когда все нежатся в своих постелях. Вот пусть теперь и оценят ее труды! Прочувствуют, как хорошо и удобно было приходить к десяти, когда уже светло, а лошади накормлены! С этими мыслями Лена опять заснула.
В двенадцать ее разбудил звонок Ани:
– Я так понимаю, что ты совсем не придешь...
– Не приду!
Вчера, увидев Гордееву на коленях у Пахома, Лена не нашла ничего лучше, как удрать домой. Да-да: просто удрать домой, даже не переодевшись. Прямо в конюшенном, пахнущем лошадьми, пуховике и рабочих джинсах и сапогах. А ее любимая сиреневая курточка, новенькие джинсы и сапожки на шпильке остались в раздевалке. Для родителей Лена что-то сочинила о сломавшемся замке. За одежду она не боялась – взять чужое никто не мог, но ведь завтра в школу! Не могла же она пойти туда в пуховике?
– Анечка... – ласково начала Лена, – а не могла бы ты вечером забрать мои вещи и завести их мне?.. Ну пожалуйста...
– Ты что, совсем скисла? У тебя любовные драмы, а я – шмотки тебе таскай? Там же два мешка!
– Ну пожалуйста, мы еще и поговорим... А как там, кстати, сегодня?..
– Пока никак: ни Пахома, ни Гордеевой нет. А почему ты о вчерашнем не спрашиваешь?
Лене одновременно и хотелось, и не хотелось говорить о случившемся. С одной стороны, она стремилась пережить свое горе молча, ни с кем не общаясь, чтобы не знать, что произошло вчера: как общались Пахом с Гордейкой, вместе ли они ушли домой... С другой стороны, ей нужно было знать правду. Пусть Аня ей скажет – да, ушли вместе, у них любовь. Пусть ей станет больно, но тогда будет проще забыть Пахома. Да и любопытно – как там у Ани с Женькой?
– Да ничего вчера криминального не было! – не дождавшись от Лены ответа, сказала Аня. – Ладно, уговорила, заеду вечером.
Лена, окончательно проснувшаяся во время разговора, встала. Голова была тяжелой, в ней, как у Винни-Пуха, были одни опилки. В том смысле, что – никаких мыслей. Потому что нечего было так долго дрыхнуть!
Лена позавтракала, посмотрела телевизор, пообщалась с родителями на тему «как у тебя в школе – у меня все нормально». Потом они уехали «закупаться» в супермаркет, а неудавшаяся Джульетта осталась дома одна. И совершенно не знала, чем заняться: ведь она привыкла все выходные проводить на конюшне!
Страшная догадка осенила Лену: на конюшню она все равно пойдет. Она не может не ходить к лошадям! Это, наверное, для нее было бы самым страшным – остаться без лошадей. Можно, конечно, перейти на другую конюшню – вернуться, например, туда, где она уже была, где пони. Там руководительница Галя к ней до сих пор хорошо относилась, взяла бы обратно. Но представить, что она останется без Ани, без Наташи, без любимых Кармелитки с Полигоном, невозможно! Да и к Кате с Сергеем Лена привыкла. Бросить их в трудную минуту, когда коварная Бурмистрова пытается отсудить у них лошадей, – такое ей казалось предательством. Но ведь, получается, если она по-прежнему будет ходить на стадион, то придется каждый раз видеться с Пахомом!
Слезы снова навернулись Лене на глаза. Как все вышло глупо, несправедливо! Она была такой счастливой еще совсем недавно, всего пару дней назад! А как они ездили, держась за руку, как она стояла в его объятиях... Лена уже в мечтах прожила долгую и счастливую совместную жизнь в роли Елены Пахомовой – ведущего специалиста на каком-нибудь известном конном заводе, она уже купила пони для их детишек... А оказалось, что все совсем не так, ничего этого не будет – она, Лена, никому не нужна, никто ее не любит и полюбить не может. Лена поставила свой любимый диск, бросилась ничком на диван и заплакала.
Но ее вновь привел в чувство телефон. Кто-то настойчиво звонил на мобильный, набирая номер раз за разом. Через пять минут прослушивания мелодии звонка Лена сдалась. Звонила, как ни странно, Настя Соколова:
– Ты долго будешь на своей конюшне?
– Я дома... – удивленно протянула Лена.
– Отлично! – обрадовалась одноклассница. – Я сейчас приду!
– Зачем?
