– Отстань, – простонала я, – меня выбросили из автомобиля, я ударилась головой и потеряла сознание.
– Вау! – обрадовался Макс. – Да ты круче любого суперагента! Вывалилась на шоссе, вцепилась мертвой хваткой в бампер и волочилась за машиной до парковки! Круто! Снимаю шляпу, мне такой фокус проделать слабо. И, что интересно, никаких ужасных ран, содранного скальпа или выбитых зубов у тебя не наблюдается. Киса, ты биоробот?
Неожиданно мне стало обидно.
– Дурак! Лидия вытолкнула меня прямо здесь!
– А ну пошли на улицу, расскажешь о своих приключениях, – велел Максим.
Я неконфликтный человек, в любом споре пытаюсь найти консенсус, который устроит обе стороны, и готова признать правоту противника. Но, к сожалению, с детства не терплю, когда кто-то отдает мне приказы. Если сказать:
«Лампочка, будь добра, сгоняй пешком в Африку за плодами растения тумбу-мумбу», – я обязательно выполню просьбу, но, если услышу фразу: «Немедленно отправляйся в булочную за хлебом», – сделаю вид, что оглохла, и даже не пошевелю пальцем.
Мои родители великолепно знали о психологических особенностях дочери и никогда не беседовали со мной как сержант с новобранцем. Мама заставила меня поступить в Консерваторию и провести несколько лет в нудном изучении арфы при помощи одной фразы:
– Доченька, я мечтаю видеть тебя в составе симфонического оркестра. Девочка – музыкант, вот самое большое счастье.
Ну и как можно было лишить мамулю радости! Но Максим плохо знаком со мной, поэтому он повторил:
– Марш на улицу.
– Ни за что! – тут же отреагировала я, хотела покачать головой, сделала одно движение и увидела стаю черных бабочек перед глазами.
– Коза упрямая, – вздохнул Макс и поволок меня на воздух.
Выслушав пересказ моей беседы с Лидией, Максим спросил:
– Как думаешь, была бы тебе благодарна Нина Олеговна, узнай она, что ты нашла ее убийцу?
– Да, – не колеблясь ответила я. – Теперь я чуть больше понимаю Пронькину, знаю, что для нее и мужа основным в жизни был безупречный имидж. Если женщина с такими жизненными принципами решилась на откровенный разговор с посторонним человеком, значит, она ощущала большую опасность. Нина Олеговна, как умела, попросила у меня помощи, а я ее не поняла. В гибели Пронькиной есть и моя вина.
Макс сорвал травинку.
– Петушок или курочка?
– Что? – не поняла я.
– Ты в детстве не играла с подружками? – удивился Максим. – Вы не срывали метелочки с травы, задавая этот вопрос?
– Летом я всегда гуляла за руку с мамой, до студенческих лет, – нехотя призналась я.
Макс щелкнул языком.
– Бедняжечка. Тебе никогда не хотелось удрать?
– В детстве нет, а потом я боялась маму огорчить.
– Понятно, – протянул нахал, – перефразирую свой вопрос. Как бы отнеслась Нина Олеговна к известию о том, что ее предположение об убийцах-дочерях подтверждается?
По лесу пробежал ветерок, издалека донеслось счастливое повизгивание – наверное, какой-то дворовой собачке достались вкусные объедки с кухни ресторана. Я исподлобья посмотрела на Макса:
– Мы не можем изменить реальность. Теперь, после беседы с Лидией, мне понятно: у нее и у Софьи имелся мотив для убийства. Нина Олеговна, разозлившись на готовность дочери сыграть во время траура пусть даже очень скромную свадьбу, решила переписать завещание. Коля-алкоголик видел Соню, которая, положив на землю предмет, похожий на пистолет, стала судорожно протирать инвалидную коляску. Дело происходило рано утром, пусть девица найдет адекватное объяснение своему поведению.
