1992–1996 – обучение в Высшей религиозно-философской школе, где я специализировалась на древнегреческой философии, но также основательно преподавалось христианство (история и богословие). Параллельно произошли три значимых события – открытие моих паранормальных способностей (см. ниже), после чего христианская практика обрела живую реальность, и я сама приняла крещение во Владимирском соборе (1994) под своим же именем «Мария». Далее, я успешно провела 3-месячный затвор (лето 1995 года), а затем школа переехала в помещение рядом с Иоанновским монастырем, и последний дипломный год (1995/96) я пользовалась удобной возможностью ежедневного отстаивания по часу перед мощами св. Иоанна Кронштадского.
Впрочем, философский период прошел в почти полном затворе за книгами – и даже молилась я в основном дома, сначала повесив на шкаф репродукции икон Рублева, а затем соорудив черную доску с распятием, перед которым отстаивала всенощные, часами кладя земные поклоны. Иконостас ограничивался еще иконой Богоматери, а также в нем прочное место занимали св. Серафим Саровский и пр. Ксения Блаженная. Аскетизм как практику «небрежения плоти» я доводила порой до непосильных «подвигов», испытывая свой организм в самых предельных состояниях, сводя к минимуму еду и сон. Есть раз в день недосыта, посыпая еду пеплом, спать всего несколько часов на наклонной деревянной доске – в общем, всякая йога «отдыхает».
Среди моих собственных текстов по христианству наиболее важна неявная рефлексия моего личного опыта в работе «Контролируемое отчаяние (Опыт ереси)», вошедшей в собрание моих философских трудов «Категория привходящего» (т. 1), хотя были и другие статьи. Конечно, я всегда балансировала на грани «воцерковления», принимая Христа в духе, но устанавливая сложные отношения с духовенством. Наконец, после первого выезда в Непал и Индию (1996), где я приняла также буддийское прибежище, я явилась на свое любимое Валаамское подворье, где мне было велено пройти «чин отречения» как допуск к исповеди. Больше меня там не видели! Но это не положило конец глубокому внутреннему отношению к православию и доселе…
Что и говорить, позже индологию я изучала в Русском христианском гуманитарном институте, и даже в странствиях по Азии пользуюсь шансами акцентировать христианскую тему. Не так уж редко мне приходится обращаться к христианскому духовному деланию и при преподавании духовных практик, ведь многие ученики – русские и «в меру» православные.
Еврейский университет (преподавание)
Часто спрашивают, почему при включении христианства в анализ духовных традиций, я почти не затрагиваю иудаизм с исламом. Несмотря на достаточно широкий культурный спектр, я очень разборчива, да и не пишу о том, что мне не известно на личном опыте. Христианским духовным деланием я занималась много лет параллельно с изучением классической западной философии, то иудаизм с исламом не вошли в практическое русло.
А вот «ученые» связи с иудаизмом у меня были в самый ранний период развития. «Петербургский еврейский университет» никуда не пропал, а ныне называется «Институт иудаики» и даже выдает дипломы государственного образца. Я там преподавала в далеком 1994-м году сразу после его основания среди множества альтернативных вузов, да и сама училась в аналогичном.
Штудируя древние языки и философские трактаты в оригиналах, помимо всего прочего я вычитала всю «Метафизику» Аристотеля на древнегреческом. Слава о моих ученых «подвигах» распространялась среди студентов, а также преподавателей: когда ректор еврейского университета решил ввести у себя знакомство с греческой философией, то меня порекомендовали как ведущую спецсеминара на один семестр. Так я вдруг неожиданно оказалась вхожа в неведомую мне ранее еврейскую научную среду.
Состав моих слушателей был весьма примечательным: ректор Илья Дворкин явился на первое занятие, удовлетворенно отметил высокий уровень моего философского дискурса… и укатил куда-то в Европу, повелев записывать мои лекции на диктофон. Помимо него ко мне ходили два преподавателя и один «лучший студент», поскольку семинар сразу решили сделать закрытым, признав его слишком сложным для восприятия обычных учащихся… Немудрено, ведь все на древнегреческом!
Некоторая «обратная связь» от евреев тоже фонила – так я познакомилась с философией Маймонида, а мыслитель Мартин Бубер некоторое время держал меня под сильным впечатлением. Многое было легко воспринимать, поскольку Ветхий Завет вошел в христианскую традицию, а древние иудейские философы были знакомы с трудами своих греческих коллег. Но именно поэтому иудаизм «терялся» в контексте. Не умаляю значение иудаизма, но вернуться к нему, видимо, мне никогда не суждено в будущем.
