Нахмурившись, он вызвал стюарда и заказал к завтраку бутылку пива.
- Простите, сэр, но в эту каюту запрещено подавать спиртные напитки.
- Безобразие! - зло процедил Адриан, когда стюард вышел. - Ты потеряла голову из-за шторма, а они тут раскомандовались. Я поговорю с капитаном.
- Ужасно, правда? - тихо сказала Ева. - Этот бедняга умер.
Она прижалась лицом к подушке и заплакала. В дверь постучали.
- Можно?
Неутомимый мистер Баттеруорт, безукоризненно одетый и свеженький, вошел в бешено дергающуюся от качки каюту.
- Ну как, вас все еще тянет к мистике? - спросил он у Евы. - Вы помните ваши вчерашние молитвы стихиям?
- Я не желаю вспоминать о вчерашнем.
Они рассказали ему про случай с санитаркой и, рассказывая, решили, что все это выглядит довольно смешно. Мистер Баттеруорт тоже посмеялся.
- Пойду добуду для вас пива, - сказал он. - А потом вам надо подняться на палубу.
- Не уходите, - попросила Ева. - У вас такой милый и бодрый вид.
- Да я ведь только на десять минут.
Когда он ушел, Адриан позвонил, чтобы заказать две ванны.
- Нам надо одеться понарядней и с гордым видом сделать три круга по палубе, вот и все, - сказал он.
- Наверно, - согласилась она, думая о чем-то Другом. И через минуту добавила: - Симпатичнейший молодой человек. Он был очень мил вчера, когда ты исчез.
В дверь постучал стюард и сказал, что сегодня слишком опасно принимать ванну. Такого сильного урагана, объяснил он, не было в Северной Атлантике уже десять лет; на корабле нынче утром зарегистрировано два перелома руки - оба при попытке принять ванну. Одна пожилая женщина упала с лестницы и, говорят, едва ли выживет. А несколько судов непрерывно передают сигнал SOS.
- И мы пойдем им на помощь?
- Все они сзади нас, сэр, поэтому нам придется оставить их "Мавритании". Если мы попытаемся сменить курс на такой волне, нам выдавит иллюминаторы.
Перед этим нагромождением несчастий поблекли их собственные беды. Они запили свой поздний завтрак пивом, которое принес Баттеруорт, оделись и вышли на палубу.
Она оказалась более многолюдной, чем накануне, хотя сегодня передвигаться по ней - да и то с трудом - можно было, только держась за поручни или натянутые канаты. Страх выгонял людей из кают, где тяжкие всплески волн угрожали выбить иллюминаторы, а грузные кофры норовили переломать ноги, - и при этом каждый пассажир ждал, что с минуты на минуту прозвучит сигнал садиться в спасательные шлюпки. Действительно, едва Смиты поднялись на среднюю палубу, прозвучал гонг, а нижнюю палубу заполнила толпа стюардов и стюардесс. Но корабль был невредим - он пережил одного из членов экипажа: каютного стюарда Джеймса Картона готовились похоронить в море.
Церемония была чисто британской и очень грустной. Вдоль борта, под проливным дождем, стояли шеренги сдержанных, дисциплинированных мужчин и женщин, а тело Картона покрывал флаг Морской империи. Священник прочитал заупокойную молитву, провожающие спели гимн, и тело скользнуло в бушующие волны. Глядя на этот смиренный обряд, Ева исступленно разрыдалась и почувствовала, что в ней оборвалась какая-то до предела натянутая струна. Теперь ей действительно было все равно. Она с горячностью поддержала Баттеруорта, когда он предложил выпить у них в каюте шампанского. Ее настроение тревожило Адриана: обычно она почти не пила, и он не знал, как ему сейчас поступить. В ответ на его вопрос, не хочется ли ей спать, она просто рассмеялась, а присланное врачом лекарство так и осталось нетронутым. Делая вид, что слушает банальности нескольких Стэкомбов, он незаметно наблюдал за ней и с досадливым изумлением обнаружил, что Баттеруорту она отвечает по-дружески, почти нежно, - в отместку, как он решил, за его внимание к мисс Д'Амидо.
По каюте слоились полосы табачного дыма, ни на секунду не умолкали голоса гостей, и Адриан, вынужденный сидеть без дела в ожидании перелома погоды, начинал нервничать. Их путешествие продолжалось всего четыре дня и они казались годами.
Два Стэкомба в конце концов ушли, но Баттеруорт остался. Ева уговаривала его принести еще одну бутылку шампанского.
- Мы уже достаточно выпили, - твердо сказал Адриан. - Тебе необходимо поспать.
- Я не хочу спать! - капризно выкрикнула Ева. - Ты уже окончательно взбесился. Тебе, значит, можно напропалую флиртовать, а когда я встретила человека, который… который мне симпатичен, ты хочешь запереть меня в каюте.