– Это не сработает, – отмел Максим мои аргументы, – слово дочери Пронькиной против заявления Николая. Кому поверит следователь? Со всех сторон положительной женщине, имеющей безупречную репутацию, или пьянице, который был последний раз трезвым в младенчестве? Я бы, услышав о наличии свидетеля, с недрогнувшим лицом заявил:
«Я спал. У нас пока никто не отменял презумпцию невиновности. Докажите, что я бегал к лужайке, а пока вы этого не сделали, я вне подозрений».
– Надо найти Дениса Рутина, корреспондента, который состряпал статью в «Желтухе», и устроить ему допрос, – с азартом воскликнула я. – Лидия предположила, что публикация оплачена неким Асмоловым, желавшим сделать гадость Пронькиным. Но вдруг Денис действовал по поручению другого человека? Допустим, ему известны некие жареные факты?
Максим потянулся.
– Я говорил с патологоанатомом. Пронькина скончалась в промежутке между часом и двумя ночи. Выстрел в лицо Нине Олеговне был произведен в упор. Это свидетельствует о том, что несчастная хорошо знала своего убийцу, допустила его в так называемое личное пространство. Делай выводы. У нее только одна рана, больше на теле нет повреждений, пара мелких свежих царапин, и все. Ни сильных ушибов, ни переломов, ни гигантских синяков. Нину не били, просто застрелили. Почему ты морщишься?
– Голова болит, – призналась я.
Максим вытащил мобильный и заворковал, как влюбленный голубь:
– Солнышко, ты занята? Нет? Отлично. Знаешь Евлампию Андреевну? Она упала. Как, как... зацепилась одной ногой за другую и бухнулась затылком об пол. Плачет, расстраивается. Можешь сделать ей процедуру под названием «Королевское расслабление»? Мне она отлично помогает. Спасибо, ягодка, Евлампия Андреевна уже в пути, ты с ней поосторожней, дама не в адеквате. Иди к Маргоше.
Последнюю фразу Максим произнес, глядя мне в глаза и засовывая сотовый в карман.
– Не хочу, – уперлась я.
Максим нежно потрепал меня по спине:
– Дорогая, демонстрация подростковой вредности говорит о незрелости личности. Ты испугалась, когда Лидия выпихнула тебя из машины, испытала стресс, больно ударилась головой. Я предлагаю тебе часок отдыха. Взрослый человек не станет протестовать, он использует шанс для релакса, только тинейджер, возмущенный тем, что кто-то принял за него решение, полезет в бутылку.
Я ткнула пальцем в ядовито-розовую рубашку Максима.
– Вульф в своей книге утверждает...
– О боги! – простонал собеседник. – Ненавижу псевдоученых, создающих лженауки. Кстати, вернешься в номер, обрати внимание на год издания книжонки. Готов спорить на что угодно: опус появился на свет в середине девяностых. Тогда только что народившиеся издательства ради прибыли печатали поразительную дрянь. Давай поступим как разумные люди: ты сходишь в лечебницу и приведешь в порядок нервы, а я привезу сюда журналиста.
– Дениса Рутина? – недоверчиво уточнила я.
– Точно, – подтвердил Макс, – в тот момент, когда дамы сядут вкушать чай с пирожными, молодец будет доставлен. Раньше, боюсь, не получится. Я, конечно, могу исполнить любое твое желание на земле и в космосе, но вот справиться с пробками... Увы, тут бессилен даже волшебник Гэндальф.
– Думаешь, репортер согласится с тобой поехать? – не успокаивалась я.
– Мой сладкий ежик, ступай к Маргоше, твой пупсик на крыльях любви помчится исполнять любой каприз той, которая, подобно розе, сияет росой и... тьфу, я мало читаю дамские романы и плохо владею нужной лексикой, – хмыкнул Максим. – Короче, пока!
Плохое настроение словно рукой сняло.
– Можешь не трепыхаться, я не любительница розовых соплей, предпочитаю детективы.
