Поляна №3 (5), август 2013 - Коллектив авторов 6 стр.

А Митька-шоференок все бегал за мной, на коленях стоял, умолял… А я нет, говорю, от тебя бензином всю жизнь вонять будет… Довылупонивалась… Митька сейчас развернулся, у него автосервис, а женился на этой замухрышке Залыкиной, как она его охмурила? Ну да, он же тогда никем был, механиком в гараже. Кто ж знал? А она ему сразу троих, одного за другим, как из пулемета, здравствуйте! Не пора ли остановиться? Она из тех, что чуть только ухватят мужика, давай рожать без остановки. Одного, второго, третьего… Лишь бы не сбежал. Хитрые сучки…

– Ну? Что надо? Не хочу я твоих орехов! И ягод не хочу. Ты видишь, я отдыхаю, и не суй мне свою чурчхелу под нос. Злая… Я не злая! Достали уже, ни покоя ни отдыха, иди отсюда… Лучше бы пляж почистили. Грязь непролазная…

Нет, завтра надо будет на санаторный пляж идти, там хоть тихо, нет этих крикунов: Форель моченый, чебурек сушеный!.. А вот и он, наплескался… тюлень.

– Да, дорогой! Нет, обедать еще не хочу. Как водичка? Что, уже накупался? Пойдешь, поиграешь в волейбол? Ну, иди, иди… Только надень кепку, такое солнце. Я очень волнуюсь. И я тебя. Только, прошу тебя, не долго…

Откуда в нем столько сил? Плавал почти полчаса, не меньше, и теперь еще и отправился скакать в волейбол… по жаре… Ночью, небось, будет дрыхнуть… не разбудишь. Ну что ты, спрашивается, скачешь, прыгаешь? Лежи себе спокойно, спи, отдыхай, набирайся сил. Ты ж за этим сюда и приехал, если, конечно, не считать дольмены. А ночью… неужели тебе заняться нечем? Рядом с тобой такая женщина! Бездельник. Прохиндей. Ну? И это на годовщину свадьбы! Привез черт знает куда, плавает, играет в волейбол, ездит на дольмены, травится, болеет, храпит как паровоз… Ну а я-то, я-то здесь при чем? Где мое место на этом празднике жизни? Нет, оставлять это так больше нельзя… В конце концов, каждый сам кузнец своего счастья. Если нас не замечают, о нас забыли, мы сможем о себе напомнить… А впрочем, пошел бы он к черту. Что я, в самом деле? Мужиков надо бить ногами по голове, тогда они будут носить тебя на руках… Это мне маман после того раза объяснила. У меня потом долго никого не было. Да, пожалуй, года три-четыре, все больше с подругами… С одной даже поехали вместе в Турцию отдыхать. Взяли двухместный номер, все включено, на две недели в начале лета. Мы с ней чуть не переспали, прости Господи, хотя все шло к этому… А все она… Нет, не то чтобы у меня была какая-то тяга, просто подруги по несчастью, легкие шалости, молодость… Мы и пупки прокололи вместе из шалости… Хохотушки были, поехали на дискотеку, с нами в автобусе немцы, а мы веселимся, шумим, так немцы молчали, молчали, потом один дядька старый меня за руку схватил и гавкнул что-то мне прямо в нос, а другие кивают, мол, я-я! А Светка его оттолкнула, так что он на сидение отлетел и кричит: Хенде хох!.. Они там все чуть не померли со страху. Может, мы террористки? Договорились с ней: друг от друга ни на шаг. Танцевали, отрывались по полной программе, веселились, в общем. Но стоило мне отлучиться, возвращаюсь, а она мне и заявляет:

– Слушай, – говорит, – у меня тут наклевывается… Езжай в отель одна.

Я в трансе.

– Как одна? Ведь договаривались вместе.

Я и дороги не запомнила, и стемнело уже, и я накоктейлилась, а она мне говорит, катись, мол, я себе кого-то другого откопала! Чужая страна, мне двадцать пять, мало ли что? Чужой город, все чужое, как добираться до отеля не знаю, адрес не помню, только название – Мурмаши какие-то, страшно, украдут, сколько случаев было… Потом где меня искать? В гареме, в публичном доме, в канаве?.. Ужас!.. Кое-как добралась, подошла к полицейскому, как-то объяснила, что мне в отель надо, он такси остановил, номер записал, я и доехала. Легла спать… Этой шалавы все нет, уж ночь, вдруг, шаги, поднимаются, смеются негромко, ключ щелк, заходят, эта ко мне, спрашивает:

– Ты спишь?

Вот дурацкий вопрос. Ненавижу идиотов, которые будят тебя среди ночи и спрашивают – спишь ли ты! Ну конечно, еще бы! А она думала, я бессонницей мучаюсь без нее? Правду говоря, я не спала, такая я вся была возбужденная, от наглости ее и нахальства.

