Ну, накаркал! Акустик докладывает — поймал контакт! Не захватил уверенно, а удалось ухватить на какую-то секунду, и пропал. Компьютер идентифицирует по сигнатуре — с шестидесятипроцентной вероятностью «двадцать первая», пеленг 260, вероятная дистанция свыше десяти миль. Гидроакустика — это наука не точная, тут очень много факторов влияют, как гидрологических, так и курсовой угол относительно наших антенн, отчего помимо уверенного радиуса обнаружения возможны единичные случае таких вот «проблесков» на дистанции, большей в разы. Но ситуацию понять легко: немец, держась от нас в чужой зоне, подкрадывается к союзникам. И очень может быть, атакует удачно. Слышали мы уже «двадцать первую» у Нарвика в бою против эскадры янки — и асдики ее не брали.
Так ведь линия разделения зон ответственности — это не госграница? И никто нас за ее пересечение не покарает. Хотя формально пока еще мы ни за что не отвечаем, и американский президент с британским премьером — это мерзавцы еще те, но вот гибель кого-то из них в настоящий момент СССР категорически не выгодна! И что нам стоит быстро пробежаться на ту сторону, найти фрицев и потопить — тут главное, под американские бомбы не попасть, ну так не надо к эсминцам вплотную подходить, противолодочное оружие у них очень недальнобойное, слава богу, ракето-торпеды «Саброк» (примерный аналог — наша «Метель») изобретут лет через двадцать — да и мы постараемся, чтобы нас не заметили! Излагаю это Кириллову, тот кивает, соглашаясь: «Под вашу ответственность, товарищ Лазарев!»
Боевая тревога. Реактор на полную, курс 265, погрузиться на триста — чтоб меньше шуметь. Мы не надводники, снизу хорошо слышим, даже на таком ходу. Идем почти в лоб союзной эскадре, дистанция очень быстро сокращается. Саныч отмечает обстановку на планшете.
Есть контакт, устойчивый! Пеленг 243, «двадцать первая», уточнить дистанцию — короткий «пинг» в активном режиме. Куда ты сейчас денешься, попалась — и на глубину не уйдешь, как тогда у Нарвика, после того боя наши ЭТ-80CН доработали, теперь они и погружение на триста терпят. Три мили всего, вот чудесно, и некогда мне с тобой возиться, «ход сбавить, и, аппараты, товсь», — это лишь в Голливуде лодки торпедами с полного хода стреляют, можно, конечно, и с двадцати узлов, если подопрет, но лучше все-таки с меньшего хода, чтобы торпеды вышли нормально. Кажется, заметил, судя по изменению пеленга, резко увеличил скорость и пошел на глубину, снова подсветить его ГАС активным — не стоит, до американцев меньше десяти миль, работу локатора услышат. Так тоже услышат, когда мы на последнем участке будем ход торпед корректировать — но гораздо меньше. Нет еще у нас гидролокаторов на торпедах, и чтобы по проводу на лодку картину передавала, и по тому же проводу шли корректирующие команды — приходится лодочной ГАС светить, определяя координаты цели и торпед, и выдавать команды, у нас они автоматически идут, рассчитанные компом, а на «катюшах» вручную, особому номеру торпедного расчета приходится ручки крутить, отметки совмещая — и то, для сороковых годов двадцатого века, хайтек невероятный, в иной истории что-то похожее в начале шестидесятых появилось, а тут предки сумели нашу информацию использовать. Интересно, как там наши молодые гении из «Региона», фирмы-разработчика торпедного оружия в 2012 году, Гоша и Родик, приписанные к экипажу и провалившиеся в это время вместе с нами? Их после первого же похода с корабля сняли, и больше мы их не видели — станут, наверное, здесь академиками и лауреатами, ну если Родик свои «демократические» заблуждения уже излечить успел.
