За всю поездку по тряской дороге до Кисуму и дальше, к новому комплексу правительственных зданий, раскинувшемуся на восьмидесяти гектарах парка, Снук не проронил ни слова. Архитектурные ансамбли в кубистском стиле слегка смягчались островками джакаранд, пальм и пышных южно-африканских каштанов. Почти в центре комплекса располагался дворец президента, окруженный небольшим озером, достаточно, впрочем, живописным, чтобы скрыть тот факт, что оно с успехом выполняет функции крепостного рва. Джип пересек мост и остановился у входа в резиденцию. Минутой позже Снука проводили в кабинет с высокими окнами, отделанный полированным деревом и венецианским стеклом. У стола неподалеку от окна стоял президент Огилви. Выглядел он лет на пятьдесят. Тонкие губы, узкий нос и высокие скулы делали его в глазах Снука похожим на европейца в темном гриме. Одет он был совершенно так же, как на всех фотографиях, что доводилось видеть Снуку: синий костюм строгого покроя, белая рубашка с жестким воротником и узкий галстук из синего шелка. Снук, обычно не обращавший на такие вещи внимания, вдруг застеснялся своей неряшливой одежды.
– Садитесь, мистер Снук, - сухо, бесцветным голосом сказал Огилви.
– Насколько я понимаю, с полковником Фриборном вы уже знакомы.
Снук повернулся и увидел Фриборна. Тот стоял в затененном углу, сложив руки на груди.
– Да, я встречался с полковником, - ответил он и сел в кресло.
Фриборн разнял руки. Мускулы под короткими рукавами форменной рубашки чуть напряглись, золотой набалдашник трости блеснул, как маленькое солнце.
– Когда вы разговариваете с президентом, следует обращаться к нему по форме.
Огилви поднял тонкую руку.
– Оставь, Томми, мы здесь по делу. Мистер Снук, - Гилберт, если не ошибаюсь, - как вы понимаете, у нас возникла проблема. Очень дорогостоящая проблема.
– Я понимаю, - кивнул Снук.
– Существует точка зрения, что в этом повинны вы.
– Это не так, - Снук бросил взгляд на Фриборна. - Более того, разговаривая с этой, как вы выразились, «точкой зрения» два дня назад, я дал полковнику хороший совет, как решить эту проблему. Но его мой совет не заинтересовал.
– И в чем же заключался ваш совет?
– Призраков можно увидеть только через магнитолюктовые очки. Если забрать у шахтеров очки и провести в шахте освещение, призраков не будет. Впрочем, сейчас уже поздно об этом говорить.
– Вы по-прежнему утверждаете, что призраки существуют?
– Господин президент, я не только видел их, но и сфотографировал. - Снук, увлекшись, слегка наклонился вперед, но тут же откинулся на спинку кресла, сожалея, что упомянул о снимках.
– Об этом я тоже хотел поговорить. - Огилви достал из коробки тонкую сигару и облокотился на край стола, потянувшись за зажигалкой. - Полковник Фриборн утверждает, что вы извлекли пленку из фотоаппарата в его присутствии, и на ней ничего не было. Как вы можете это объяснить?
– Никак, - просто ответил Снук. - Я могу только предположить, что излучению, посредством которого мы видим этих призраков, требуется больше времени для проявления на фотопленке.
– Чушь! - спокойно произнес Огилви, разглядывая Снука сузившимися помутневшими глазами.
Снук отчетливо понимал, что предварительное собеседование закончилось и сейчас начнется серьезный разговор.
– Я слабо разбираюсь в этих вещах, - сказал он, - но теперь, когда в Кисуму начали прибывать ученые из Штатов, быть может, мы лучше поймем, что происходит.
– Вы разговаривали с кем-нибудь из этих людей?
– Да. Чуть позже сегодня я должен буду встретиться с доктором Амброузом. - Снук едва удержался, чтобы не добавить: не появись он в назначенное время, это вызовет разговоры. Но он понимал, что с Огилви они говорят на двух разных уровнях, один из которых слов не требует.
– Доктор Амброуз. - Огилви сел за стол и сделал пометку в блокноте.
– Как вы знаете, я всецело одобряю визиты туристов в Баранди, но было бы крайне неразумно заманивать их сюда преувеличенными сведениями о том, что страна может предложить. Признайтесь, Гилберт, вы подделали эти фотографии?
Снук разыграл оскорбленное достоинство.
– Я понятия не имею, как это можно сделать, господин президент. И даже если бы я знал, зачем мне это?
– Этого я тоже не понимаю, - Огилви улыбнулся, словно соболезнуя ему. - Если бы я мог предположить мотив…
– Как фотографии попали к представителям прессы? - спросил из своего угла Фриборн.
