У выхода из станции метро, полное название которой – вдумайтесь только! – раньше звучало как «Станция „Ленинский проспект“ Ленинградского ордена Ленина метрополитена имени Ленина» – не хило? – стояли два молодых парня и девушка. На вид не из тех, для кого частник является самым привычным и ежедневным «общественным транспортом». Все трое – средненько одетые, трезвые и серьёзные.
– До улицы Победы доедем?
Правильно, не всякий водитель отваживался сунуться в «нехороший» район. Юркан распахнул дверцу. Пассажиры, видимо, знали, куда едут, в какое климатическое пятно: у всех были в руках тёплые куртки. Они мигом утрамбовались в тесный автомобильчик, и, оставляя густой сизый шлейф, «Запорожец» резво тронулся с места.
В салоне было жарко, двигатель грохотал, как у идущего в атаку среднего гвардейского танка, и Юркану даже стало неловко за свою колымагу. В конце концов, это были его первые пассажиры за весь нынешний день. К его некоторому удивлению, они ещё и расплатились с ним вперёд, причём сделала это девушка. Она молча выложила купюру, неожиданно крупную, словно везли её как минимум на «Мерседесе», и стала безучастно смотреть в лобовое стекло, в которое очень скоро должен был полететь снег. Потом вовсе закрыла глаза.
– Ну так вот, – явно продолжая прерванный разговор, подал голос один из парней, высокий, белобрысый, в очках. – Многие расовые признаки, возникшие первоначально путём мутаций, приобрели приспособительное значение. И под действием естественного отбора на ранних этапах расогенеза закрепились и распространились в популяциях, живших в разной географической среде…
– Щас помру, – честно предупредил второй, спортивный, с хитрыми и улыбчивыми глазами.
– Я тоже чуть не помер, – буркнул первый. – Только, Алик, эта хрень и есть официальная точка зрения. Получается, если взять большую группу негров и отправить их в тундру, то через миллион лет их потомки или вымрут, не сумев приспособиться, или полностью переродятся в алеутов и чукчей… А, Виринея? Что скажешь?
Девушка, наделённая столь редкостным именем, лениво приподняла ресницы.
– Отлипни, Венька. Спать хочу.
– Что же ты ночью делала? – полюбопытствовал Веня.
– Не ясно что? На шабаш летала.
– Ну вот, – прыснул сзади Алик. – Я-то уши навострил, думаю, ужо Додиковичу настучу…
А Веня неожиданно тронул Юркана за плечо:
– А вы что думаете, уважаемый, по этому поводу?
«Про негров или про шабаш?..» На всякий случай Юркан воздержался от комментариев, только молча передёрнул плечами. Какие, на хрен, расовые теории! Ему бы «Жопик» на дороге удержать, когда, по обыкновению неожиданно, под лысыми покрышками засвистит лёд…
– Древние были мудрей нас, – вздохнул Веня. – У них всё было просто. Ни тебе собак Павлова, ни мутирующих дрозофил… Наши предки пришли со звёзд! – Запнувшись, он на секунду умолк и поправился: – Только Додиковичи ниоткуда не приходили, они были единственным коренным народом на свете. Они жили в Антарктиде, тогда ещё свободной ото льда, а называли их голубой расой…
– Ой, мама, – пискнул Алик. – Голубые. Целая раса! Так вот, значит, откуда… Ну, Гринберг…
Он явно хотел ещё что-то добавить, наверное, снова собирался кого-то кому-то заложить, но тут Виринея вдруг резко произнесла:
– СТОП!
И так непререкаемо властно это у неё получилось, что Юркан мгновенно затормозил. Реакция у него была тренированная. Дорога, по счастью, была пустынна, ибо вела прямо в «нехороший» район, асфальт пока ещё оставался сухим… «Ушастый» прочертил по нему резиной и замер, даже не слишком уйдя с курса.
И Юркан, вглядевшись, заметил в полусотне метров впереди нечто вроде реденького тумана, заклубившегося над проезжей частью. По нему, как по луже, в которую попал бензин, пробегали пока ещё неяркие радужные переливы… Он покосился на Виринею. Он мог бы поклясться, что мгновение назад девушка сидела с закрытыми глазами. И когда успела заметить?..
Алик вытащил мобильный телефон.
– Тут дыра, – сообщил он, когда трубка отозвалась. – На Ленинском, против дома сто тридцать семь. Только что образовалась. Пострадавших нет.
Юркан понял, что парень звонил по номеру, который каждый день публиковали во всех питерских газетах, показывали по телевизору, печатали на рекламных плакатах и сообщали по радио. Это была многоканальная «горячая линия» базы «красноголовых». Самому Юркану пользоваться ею пока ещё не доводилось.