- У тебя истерика.
- Наоборот, я пришла наконец в нормальное состояние.
- Мне кажется, вам лучше уйти, Баттеруорт, - сказал Адриан. - Ева немного не в себе.
- Никуда он не пойдет. Я не хочу, чтобы он уходил. - Она пылко сжала руку Баттеруорта. - Только он один и отнесся ко мне по-человечески.
- Вам лучше уйти, Баттеруорт, - повторил Адриан.
Во взгляде Баттеруорта отразилась нерешительность.
- По-моему, вы несправедливы к жене, - отважился возразить он.
- Моя жена не в себе.
- Это еще не значит, что ее надо терроризировать.
Адриан потерял терпение.
- Проваливайте отсюда! - рявкнул он.
Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга. Потом Баттеруорт повернулся к Еве и, сказав: "Я загляну попозже", - вышел.
- Ева, опомнись, - проговорил Адриан, когда дверь захлопнулась.
Не отвечая, она угрюмо поглядывала на него из-под полуопущенных век.
- Я закажу обед в каюту, а потом мы попытаемся уснуть.
- Мне нужно послать телеграмму.
- Кому?
- Одному парижскому юристу. Я развожусь с тобой.
Его раздражение схлынуло, и он рассмеялся.
- Не говори глупостей.
- Тогда мне надо проведать детей.
- Вот это другое дело. А я закажу обед.
Он ждал ее двадцать минут. Потом нетерпеливо постучался в каюту напротив, - няня сказала, что миссис Смит к ним не заходила.
С внезапным предчувствием беды он бросился наверх, заглянул в бар, обежал все салоны, даже толкнулся к Баттеруорту. Потом - нижняя палуба, средняя, прогулочная - ощупью, сквозь сырую ветреную тьму и косые струи дождя. Вахтенный матрос остановил его у груды спутанных канатов.
- На верхнюю палубу нельзя, сэр, приказ капитана. Одна волна уже дохлестнулась до радиорубки.
- Здесь не проходила молодая женщина, пассажирка?
- Вы не про эту… - Матрос повернул голову и умолк. - Эге, да ее уже нет!
- Значит, она пошла наверх, - тревожно сказал Адриан, - в радиорубку.
Матрос бросился на верхнюю палубу, Адриан - спотыкаясь, оскальзываясь за ним. Едва он выбрался из люка, корабль, под сокрушительным ударом огромной волны, резко завалился на борт, и он кубарем скатился по сорокапятиградусному откосу палубы, а у фальшборта - ошалевший, избитый изо всех сил закричал:
- Ева!
Но его голос мгновенно поглотила штормовая тьма. Чуть мерцал, скудно освещая палубу, иллюминатор радиорубки, и Адриан увидел пробиравшегося вперед матроса.
- Ева!…
Ветер, словно тряпку, поволок его к спасательной шлюпке. Потом корабль содрогнулся, над ним поднялась искрящаяся блеклыми блестками гигантская волна, зависла - и Адриан вдруг разглядел Еву в двадцати футах от него, у кожуха вентилятора. Оттолкнувшись от фальшборта, он ринулся к ней, но волна распалась и с оглушительным шорохом обрушилась на корабль. Яростный бурун - по грудь Адриану, - сбивая его с ног, устремился ему навстречу, и в бурлящей воде он видел человеческую фигуру, и неистово вцепился в нее, и его стремительно потащило к борту. Потом он ощутил страшный удар о фальшборт, но не разжал рук, не выпустил свою добычу, и когда корабль медленно выровнялся, он остался лежать на мокром палубном настиле, и рядом с ним лежала Ева, прикованная к нему его отчаянной, мертвой хваткой. Следующего мгновения его память не сохранила.
4
Двумя днями позже, сидя в купе, Адриан уговаривал детей посмотреть на мирный нормандский ландшафт, - парижский поезд, согласованный с морским расписанием, быстро увозил Смитов на юг.
- Это же очень интересно, - убеждал детей Адриан. - Французские фермы точь-в-точь как игрушечные. Почему вы упрямитесь?
- На пароходе интересней, - сказала Эстелла.
Ее родители обменялись взглядом детоубийц.
- Меня до сих пор качает, - вздрогнув, призналась Ева. - А тебя?
- Да нет. Мне почему-то кажется, что это было страшно давно. Уже на таможне я не узнал почти никого из наших спутников.
- Почти никто из них не подымался на палубу.
Поколебавшись, Адриан сказал:
- Знаешь, я разменял Баттеруорту чек.
- И очень глупо сделал. Его чек не оплатит ни один банк.
- Ему, наверно, позарез нужны были деньги - иначе он не обратился бы ко мне.
Девушка с утомленным и бледным лицом, проходя по коридору, услышала их голоса и заглянула в купе.
- Как вы себя чувствуете?