– Ты мне дашь лекции по истории мировой культуры списать? Я ведь не ходила на занятия... А сказали, что проверять будут – чтобы все были. А какая разница, есть они у меня или нет? Я и так об их Рембрандте с да Винчи все знаю! Ладно, короче, сейчас приду. Жди.
Лена даже пикнуть не успела, как Соколова отключилась. Придется теперь общаться с одноклассницей...
Лена нашла лекции. Она вполне понимала, почему Настя всеми правдами и неправдами прогуливала ИМК. Во-первых, урок был по понедельникам в 8.15, во-вторых, преподавательница, приходившая из университета, была на редкость пресной и занудливой. Мировая культура в ее изложении была не чем иным, как скучным перечнем фамилий с кратким описанием конкретного «вклада». Проще, казалось, было взять этот перечень и скачать информацию из Интернета: по крайней мере, был шанс найти что-нибудь интересное. Или хоть полотнами или архитектурой полюбоваться. А не слушать унылые перечисления.
Но Лена послушно ходила и записывала все, что диктовалось. Ничего учить преподавательница не просила, на уроках не спрашивала. Обещала разве что дать в конце четверти контрольную. А теперь вот, как выяснилось, еще собиралась проверить у всех конспекты.
Лена посмотрелась в зеркало и попыталась привести себя в порядок. На душе у нее было гадко, но рассказывать о своей неудаче Соколовой она не хотела. Навела порядок в комнате – распихала все, что валялось вокруг, по углам, включила бодрую музыку. И тут запиликал домофон.
– Ну и погода! – Настя, ввалившись в дверь, тут же начала раздеваться.
– Проходи... – запоздало пригласила Лена. Она, в общем-то, не собиралась приглашать одноклассницу дальше прихожей, а порядок навела, скорее чтобы самой собраться с мыслями, отвлечься.
Соколова самостоятельно напялила тапки и прошлепала к Лене в комнату.
– А что это на тебе лица нет? – беззастенчиво поинтересовалась она. – Парень тебя бросил – полюбил другую?
– Да, бросил! – сама того не ожидая, почти крикнула Лена. – Да, бросил, бросил он меня!
Тут неожиданно растерялась Соколова:
– Да я, вообще-то, пошутила... Что ты так сразу?
А Лена, сгорая от стыда, расплакалась. Ведь Пахом ее и правда бросил. И нашел себе другую...
– Ты, это... подожди реветь... Раз тебя бросил твой парень – значит, это не твой парень! А твой парень тебя еще просто не нашел... – попыталась утешить Лену Настя. – Думаешь, меня ни разу не бросали? И меня бросали, и всех прочих.
– Тебя-то как могли бросить? – всхлипнула Лена. – Ты ведь крутая, круче всех в классе, самая красивая, все знаешь... А я – кто? Никто! Я – ноль, полный ноль! Я даже верхом ездить правильно не умею – за что меня любить?
– А что, любят за умение ездить верхом?
– Да нет! За другое!
– А за что?
Лена даже реветь перестала: и правда, а за что любят?
– Я не знаю... – протянула она разочарованно.
– И я не знаю, – легко согласилась Настя. – Любовь – это чудо. Она либо случается, либо нет. И ничего с этим не сделаешь. Лекции по истории мировой культуры можно списать, чтобы потом успешно написать контрольную. А в любви невозможно ничего сделать, чтобы другой человек тебя полюбил.
– А как же – «завоевать его любовь»? Ты ведь завоевываешь любовь парней!
– Я? Нет, конечно! С чего ты взяла? Никто ничего не завоевывает. Надо просто жить, и все. Я о чем говорю-то вам всем постоянно? Не зацикливайтесь на парнях, и их у вас будет – вагон! Так что плюнь на него, забудь, выкинь из головы. Если он тебя разлюбил, значит, он глуп как пробка, ничего не понимает в людях.
– Но я-то хочу его! – опять разрыдалась Лена. – Я хочу его, только его!
– Почему? – спросила Соколова, вновь поставив Лену в тупик.
– Ну... Он мне нравится. Я люблю его!
– Почему он тебе нравится? Что он за человек?
Лена задумалась: а что она знала об Олеге Пахомове? Да почти ничего. Как обычно о любом человеке что-то знаешь: где учится, какую музыку слушает, чем увлекается – и все. Но ей это казалось достаточным. И внешне он ей нравился – чего еще было желать? Все это она и изложила Насте.