– Жёлтые люди пришли с созвездия Лиры, – обиженным тоном заявил Веня. – И поселились на Пацифиде, гигантском континенте посреди Тихого океана. Были они свирепы и воинственны, зато принесли с собой учение о времени и пространстве, а также гадательные практики. Краснокожий народ пришёл со звёзд Кассиопеи…
– Венечка, открой учебник по астрономии, – посоветовал Алик. – Там написано, что звёзды так называемых созвездий могут находиться в миллионах световых лет одна от другой. Мы из своего земного болота просто видим их почти на одной линии.
– А не пошёл бы ты, – беззлобно отмахнулся очкарик. – Ты это древним скажи. Я ж тебе не истины из учебника излагаю, а то, как во времена Заратустры на дело смотрели. Короче, краснокожие явились с Кассиопеи и населили Атлантиду. Они внесли в мировую сокровищницу учение о трансформации энергии и вещества. Чёрные люди прибыли из созвездия Ориона.
Они жили на континенте Лемурия в Индийском океане, а человечеству дали могущество тантры[27] и магии. Вот.
«Что такое „тантра“?» – задался вопросом Юркан. Но по природной скромности спросить постеснялся.
– А потом прибыли «красноголовые», – в тон поддержал Алик. – Они появились на двух автомобилях и принесли науку о загородках…
Юркан тоже разглядел огни мигалок, зарябившие в зеркале заднего вида. Действительно, «красноголовые» приехли на двух машинах одновременно. Одна сопровождала пассажирский автобус, другой экипаж, видимо, патрулировал неподалёку. Этот последний и начал поспешно огораживать формировавшуюся дыру, автобус же со своим защитником отправился дальше. Они нацелились было обойти дыру слева, благо ширина проезжей части вполне это позволяла, но тут Виринея как-то странно дёрнула пальцами, и почти в последний момент автобус тяжеловесно колыхнул вправо. Наверное, это было простое совпадение, но Юркан почему-то не мог отделаться от мысли, что девушка отдала неслышимую команду, которой и внял автобусный шоферюга.
А секундой позже текучий туман устремился именно туда, влево! И оснащённая приборами машина «красноголовых» еле успела сперва отчаянно затормозить, а потом задним ходом шарахнуться прочь. Водитель заложил бешеный вираж и помчался догонять своего подзащитного. Юркан заметил, что лицо у него было белое.
«Красноголовые» между тем деловито разматывали фосфоресцирующую ленту ограждения. Юркан собрался было уже трогаться с места, когда взгляд, брошенный на их командира, заставил его прирасти к сиденью и судорожно сглотнуть.
Это был не кто иной, как майор Андрон Кузьмич Собакин, бывший Натахин участковый! Так вот куда он, оказывается, пропал. Переквалифицировался!
Юркан поспешно отвёл глаза, чтобы Собакин не обратил на него внимания и, чего доброго, не узнал. Память на лица у бывшего участкового была наверняка профессиональная. Его не обманут ни патлы, ни отросшая борода… Ну и что прикажете делать, если, увидев Юркана на ядовито-голубом «Запорожце», он вздумает проверять документы?..
Он чуть не запаниковал, когда майор оглянулся и знакомой походкой, вразвалочку, направился к автомобилю. Подойдя, он склонился к водительскому окошку:
– У вас всё в порядке? Проезжайте, пожалуйста. Советую следовать за автобусом, только держите дистанцию.
«Вот уж спасибо…»
Собакин смотрел на Юркана так, словно первый раз видел его.
«Спасибо, святые угодники…»
Маленькая машина приняла с места и резво покатила вперёд.
– И наконец, – тоном гения, вынужденного распинаться перед троглодитами,[28] продолжал Веня, – самыми последними пришли на землю посланцы белой расы. Они явились со звёзд Большой Медведицы и поселились на материке Арктида. Этот материк, как теперь считается, являл собой почвенный слой на ледяном покрове северного полярного океана, который много тысяч лет спустя растопили потеплевшие волны. Про землю Санникова слышали? Это был её последний остаток. Ну так вот… Белые люди, называвшие себя ариями, владели принципиальными законами Вселенной, положенными в основание мира, и могущество их не знало границ. Дошедшие до наших дней знания Авесты – лишь малая часть их былого наследия. Тем паче что первый рукописный текст Авесты, или Первовестья, начертанный золотыми чернилами на тысяче дюжин воловьих шкур, был сожжён Александром Македонским после завоевания Персии… А киношники, блин, этого Александра нам за культуртрегера выдают!..
