На лацкане «бостонового» сверкнул значок Коминтерна, часовые превратились в слух.
– Этот вра-а-аг… он убивай коммюнист, много… – Человек в костюме посерьезнел, а мальчик опустил голову и затеребил галстук. – Товарищ, этот враг убивай его отец унд мать. Наш малтшик… мы спасай его, перевози в Советски Союз. И он здесь видей этот шеловек… не посольство, он ходит, как совет граждан. Мы хочем видей товарищ Генрих… это важное есть.
Один из энкавэдэшников вытащил из кармана гимнастерки удостоверение, небрежно махнул им перед часовыми:
– Мы проводим товарищей коминтерновцев к товарищу Ягоде. Похоже – шпионаж.
Часовой молча кивнул. Конечно, раз такое дело…
Та же сцена повторилась у дежурного, а часовые в это время уже общались с толпой коминтерновцев, вылезшей из третьего автомобиля – старенького, обшарпанного «форда». Коминтерновцы размахивали удостоверениями, бурно что-то объясняли, мешая венгерские, польские, немецкие и, кажется, даже китайские слова, но что им собственно нужно, понять было невозможно. На выручку часовым кинулись дежурные, кто-то пытался переводить, но тут же сбивался, погребенный разноязыкой лавиной. Энкавэдэшники начали постепенно закипать от непонимания, и громкость общения изрядно возросла. Все орали друг на друга, размахивали руками, пытаясь что-то объяснить и растолковать. Никто как-то и не заметил, что к группе спорящих присоединились еще какие-то сотрудники НКВД, но не вышедшие из здания, а появившиеся откуда-то со стороны.
А вошедшие в здание уже поднимались на второй этаж. Энкавэдэшники окружили коминтерновцев плотным кольцом так, что мальчика вообще было не видно, а молодой человек в военной форме среди них затерялся. Такой плотной группой они подошли к приемной наркома внудел.
Тут же четверо сотрудников НКВД, точно брызги от брошенного в лужу камня, разлетелись по помещению. В их руках появилось оружие, и все бывшие в приемной оказались на прицеле. Четверо: «бостоновый», мальчик, энкавэдэшник с холодным узким лицом и парень-красноармеец вошли в кабинет.
Генрих Григорьевич Ягода сидел за большим, покрытым кожей письменным столом. Он поднял голову на звук открывшейся двери:
– Товарищ Галет? Я вас не вызывал…
Вперед шагнул мальчишка-пионер:
– Гражданин Ягода, по распоряжению ЦК КПСС… то есть ВКП(б) вы арестованы.
Ягода приподнялся:
– Смешная шутка, мальчик. Очень смешная…
В руках пионера со значком «БГТО»[65] на груди вдруг оказались два пистолета:
– Руки держать на виду! Медленно встал, шаг назад и выходишь из-за стола. Справа!
– Товарищ Галет! – возмутился Генрих Григорьевич. – По-моему, это уже переходит все границы! Потрудитесь объяснить…
Договорить он не успел. Христо Боев – «бостонный», буквально прыгнул к столу, не перекрывая, однако, Белову директрисы стрельбы, и рывком выдрал из-за стола.
– Объясним, – прошипел Галет и ловко защелкнул на руках наркома наручники. – И ты, сука, нам все объяснишь. Объяснишь, например, как это к твоему костолому легкий карабин Токарева[66] попал. Который Хрущеву подарили… – А Боев грубо Ягоду ткнул в спину извлеченным из-под пиджака маузером. – Пшел, гнида!..
В приемной к маленькому конвою присоединились остальные чекисты. Они приняли Ягоду за плечи, затем Саша выглянул в коридор:
– Чисто! – выдохнул он. – Начали движение.
