Так часто бывает в подобных компаниях. В тяжкой, трудной, боевой атмосфере мужчины рядом никого не замечают. А как отдохнут, выспятся да брюхо набьют, то так и начинают глазками по сторонам постреливать: «А кто тут у нас?..» Порой в таких ситуациях и самая обычная замухрышка королевой начинает казаться. А барышня Чилайс была отнюдь не замухрышкой. И наверняка имела немалый опыт вовлечения в свои любовные сети многих и многих мужчин. Как она не без гордости призналась: «Однажды мое сердце было разбито. Так что теперь я это делаю с удовольствием с мужскими сердцами!»
Братья Низу беззаботно посмеялись над таким признанием и… продолжили флиртовать с новой силой. Словно соревнуясь друг с другом и подначивая на новые победы на любовном фронте.
Но все это считалось второстепенным. На первом плане было скорое общение с уверенно выздоравливавшим сентегом. На третий день, во время завтрака, пациент очнулся. Причем сделал это бесшумно, не открывая глаз, и стал прислушиваться к тому, что творится вокруг. Хорошо, что Кашад накинул заранее следящую структуру прямо на голову болезного и сразу дал знак товарищам, что следует следить за своими разговорами. А потом Кремон спросил у сентега, как тот себя чувствует. Пришлось беглецу открывать глаза.
Он обвел внимательным взглядом склонившихся к нему людей, после чего вначале хрипом, а потом и жестами одной руки объяснил, что хочет пить. Когда его просьбу удовлетворили, опять стал жестами выспрашивать, кто они такие, откуда, как его нашли и что вокруг происходит. А на все вопросы к нему только болезненно морщился, тыкал на свое горло и с несчастным видом закатывал глаза. Мол, какой из меня сейчас рассказчик? Уж лучше вы о себе все рассказывайте! Не стесняйтесь!
Но тут и опыта Восходящего хватало, чтобы не поддаваться на такие дешевые трюки. Было понятно, что местный удивлен своим спасением и желает узнать все возможное о своих благодетелях. А уже потом, исходя из услышанного, будет строить собственное повествование. Людей такое не устраивало, поэтому Кремон рассмеялся и вроде как дружески, но довольно твердо заявил:
– Ну, нетушки, так не пойдет. Да мы и не спешим никуда, подлечим твое горлышко, выслушаем твою историю со всеми подробностями, сравним с нашими сведениями, а уже после этого и о себе расскажем.
Тогда пациент стал показывать на свои раны: как, мол, меня вылечили? Рассказали о проведенных операциях. С указанием внутренних органов, разорванных артерий, перечислением сломанных костей и использованием медицинских терминов.
Больной настолько впечатлился услышанным, что потерял сознание на полтора часа. И это сильно заинтриговало Кашада:
– Это не от усталости, я наблюдал за его состоянием. Это он от шока отключился, услышав обо всех проделанных нами операциях. Такое впечатление, что он только сейчас понял, в каком тяжком состоянии находится. А это свидетельствует о том, что он сам хороший врач. Или просто не может поверить, что в таких полевых условиях мы его «вытянули».
– Нет, тут что-то другое, – не согласился Невменяемый. – Он наверняка уже простился с жизнью, когда был у рощицы, так что его этим не впечатлить. Мне показалось, что он ошарашен самим фактом излечения именно нами. Уж слишком его зрачки метались от меня к тебе, чуть не выпали вместе с глазными яблоками.
– Увидев нас, он почти не удивился, значит, с людьми общается часто. А если два вида живут бок о бок, то почему врачи не могут уметь лечить сразу оба? Потому что виды настолько разные?
– Вот! Ты сам и ответил на свой вопрос. Насколько я знаю, даже таги с сорфитами подобных врачей широкого профиля почитают за великое чудо. Как правило, это матерые ветераны, проведшие в клиниках и госпиталях не одну сотню лет. Так что в данном случае, как мне кажется, я несколько поторопился. Ошибся… Не следовало рассказывать о наших умениях.
– И как бы ты объяснил его спасение? – логично подметила Риона.
– А никак! Увидели, что дышит, принесли, положили на одеяло. Он ведь колдун, его тело само себя заживлять постепенно начинает. Вот два дня и заживало. А мы только мух отгоняли да по ночам костерком согревали. Чудо? Естественно! Но мало ли какие внутренние резервы включаются в наших организмах в экстренных ситуациях. Зато на нас бы никто и не подумал…
– Если и подумают, то ничего плохого в этом не вижу, – заявил Восходящий. – Ты, наоборот, гордиться такими знаниями должен.