Ну всё, залп! Попадем или не попадем? Два взрыва — но доклада «слышу звук разрушения корпуса» нет. Бурый, однако, сообщает, что точно, рвануло вблизи, так что достаться ему должно, и неслабо. А немец всплывает — не понял, это ж выйдет прямо на виду у янки, даже если наверху уже стемнело, то радары его точно возьмут на такой дистанции! Американцы, там, или англичане уже засекли такой шум под водой, теперь слышны винты эсминцев, идут прямо на нас! Но торпеды быстрее — получай, фашист проклятый, еще залп!
На этот раз мы его достали хорошо — у самой поверхности или уже всплывшего, сказать уверенно нельзя. И поворот на контркурс, и ходу! Эсминцы от нас были в полутора милях — но мы уже легли на курс отхода и разгонялись на глубине, и вряд ли нас слышали, шумим мы меньше, чем «двадцать первая», и их локаторы, благодаря нашему покрытию на корпусе, засекут нас совсем уж в упор. Мы уходили, а за кормой гремели взрывы глубинок, эсминцы старательно перепахивали море. Между прочим, судя по сигнатурам, британцы, а не янки. А позади них отчетливо различались шумы винтов больших кораблей.
Оторвались мы без происшествий. И через час уже нарезали глубину под нашей эскадрой — всё, как и должно быть. А со стороны союзной эскадры акустики слышали взрывы — да с кем они там воюют, черт побери? Еще одна лодка — так медведи стаями не охотятся, кого они там бомбят?
Из протокола допроса.
Я, корветтен-капитан Зигфрид Штрель, командир субмарины U-1507. Прошу об отношении к себе согласно конвенции о военнопленных. Ваши матросы, едва выловив меня из воды, жестоко избили и угрожали при этом, что «будет хуже, чем в гестапо». Но я всё же офицер и кавалер Рыцарского креста. И, признавая свой статус пленного, готов дать показания без всяких пыток.
Да, я получил Дубовые листья к своему Кресту за бой у Нарвика. Но я всего лишь исполнял свой долг как солдат, как немец. После был арестован гестапо за потерю своего корабля. Тогда я командовал лодкой U-1506, захваченной русскими прямо на базе. Заявляю, что это были русские диверсанты — среди моего экипажа не было предателей. Хотя я сочувствовал идеям Свободной Германии, считая, что фюрер ведет нас к пропасти. Но не считал возможным идти против воинской чести.
Да, «тысяча пятисотые» — это лодки нового типа. Увеличена глубина погружения и подводная скорость, снижена шумность, могут гораздо дольше оставаться под водой. Насколько мне известно, разработка их была ускорена после появления у русских сверхсубмарины, намного превосходящей наши «семерки». И эти новые лодки, «тип XXI», первоначально были задуманы как противовес этой угрозе. Но русские и здесь оказались сильнее.
Да, я абсолютно убежден, что то, что у нас называют Полярный Ужас, это всего лишь подлодка с невероятно высокими боевыми качествами, а не что-то сверхъестественное. Поскольку я, наверное, единственный в кригсмарине встречался с ней в море четырежды. И полагаю, что сверхъестественной сущности вовсе не было нужды стрелять в нас торпедами и привлекать в помощь другие русские корабли.
Первый раз это было в октябре прошлого года, я тогда командовал лодкой U-435. Это случилось у Киркенеса, нас атаковали русские эсминцы, они отлично видели цель. А когда меня с остатком экипажа подобрал гидроплан, что-то прошло прямо под нами на огромной скорости, подняв волну, и мы едва спаслись! А две другие лодки, бывшие в завесе рядом с нами, исчезли бесследно.
Второй раз это случилось три месяца назад. Я уже командовал U-1506, вместе с U-1503 мы были первыми лодками этого типа, перешедшими на Север, в Нарвик. После к нам присоединилась U-1505, а U-1504 пришла уже в Тронхейм, когда в Нарвике всё закончилось. Мы вели поиск в русской зоне, когда были внезапно атакованы, и спаслись лишь благодаря моему умению и опыту, погрузившись на трехсотметровую глубину — а вот русские так не смогли.