– О, вот это моя вина, - ответил Снук. - В тот вечер я отправился в город выпить и встретил Джина Хелига из «Ассоциации прессы». Мы заговорили о призраках, и тут я вспомнил, что сунул пленку в карман. Достал, и можете себе представить мое удивление, когда Джин заметил там изображения.
Огилви мрачно усмехнулся.
– Могу.
Снук счел более безопасным вернуться на твердую почву.
– Главная проблема заключается в том, господин президент, что так называемые призраки действительно существуют, и шахтеры ни за что не пойдут туда, где они появляются.
– Это мы еще посмотрим, - произнес Фриборн.
– Я не верю в сверхъестественные явления, - продолжал Снук. - Думаю, тому, что я видел, должно быть простое объяснение, и единственным эффективным способом исправить положение будет найти это объяснение. Сейчас весь мир смотрит на Баранди…
– Не перегибайте палку. - В голосе Огилви послышалась скука. - Вы и так слишком много суетесь туда, куда вам соваться не следует… Готовы ли вы действовать в качестве официального посредника, если я дам разрешение на проведение в шахте научных исследований?
– Буду рад. - Снук с трудом скрыл удивление.
– Хорошо. В таком случае отправляйтесь на встречу с вашим доктором Амброузом и свяжитесь с управляющим шахтой Картье. Держите полковника Фриборна полностью в курсе ваших дел. Это все. - Огилви повернулся в своем вертящемся кресле и выпустил облако сигарного дыма в направлении ближайшего окна.
– Благодарю вас, господин президент. - Снук поднялся и, не оглядываясь на Фриборна, поспешно вышел из кабинета.
Беседа с президентом прошла лучше, чем он надеялся, и все же у него осталось тревожное ощущение, что его переиграли.
Подождав, когда Снук удалится из кабинета, Фриборн вышел из своего угла.
– Это плохо кончится, Поль, - сказал он, - если любая грязная обезьяна вроде этого типа будет безнаказанно уходить, отдавив нам пальцы.
– Думаешь, его следует пристрелить?
– Зачем тратить пулю? Достаточно полиэтиленового мешка на голову: это оставляет им время на раскаяние.
– Да, но, к сожалению, наша «обезьяна» - случайно или намеренно - сделала все необходимое, чтобы остаться в живых. - Президент Огилви встал и прошелся по комнате, оставляя за собой облака голубого дыма. Больше всего в этот момент он был похож на сотрудника крупной корпорации, занятого обсуждением плана сбыта продукции.
– Что тебе известно о его биографии?
– Только то, что мне следовало поставить на ней точку три года назад, когда у меня была такая возможность. - В забывчивости Фриборн поднял трость и приложил набалдашник к вмятине на голове.
– Он не так плох, Томми, как ты думаешь. Например, его предложение о том, чтобы отобрать у шахтеров магнитолюктовые очки, заслуживает внимания.
– Пришлось бы проводить освещение в шахте. Ты представляешь, сколько это стоит в наши дни? Если бы еще твоя атомная электростанция начала работать, когда планировалось!
– Новая система освещения обошлась бы значительно дешевле, чем полная остановка работ. И потом, дело не только в деньгах. - Огилви крутанул кресло и ткнул сигарой в сторону полковника. - Деньги для меня не много значат, Томми. У меня их больше, чем я смогу истратить. Единственное, чего я теперь хочу, это полноправное членство в ООН для Баранди, для страны, которую я создал. Я хочу, подходя к зданию ООН в Нью-Йорке, видеть среди всех остальных свой флаг. И поэтому алмазные шахты должны работать. Без них Баранди не протянет и года.
Взгляд Фриборна бегал по комнате, пока он подбирал слова для ответа. Давно зная о президентской мании величия, он не испытывал к его идеям никакой симпатии. Лидер государства, мечтающий о том, чтобы вывесить кусок тряпки в чужом городе за океаном, когда на границах страны, всего в нескольких километрах отсюда, стоят враги… Эти мысли наполняли Фриборна презрением и нетерпением, однако он привык скрывать их и ждал своего часа. Он приучил себя сдерживаться, даже когда президент развлекался с белыми и азиатскими шлюхами. Но близится день, когда он наконец сможет дать Баранди твердое военное руководство, по которому страна давно плачет. А пока нужно сдерживаться и укреплять свои позиции.
– Я разделяю твои мечты, - спокойно сказал он, вложив в эти слова всю искренность, на которую был способен. - И именно поэтому нам следует предпринять решительные шаги прямо сейчас, до того, как ситуация станет еще хуже.
Огилви вздохнул.