– Да я и горжусь… Но не нравится мне эта его странная скрытность. Гортань ведь у него не повреждена, а посмотри, как изгаляется, чтобы уйти от рассказа.
– Да… не спешит с благодарностью.
– Поэтому! – Кремон для значимости ткнул в небо указательным пальцем. – С этого момента следим за каждым нашим словом. О том, что мы пришли с севера, ни полслова! Попытаемся делать таинственный вид и только намекать, что расскажем об этом позже. А сейчас, мол, просто находимся в пути, меняем место жительства и путешествуем к нашей дальней родне. Будем задавать сентегу вопросы и тщательно анализировать его ответы. Будем ловить его на лжи и несоответствии. Свое положение и крайнюю зависимость от нас он осознает прекрасно, так что кочевряжиться и юлить не станет. К тому же будем его прижимать тем фактом, что ему удалось благодаря нам избежать казни. Да и вообще, со временем намекнем, что его преследователи умерли не сразу и кое-что успели нам поведать.
В общем, программа действий была составлена, роли расписаны и даже продуманы некие условные фразы, после которых якобы случайно можно будет чуточку приоткрыть тайну о себе. Ну и решили постоянно кого-то оставлять при сентеге и разговаривать с ним, не переставая. Иначе ведь может подглядывать и подслушивать остальных своим отделенным сознанием.
Когда пациент очнулся во второй раз, строгий доктор в лице Кашада его демонстративно осмотрел, где надо, придавил, где следует, пощупал пульс и, не обращая внимания на отчаянные вопросительные жесты, произнес:
– Вижу, что есть сильно хочется, и понимаю, что любопытство распирает. Но пока я все о тебе не выясню, не могу назначить дальнейшее правильное лечение и единственно верное питание. Давай рассказывай, чем ты питаешься обычно, как и кто для тебя готовит? Но начни со своего имени, возраста и перенесенных тяжелых заболеваниях.
С минуту сентег смотрел круглыми глазищами на человека, и казалось, он опять провалится в обморок. Но выдержал. Потом зашевелился, показывая на горло и что-то жалостно шипя.
– Только не надо притворяться настолько несчастным! Если уж мы тебя по косточкам собрали, то гортань тем более проверить и признать годной сумеем. Так что говори, не стесняйся.
Сентег подумал, скорбно кивнул своей странной головой и приоткрыл клюв.
– Очень болит, – зашипел он еле слышно. – Мне трудно даже вот так…
– Ничего, слух у меня прекрасный, магически усиленный. Можешь еще тише шипеть, я разберу.
Пациент еще немного подумал, горестно вздохнул, поморщился от боли и приступил к повествованию:
– Меня зовут Сату-Лгав. Из рода Беерчи. Возраст?.. Ну, я еще молод, мне всего девяносто три года. А болезни… ну разве что еще в детстве да до становления Эль-Митоланом. Но чтобы там что-то серьезное было, не припомню… А что, это так важно?
– Конечно! – Восходящий степенно кивнул. – После любого недуга в организме остаются магические частицы, которые называются дилентные, и они как бы навечно впитываются в клеточки тела. Неужели ты не знаешь таких элементарных вещей?
Сату-Лгав смешно щелкнул клювом и признался:
– Ну, я, вообще-то, не врач… и в этом совершенно не разбираюсь…
Судя по его ауре и благодаря сразу двум структурам, наложенным на его голову, человек легко заметил, что сентег врет, но виду не подал. Пока раненый настолько ослаблен, он обнаружить структуры у себя не сможет, а снять тем более.
– Также очень важно питание, которое является основой нашего здоровья. Приступай к пересказу своего дня, начиная от завтрака и кончая поздним ужином. И не забывай обо всех подробностях приготовленных блюд. Да! А каков твой основной род занятий?
– Мм? – Вопрос в лоб заставил птицеподобное существо растеряться. – Мой? Да это… как бы сказать…
– Честно сказать! Мы ведь все равно знаем!
– Да-а-а?.. Вообще-то я ученый, – решился он и даже заговорил громче. – Искусствовед. В большой степени историк, собиратель картин и других предметов изобразительного искусства. У меня в доме целая картинная галерея…
– А где твой дом?
– В Аллангарне…
– И гнались за тобой из?.. – пользуясь своим полным запасом колдовских сил, Кашад еще и ментально давил на обессиленного, измученного борьбой со смертью сентега, и тому трудно было сопротивляться такому напору. Хотя он старался в дальнейшем изо всех сил и каждый ответ тщился хоть немножко обдумать. Но пока он вроде ничего тайного не открывал и говорил без сопротивления:
– А где твой дом?