Да, я считаю, что двести — это максимальная глубина, на которую может идти русская сверхлодка. Зато она развивает под водой скорость свыше сорока узлов, насколько мы могли судить по изменению пеленга и дистанции. Нет, мы не включали локатор в активном, мы не самоубийцы — но поверьте, что такой опытный подводник, как я, вполне способен приблизительно оценить расстояние по уровню шума. И замечу, что русская лодка очень тихая, услышать ее можно лишь на короткое время, когда она идет максимальным ходом и еще не вышла за радиус слышимости. И когда мы лежали на грунте, а русские прошли почти над нами, мне показалось, что у них турбина, а не электромотор. Мы спаслись, а U-1503 не вернулась. Насколько мне известно, первые лодки этого проекта, с U-1501 по U-1504, имели конструктивный дефект, из-за которого глубина их погружения была ограничена ста двадцатью метрами, они не могли нырнуть так глубоко, как мы.
Третий раз это случилось, когда мне было приказано вместе с корветтен-капитаном Шнее выйти на U-1505 на перехват уводимой русскими из Нарвика «пятьсот шестой». И мы сумели занять позицию на пути русского конвоя, но когда уже готовились выйти в атаку, мой акустик, Петер Цише услышал и опознал шум сверхлодки. Он был очень хороший акустик, ну разве только у Маркса на U-376 был лучший, с прозвищем Моцарт — но и 376-я тоже сгинула в русских морях, еще в прошлом году. И мы лежали на грунте и молились, заглушив всё, что можно, зная, что выдать себя — это смерть. По утверждению акустика, сигнал был очень характерный — кроме шума винтов, можно было различить низкочастотный звук турбины, но это если очень хорошо слушать, с близкого расстояния, и когда русская лодка идет большим ходом, меняя свое положение в ордере — когда же она шла наравне с конвоем, четырнадцатиузловым ходом, мы не слышали ничего.
Третий раз это случилось, когда мне было приказано вместе с корветтен-капитаном Шнее выйти на U-1505 на перехват уводимой русскими из Нарвика «пятьсот шестой». И мы сумели занять позицию на пути русского конвоя, но когда уже готовились выйти в атаку, мой акустик, Петер Цише услышал и опознал шум сверхлодки. Он был очень хороший акустик, ну разве только у Маркса на U-376 был лучший, с прозвищем Моцарт — но и 376-я тоже сгинула в русских морях, еще в прошлом году. И мы лежали на грунте и молились, заглушив всё, что можно, зная, что выдать себя — это смерть. По утверждению акустика, сигнал был очень характерный — кроме шума винтов, можно было различить низкочастотный звук турбины, но это если очень хорошо слушать, с близкого расстояния, и когда русская лодка идет большим ходом, меняя свое положение в ордере — когда же она шла наравне с конвоем, четырнадцатиузловым ходом, мы не слышали ничего.
И четвертый раз это произошло здесь. Против вашей эскадры были посланы U-1505 под командой Шнее и U-1507, командовать которой назначили меня. Это были пока все боеспособные лодки нового типа — U-1501, самая первая в серии, считается учебной — из-за множества дефектов; U-1502 погибла на Балтике при испытаниях; U-1504 пропала без вести у португальского побережья; про судьбу U-1503 и U-1506 я уже рассказал. Мерзавец Шнее — это он настоял, чтобы я занимал позицию восточнее? и атаковал первым: «Вам нужно оправдаться за потерю корабля, Зигфрид», — прикрылся мной, свинья, как приманкой — не здесь ли Русский Ужас?