Тут в лобовое стекло ударил ледяной ветер, и сразу навалилась зимняя тьма. Юркан поспешно включил фары. «Запорожец» побежал дальше в вихре позёмки, под свинцово-сизыми тучами, скрывшими недавно такое яркое и жаркое солнце. Скоро позёмка превратилась в форменную метель, с которой не без труда управлялись скрипучие «дворники». Если так пойдёт и дальше, их очень скоро заест, и тогда смотровую щель придётся расчищать пальцем… Пассажиры дружно завозились, натягивая в тесноте куртки: печка «Запорожца» скончалась давным-давно и реанимации не подлежала. Так и ехали, дуя на руки, слушая шорох снежных струй по бортам и явственно ощущая, как толкает машину разошедшийся ветер…
Когда прибыли на угол Победы и Бассейной, Юркан попытался вернуть Виринее деньги.
– Вы… – неловко выдавил он. – Вы же всех… и меня…
– Да ладно, – отмахнулась она. И вдруг, посмотрев зелёными глазами, очень тихо добавила: – Надо же ей вкусненького купить. А тантра – это учение о любви. Во всех проявлениях.
Обратно «домой» Юркан приехал не только в состоянии лёгкого опупения, но и основательно замёрзший.
Больше всего ему хотелось бы сейчас забраться в горячую, очень горячую ванну да в ней и заснуть, но, увы, подобная бытовая роскошь была нынче недоступна. Для приличия Юркан начал было рассказывать Натахе подробности своего «выхода в свет», но та никакого интереса не проявила.
– Ты поспи, хороший, – только и сказала она. – Поспи, устал ты совсем. А Наташа покараулит, чтобы серый волк не пришёл.
«Ну, если Наташа покараулит…»
Юркан улыбнулся, сворачиваясь на продавленном диване, и заснул, кажется, даже раньше, чем улыбка успела пропасть с его лица.
Почти сразу перед ним возник огромный, залитый ярким белым светом зал. В центре зала, в железной клетке, сидел человек…
Ужасы рабовладельческого строя
Была же гениальная карикатура, кажется, времён Перестройки. Шагает толпа закованных в цепи рабов с вдохновенными лицами революционеров. Над головами развёрнут плакат: «Да здравствует феодализм – наше светлое будущее!»
Стоял полдень одного из дней удушливого метагейтнона, когда жара загоняет всё живое подальше от солнца, в сень зелёных ветвей, под портики, в прохладную темень закрытых ставнями жилищ.
Однако на небольшом рынке рабов, что раскинулся неподалеку от Пирейской гавани, у Фалернской дороги, народу хватало. Женя Корнецкая огляделась по сторонам и философски подумала, что подобные рыночки существовали у всех народов и во все времена. И те, кто боялся жары или чего-либо ещё, сюда не ходили… Насколько она поняла из обрывков разговоров, цены здесь были существенно ниже, чем в самих Афинах, на какой-то Центральной колоннаде, расположенной отсюда в считаных стадиях. И, самое главное, тут никто никогда не интересовался происхождением «товара», будь то военнопленные, добыча пиратов или несчастные, попавшие в руки андроподистов – подлых похитителей свободных граждан.
Женя переминалась с ноги на ногу и думала о том, что её земляки тоже были отлично осведомлены, за какими покупками в Питере следует идти в центральные универмаги, а за какими – на Апраксин рынок. В таинственных недрах коего, если сильно захотеть, не так уж невозможно приобрести даже и раба. Всё правильно!
В душном безветренном мареве неподвижно застыла листва серебристо-зелёных олив. Покупатели и праздношатающиеся зеваки толклись перед помостами, поднимая пыль в раскалённый полуденный воздух. Доски помоста были чуть не до блеска отполированы босыми ступнями предшественниц. Женя обливалась потом, ей казалось, что тело под короткой одежонкой-эксомидой медленно покрывалось коростой.
Рано утром всех пленниц загнали в низенький сарай на окраине рынка, привели в порядок и, накормив ячменными лепёшками, вволю дали воды. За несколько минувших часов выпитая вода успела полностью испариться из тела, пополнив затянувшую горизонт белёсую муть. Благодаря этому Жене так и не захотелось в туалет (чего она, кстати, поначалу весьма опасалась), зато жажда мучила немилосердно. Впрочем, другие девушки ни с какими просьбами к надсмотрщику не обращались, и Женя, глядя на них, сочла за лучшее помалкивать до последнего.