– В Аллангарне…
– И гнались за тобой из?.. – пользуясь своим полным запасом колдовских сил, Кашад еще и ментально давил на обессиленного, измученного борьбой со смертью сентега, и тому трудно было сопротивляться такому напору. Хотя он старался в дальнейшем изо всех сил и каждый ответ тщился хоть немножко обдумать. Но пока он вроде ничего тайного не открывал и говорил без сопротивления:
– Из Курганда…
– И что же ты делал в Курганде?
Своеобразный допрос, совмещенный с опросом больного, продолжался.
Глава 21
Местные реалии
Кормили сентега по чуть-чуть, убеждая, что в его состоянии много есть вредно. Что, в общем, соответствовало истине: внутренние органы птицеобразного существа жутко сместились, были повреждены и местами порвались. Так что он сам понимал правильность вынужденной диеты, но несколько раз, тем не менее, показательно обиделся. Причем сделал это однажды после мизерной порции жидкого киселя, и именно когда рядом находилась только Риона:
– Так вы мои спасители или я у вас в плену?!
– Как тебе не стыдно, Сату-Лгав?! – укорила его девушка. – Мы тут все силы на тебя изводим, собственной жизнью ради тебя рискуем, а ты такое заявляешь! Неблагодарный!
– Да это я так… от голода. И все-таки! Наверняка в тюрьмах лучше кормят…
– Вот я тебя сейчас колбасой накормлю, по доброте своей душевной, что случится? Молчишь? Слюнки глотаешь? Но не просишь колбаски-то? Потому как тебя сразу от болей в желудке скрутит бубликом, да так бубликом и помрешь за полчаса. Вряд ли тебя спасти сумеют.
– Ну что ты, что ты! Мне с врачами несказанно повезло, и я готов выполнять любое их предписание. Они – величайшие! Они – самые лучшие! Даже я так не смог бы подлатать раненое тело своего собрата. Кстати, а где Кашад обучался?
– Э-э-э… вот у него и спросишь.
– Но Кремон, я так понял, главный специалист по теории?
– Я в этом не разбираюсь…
– А сколько ему лет?
– Все вопросы к нему. Ты лучше мне расскажи, пока никого нет, как с этим ружьем обращаться? – она ткнула пальчиком в трофей, который стоял прислоненный к дереву. – Мужчины мне к нему и прикасаться не разрешают, а так стрельнуть хочется!
Два ружья были подобраны на месте кровавой стычки. Одно бросил сидевший в засаде беглец, а второе имел при себе верховой воин, передвигавшийся на похасе. Зарядов отыскалось семь полных футляров. Но разгадать секрет стрельбы так до сих пор и не удалось. Так что теперь люди делали вид, что используют трофеи во время дальних вылазок. По крайней мере, Кашад всегда уходил из бивака с этим грозным оружием в руках, имея на поясе коробочку с двумя запасными футлярами, укомплектованными мраморными шариками. В данный момент братья сидели недалеко в кустах и прислушивались к каждому слову запланированной сцены. А ведь сентег мог и повернуть оружие против человека. Хоть и слабым считался, но ведь все-таки Эль-Митолан. Тем более что полного доверия он никак не вызывал. Пока…
В ответ на просьбы Рионы сентег пару раз щелкнул клювом. Из его слов стало ясно, что эти щелчки заменяют птицеподобным существам смех:
– Ну, ты меня рассмешила. И правильно делают твои мужчины, что не разрешают таскать подобную тяжесть: рожать не сможешь или на ногу уронишь, хромой останешься. Еще хуже будет, если нечаянно повредишь керечесу. Она знаешь, каких денег стоит? У-у-у! Кстати, а почему у вас только две керечесы? Вроде и третья должна быть…
То есть он прекрасно помнил, сколько должно быть поражающего оружия, но до сих пор не знал, что случилось с последней парой его преследователей. Пока на вопрос, куда загонщики подевались, люди не отвечали. А вот по поводу третьей штуковины, название которой они узнали только сейчас, подготовили ответ. И девушка доверительным шепотом сообщила Сату-Лгаву:
– Так она есть, только поломана сильно… Вон под тем малым навесом. Когда твой преследователь на нас набросился и хотел с близкого расстояния выстрелить, Кремон к нему метнуться успел, выхватил оружие у него, да и использовал как дубину. А дубина эта возьми да не выдержи ударов по телу. Между прочим, тот сентег тоже не выдержал, так и помер бедняга после часа небольшого допроса. А лечить его у врачей не было ни сил, ни желания.
Раненый не столько озадаченно, сколько возмущенно замычал:
– Использовать керечесу как дубину?! Да это же в голове не укладывается! Дикость несусветная!