И когда мы уже готовились выйти в атаку, мой Моцарт сказал: «Пеленг 85, это Он! Идет большим ходом, прямо на нас». Что нам было делать — уходить под эскадру, как мы поступили бы с конвоем? Но мы не знали, насколько вы и русские договорились — что, если Ужас погонится за нами и там? Мы пытались нырнуть на предельную глубину, но в этот раз русские торпеды достали нас, взрывы были близко. Хорошо, что чуть выше, основной удар пошел вверх — но в кормовом отсеке началась течь, если бы она расширилась — на глубине это смерть! И мы помнили — те, кто был со мной на 1506-й — как Ужас охотился за нами почти сутки, и выдержать это было выше человеческих сил! Мы солдаты, а не самоубийцы, и готовы выполнить свой долг, а не идти на верную гибель!
Да, я приказал всплывать и готовиться покинуть лодку. Поскольку знал, что сейчас будет — и британский плен казался не самым худшим выходом. Я оказался прав, торпеда попала в нас, когда я открывал верхний рубочный люк, первым выходя наверх, как положено командиру. Я успел выскочить, про судьбу остального экипажа не знаю. И бог дал мне силы продержаться в ледяной воде, пока меня не заметили и не подняли на борт вашего эсминца.
Хочу спросить лишь об одном. Удалось ли вам потопить этого ублюдка Шнее?
И снова подводная лодка U-1505.
«Ну вот, отбегался Штрель, — подумал Шнее, выслушав доклад акустика. — Удача, значит, такая — попасться этому русскому неизвестно чему. А тот сожрал и не подавился — нет, лучше быть живым трусом, чем мертвым героем! Тем более что и героями стать не успеем — пока будем занимать позицию для атаки, Ужас нас услышит и пошлет вслед за Штрелем! Так что — полная тишина, как под бомбами, отключить всё, что можно. И ждать».
Наверху был слышен визг винтов эсминцев. И более низкий шум — больших кораблей. Судя по пеленгу, они проходили перед лодкой. Может быть, их можно было достать торпедами, даже не всплывая под перископ, рассчитать положение по акустике, примерно оценив эскадренную скорость и, по изменению пеленга, дистанцию? Но для залпа требовалось как минимум всплыть со ста метров на десять-пятнадцать. И быть замеченными — даже если Ужас не успеет перехватить во время этого маневра, он после уже не выпустит. Так что лучше — не делать глупостей. Что там будет на берегу, это после — а здесь конец настанет немедленно.
Шнее был опытен и умен. И считал, что дожил до четвертого года войны (что не удалось даже его учителю, великому подводному асу Отто Кречмеру), исключительно благодаря своему благоразумию, заменяющему азарт. Играть лишь верную игру — и пас, когда положение сомнительно. Пусть рискуют и гибнут дураки.
Русского Нечто не слышно. Но вряд ли он сунется прямо к эскадре, у янки есть привычка сначала стрелять, разбираться потом. Судя по пеленгу, американцы (или англичане) уже прошли вперед, мы почти сзади, от них справа за кормой. И кригс-комиссар молчит — наверняка по возвращении донесет об уклонении от атаки! Значит, атака должна быть — теперь, когда это безопасно. Всплывать под перископ, цель по пеленгу… готовить полный залп (веером, задав торпедам угол растворения — может, в кого-нибудь да попадет!). И позаботиться, чтобы в журнале, на схеме маневрирования, объектом атаки значился вражеский линкор — кригс-комиссар, эта береговая крыса, не подводник, нестыковок не заметит! Залп — и сразу на глубину, и снова полная тишина — а вдруг Ужас вернется?
Это же место и время. Союзная эскадра.
Эскадра — или целый флот! — шла двумя отрядами. Линкор «Король Эдвард», в окружении тяжелых крейсеров, завесы эсминцев впереди, с двумя легкими крейсерами, и по флангам, замыкали строй подводные лодки. Позади и левее в десяти милях в подобном же ордере шли американцы.