– Поверь, Томми, я вовсе не размяк. Я не стал бы возражать, если бы ты выпустил своих «леопардов» на эту рвань на шахте номер три, но сейчас, когда в стране находятся сторониие наблюдатели, этого делать нельзя. Прежде всего их надо убрать отсюда.
– Но ты только что дал им разрешение на посещение шахты!
– А что мне еще оставалось делать? Снук был совершенно прав, когда сказал, что сейчас на нас смотрит весь мир. - Огилви вдруг расслабился и улыбнулся, потом взял со стола коробку с сигарами и предложил ее Фриборну. - Однако ты сам прекрасно знаешь, как быстро миру надоедает следить за каким-то там клочком земли на краю света.
– А пока? - спросил Фриборн, принимая сигару.
– А пока я бы хотел - все это неофициально, разумеется, - чтобы ты устроил нашим ученым гостям из-за границы трудную жизнь. Ничего явного и скандального - просто кое-какие трудности.
– Ясно. - Фриборн почувствовал возврат доверия к президенту. - Теперь об этом парне из «Ассоциации прессы», о Хелиге. Устранить?
– Не сейчас. Ту ошибку исправлять уже поздно. Но в будущем держи его под наблюдением.
– Ладно. Я обо все позабочусь.
– Позаботься. И еще… Надо закрыть въезд в страну всем другим желающим. Найди какую-нибудь вескую причину отменить визы.
Фриборн, нахмурясь, задумался.
– Эпидемия оспы?
– Нет, это повредит торговле. Лучше какая-нибудь военная угроза. Например, нападение одного из наших соседей. Детали обсудим за ленчем.
Фриборн раскурил сигару, глубоко затянулся и, улыбнувшись с видом почти истинного наслаждения, произнес:
– Операция «Гляйвиц»? У меня есть несколько заключенных, от которых следовало бы избавиться.
Президент Огилви, в своем консервативном синем костюме выглядевший олицетворением образцового руководителя крупной корпорации, кивнул.
– Да. «Гляйвиц».
Улыбка Фриборна перешла в довольную ухмылку. Он никогда не изучал историю Европы, но название Гляйвиц, принадлежавшее маленькой точке на карте у границы Польши с Германией, осталось у него в памяти. Именно в Гляйвице нацисты провели операцию, опыт которой и Огилви, и Фриборн не раз использовали в своей карьере. Там в августе 1939 года гестаповцы инсценировали нападение поляков на немецкую радиостанцию и в качестве доказательств «преступления» своих соседей оставили трупы людей, которых одели в польскую военную форму и тут же застрелили. Нацистская пропаганда не замедлила использовать этот инцидент в качестве оправдания нападения на Польшу.
Полковник Фриборн всегда считал эту операцию превосходным образцом тактического искусства.
Когда около полудня Снук выбрался из такси у отеля «Коммодор», он все еще находился во власти подозрений к замыслам президента Огилви. Солнце висело прямо над головой, словно лампа без абажура. Он нырнул в призму тени от навеса у входа в отель, прошел через фойе, разделенное балюстрадой на два яруса, и, не обращая внимания на жест дежурного клерка, двинулся в бар. Старший бармер Ральф, едва завидев его у входа, молча поставил на стойку большой стакан, налил в него до половины джина «Танкерей» и разбавил ледяной водой.
– Спасибо, Ральф. - Снук сел на стул, уперевшись локтями в кожаную обивку стойки, и сделал несколько больших целительных глотков, ощущая, как внутри растекается прохлада.
– Тяжелое утро, мистер Снук? - Ральф изобразил на лице скорбную симпатию, как он всегда делал, общаясь со страдающими похмельем клиентами.
– Да, неважное.
– После этого вы почувствуете себя лучше.
– Знаю. - Снук сделал еще один глоток.
Такая сцена с точно таким же диалогом повторялась уже много раз, и Снуку всегда нравилось, что у Ральфа хватает понимания и такта не разнообразить устоявшийся ритуал: в подобные моменты общение на других уровнях отнюдь не доставляло ему удовольствия.
Ральф наклонился через стойку и, понизив голос, сказал:
– Вон те двое хотели вас видеть.
Повернувшись в указанном направлении, Снук увидел мужчину и женщину, которые разглядывали его с выражением сомнения и надежды на лицах. В уме мгновенно возникла оценка: красивые люди. Что-то в них было общее: оба молодые, безупречного вида, с ясными приятными лицами, словно сработанными талантливым скульптором. Но особое внимание Снука привлекла женщина. Изящная, с умными серыми глазами и полными губами, хладнокровная и чувственная одновременно. При виде ее у Снука возникла пугающая мысль о том, что вся его прежняя жизнь была сплошной ошибкой, и что именно такой приз он заслужил бы, избери он жизнь в сияющих городах цивилизованного мира. Снук взял со стойки свой стакан и двинулся к их столику, чувствуя себя неловко от укола ревности, который он испытал к поднявшемуся навстречу мужчине.