– Что же тут дикого? – возмутилась и Риона. – Ты вон, когда убегал, для собственного спасения и клюва бы не пожалел. Не правда ли?
Сентег смешно свел зрачки к переносице, уставившись на собственный клюв и пытаясь сообразить, как бы он с его помощью мог спастись. И лишь поняв, что сравнение образное, опять им громко щелкнул:
– Ну да, если жить захочешь, то сам себе глаза выклюешь…
– Так ты меня научишь стрелять из керечесы? – вернулась к прежней теме Риона.
– Глупышка! Неужели тебе непонятно, что из этого оружия может стрелять только Эль-Митолан?!
– Неправда! Меня Кашад обещал научить со временем… Если буду себя хорошо вести…
– Смешно! А то ты не знаешь, что самец может наобещать самке в момент сексуального недержания?
Девушка рассердилась на такие слова вполне по-настоящему:
– Закрой клюв, длинноногая курица! И следи за своими словами! Кашад меня и в самом деле всем сердцем любит.
– О-о-о… да тебя вроде как и Кремон любит. Но ведь он керечесой не пользуется, не правда ли? А почему? Подумала? Да потому что он не сможет магической структурой нажать спуск. А без этого выстрела шариком не получится. Не веришь? Тогда своего Кашада проверь, скажи, что на все будешь согласна, если, оставшись с тобой наедине, из керечесы сможет выстрелить Кремон.
Нахмурившись, девушка задумалась. Настолько далеко они данный разговор не продумывали. Но уже услышанного должно хватить для братьев Низу, чтобы дальше сообразить, чем, что и как потянуть в нужном месте.
– Хорошо, попробую. И если у меня что-то получится, я буду давать тебе киселя чуть больше, чем назначил доктор. Ну а теперь помоги мне с этим разобраться, Кашад мне и это не доверяет…
И она показала сентегу оружие в виде штопора. Только это было не подобранное на поля боя, а найденное в подземельях. С него сняли негниющую ткань, отполировали для блеска, и девушка припрятала «штопор» в одну из сумок. В данном артефакте энергии не было, но тот, из которого стреляли по беглецу искорками ярко-синего цвета, тоже не действовал ни в руках Кремона, ни в руках колдуна Кашада. С ним также следовало разобраться, выпытав у раненого, что только возможно.
Раненый удивился, увидел это парализующее оружие:
– Откуда у тебя новый шавасун?
– В наследство достался! – фыркнула красавица. – Как с ним обращаться?
Прикоснуться к оружию Сату-Лгав и не пытался. Он о чем-то лихорадочно размышлял. Потом, видимо, решился и заговорил:
– Я вижу, что этот артефакт не имеет привязки… Вообще-то шавасуны по эффективности не настолько грозные, как керечесы, но по себестоимости они вдвое, а то и втрое дороже. Мало того, они все магически привязаны к одной личности и могут передаваться в наследство только прямому потомку. Иного хозяина шавасун не признает и действовать не будет.
– Мм! Следовательно, ты знаешь, насколько знатный, родовитый дворянин тебя преследовал от дороги до самой рощи?
– Ну, лично я его не знал, но всегда подозревал, что среди разбойников Курганда слишком много всякой знати подвизается.
Девушка невинно захлопала глазками:
– Я, конечно, всего допроса не слышала и не видела, но гнавшиеся за тобой вроде как утверждали, что это ты – разбойник. И очень ругали твой город Аллангарн.
Сату-Лгав чуть сознание не потерял от справедливого негодования:
– Лгуны! Это сами они разбойники! Постоянно пытаются меня ограбить, убить и обанкротить, посылая банды воров к моему дому, вмешиваясь в моих дела и убивая моих доверенных помощников! Но я никогда не поддавался на силовое давление, всегда бил в ответ, потому они меня и возненавидели. Не одному из них пустил крови порядочно. И понятное дело, что даже на смертном одре они будут на меня клеветать.
– Ну, мне такие темы неинтересны, – капризно скривилась Риона. – Ты мне лучше скажи, как мне этот шавасун на себя настроить. Все-таки слабой женщине подобное оружие всегда пригодится.
– Тебе? Пригодится? Сомневаюсь преизрядно… Но если уже так хочешь, то тут Эль-Митолан должен работать при настройке. Придет Кашад, я ему растолкую, что и как…
– Так он и слушать не захочет…
– Почему это? Мне кажется, он сам толком про эти артефакты не знает, – сентег щелкнул с издевкой клювом. – Таскает трофейный на поясе, который ему не подчиняется, а его самка носит не активированный, вольный, можно сказать, бесценный.