– Сплю, – отвечаю. А вижу, кавалер-то стоит у дверей, переминается нерешительно. Вот же беспардонность, она его к нам в номер притащила. И что дальше? Мне на улице спать, на балконе, в саду? А им на нашей кровати трахаться? – Большое свинство с твоей стороны, – заявляю, – будить меня посреди ночи. И что тут делает этот молодой человек? Я его не приглашала!

Она говорит:

– Слушай, – говорит, – ты не обижайся, только можно мы в ванную пойдем. Ты не будешь против?

Слыхали? Какая наглость! В ванную! У меня там полотенце, бритва, зубная щетка… Да мало ли что? А они в ванную собрались! Да что это значит?! Притащила какого-то грязного мужика, и в ванную… А куда им еще идти? По территории секьюрити ходят, к нему нельзя, – это она мне потом рассказала, – он с мамой приехал. В его номере мама спит. Пусть бы и шли к его маме в ванную. Вот бы она повеселилась. Порадовалась за сыночка. Мальчику двадцать пять, а он с мамой на курорты ездит. Хорош, нечего сказать. Маменькин сынок. Что-то он такое откаблучил, что мамаша его от себя не отпускала? А может, то и не мама вовсе была. Просто дама старших лет. Сейчас много таких альфонсов ездит по курортам…

Я говорю:

– Ты что? Совсем, что ли? Никаких ванн! Спать! Не хватало еще, чтобы я слушала, как вы в ванной будете развлекаться! Я, – говорю, – от тебя такого не ожидала! Договорились быть вместе, а ты… – ну, в общем, устроила ей сцену. Она повернулась, хахаля за ручку взяла и повела куда-то в холл отеля или в коридор, уж не знаю. Ушли, и то слава Богу. Потом заявилась, спустя час или полчаса, разделась и бухнулась на кровать. Лежим, я не сплю, уснуть же невозможно, сердце стучит. Поворачиваюсь к ней, ну как обычно, спросить, что, как, интересно же… А она уже спит, варежку разинула, даже слюнку пустила. Я наклонилась к ней, все-таки подруга, а я с ней так резко, хотела вроде извиниться, ну и поцеловала ее в щеку, а она во сне дыхнула мне прямо в лицо, и ладно бы перегаром или табаком, – чистой спермой. Она даже зубы не почистила!.. Меня чуть не стошнило. Отвернулась от нее, на самый край, подальше отодвинулась. Ощущение такое, будто вся постель выпачкана… Кое-как домучилась до рассвета и на пляж… А эта проспала до обеда, натрахалась, сучка. Я зашла переодеться, она лежит, довольная, улыбается.

Я говорю:

– Ты хоть зубы почисть!

– А что, – отвечает, – чем тебе не нравятся мои зубы? Или у меня изо рта пахнет?

– Пахнет, – говорю, – не то слово! Вся комната провоняла.

А она улыбается.

– Я помню, – говорит, – как ты меня вчера целовала. Иди, еще поцелуемся.

– Нет уж, – говорю, – спасибо. Я свой рот не на помойке нашла…

Она обиделась. Помню, неделю не разговаривали. Потом, правда, помирились.

Я, конечно, чистюлей была жуткой. Спасибо маман. Чтобы эту их мужскую штучку целовать – ни за что! Табу, нельзя, запрещено… Пересиливала долго себя, все никак не могла. Фильмы, конечно, смотрела разные и, в общем-то, все знала, но это было не для меня. А потом с художником познакомилась, у Грачевой Нинки, кажется, на дне рождения, да точно, в ресторане, еще тогда музыканты ходили между столиков и пели неаполитанские песни… Как его звали? Вот память… Леонид! Чернявенький такой, весь в кудряшках, волосы длинные. Он меня проводил домой и телефон взял. А потом позвонил, и пригласил его картины смотреть. Я пошла. Он говорил выставка, а никого не было, только я одна. А он мне рассказывал о своем новом направлении, которое он сам выдумал. У него все картины нарисованы звездами, а направление называлось звездизм. То есть, натурально, и портреты звездами, и пейзажи. Маленькие звездочки, большие, восьмиконечные, пятиконечные, разные… Помню портрет его мамы звездами, в таких лиловых тонах, она сидит на стуле и руки на коленях сложены, а глаза грустные и светлые… Вот, и я как-то расслабилась, так хорошо стало, спокойно, мягкий диван, полумрак, легкая музыка, курильница с жасминовым маслом, коньяк… А он мне говорил о своем звездизме, о картинах, о выставках, о том, что скоро-скоро прославится и станет великим, и все руку мне целовал, потом колени, а потом я почти случайно немного юбку приподняла и он дальше стал целовать, а я глаза закрыла и откинулась на подушки… А когда очнулась, мне тоже захотелось это сделать, сама джинсы ему расстегнула, а там все оттопырилось… Очень смешно! А он обиделся. Покраснел весь как мак, говорит, что это для мужчины не главное. А я совсем не из-за этого, просто смешно стало, как у него все оттопырилось, а он стоял с таким напряженным и глупым лицом, даже испуганным, как будто боялся, что все кончится слишком быстро… У меня был такой случай. Потом, спустя год. Мне уже тридцатник стукнуло, ухаживал за мной один мужчинка, цветы дарил, звонил, стихи читал по телефону, потом пригласил на выходные в дом отдыха, к нему ж нельзя было, он мамы стеснялся. Он даже раздеться при свете стеснялся, вообще очень стеснительный был. Свет погасили, я легла, он что-то копался долго, в ванную бегал, потом прыгнул ко мне, я чувствую, он дрожит, как девственник, целует меня, руками шарит, потом рванулся, дернулся и затих… После вскочил и в ванную побежал. Я рукой провела, простынь влажная. А он вышел из ванной, в глаза мне боится посмотреть. А я улыбаюсь ему, говорю: это просто от того, что ты меня очень хочешь. И мы с ним тогда до утра про поэзию говорили. Больше, правда, я с ним не ездила.