– Мистер Снук? Я - Бойс Амброуз, - произнес мужчина, пожимая его руку. - Я вам звонил.
Снук кивнул.
– Можно просто Гил.
– Позвольте представить вам Пруденс Девональд. Мисс Девональд работает в ЮНЕСКО, и, насколько я понимаю, у нее тоже к вам дело.
– Сегодня мне везет, - Снук произнес это автоматически, присаживаясь за столик. Мысли его в этот момент были заняты перевариванием информации о том, что они не муж и жена, как он почему-то предположил. Заметив, что девушка окинула его откровенно оценивающим взглядом, Снук во второй раз за этот день осознал, что одежда его едва-едва прилична, да и то только потому, что ткань, из которой она сшита, практически вечная.
– Сегодня вам не совсем везет, - сказала Пруденс. - Скорее даже наоборот. Одна из моих задач в Баранди состоит в том, чтобы проверить вашу квалификацию как преподавателя.
– Какую еще квалификацию?
– Вот это мое заведение и интересует, - произнесла она, не скрывая своей враждебности, что расстроило Снука и одновременно вызвало у него привычную ответную реакцию.
– Вы работаете в слишком любопытном заведении, - произнес он, глядя ей в глаза.
– В английском языке, - сказала Пруденс вызывающе назидательным тоном, - слово «заведение» может означать помимо всего прочего и коллектив его сотрудников.
Снук пожал плечами.
– Оно с равным успехом может означать «сортир».
– Я только что собирался заказать для нас парочку коктейлей, - быстро вмешался Амброуз, обращаясь к Снуку. - «Кэмп Харрис», например… Вы не откажетесь?
– Спасибо, Ральф знает, что мне нужно.
Амброуз двинулся к бару. Снук откинулся в кресле и, взглянув на Пруденс, решил, что она одна из самых красивых женщин, которых он когда-либо встречал. Единственное, что в какой-то степени нарушало совершенство ее лица, были верхние зубы, слегка скошенные внутрь, но почему-то Снуку казалось, что это даже подчеркивает аристократизм ее облика. «До чего хороша, - подумал Снук. - Она, конечно, высокомерная дрянь, но до чего хорошо!»
– Может, нам следует начать все сначала, - сказал он. - Где-то мы не туда…
Голос Пруденс слегка потеплел.
– Наверное, это моя вина. Мне следовало догадаться, что необходимость отвечать на вопросы в присутствии третьего лица вас смутит.
– Не смутит, - Снук сделал вид, что подобное предположение его несколько удивило. - Но чтобы у вас не было на этот счет никаких иллюзий, скажу сразу: я не собираюсь отвечать на ваши вопросы.
Она смерила его недовольным взглядом, но в этот момент к столику вернулся Амброуз, держа в руках бокалы со спиртным. Он сел и с удивлением взглянул на счет.
– Здесь какая-то ошибка, - сказал он. - Этот заказ стоит втрое дороже предыдущего.
– О, это я виноват, - Снук поднял свой стакан. - Я обычно заказываю джин пивными стаканами, чтобы не бегать каждый раз туда-сюда. - Он взглянул на Пруденс и добавил: - Мне, право, неловко.
Пруденс поджала губы.
– Интересно было бы узнать, как вам удается столько пить и работать учителем?
– Гораздо интереснее, - вставил Амброуз нетерпеливо, - было бы услышать из первых уст рассказ…
Снук прервал его, подняв руку.
– Подождите минуту, Бойд.
– Бойс.
– Извините. Бойс. Мне тоже очень интересно было бы услышать, почему эта молодая особа все время лезет в мои личные дела?
– Я сотрудник ЮНЕСКО. - Пруденс достала из сумочки серебряный значок. - А это означает, что ваш заработок…
– Мой заработок, - перебил ее Снук, - состоит, как правило, из одного ящика джина и одного пакета кофе на каждые две недели. Ту наличность, что у меня есть, я зарабатываю ремонтом автомобильных двигателей на шахте. И между делом учу шахтеров английскому в те вечера, когда у них нет денег на плотские удовольствия. Одежду, что я ношу, мне выдали, когда я попал сюда три года назад. Часто я ем консервы прямо из банок, а зубы чищу солью. Я нередко напиваюсь, но в остальном я образцовый заключенный. Что-нибудь еще вас интересует?
Пруденс несколько смутилась, но не сдалась.
– Вы утверждаете, что вас держат в плену?
– А как еще это называется?
– Например, предоставлением политического убежища. Насколько я понимаю, вы причастны к исчезновению боевого самолета из Малакка.