Группа чекистов и коминтерновцев вывела Ягоду и быстро потащила вдоль по длинному коридору. Одновременно Боев и второй болгарин – Мирно Спасов, громко заговорили по-болгарски, отвлекая внимание дежурного. Со стороны могло показаться, что нарком внудел идет вместе с группой товарищей, внимательно слушая их оживленный рассказ. Но Ягода не собирался сдаваться без боя…
– Помогите! Товарищи, это – банди…
Больше он ничего не успел сказать: Белов изо всех сил ударил Генриха Григорьевича стволом правого пистолета в печень. Одновременно он выстрелил в схватившегося за кобуру дежурного из пистолета в левой руке.
Звук у «Вальтера ПП», конечно, негромкий, но это все-таки выстрел. Двери трех кабинетов открылись почти синхронно:
– Что случилось?! Кто стрелял?!
Оценив обстановку, Боев тут же скомандовал:
– К машинам! Бегом! Я, Мирно и вот ты, – он указал рукой на одного из энкавэдшников, – прикрываем!
Однако Саша с этой диспозицией был не согласен, а потому приотстал и снова вернулся по лестнице наверх. И вовремя!
Коридор затянуло сизо-голубым дымом от выстрелов из добрых двух десятков наганов, ТТ, «парабеллумов» и прочих «кольтов». Скорчившийся у лестницы Боев скупо отвечал из своего маузера, с другой стороны также редко огрызался Спасов. Молодой парень из сталинской охраны лежал под стеной. На груди гимнастерки расплывались три кровавых пятна…
Оценив расклад сил, Саша понял, что Боев продержится и сам, а вот что касается второго болгарина – вопрос остается открытым. Он перекатом проскочил простреливаемый коридор, успев всадить две пули в крупного мужчину, слишком уж нахально выставившегося из ближней двери. «Это – раз, – механически отметил Белов и тут же выстрелил в молодого энкавэдэшника, решившего пустить в ход винтовку. – А это – два!»
Откуда-то снизу, перекрывая выстрелы, раздался крик Галета:
– Вниз! Быстро! Отходим!
Саша ткнул в бок болгарина:
– Давай, братушка, беги! – и выстрелил в коридор теперь с обеих рук.
– Вместе! – выдохнул Спасов. – Один не пойду!
Белов взглянул на него бешеными глазами:
– Бегом, б…ь! Приказываю, бегом! – и снова три выстрела вдоль по коридору.
Мирчо Спасов не был трусом. Он участвовал ликвидациях в Болгарии и Македонии, он дрался с полицейскими, он нелегально перешел через границу, но увидев глаза этого мальчика, ему вдруг сразу расхотелось спорить. Прыжком он перелетел через коридор и побежал вниз по лестнице. Сверху часто-часто захлопали наганы, им ответил «вальтер», а потом раздался дробный перестук маленьких ног по ступеням. Мирно решил не дожидаться, когда удивительный мальчик его догонит, и рванул вперед.
Внизу все было уже кончено: коминтерновцы и подошедшие охранники держали «дорожку отхода». У стойки лежал дежурный с клинком в сердце, часовые сидели связанные в углу. Саша увидел, что Галет стоит возле открытой двери с артиллерийским «парабеллумом» в руках, и наддал ходу. Маленьким метеором он пронесся мимо Вениамина Андреевича, и тот, пропустив мальчика, тоже выбежал из здания. Они пулями влетели в ожидавший их «бьюик», и тяжелый автомобиль сорвался с места, оставив на асфальте дымный след сгоревших покрышек…
…В этот раз за рулем сидели люди, отменно знавшие Москву тридцатых, со всеми ее проходными дворами и узкими переулками, а потому маленькая кавалькада добралась до Ближней дачи куда быстрее, чем это вчера удалось Белову.
Машины влетели на охраняемую территорию, пронеслись по аллеям и остановились прямо перед домом.
– Ну, товарищ Саша, – произнес Галет, – теперь ступай к своим. Тут уж мы, извини, без тебя поработаем.
Белов аккуратно убрал руку мужчины со своего плеча и серьезно спросил:
– А справитесь?