Одна торпеда с U-1505 попала в «Джавелин», замыкающий из эсминцев правофланговой завесы. Остальные ушли в молоко, из-за веера растворения, заданного автоматом стрельбы, и слишком большого расстояния — немецкие электрические торпеды имели максимальную скорость всего двадцать восемь узлов, а Шнее стрелял уже вслед уходящей эскадре, не конвою, залп просто не успевал догнать цели. Но «Джавелину» не повезло — судьба такая у корабля, однажды он уже перенес попадание двух немецких торпед, оторвавших ему и нос и корму — и больше года провел в доке, с ноября сорокового по январь сорок второго. Сейчас же и одной торпеды хватило, чтобы эсминец потерял ход — через сутки, когда корпус буксируемого корабля начнет переламываться на штормовой волне, британский адмирал прикажет снять экипаж, людские потери будут минимальны — всего восемь человек, погибших при попадании торпеды. И Шнее, услышав взрыв, с чистой совестью приказал записать: «Поражен британский (или американский) линкор, миссия выполнена, и пора уносить ноги».
Доклад с «Ашанти», одного из головных: «Немецкая подлодка потоплена неизвестно кем или погибла от взрыва своей же торпеды. Спустя короткое время торпедирован „Джавелин“, явно другой лодкой». Значит, эскадра попала в зону охоты «волчьей стаи» — ситуация была хорошо известна англичанам, и меры защиты отработаны: увеличить ход и отворот в сторону (в данном случае, влево), чтобы оставить прочие лодки стаи за кормой. И передать оповещение американцам!
Всё могло быть иначе, не задержись американский отряд с поворотом всего на десять минут. Подчинение не было установлено, и в радиограмме от англичан было «рекомендую», а не «приказываю». По замыслу, американцы тоже должны были отвернуть на шестьдесят градусов влево, сохраняя прежнее положение относительно британского отряда, ну а после, пройдя миль двадцать на север, так же синхронно повернуть на прежний курс.
Так и не удалось узнать, отчего подводные лодки «Тюдор» и «Тайрлес» отвернули чуть круче, чем должно. Эскадра шла без огней, радары были включены лишь на эсминцах, но не на лодках. И две английские субмарины, оторвавшись от своих, выкатились влево из общего строя, пройдя за кормой эсминцев левофланговой завесы — никто не подумал, что скорость подлодок чуть меньше заданного по эскадре «в маневре уклонения», они неизбежно отстанут — на короткое время, и ничего бы не случилось, по завершении маневра они заняли бы свое место в строю.
Но из-за задержки с поворотом американского отряда идущая концевой «Тюдор» была замечена с «Мелвина», самого правофлангового из эсминцев американской головной «завесы». Расследование показало, что на «Мелвине» ничего не знали о повороте англичан, зато приняли предупреждение о подводной угрозе. И, как изрек один из национальных героев янки: «Пусть лучше меня судят двенадцать присяжных, чем несут на кладбище двенадцать могильщиков — всегда стреляй первым!» Разрывы пятидюймовых легли недолетом, на «Тюдор» сделали правильные выводы и поспешили погрузиться «от этих сумасшедших янки», тем самым, по мнению американцев, обозначив себя как врага. И в то время как «Мелвин» совместно с пришедшим на помощь «Мак-Дермутом», бомбили «Тюдор», быстро обнаруженную сонарами, третий эсминец, «Хелси-Пауэл», заметив «Тайрлес», атаковал немедленно. Британцы пытались передать опознавательные, помня об инструкции, не погружаться, чтобы не приняли за немцев — но уже вторым залпом «Пауэлл» добился прямого попадания в рубку лодки, затем еще и еще, и наконец, протаранил «обнаруженную немецкую субмарину», пока она не ушла на глубину. Только восемь человек из экипажа «Тайрлесс» успели выскочить наверх, и были подобраны эсминцем, остальные пятьдесят три погибли, как и весь экипаж «Тюдор». И лишь тогда американцы разобрались в обстановке.