– То есть ты не знаешь, что он собой представляет? Подходите ли вы друг другу? С чего ты вообще решила, что он – твоя первая любовь?
– А он не первая моя любовь! Я в одиннадцать лет в летнем лагере влюбилась в Сашу Рамуса! – почему-то Лена решилась раскрыть все свои секреты.
– И что у тебя было с твоим этим Рамусом?
– Ничего. Он меня не полюбил. Но мне было все равно! Я его так любила, так любила!..
Лена как-то сразу забыла о Пахоме, вспомнив о событиях пятилетней давности. И вкратце, часа за два, она рассказала Насте историю своей любви.
– И все? И ты больше его не видела? И в лагерь больше не ездила?
– Ездила! Но его там не было. Он не приехал. Да и какие гарантии были, что он приедет? Зато там был Висмут.
– Кто?
– Конь Висмут. Руководство лагеря заключило договор с конюшней в Парке культуры, чтобы у них все три смены на базе жил конь и на нем катали бы детей, – Лена заговорила о Висмуте и тут же увлеклась: о лошадях она могла говорить много и долго. – За ним ухаживала девочка Маша, мы с ней сдружились. Сначала она пасла Висмута, привязывая к деревьям, а потом он отвязался, ушел в другой конец лагеря и где-то потерял веревку. И она перестала его привязывать, он ходил свободно. А у нас была привычка – таскать из столовой хлеб и сушить его на подоконниках. Так вот, Висмут быстро об этом прознал и стал на первом этаже съедать хлеб с окон. Это было очень смешно! А еще он в жару, когда в лагере был тихий час, заходил в коридоры через пожарный выход, постоянно открытый, и стоял в прохладе корпусов. А потом научился и в комнаты заглядывать, хлеб выпрашивать. Он...
– О боже, – всплеснула руками Настя, – опять ты о своих лошадях! Мне, пожалуй, пора.
– Не хочешь – не слушай, – обиделась Лена. Но не выдержала и добавила: – А потом очень смешно вышло. Правда, Висмута из лагеря выслали...
– Ну и что же у вас вышло?
– Начальница какая-то большая приехала, и для нее специально в столовой испекли пирог с черникой – огромный! Висмут зашел, как обычно, в жару, в прохладный корпус, где жили воспитатели. И учуял запах пирога. Пахло со второго этажа, но его это не остановило. Он поднялся по лестнице, зашел в комнату – а дверь из-за жары была приоткрыта. Начальница заорала в ужасе – к ней, наверное, никогда не заходили лошади, она их боялась! А Висмуту – хоть бы хны. Он прямо у нее на глазах сожрал весь пирог и ушел!
– Это все?
– Все... Неужели тебе не интересно?
– Нет. О мальчиках – пожалуйста, а о своих лошадях говори с кем-нибудь другим. Лучше бы на дискотеку сходила вместо того, чтобы на своей конюшне торчать. Выбирай: или с клевым парнем познакомиться – или только с лошадьми до старости лет общаться. Будешь потом жалеть, что потратила на них свою молодость.
– Я пойду, пойду на дискотеку! – испугалась Лена; ей действительно показалось, что на конюшне она теряет время и именно поэтому у нее и нет парня.
Настя забрала лекции и ушла, а Лена дала себе слово: в следующие же выходные пойти на дискотеку, найти себе парня и вычеркнуть Пахома навсегда из своей жизни. О чем радостно и сообщила вечером приехавшей с вещами Ане.
– На дискотеку? – озадачилась та. – Ну, не знаю... – и тут же начала было рассказывать: – А на конюшне!..
Но Лена ее впервые в жизни остановила:
– Все, Аня. У меня начинается новая жизнь. И главное в ней – не лошади, а мальчики!
Глава 14,
в которой у Лены начинается другая жизнь – она идет на дискотеку
Кругом гремела музыка, на танцполе, актовом зале соседней школы, толпа прыгала и вихлялась всеми возможными способами. Лена пристроилась на длинном ряду сидений, поставленном вдоль стены. Рядом сидела Настя, напрыгавшаяся, потная, но довольная; она жадно тянула колу из банки. Неподалеку расположилась компания парней, они громко ржали, кричали, перекрикивая музыку и друг друга, но Лене был слышен только мат. Ей даже не хотелось присматриваться к ним: симпатичные или нет. Она категорически не выносила ненормативную лексику.