Экстрасенсорика и православие
«Грешен – и я в свое время был экстрасенсом…»
Владимир ЧерлинЧасто спрашивают о моих паронормальных способностях, и дабы не пересказывать свою историю каждому по отдельности, отвечаю публично. Надо сказать, я долго не касалась этой темы в своих текстах, особенно еще находясь в академической среде, дабы не портить себе «карьеру», хотя вообще-то среди ученых хватает аномальных личностей, каковыми были и мои учителя.
В 1994 году к экстрасенсу Владимиру Черлину, обратиться мне посоветовал… преподаватель буддизма Андрей Парибок – чиститься от дурдома и чернухи в «ордене магов» (совсем ранняя история). Рекомендация была вполне на научном уровне, да и сам экстрасенс – кандидат биологических наук с полусотней научных работ, что импонировало мне в связи с биологическим прошлым.
Более того, оказалось, что работали они… с христианскими иконами и даже советовали самостоятельно делать это в церкви. Христианство было живым опытом для меня уже добрых пять лет, а после поездки в монастырь введено в практику (1991), так что подобное сочетание меня нисколько не смущало, хотя оно очень скоро смутило церковных чинов, о чем я уже упоминала.
Чувствительность у меня была всегда повышена: хватило всего месяца регулярной работы под целенаправленным потоком, как начало твориться нечто совсем невероятное. Буду лаконична: я начала видеть ауры (два «слоя» – пранический и ментальный), совершать выходы из тела (не теряя осознания) и возвраты в прошлые жизни, воспринимать потоки и поля энергии, встречать сущностей, включая отражение кошмарных бесовских атак…
Однажды выход из тела произошел прямо во время службы на Валаамском подворье монастыря. Меня и раньше часто буквально «уносило» вверх (почти левитация) на молитве, а в тот раз я вылетела сознательно, попросту «потеряв» тело, так что оно упало на плиточный пол, что я успела мельком отметить сверху, но возвращаться не хотелось. Монахи – народ опытный: тело перенесли на скамейку, рядом сел кто-то в черной рясе и буквально «втащил» меня обратно в тело, перебирая чётки.
Так продолжалось почти целый год, когда я в буквальном смысле жила в параллельных мирах, хотя мне хватило силы не бросить серьезное изучение философии, что мне весьма помогало структурировать все свои паранормальные события с разумных позиций. В целом, ситуация находилась под контролем, да и поддержка самого Владимира Черлина с его двумя помощницами была достаточно ощутимой. Не помешали и двухмесячные курсы биоэнергетики, проводимые другим экстрасенсом-женщиной.
Но вот, наконец, я собралась делать 3-месячный затвор по христианскому «Добротолюбию» (три свободных месяца летом) и пошла прямо перед этим на исповедь на то Валаамское подворье, где монахи выслушивают досконально, хоть часами. Не помню, как зашла речь о видениях, но церковная позиция была заведомо жесткая – пройти чин отречения от экстрасенсорики. Не сработал и аргумент, что именно экстрасенсы и направили меня в церковь.
Так и не привыкнув слушаться кого-либо, кроме Бога, я ответила: «Нет, тогда я буду молиться самому Богу с просьбой перекрыть видения, если они НЕ от него. Но не стану отрекаться, если они сами не прекратятся после молитвы». Хотите верьте – хотите нет, но видения прекратились! Затвор прошел в чистом свете и духовной наполненности без «прелести». Это был один из самых серьезных медитативных опытов в моей духовной жизни.
Разумеется, высокая чувствительность к энергетике в ее чистом виде (потоки и поля) у меня доселе сохранилась, а точнее и усилилась, тем более что далее я стала переходить на восточные практики. Однако с тех пор я очень хорошо понимаю положение астрального уровня в общем духовном контексте. Все духовные традиции относят паранормальные способности к неким вешкам, которые встречаются на пути, но не должны его захламлять.
Но самое интересное меня ожидало, когда я спустя 15 лет полезла в поисковик посмотреть в сети, куда делся Владимир Черлин. Ответ на запрос был получен мгновенно – я сразу вышла на его сайт, где узнала по фотографиям знакомую обстановку тех лет, но была потрясена, открыв его статью на христианском форуме «Почему экстрасенсорика – это плохо?» Да, он покаялся! И после этого много работал над восстановлением наркоманов, да и прочих «заблудших», – так что здесь все сошлось к одному.