Купить её уже хотели два раза. И оба раза покупатели были такие, что на ум ей мгновенно приходили садистские картинки «хентай»,[29] виденные в Интернете, а на язык начинали проситься путаные молитвы, сплошное «Господи, пронеси…». В самом деле, ни музыкантшей, ни танцовщицей она не была, а на аттическом наречии шпрехала с варварским акцентом. Посему приобрести её собирались не для каких-нибудь культурных утех, а для блуда постыдного. И хорошо ещё, если просто для блуда… Думала ли Женя, привыкшая со спокойной гордостью осознавать свою красоту, что когда-нибудь позавидует нескладным толстухам, которых здесь приобретали для хозяйства и кухни?.. Однако Господь проносил: гнилозубый хозяин, жадничая, всякий раз поднимал на неё цену, и покупатели отступались. Так что, когда подул прохладный вечерний левконт, Евгения Александровна всё ещё пребывала в неопределенности среди заметно поредевшей толпы рабынь на помосте.
Солнце висело уже невысоко, торговля понемногу сворачивалась, когда в отдалении остановилась повозка и из неё вышли две хорошо одетые женщины, с прическами, по обычаю богатых афинянок, укрытыми от пыли легкими прозрачными покрывалами. Со скучающим видом побродили они около помостов и уже собрались было уходить, когда одна из гуляющих, невысокая обладательница иссиня-чёрных волос, одетая по последней моде в тончайший ионийский хитон под голубым химатионом, вдруг указала на Женю и воскликнула:
– Анагора, взгляни!
У этой самой Анагоры были на диво стройные ножки в сандалиях с узкими позолоченными ремешками. Грациозной походкой приблизилась она к помосту – и небрежным движением пальца заставила торговца вытолкать Корнецкую вперед, при этом приказав:
– Обнажи её.
«Ну вот. Опять. Нудисты несчастные…»
Однако возражать не приходилось. Анагора внимательно осмотрела живой товар и обернулась к спутнице:
– Клянусь Уранией, такой золотоволосой хризакомы не встретишь даже среди лакедемонянок. А сколь хорошо тело! Для этих прелестных чаш наслаждения едва ли нужен мастодетон – повязка грудная! Её тело подобно амфоре, до края наполненной живительным чёрно-синим вином! Во имя Афродиты, Леэна будет довольна!
«Она что, совсем дура? Не понимает, что нельзя нахваливать то, что хочешь купить?.. Сейчас он такую цену заломит…»
Говорившая между тем взглянула на хозяина:
– Какова же цена?
Товарно-денежные отношения, как им и положено, тут же явили себя во всей красе. У Жени даже слегка ёкнуло сердце. Да, она кое-что слышала о вольных забавах благородных древнегреческих женщин… Однако ей показалось, что эти особы всё же вряд ли устроят ей полномасштабный «хентай» с наручниками, тисками и длинными иглами. Ура! Анагора выложила деньги без колебаний. Узнала имя своего приобретения – и подала Жене руку, чтобы свести её с помоста в знак обладания. И уже через полчаса повозка остановилась перед сложенной из камня оградой, за которой в глубине сада виднелись чистые белые стены.
Вокруг дома высились исполинские кипарисы. Раскидистые платаны отбрасывали густую тень. В воздухе витал ни с чем не сравнимый аромат роз. «Ну да, а на заднем дворе пороли невольников…» По крайней мере, так утверждал учебник истории. А может, не учебник, а какое-то фэнтези якобы про древнюю Грецию, поди сейчас вспомни. Женя успела вообразить, как состарится в рабстве под этими вот платанами. В глазах немедленно защипало. Но тут навстречу выбежала девушка, и Анагора приказала ей:
– Позаботься о новой рабыне.
Та почтительно улыбнулась хозяйке и потащила Корнецкую на кухню.
В доме чувствовался достаток. Коротко остриженная смешливая повариха молча выставила перед Женей холодную рыбу в остром соусе, сыр и миндаль, разложила ещё тёплые псестионы – ячменные пирожки с мёдом, зажаренные в масле. И, подмигнув весёлым глазом, наполнила чашу неразведённым кипрским. У варваров ведь, кажется, принято пить вино именно так?
Когда Корнецкая наелась до отвала, ей нагрели воду в большом медном котле. Всё та же девушка помогла новенькой как следует вымыться, а потом отвела в комнату и указала на соломенный тюфячок. Изъяснялась она всё больше жестами, видимо полагая, что хозяйское приобретение аттическим не владеет. Впрочем, у Жени и не было особой охоты ни с кем разговаривать. Она провалилась в благодатное небытие сна, не успев даже загадать о заветном: вот бы проснуться у себя дома перед телевизором, показывающим исторический фильм…
Когда её разбудили, стоял вечер следующего дня. Сквозь широко распахнутые ставни внизу открывался вид на белые улочки Керамика, из-за Акрополя возвышалась гора Ликабетт, а Пирейская дорога струилась жёлтой змеёй между холмов к Афинской гавани.