Галет покачал головой и так же серьезно ответил:
– Ну, мы постараемся…
Как раз в этом у Александра были серьезные сомнения: техника блиц-допроса была разработана значительно позднее. Он уже собирался высказать свои соображения, но тут неожиданно появилась Светлана. Увидев Белова, она бросилась к нему со всех ног, крича:
– Саша! Ну вот где ты был?! Мы тут с тетей Верой все глаза проглядели, а ты!.. Нехороший мальчишка!
Александр было улыбнулся, но вдруг по спине его пробежал легкий озноб. Он уловил в Светланиных речах те самые интонации собственницы, которые много раз слышал у кандидаток на руку и сердце простого офицера спецподразделения, в той, другой жизни. «Долбануться! Надо же: от горшка два вершка, а туда же! В хозяйки метит, – Саша глубоко вздохнул. – И ведь не отвертишься: при таком папе в мужья нельзя получить разве что папу римского. Да и то – не факт…»
Он повернулся к Светлане и раскрыл объятия:
– Сестренка! Ну, прости, Светик, прости, – говорил он извиняющимся тоном висящей на нем девочке. – Меня в Коминтерн возили. Думали, что о моей матери что-то стало известно… Кому-то показалось, что она жива…
Светлана немедленно отпустила Сашку, потупилась. Потом погладила его по руке, заглянула в глаза:
– Нет? Не твоя мама?.. – Ее глаза быстро повлажнели. – Ты же знаешь: у меня мама тоже… умерла… – Она снова погладила его по руке. – Я понимаю… – И всхлипнула.
Белов вдруг почувствовал себя мерзавцем. Его мать – мать старшей его половины, умерла, причем давно, а Светлана еще жила такой страшной потерей. Он приобнял девочку, погладил по голове…
– Ха! Тили-тили-тесто, жених и невеста! – пропел, дразнясь, неизвестно откуда вынырнувший Василий. – Скоро-скоро обвенчают, скоро поп благословит!
Светлана покраснела, вырвалась от Саши и набросилась с кулаками на брата. Белов нахмурился и отошел в сторону, не желая слышать криков и воплей дерущихся родственников. Но долго его одиночество не продлилось: к нему подошел смущенный Василий и, глядя в сторону, выдавил:
– Немец, ты… это… Ну, я – дурак… в общем… А я ж не знал, куда и зачем ты ездил… Мир?
– Проехали, – миролюбиво сказал Саша и протянул ему руку. – Мир. Только, Вась, ты не обижайся, и Артему со Светкой скажи: мне бы одному побыть, ага?
– Ага, – понятливо согласился Василий. – Немец, ты тогда в библиотеку иди. Там никого нет, а оттуда, если охота, можно вообще – в подвал уйти. Ты надолго? – спросил он, увидев, что Александр собрался уходить. – А то тетя Вера искать тебя будет.
– Ну, так… На часок-другой… Прикроешь?
– Ну. Давай, Немец, иди… Прикроем, чего там…
В библиотеке было тихо и прохладно. Собственно, библиотекой эту комнату можно было назвать весьма условно: книг тут имелось явно меньше, чем в кабинете Сталина. Тут стояли лишь три книжных шкафа черного дерева и удобный кожаный диван. Белов улегся поудобнее и попробовал расслабиться: его новое, слишком юное тело требовало отдыха после чересчур насыщенного утра. Но расслабиться не получалось: мешали какие-то тихие – на грани слышимости, звуки, настойчиво пробивавшиеся в тишину библиотеки. Саша приподнял голову:
– Б…ь! Дрова, что ли, рубят?
Но за окном никто ничего не рубил, да и доносились эти странные, раздражающие отзвуки с другой стороны комнаты. Повинуясь инстинкту охотника, вбитому в старшую половину десятилетиями службы, мальчик поднялся и пошел по периметру вдоль стен. Источник раздражения был отыскан почти сразу же: маленькая неприметная дверь в стене между двумя шкафами. «Красный сказал, что отсюда можно в подвал попасть, – вспомнил Саша. – В подвале дрова рубят? Или мясо?»