«Сопровождение умирающих» – дело самих…
Хотя в советские времена меня лечили непрерывно с раннего детства от всего на свете, к 16 годам мне это надоело – и при получении паспорта и переводе во взрослую поликлинику я просто решила «потерять» раздувшуюся медкарту и попросила завести новую, которая так и осталась практически пустой, ибо к врачам я больше почти не обращалась, а последний случай серьезного обследования относится к 23-м годам… Реально, было от чего беспокоиться – при моих экстремальных экспериментах с аскетизмом той поры, в частности для упрочения в безбрачии я носила под одежной жесткий черный пояс, отчего у меня почти на год прекратились месячные, начались сильные боли внизу живота, а уже вынужденное медицинское обследование с УЗИ показало наличие кисты яичника размером 3 на 4 см. Хотя врачи не могли сказать, была ли опухоль доброкачественной или раковой, выводы у них были примерно следующие: для получения пробы тканей все равно нужно вторгаться в полость живота, поэтому лучше сразу делать операцию по удалению, поскольку при таких больших размерах в любой момент может случится прорыв в кишечник, который приведет к стадии «острого живота», когда в операционную увозят уже на скорой без гарантий спасения пациента… Вот так – я поблагодарила и пошла.
Кто читал о моей бурной молодости эпохи Перестройки, состоявшей из неудачных попыток суицида параллельно с отчаянными поисками духовного выхода, догадывается, что перспективы "помереть на халяву" просто от болезни тогда меня пугали меньше всего… Основной практикой для меня тогда было духовное делание по "Добротолюбию" – разумеется, без благословений, ибо занятия экстрасенсорикой изначально ставили под большой вопрос мои связи с церковью несмотря на сознательное православное крещение. Дождавшись окончания очередного семестра, после сессии я располагала 3-месячным летним отпуском, когда могла реализовать давно вынашиваемые планы длительного затвора. Наличие диагноза только добавило мне вдохновения, благо казалось, что терять уже нечего, а умирать нужно качественно – во время поста, бдения и молитвы:) Думаю, вы уже догадываетесь, чем кончился затвор, предельно жесткую программу которого я и впрямь выдержала безукоризненно… Три месяца спустя я пребывала в полном блаженстве, а тело обрело почти физическую невесомость, и констатировав "жизнь вместо смерти" я была вынуждена выйти из затвора и снова приступить к занятиям в институте… Провериться сходила специально в другую больницу, где врач удивленно спросил: "Какая киста? Нет у Вас ничего – не выдумывайте!"
Механизм моего выздоровления для меня самой сейчас совершенно очевиден, хотя я даже не ставила тогда цель вылечиться. Конечно, пост работает очень часто на "съедение опухолей", и таких случаев излечения косвенно зафиксировано (сейчас уже не возьмусь копать источники – но помню, что натыкалась на подобную информацию) немало просто в эпохи голода, даже в блокаду Ленинграда. А что касается энергетического целительства, где рассасывание опухоли запускается снятием энергетических блоков (как действуют многие паранормальные целители), то сочетание усиленной молитвы с длительным бдением налаживает такой мощный поток через всю энергоструктуру, что все блоки буквально вылетают! И наконец, само состояние сознания с закономерной поддержкой высших духовных планов и самого Бога, к которому происходит обращение, не оставляет никакого места для сгущения иных вибраций. Как во всякой практике очень важна длительность – день-два ничего не изменили бы в моем состоянии, а 3 месяца непрерывного духовного делания – уже достаточно долгий срок, чтобы произвести нужные преобразования вплоть до физического тела. Разумеется, многое здесь можно трактовать скорее как "ошибки молодости" на стадии поиска – а другого человека подобные эксперименты могли бы вогнать в гроб без преувеличения!
Четверть века практики не прошла даром на физическом уровне… Проведенная для интереса компьютерная диагностика всего моего организма на Бали специалистом с Мальты в 2010 году показала, что все органы работают в норме – так что меня даже поставили в пример «йогичекого здоровья» окружающим балийцам на форуме целительства. Тем не менее, я доселе всегда подчеркиваю: духовная практика не ДЛЯ физического здоровья, которое является лишь побочным эффектом…
Воспоминания о научном руководителе
«Пишите несовершенные тексты!»