- Ужасно.
- Ужасно.
- Я тоже, - сказала мисс Д'Амидо. - Боюсь, мой жених просто не узнает меня на вокзале. Вы слышали? - две волны перекатились через верхнюю палубу.
- Да, нам говорили, - сухо ответил Адриан.
Она грациозно ушла вперед - и навсегда из их жизни.
- На самом-то деле ничего этого не было, - помолчав, сказал Адриан. Все это нам привиделось - привиделось в кошмарном сне.
- А где же тогда мое жемчужное ожерелье?
- Родная, в Париже есть еще и не такие жемчуга. Это я беру на себя. Я верю, что ты действительно спасла наш корабль.
- Адриан, давай больше ни с кем, ни с кем не знакомиться - только ты да я, и так всю жизнь.
Он взял ее под руку и придвинулся к ней поближе.
- Как ты думаешь, что это за Смиты плыли на том корабле? - спросил он. - Меня там не было.
- Меня тоже.
- Правильно, это были наши однофамильцы, - сказал он. - Смит ведь очень распространенная фамилия.
* * * СУМАСШЕДШЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ 1
Воскресенье. Не день, а лишь узкий просвет между двумя обычными днями. Позади съемочные площадки и дубли, долгое ожидание под микрофонным журавлем, сотни миль за день во все концы Калифорнии на автомобилях, состязания в изобретательности и остроумии в студийных кабинетах, уступки и компромиссы, атаки и отступления, - тяжкая битва множества человеческих личностей, битва не на жизнь, а на смерть. Но вот воскресенье, и снова вступает в свои права личная жизнь, и загораются блеском глаза, еще накануне подернутые тусклой пеленой монотонности. Томительно тянутся последние часы будней, и медленно, будто заводные куклы в игрушечной лавке, оживают люди: в углу о чем-то увлеченно сговариваются, влюбленные ускользают в коридор целоваться, и у всех одно ощущение: "Скорей, скорей. Еще не поздно, но, ради бога, торопитесь, ведь не успеешь оглянуться, и они кончатся, эти благословенные сорок часов отдыха!"
Джоэл Коулз писал сценарий. Ему было двадцать восемь лет, и Голливуд еще не сломил его. Все эти полгода, с тех пор как он сюда приехал, он получал удачные по здешним понятиям заказы и с увлечением разрабатывал эпизоды и сочинял диалоги. Он скромно именовал себя поденщиком, хотя на самом деле думал иначе. Мать Джоэла была известной актрисой, и все его детство прошло между Лондоном и Нью-Йорком в попытках понять, где подлинная жизнь, а где игра, или хотя бы не слишком в этом путаться. Он был красивый, с томными карими глазами - те же глаза смотрели в 1913 году на бродвейскую публику с лица его матери.
Получив утром приглашение, Джоэл окончательно убедился, что кое-чего уже достиг. Обычно по воскресеньям он никуда не ходил, не пил и брал работу домой. Недавно ему дали пьесу Юджина О'Нила - фильм ставился для очень знаменитой актрисы. Все, что он делал до сих пор, нравилось Майлзу Кэлмену, а Майлз Кэлмен был единственный режиссер на студии, у которого никто не стоял над душой, он отчитывался непосредственно перед теми, кто финансировал фильм. В карьере Джоэла все шло как надо. ("Говорит секретарь мистера Кэлмена. Он приглашает вас в воскресенье на чашку чая, от четырех до шести… Беверли-Хиллз, дом номер…").
Джоэл был польщен. Изысканный светский прием. Его признали многообещающим молодым человеком. Дом, где бывают большие люди, приятели Мэр ион Дэвис; быть может, придут даже Дитрих, Гарбо и Маркиза, а их встретить не так-то просто.
"Пить не буду", - заверил себя Джоэл. Кэлмен не терпит пьяниц, о чем заявляет во всеуслышание, сожалея, что кинопромышленность не может без них обойтись.
Кэлмен прав: сценаристы пьют слишком много. Вот и он сам… Но сегодня - ни капли. Хорошо бы, Майлз оказался где-нибудь рядом, когда подадут коктейли, и услышал его скромное и краткое: "Спасибо, не пью".
Дом Майлза Кэлмена был создан для высоких прозрений - казалось, он сосредоточенно внимает, словно тишина его анфилад прятала невидимых слушателей, но в этот день здесь было полно народу, будто гостей не пригласили, а пригнали сюда целой толпой. И, кроме, него, всего два сценариста, с гордостью отметил Джоэл; титулованный англичанин и, как ни странно, Нат Кьоу, хотя именно он и послужил поводом для раздраженного замечания Кэлмена о пьяницах.
Стелла Кэлмен (она же знаменитая Стелла Уокер), поздоровавшись с Джоэлом, не отошла к другим гостям. Она медлила - она была так очаровательна, что это требовало признания, и Джоэл положился на свой актерский дар, унаследованный от матери.