Он нажал на ручку и бестрепетно зашагал вниз по крутым ступеням. Еще одна дверь, тоже не запертая…
– …Отвечай, сука! – и сразу же хлюпающий звук удара и стон. – Отвечай, гнида!
Белов оглядел открывшуюся его взору картину и вздохнул:
– Песец! Это я удачно зашел…
Двое коминтерновцев синхронно обернулись на его голос, но окровавленного Генриха Ягоду в разодранном мундире не выпустили. Сидевший за дощатым столом Димитров поднял удивленный взгляд, а Галет и Боев без гимнастерок, с засученными рукавами нательных рубах, переглянулись. Вениамин Андреевич не терпящим возражения тоном сказал:
– Саша, не надо тебе здесь быть. Нечего на такое смотреть…
Он хотел продолжить приказом немедленно уйти, но Александр снова вздохнул:
– Полностью с вами согласен, товарищ Галет. Не годится просто стоять и смотреть, как вы материал портите. У вас тут что – кружок бокса? – И, не глядя на задохнувшегося от возмущения энкавэдэшника, продолжил, одновременно осматривая комнату: – Ну, что за колхоз? Кто ж так допрос гонит? Ну-ка, товарищи, вон тот стул сюда. Ага. Очень хорошо. Почти то, что надо.
Он внимательно оглядел Генриха Григорьевича, затем махнул рукой:
– Этого – раздеть догола! А мне – нож дайте.
Бодро орудуя взятой напрокат у одного из болгар-коминтерновцев финкой, Белов прорезал в фанерном сиденье стула отверстие, поднял, примерился к заднице Ягоды и подрезал еще немного.
– Так. Теперь вот вы, товарищ, дуйте в кухню, за примусом. Бегом, я сказал! А остальные… – он критически оглядел разоблаченного главу НКВД и протянул Галету испорченный стул, – зафиксировать мне вот это на стуле так, чтобы шевельнуться не мог. Ну?!
Боев с Галетом переглянулись, но не решились ослушаться приказа. Через несколько минут голый Ягода уже сидел на стуле, накрепко примотанный к ножкам и спинке. В этот момент доставили примус.
– Кто-нибудь разожгите мне эту хрень, а то я не умею, – бросил Саша небрежно, а сам оторвал у стоявшего в углу ящика дощечку и принялся раскалывать ее финкой на тонкие лучинки. Впрочем, тут же оставил это дело и послал другого охранника к «тете Вере» с просьбой принести десяток иголок разной толщины.
– Ну, соври что-нибудь. Скажи, что у товарища штаны распоролись, – коротко бросил он в ответ на слабое мяуканье: «А что я ей скажу?». – Бегом, вперехлест твою об забор! Что вы тут ползаете, как вши беременные по мокрому тулупу!
Галет и Боев снова переглянулись. Саша тем временем поднял горящий примус со стола, поставил на пол и уменьшил пламя до минимума. Затем поднес его к стулу, наклонился, без всяких эмоций задвинул примус под стул. Поднял голову, посмотрел на Галета с Боевым:
– Ну, кто вопросы задает, кто стенографирует?
Допрос тянулся долго. Нет, Ягода, очумевший от нечеловеческой боли, рассказывал все, о чем спрашивали, и даже о том, о чем только собирались спросить. Но Белов периодически требовал «повторения пройденного», терпеливо повторяя вопросы и сверяя ответы. Шипел примус, втыкались в нужные точки иглы, а своды подвала содрогались от диких, нечеловеческих криков. Наконец, Белов подошел к потерявшему человеческий облик Генриху Григорьевичу, внимательно посмотрел в красные от лопнувших сосудов глаза, оттянул веко…
– На сегодня – всё, – сообщил он тоном лектора, который информирует студентов о том, что эту тему они продолжат на следующем занятии. – Уберите. А нам пора отдыхать.