(А. Г. Черняков)Мой первый и самый значимый научный руководитель Алексей Григорьевич Черняков ушел из жизни совсем недавно. Что пишут в некрологе? Гораздо больше, чем я знала во время нашего общения 15–20 лет назад – перечитываю с пиететом:
«14 июля 2010 г. скоропостижно скончался А. Г. Черняков – русский ученый и философ, доктор философских наук, а также доктор философии Свободного Университета в Амстердаме, один из лидеров возрождения философского образования в России. Он закончил математико-механический факультет СПбГУ, занимался теоретическими и прикладными вопросами математики, работал в Институте Социально-экономических проблем РАН, где защитил кандидатскую диссертацию, параллельно он увлекся филологией, изучал древние и новые языки, многими из которых он прекрасно овладел. Постепенно интересы его все больше сдвигались в сторону гуманитарных наук и философии. Он сумел получить прекрасное образование в европейских университетах, учился в Великобритании (Кембридже) и Голландии, защитив докторскую диссертацию по философии, а затем снова защитил докторскую диссертацию по философии в Российском государственном гуманитарном университете (Москва)…» И многое другое.
Хотя немало стараний к побуждению писать философские тексты приложил Константин Семенович Пигров начиная с 1991 года (см. следующую главу), самые ранние пробы оставались еще слишком поэтичны и лаконичны. Когда же я поступила в ВРФШ, где училась в 1992–1996 годах, лекции Чернякова проходили в моей индивидуальной программе красной нитью, и к дипломному году я попросила его стать моим научным руководителем. Выбор был далеко не случаен – мои научные интересы заключались в штудировании «Метафизики» Аристотеля на древнегреческом, а лучшего знатока трактата в оригинале было трудно найти, да и многое было проделано мною в рефератах и на консультациях в первые годы – уже было налаженное взаимопонимание.
Вообще, хотя я пишу свои «сочинения» с дошкольного возраста, поэтический период юности настолько сформировал мой стиль, что перейти к философскому дискурсу было очень сложно. Мои многолетние штудии философских классических трудов позволяли мне погрузиться в текст (марафоны до 18 часов в сутки позволяли мне всецело «вживаться» в такие трактаты как «Критика чистого разума» Канта, «Наука логики» Гегеля и пр. – я в буквальном смысле даже спала с книгами), но никакое ясное и отчетливое видение сути дела не помогало преодолеть барьер «несовершенства». Все написанное казалось мне «не то и не так», поэтому я писала и выкидывала, опять писала и опять выкидывала… Но ведь нужно было написать-таки диплом!
Была некая стадия, на которой мне было проще говорить – я приходила на еженедельные встречи с Черняковым, где произносила длинные сложные монологи на основе своих конспектов и размышлений, но когда он просил: «Так вы теперь все это напишите!» – вымучивала с абзац… Настала критическая фаза, когда он почти отчаялся и заключил следующее: «Вы очень умная, у вас прекрасная интуиция, но ведь это еще не повод давать вам диплом!» Впрочем, он сам нашел радикальный выход, как переломить мой психологический барьер перед текстом. На одной из таких встреч он вдруг решительно потребовал от меня: «ПИШИТЕ НЕСОВЕРШЕННЫЕ ТЕКСТЫ!»
Это была осенизма – после снятия оценочности текст стал создаваться с такой скоростью, что Черняков почти не успевал вычитывать за мной новые главы, а в итоге по объему перевалил за необходимый для дипломной работы едва ли не вдвое… Разумеется, он вовсе не просил меня «халтурить», прекрасно понимая, что я и не смогла бы этого сделать. Просто в моем разуме был нагнетен уже такой концентрат мышления, что он стал просто «выпадать в осадок». Так был создан мой труд «Категория привходящего и выражение «привходящим образом» в Метафизике Аристотеля», сокращенный вариант которого стал моей первой печатной статьей, а краткое название вынесено на обложку двухтомника, где собраны все мои философские труды.
Вообще, в ВРФШ сложился тогда интересный контингент студентов, да и прекрасный коллектив преподавателей: Олег Михайлович Ноговицын; Андрей Всеволодович Парибок и др.
Выдающиеся ученые России
Константин Семенович Пигров был одним из университетских докторов философских наук (он же заведующий кафедрой социальной философии на философском факультете СПбГУ), с которым я познакомилась почти сразу же после переориентации на философию в 1990-м году. Он читал лекции в университете философских знаний, где я сначала обреталась…