- Вам же шестнадцать лет, не больше! Где ваш педальный автомобильчик?
Ей это явно понравилось - она все медлила. Джоэл почувствовал, что должен сказать еще что-то, дружески и просто - он познакомился со Стеллой в Нью-Йорке несколько лет назад, когда она билась за самые маленькие роли. Тут появился поднос с коктейлями, и Стелла протянула ему бокал.
- Все боятся, верно? - сказал он, рассеянно взглянув на бокал. - Все следят друг за другом, не совершит ли кто-нибудь промах, или прикидывают, с тем ли человеком говорят, будет ли от этого польза… К вашему дому это, конечно, не относится, - спохватился он. - Я говорю вообще о Голливуде.
Стелла согласилась. Она представила Джоэлу несколько гостей, словно он был важной персоной. Убедившись, что Майлз далеко, Джоэл выпил коктейль.
- Значит, у вас уже малыш, - сказал он. - Тогда берегитесь. Хорошенькая женщина после первого ребенка оказывается в очень уязвимом положении. Ей надо увериться, что она все так же пленительна. И только преданное поклонение какого-нибудь нового мужчины может доказать ей, что ничего не изменилось.
- Мне еще никто никогда преданно не поклонялся, - не без сожаления сказала Стелла.
- Просто все боятся вашего мужа.
- Вы так считаете? - Наморщив лоб, она задумалась над его словами, но тут их прервали - в самый подходящий момент, решил Джоэл.
Благосклонность Стеллы вселила в него уверенность. Нет, не его удел пристраиваться к тихим группкам или искать приют под крылышком знакомых.
Он подошел к окну и стал смотреть на Тихий океан, белесый в ленивых лучах заката. Хорошо здесь - американская Ривьера и все такое прочее, жаль только, некогда всем этим наслаждаться. Красивые, элегантные люди вокруг, прелестные девушки и… прелестные девушки. Нельзя же иметь все на свете!
Юное мальчишеское лицо Стеллы мелькало среди гостей, одно веко было устало приспущено, и Джоэлу захотелось сесть с ней рядом и завести долгий задушевный разговор, просто так, забыв о ее громком имени. Он следил за ней, проверяя, уделит ли она кому-нибудь столько же внимания, как ему. И выпил второй коктейль, но не потому, что хотел придать себе уверенности, а потому, что после разговора со Стеллой уверенности у него было хоть отбавляй. Он подсел к матери хозяина дома.
- Ваш сын, миссис Кэлмен, стал живой легендой. Непогрешимый оракул, избранник судьбы! Лично я бунтую, но я в меньшинстве. А что думаете вы? Вы удивлены? Вас поражает, сколь многого он достиг?
- Ничуть, - спокойно ответила она. - Мы всегда возлагали на Майлза большие надежды.
- А знаете, это необычно, - заметил Джоэл. - Мне казалось, что все матери похожи на мать Наполеона. Моя, например, не хотела, чтобы я имел хоть какое-то отношение к зрелищам. Она хотела, чтобы я поступил в Вест-Пойнт, вот надежное поприще.
- Мы всегда верили в Майлза…
В столовой, у стенного бара, он поболтал с добродушным, вечно пьяным и высокооплачиваемым Натом Кьоу.
- За год я заработал сто тысяч и сорок проиграл, так что пришлось мне взять управляющего.
- Вы имеете в виду - агента? - подсказал Джоэл.
- Да нет, агент у меня тоже есть. Управляющего. Я все отдаю жене, а она совещается с ним, и они выдают мне деньги на расходы. Я плачу ему пять тысяч в год, чтобы он выдавал мне мои же деньги.
- Ваш агент?
- Да нет же, управляющий! И я не один такой - у него большая клиентура среди безответственных Людей.
- Но хватило же у вас ответственности нанять управляющего!
- Я безответствен, когда играю. Дело в том…
В гостиной запел певец; Джоэл и Нат вместе с другими гостями пошли туда.
2
Пение доносилось словно издалека; Джоэл был полон счастья и дружеского расположения ко всем собравшимся здесь людям - таким трудолюбивым и мужественным, не в пример дельцам-буржуа, которые если и опередили их, так только в невежестве и разврате, - людям, добившимся самого высокого положения в стране, вот уже целое десятилетие жаждавшей лишь одного развлечений. Они ему нравились, он их любил. Теплые волны доброжелательства накатывали на него одна за другой.
Певец умолк, гости начали подходить к хозяйке прощаться, и вдруг Джоэла осенило. Сейчас он им представит "Заварим погуще" - свой коронный номер, который уже имел успех на нескольких вечерах и, наверно, понравится Стелле Уокер. Он бросился к ней, и кровь застучала у него в висках: сейчас он покажет всем, на что он способен!