По лестнице в библиотеку поднимались три очень уставших, но очень довольных собой человека: Боев, Галет и Белов. Они вошли в комнату, закрыли за собой дверь и расселись на двух стульях и диване. Диван, разумеется, достался во владение Саши, который тут же забрался на него с ногами.
Галет вытащил из кармана деревянный портсигар, достал папиросу:
– Угощайся, – сказал он Боеву.
Христо вытащил «казбечину», щелкнул зажигалкой. А Галет, помявшись, протянул портсигар Саше:
– Товарищ Белов, будешь?
Тот отрицательно мотнул головой. Вениамин Андреевич молча убрал папиросы в карман, затянулся и спросил:
– Ну, товарищи, что делать будем?
– Завтра – повторный допрос. Уточняем и дополняем информацию, а пока – работать по вскрывшимся персоналиям. Заодно выяснить у Иосифа Виссарионовича: кого он видит новым наркомом внудел, и налаживаем контакт. Петерса[67] обязательно брать живым, дочку и супружницу его – тоже. Даже ценой наших потерь. Очень уж любопытно мне узнать: как это дочки британских банкиров за русских революционеров замуж выходят? – Александр сухо улыбнулся. – Может, нам всем еще не поздно подсуетиться?
Боев хмыкнул:
– Ну, так чего время тянуть? Ехать прямо сейчас надо… – И, помявшись, спросил: – Ты, товарищ Саша, как – с нами?
Теперь настала очередь замяться Белову.
– Да надо бы, вот только меня товарищ Сталин отпустит?
Галет сразу же рубанул:
– Не отпустит, факт. Ты вот что, товарищ Саша, давай-ка – к ребятам. И – нишкни. Тише воды, ниже травы. Спец ты, сразу видно – первый класс, только уж извини, привлекать мы тебя будем… с оглядочкой. А не то нам тут всем головы не сносить: Хозяин – крут, а когда дело его близких касается – вдвойне.
– Да не родственник же я ему! – взвыл Александр. – Мы вообще всего четыре дня как познакомились!
– А это – неважно. Хоть и пять минут, да только он тебя… – Галет запнулся, подбирая слова, – в сердце он тебя принял. И теперь ты для него – как Светлана, Василий или Артем. Понял?
– Да понял, понял, – хмуро буркнул Саша. – Ладно, парни: держите меня в курсе дела. В допросах тоже помогу. У меня опыт пусть и небольшой, но учителя хорошие были. И еще: мне бы тут и правда в Коминтерн бы съездить. А то мелкие спрашивать начнут, а я даже не знаю, где он находится.
Христо Боев весело фыркнул, но под взглядом Галета смутился и сказал только:
– В чем дело, товарищ Саша? Завтра и съездим. С тобой еще и товарищ Димитров очень хочет поближе познакомиться.
…Мэй Петерс[68] – дочь военного коменданта Кремля, работала в экономическом отделе британского посольства в Москве. Ровно в двенадцать она встала из-за стола, привычным жестом поправила юбку и направилась в буфет. Ланч-тайм. Однако дойти до вожделенного ланча ей так и не удалось…
– Мисс Петерс? – высокий, худой, похожий на швабру в мундире лейтенант Коулмен остановил ее в коридоре. – Полковник Локкарт просил вас зайти к нему. Прошу…
Мэй удивилась, но последовала за Коулменом. Вообще-то она докладывала полковнику Локкарту – младшему брату знаменитого Брюса[69], два раза в неделю, по вторникам и субботам, но… Мало ли что может потребоваться от простой разведчицы шефу службы?..
В кабинете Локкарта было тихо и, несмотря на июньскую жару, прохладно. Только гулко тикали большие напольные башенные часы, да в углу стрекотал телетайп.