Наполеон после неудачи под Малоярославцем вынужден был отступать по Смоленской дороге, и Кутузов поручил непосредственное преследование противника именно Михаилу Андреевичу. Для этого Кутузов включил в его авангард почти половину главных сил с Платовым и Ермоловым.
Милорадовичу надлежало всячески отрезать неприятеля от богатых южных губерний. Его движение называют параллельным преследованием. Войскам пришлось идти проселком, на значительном расстоянии от главного тракта, по которому топала-тащилась-бежала Великая армия Наполеона. Главным было не вступать в решительные сражения, а умело отсекать от вражеского войска корпуса, замыкающие бегство. С другой стороны точно так же действовал казачий атаман Платов, не давая неприятелю покоя даже ночью. Главные же силы Кутузова поспешали не спеша. Такова была стратегия Михаила Илларионовича – никто так и не смог подвигнуть его на более активную манеру преследования.
Русские войска тоже терпели много невзгод – не хватало провизии и теплой одежды. Солдат никогда не был для Милорадовича «скотиной». Михаил Андреевич знал, почем фунт солдатского лиха! И в самые голодные дни приободрял свое войско. Как всегда, молодцеватый и подтянутый, постоянно напоминал солдатам о прежних суворовских переходах через Альпы. «Чем меньше хлеба, тем больше славы!» – говаривал он. В ответ неслось громоподобное: «Ура-а-ааа! Рады стараться, ваше высокопревосходительство!»
21 октября войска Милорадовича (2 пехотных, 2 кавалерийских корпуса, 5 казачьих полков, 9 рот конной артиллерии), опередив корпуса Богарне, Понятовского и Даву, вышли на Старую Смоленскую дорогу. Михаил Андреевич принял решение пропустить Богарне и Понятовского к Вязьме, а затем отрезать и уничтожить корпус Даву. Он ударил корпусу Даву в лоб, а Платов и Паскевич нанесли удар с тыла. Однако Богарне и Понятовский развернулись и бросились на выручку соседа. После того как Даву удалось вырваться из клещей, французы с боями начали отход к Вязьме, а затем, оставив здесь прикрытие, покинули город. Милорадович взял Вязьму штурмом и до темноты преследовал отступавших до реки Вязьмы. Его войска потеряли от 1800 до 2000 человек, а противник – от 7 до 8,5 тыс., в том числе 3 тыс. пленными. Именно неудача под Вязьмой заставила Бонапарта ускорить бегство из России.
Говорили, что в одном из боев русского авангарда с французами Михаил Андреевич Милорадович, чтобы воодушевить солдат, стал швырять солдатские Георгиевские кресты. То же самое рассказывал о себе Ермолов, но тогда дело происходило на Бородинском поле.
...Между прочим, солдатский знак отличия военного ордена, или солдатский Георгиевский крест, имел особый статус. Он был учрежден в 1807 г. для награждения нижних чинов. На нем гравировался номер, под которым получившего награду вносили в так называемый вечный список георгиевских кавалеров. Точное число солдатских Георгиевских крестов, выданных за 1812—1814 гг., до сих пор неизвестно, но счет шел на десятки тысяч. Так, к началу 1812 г. был выдан 12 871 знак.
Кстати, именно им была награждена знаменитая кавалерист-девица Надежда Дурова.
Будучи постоянно на плечах арьергарда Великой армии врага, 26 октября авангард Милорадовича снова навалился на него уже у Дорогобужа, взял город и захватил 600 пленных и 4 орудия. В начале ноября он нанес поражение под Красным корпусам Богарне, Даву и Нея, заставив французские войска повернуть по проселкам к Днепру.
...Между прочим, именно Милорадович предложил окруженному арьергарду маршала Нея сдаться по законам военной чести: ему очень хотелось захватить в плен хоть одного знаменитого маршала Наполеона! «Храбрейший из храбрых», усмехаясь, якобы ответил:
«Вы когда-нибудь слыхали, чтобы маршалы Франции сдавались в плен? Моя шпага выведет меня отсюда!» С горсткой таких же, как он, сорвиголов Ней все же прорвался через Днепр в Оршу.
О. А. Кипренский. Портрет великого князя Николая Павловича. Гравюра. 1818 г.
...Кстати, за три дня боев под Красным противник потерял до 10 тыс. убитыми, от 19,5 до 30 тыс. пленными. Рассказывали о добросердечности Милорадовича к отступающим. Так, по дороге было обнаружено немало детей, тащившихся вместе с родителями. После одного из сражений осиротела маленькая французская девочка, которая даже не знала своего имени. Милорадович отправил ее к своей сестре, супруге черниговского предводителя дворянства Марии Андреевне Стороженковой, у которой та получила отличное воспитание, приняла православие и вышла замуж.