А с тем художником, с Леонидом, мы встречались месяца два, наверное. Но у него действительно был очень маленький, и, в общем, он был в этом деле ниже среднего. И все про свои картины мне говорил, как он это сделает, да какие у него задумки, да подходы, да холсты, да краски, да то, да се, и больше ни о чем. Обо мне ни словом!.. Как будто в мире только он есть и его картины, а меня нет… Он даже мой портрет не написал, а я ему предлагала позировать, даже без одежды, а он ответил, что у него сейчас такой творческий период, его пейзажи влекут… Ну и как-то плавно расстались… И он не звонил, и я не навязывалась. Можно подумать, я всю жизнь собиралась ему краски замешивать и восхищаться его гениальностью. Вот еще!..

А потом подруга позвонила. Говорит, в Свято-Данилов монастырь привезли мощи преподобной Марфы. Пойдем, говорит, поклонимся, попросим мужей хороших. Пошли просить. А там народу! Вдоль ограды в три ряда, в воротах не протолкнуться, стояли часов пять, пока дошли. И тоже летом, жарища, еле на ногах держимся, люди причитают, ладаном пахнет, шорохи, полумрак, такая обстановка, у нас слезы текут сами собой, на коленях припадаем к мощам, рыдаем!.. Жуть! Мужей просим… Потом вышли, еле отдышались, я два дня больная ходила, как не в себе была… Ну и что? Мужиков вокруг полно, а мужей хороших нет. Через год встретились с ней в метро, она все не замужем, говорит, вообще никого нет, а я думаю, отомщу тебе за то стояние…

– А я, – говорю, – замужем. Муж – дипломат, доктор наук, профессор, в общем, вру напропалую.

А она спрашивает, с тайной надеждой, сучка:

– Старый небось?

Я думаю, а вот и фиг тебе.

– Нет, какой старый, всего на десять лет меня старше. Но не пьет совсем, не курит, свежий как огурчик, спортом занимается, мы с ним вместе в фитнес ходим, тренажеры, бадминтон, велоспорт… по заграницам мотаемся на симпозиумы, я у него навроде личного секретаря…

Я как про заграницу начала врать, так у нее слезы прямо брызнули. Обняла меня и шепчет:

– Повезло тебе, как повезло. Как я за тебя счастлива, как рада, – и целует, и плачет.

А я думаю, ври больше, рада ты, как же, верю я тебе, вот еще… От зависти, небось, теперь повесишься. А у меня вдруг у самой слезы потекли.

– Спасибо, – говорю, – милая. Это мне Бог дал. И тебе Бог даст… – и реву.

Поцеловались на прощанье. Вышла она из вагона, а я дальше поехала. И так до самого дома проплакала. Все никак остановиться не могла, так расчувствовалась.

А потом этого встретила, у Зинки, кажется, на юбилее. Дело к сороковнику близится, а я все не замужем! Думаю, надо брать быка за жабры. Сколько можно? Так до седых волос будешь с душем развлекаться… Выбрала поприятнее. Думала, этот достоин! В банке служит аналитиком, значит, вроде должен быть с деньгами. Не женат, пятый десяток пошел, детей нет, вроде здоровый, думаю, беру, заверните… И начала его обрабатывать, телефон его у Зинки выпросила, сама позвонила, пригласила в ресторан, а я заметила еще тогда в первую встречу, что он пожрать любит, да все мужики одинаковы… Вот сидим, я за карпом в сладком соусе сообщаю ему, как бы между прочим, о том, как я люблю готовить, и как мне нравятся театры, и живопись, благо дело нахваталась от Леонида, и про поэзию ему заливаю, это я от другого почерпнула, от скорострельщика, и о том, что мама это главное в жизни, не дай Бог про будущую свекровь дурно отозваться, все дело испортишь, мужики очень мамочек своих почитают… Ну вот. Он уши и развесил…

– Вы, – говорит, – настоящий клад! Я таких женщин нигде еще не встречал.