В другом случае Михаил Андреевич ради двух детей – семилетнего Пьера и шестилетней Лизетты – позволил их пленному отцу выйти из строя и остаться с детьми при своей персоне.
Красный, как и Вязьма, стали важными вехами в истории изгнания Бонапарта из России. И роль бесстрашного Милорадовича в этих «жарких делах», несомненно, велика. Уже под Вильно в декабре 1812 г. за ударное преследование французов Александр I лично вручил отважному генералу бриллиантовые знаки к ордена Св. Георгия 2-й степени и орден Св. Владимира 1-й степени.
Свою боевую славу Михаил Андреевич приумножил в Заграничном походе 1813—1814 гг. Сначала он был направлен для занятия герцогства Варшавского, откуда сумел почти бескровно вытеснить отнюдь не собиравшихся сражаться за Наполеона австрийцев и овладел Варшавой. А ведь Наполеон придавал защите Польши большое стратегическое значение.
Он надеялся удержать «проснувшегося русского медведя» на вислинских рубежах, чтобы Австрия и прусский король не переметнулись на сторону России. Но поистине суворовская стремительность («Голова хвоста не ждет!») Милорадовича, его недюжинные дипломатические способности поставили крест на этих надеждах. Довольный успехом Александр I даровал Михаилу Андреевичу очень редкую награду – ему разрешалось носить на эполетах вышитый императорский вензель – и привилегию «состоять при особе» государя.
Правда, затем последовали сколь тяжелые, столь и неудачные для союзной русско-прусской армии бои с Наполеоном под Лютценом и Бауденом. После Лютценского сражения в апреле 1813 г. Милорадович в течение трех недель прикрывал отступление, не давая Наполеону возможности развить успех. В Бауценском сражении он стойко выдержал на левом фланге все атаки французских войск и не раз сам переходил в контратаки, восхищая наблюдавшего за ходом битвы Александра I.
...Между прочим, именно Михаил Андреевич намекнул императору, что Петр Христианович Витгенштейн – главнокомандующий союзными войсками – не годится для этой должности. Для успеха лучше было бы заменить его Барклаем-де-Толли. Пикантность ситуации состояла в том, что сам Витгенштейн предложил Милорадовичу стать во главе союзной армии. «Вы старее меня (имелось в виду чинопроизводство. – Я. Н. ), – уговаривал его Петр Христианович, – ия охотно буду сражаться под началом вашим». Александр I тоже предлагал этот ответственный пост Милорадовичу, но тот стоял на своем, трезво оценивая свои возможности.
Столь же успешно действовал Михаил Андреевич и под Райхенбахом, и под Швейдницем. Не обошлось без его участия и знаменитое сражение под Кульмом 17—18 августа 1813 г., положившее конец успехам Наполеона в Саксонии. Начал Кульмское сражение А. И. Остерман-Толстой, продолжил после тяжелейшего ранения последнего А. П. Ермолов, а завершил уже Милорадович. Тогда его 1-я гренадерская дивизия сменила обескровленную 1-ю гвардейскую дивизию и с подоспевшими войсками Барклая и прусской гвардией смогла разгромить корпус французского генерала Доменика Жозефа Рене Вандама. За победу под Кульмом Милорадович получил золотую шпагу «За храбрость» с алмазами и 50 тыс. рублей. Все эти огромные деньги Милорадович спустил на пиры, украшение своего имения Вороньки и закупку «целых рынков» фруктов для… русских солдат, в том числе раненных под Кульмом. Правда, знаменитого Кульмского креста от прусского короля Фридриха Вильгельма III он тогда так и не получил. Это случилось лишь спустя три года, уже после окончания Наполеоновских войн.
...Кстати, Кульмский крест предназначался только для русских солдат, офицеров и генералов за победу под Кульмом. Первоначально это должен был быть известный прусский орден Железного креста.
До этого им награждались лишь единицы среди прусских военных, но король решил пожаловать награду около 12 тыс. русских гвардейцев, и из-за недовольства прусских военных Железный крест был переименован в Кульмский. На последнем отсутствовали дата учреждения, короны и вензеля прусского короля. Всего было выдано 11 563 креста:
До этого им награждались лишь единицы среди прусских военных, но король решил пожаловать награду около 12 тыс. русских гвардейцев, и из-за недовольства прусских военных Железный крест был переименован в Кульмский. На последнем отсутствовали дата учреждения, короны и вензеля прусского короля. Всего было выдано 11 563 креста:
443 офицерских и 11 120 солдатских. Любопытно, что от Александра I солдаты за Кульм получили по два рубля!
В Лейпцигской Битве народов Милорадович командовал элитными частями союзников (русской и прусской гвардиями, 3-м гренадерским корпусом H. Н. Раевского, казачьим корпусом Платова и др.) и был за победу награжден орденом Св. Андрея Первозванного.
...Между прочим, орден Св. Андрея Первозванного был учрежден Петром I в 1698 г. и выдавался как за боевые подвиги, так и за гражданские отличия. В армии на него мог претендовать лишь имевший чин не ниже полного генерала. За все время с1812по1814г. этот орден за военные заслуги вручался лишь семь раз. Первым его получил генерал от кавалерии А. П. Тормасов – за сражение под Красным.
Вторым – П. X. Витгенштейн за Лютцен. Третьим – М. Б. Барклай-де-Толли за Кёнигсварт. Потом генералы от кавалерии М. И. Платов и М. А. Милорадович (оба за Лейпциг); генералы от инфантерии А. Ф. Ланжерон (за Париж) и Ф. В. Остен-Сакен (за Ла-Ротьер).
В конце кампании Милорадовичу был дарован и титул графа Российской империи. В качестве девиза он избрал слова: «Прямота моя меня поддерживает». Кроме того, император разрешил ему носить исключительно высоко ценимую в армии солдатскую георгиевскую награду – серебряный крест на Георгиевской ленте, сказав при этом: «Носи солдатский крест, ты – друг солдат!»
В 1814 г. в боях на территории Франции гвардия и гренадерские корпуса, ведомые Милорадовичем, отличились в боях под Арси-сюр-Об, Бриенном, Фер-Шампенуазом. В ту пору под его началом оказываются такие прославленные герои войн с Наполеоном, как Ермолов и Раевский. В памятном для русского оружия бою под Фер-Шампенуазом Милорадович бросил в решающую атаку элиту русской кавалерии: лейб-гвардии Драгунский и Гусарский, Конногвардейский и Кавалергардский, Новгородский и Малороссийский кирасирский полки.
После взятия Парижа, в котором Милорадович принял самое деятельное участие, 16 мая 1814 г. император назначил его командующим пешим резервом действующей армии, а 16 ноября – командующим цветом русской армии, закаленным в Наполеоновских войнах гвардейским корпусом. Гвардия к тому времени увеличилась в несколько раз, появились новые полки. Сам победитель Бонапарта герцог Веллингтон, когда его спросили, что ему больше всего нравится в Париже, ответил: «Гренадеры русской гвардии!» Тогда, особо нуждаясь в деньгах, Милорадович попросил благоволившего к нему императора выдать жалованье и столовые деньги за три года вперед! Александр I согласился, и еще до выезда Михаила Андреевича из «столицы мирового соблазна» все деньги оказались израсходованы. Свободного времени у героя теперь было много, и он его замечательно использовал, развлекаясь, как это умело делать в Париже только щедрое русское офицерство.
Собственно, на этом активная боевая деятельность нашего героя закончилась, причем на высокой ноте. Можно сказать, что именно Заграничный поход 1813—1814 гг. стал зенитом славы Милорадовича. Михаил Андреевич никогда не был женат. После войн с Наполеоном молва связывала его с владелицей несметного состояния графиней Анной Алексеевной Орловой-Чесменской. Ясно только, что Михаил Андреевич, подобно многим выдающимся и великим полководцам, был обделен семейным счастьем, как, например, Суворов или Багратион. В то же время, обладая художественным вкусом, неплохо рисуя и играя на фортепиано, он был завзятым театралом, покровительствуя всем молоденьким и хорошеньким актрисам. Его любимицами были драматическая актриса Любовь Осиповна Дюрова (Каратыгина) и «любимая балерина императорских театров» Екатерина Александровна Телешова. Блестящий танцор, он конкурировал в невероятно популярной тогда мазурке с самим Александром I. Апартаменты Милорадовича украшали картины старинных мастеров – Тициана, Гвидо, Рени. Получив несколько богатых наследств, щедро одариваемый государем, этот поклонник мазурки и… прекрасных дам жил на такую широкую ногу, что ему постоянно не хватало денег. Вместе с тем он был подлинное дитя Войны: когда ее не было, ему было скучно, и он обязательно затевал… перестановку мебели и статуй у себя в доме, которых у него всегда было в избытке. Так он занимал себя и тешил…
Но «время незабвенное, время славы и восторга» закончилось, и пришлось снова возвращаться в Россию. Здесь Милорадович поспешил отправиться в Александро-Невскую лавру, чтобы отслужить панихиду по недавно умершему Кутузову и своему кумиру Суворову. Если второго он просто обожал (портреты Суворова висели у него во всех комнатах), то Кутузова откровенно не любил, считал «низким царедворцем», хотя и чтил его память. Сам Михаил Илларионович называл своего тезку mon cher enfant, mon enfant bien-aimé («мое дорогое дитя»). Так тоже бывает!