Я отвечаю загадочно, со вздохом:

– Ничего удивительного. Ведь я такая единственная, – и ресничками хлоп-хлоп. Сразила его наповал. Бац-бац, и в яблочко.

Потом он меня в театр повел. Встречаться начали. Ну и переехал ко мне. От мамы. Год жили, притирались. Хлопот, конечно, прибавилось: готовка, уборка, стирка, все на мне… А потом я думаю: пора подсекать, а то сорвется. Тут резко нельзя, надо чтобы втянулся… Тем более, если до сорока не женился, значит, клюет робко… А его уже сильно затянуло, крючок в самое брюхо заглотил. Я и завтраки ему в постель, и обеды на службу и ужины… Мамаша-то его так, небось, не охаживала. Наконец, говорю ему:

– Давай колечки купим.

Он насторожился:

– Зачем это?

– Ну так, как будто мы женаты…

Купили. А потом как-то раз предлагаю ему:

– Женись на мне…

А он:

– Зачем? Это все предрассудки. Штамп в паспорте ничего не решает.

Тут пришлось применить психологию:

– Решает, – говорю, – про женщину говорят: одинокая, а про мужчину: свободный. Ты не думай, ничего и не изменится, просто мне будет спокойнее, когда ты будешь не сожителем, а мужем.

Он говорит:

– Это все глупости. Это совершенно все равно.

А я:

– Ну раз все равно, то и женись…

Тут он джентльмена стал изображать из себя:

– Хорошо, – говорит, – я готов, чтобы сделать тебе приятное, пожалуйста…

Это он мне сделает приятное! А я сколько старалась, приятное ему целый год делала? Нет, милый. За стол, да за свадебку. Чего тебе еще надо? И кормят, и обстирывают, и спать кладут… Где еще такую найдешь? Словом, пошли, расписались. Скромно все. Без помпы. Это молодые дуры принцессами наряжаются и букетики швыряют, а я в этих рюшечках буду как пугало смотреться… Вот, скажут, дурища! Да и денег жаль… Подруг никого не звала. Обзавидуются… Недаром говорят, самый страшный враг – лучшая подруга. Не успеешь оглянуться, мужа в постель затянет.

А я уже проголодалась… Этот все играет. Попрыгунчик. Жена умирает с голоду, а ему и дела нет. Что там у нас осталось в сумке? Ага! Персик. Ну, милый, извини… Ты ведь не будешь сердиться, если жена твой персик съест? А ты про него и забыл? Очень хорошо… А вон он идет. Наигрался.

– Мурзик!.. Выиграл? Ничья? Идешь купаться? Вспотел? Сразу в воду не заходи. Обсохни сначала, а то заболеешь… – Мужики как дети. Скажешь: не пей отсюда – пьют. Скажешь: это не ешь – едят. Скажешь: не делай так – обязательно так и сделают. А потом удивляются. А я перестала спорить, пусть поступает, как хочет, зато вся ответственность на нем, сам и виноват, себя и обвиняй. А вот и он.

– Что? Уже? Окунулся и назад? Проголодался? Персик? Дорогой, я его съела… Как твой? Разве тебе жалко? Почему это я съела все персики? Ну так пойди, купи еще… Если бы я знала, что тебе жаль для меня персика, я бы не стала есть. Такое впечатление, будто это последний персик на свете… Ну что ты кипятишься? Ну хорошо, я сама куплю тебе персик, хорошо, два. Не в этом дело? А в чем? Да, я хочу знать… Я? Да как у тебя язык повернулся? После пяти лет! Нечего сказать, хороший подарочек на годовщину свадьбы… Спасибо, не ожидала… Нет, зачем же? Не надо мне помогать! Уйди я сказала!.. Извинить? За что? Ты ничего такого не сделал, просто наплевал в душу и все. Да! А ты думал?.. Тебе это будет очень дорого стоить… Нет, свои вещи я понесу сама. Да как ты мог? Вечером в ресторан? Скажи, что ты меня любишь. Ну, хорошо, неси… Ты так обидел меня, дорогой, больше этого не делай… Ну ладно, ладно, я не сержусь, мой котик, поцелуй меня, вот так…

Борис Илюхин 

Сонеты

Высокомерный сонет

«Творец, хоть и бессущен, может быть…»

«В канву творения, в основу всех наук…»

Поэт