После возвращения в Россию Милорадович снова губернаторствовал в Киеве, затем командовал отдельным Гвардейским корпусом. 19 августа 1818 г. император сделал его членом Государственного совета и назначил генерал-губернатором Санкт-Петербурга. Михаил Андреевич прослужил на этом посту до смерти в 1825 г.
Круг обязанностей генерал-губернатора был очень широк, к тому же ему подчинялась и полиция города. Милорадович занялся улучшением состояния городских тюрем и положения заключенных, уменьшил количество кабаков и запретил устраивать в них азартные игры. Доступный и снисходительный, он старался во всех делах соблюдать гуманность. Рассказывали, что он был сторонником отмены крепостного права, покровительствовал театрам, был дружен со многими будущими декабристами. Именно ему Александр I поручил объявить молодому поэту Пушкину о запрещении ряда его стихов и о ссылке на юг. Известно, что вызванный для объяснений поэт по требованию Милорадовича тут же написал ему по памяти крамольные стихи. Милорадович появлялся на улицах столицы то во главе отряда во время тушения пожара, то спасая тонущих во время наводнения 1824 г. О чем упоминает Пушкин в «Медном всаднике»: пустился «в опасный путь средь бурных вод <…> спасать и страхом обуялый и дома тонущий народ». И все же рожденный воином, готовый сражаться всегда и везде – настоящее дитя Войны, – Милорадович не получал полного удовлетворения от хлопотной должности градоначальника. Лишь при разного рода происшествиях генерала видели распорядительным, смелым и энергичным. Томясь мирным трудом и весьма скептически оценивая свои заслуги на посту градоначальника, Михаил Андреевич писал императору: «Убедительно прошу ваше величество не награждать меня… По мне лучше выпрашивать ленты другим, нежели получать их, сидя у камина».
После смерти императора Александра I началось междуцарствие. По закону престол должен был получить цесаревич Константин Павлович, давний покровитель Милорадовича, а в тот момент наместник императора в Царстве Польском. Но Константин уже несколько лет как развелся с супругой, немецкой принцессой, и женился на польской дворянке католичке Иоанне Грудзинской (в замужестве княгиня Лович). Таким образом, Константин трижды нарушил закон о престолонаследии, введенный Павлом I: был разведен, сочетался браком с «иноверкой» и с женщиной, не принадлежавшей ни к одному владетельному дому Европы. Чтобы получить право на счастливую семейную жизнь (а Константин и Лович действительно любили друг друга), ему пришлось отречься от права наследования. Он сделал это в письменной форме, но текст заявления не был обнародован Александром I. Император назначил наследником своего второго брата – Николая. Бумаги, касавшиеся этого вопроса, находились в запечатанном виде в Государственном совете и в Успенском соборе Московского Кремля, когда Александр I отправился в свое последнее путешествие в Таганрог. На юге император умер, так и не успев предать гласности свою последнюю волю. Находившийся в Петербурге великий князь Николай назначил присягу своему старшему брату – Константину.
Будучи близок к великому князю Константину Павловичу еще со времен Итальянского и Швейцарских походов, Милорадович предпочел его Николаю. Милорадович уверял Николая, что он не ручается за спокойствие столицы, если будет объявлена присяга последнему: «Ваше высочество, гвардия вас не любит». Михаил Андреевич полагал, что у кого «60 ООО штыков в кармане», тот и решает судьбу короны. Но уже дворцовые гренадеры, услышав от него требование присягнуть Константину, отказали, заявив, что ничего не слышали о болезни государя Александра Павловича. Понадобилось личное вмешательство великого князя, чтобы те подчинились и все-таки присягнули. Считается, что по требованию Милорадовича, пугавшего сановников беспорядками в столице, великий князь написал письмо московскому архиепископу Филарету с запретом вскрывать бумаги, находившиеся в Успенском соборе. Была угроза, что Петербург присягнет одному государю, а Москва – другому.