Макс съежился, пригнулся и побежал по дорожке, выкрикивая на ходу:
– Группа немедленного реагирования, слушай мою команду. Окружить гараж и дом...
Любой другой мужчина, ведущий себя, как Максим, моментально вызвал бы у меня желание свести все контакты с ним к нулю. Мне никогда не нравились записные шутники, хохмачи и любители подкладывать на стулья гостей пукательные подушки. Но почему-то очередная идиотская выходка Макса вызвала у меня широкую улыбку. Пару секунд я стояла с крайне довольным выражением на лице, потом разозлилась. Лампа, ты стремительно деградируешь. Сейчас ты радуешься, услышав дурацкую шутку, а что будет дальше? Начнешь подбрасывать людям в тарелки пластиковых мух? Приобретешь муляж отрубленного пальца, дабы пугать домашних? Похоже, Максим оказал на меня не совсем положительное влияние… но, согласитесь, он не противный, а даже скорее приятный человек.
Продолжая думать о Максе, я обогнула двор и решила пройти в лечебницу через служебный вход. Лучше прогуляться по лесу, чем топать по коридорам «Виллы Белла». Наслаждаясь упоительными запахами хвои и смолы, я добрела до лужи и вздрогнула. Из жижи торчало нечто круглое, его верхушка сияла, словно купол церкви, на который упали лучи солнца. Если в яме устроился человек, то он, похоже, покрыл волосы сусальным золотом. Я прищурилась, прошла несколько метров, подобралась почти вплотную к «водоему», и тут вдруг большой пень, стоявший на противоположном берегу, сказал человеческим голосом:
– Людочка будет сидеть здесь сколько надо, не следует нас торопить!
– Мама, – заорала я, шарахаясь в сторону, – мама!
– Людочка будет сидеть здесь сколько надо, не следует нас торопить!
– Мама, – заорала я, шарахаясь в сторону, – мама!
Не надо считать меня идиоткой: не каждый день на дороге встречаются говорящие пни.
– ...! – завизжала золотая голова. – ...! Помогите! Тону! Уффф!
Я зажала рот рукой и увидела, как сверкающий ком на секунду ушел полностью под смесь из жидкой глины, дождевой воды и песка, а потом по-явился снова, отчаянно отплевываясь и матерясь знакомым голосом. Золотое покрытие исчезло, и мне стало понятно: передо мной светская дама Люся, большая ценительница эксклюзивных драгоценностей. А пень – это ее муж Витя, которого она ласково называет болваном.
Глава 24
– Болван! – орала Люся, выкарабкиваясь на берег. – Моя диадема! Немедленно лезь в яму, вычерпывай ее, но достань украшение.
– Душенька, – робко заметил супруг, – я ведь предупреждал тебя, что не стоит принимать ванну в драгоценностях.
– Болван! Диадема моя! Хочу и плаваю! – завизжала Люся. Она схватила висящее на ели полотенце, завернулась в него, сделала несколько шагов и тут только увидела меня, застывшую в изумлении.
Чем отличается профессиональная тусовщица от обычной женщины? Первая никогда не растеряется, даже в очень глупой ситуации попытается предстать в наилучшем виде и извлечь выгоду из произошедшего.
Люся улыбнулась и помахала мне грязной рукой.
– Погода шарман! Давно не было такого августа.
– Ага, – промямлила я.
– Надо гулять под солнцем, запасать на зиму витамин D, – прочирикала Люся, сделала еще один приветливый жест и начала протирать полотенцем несметное количество своих колец. Ее муж тем временем уныло обозревал яму.
– Котик, – сладко пропела жена, – моя диадема! Ну, я побежала. Пора на занятия йогой.
Мне стало жаль бедолагу Виктора. Когда Люся оставила нас наедине, я решила ему помочь:
– Ваша супруга уронила в яму драгоценность?
– Верно, – вздохнул Виктор, – надо теперь ее добыть, но мне почему-то не хочется нырять в грязь.
– А зачем Люся залезла в яму? – проявила я неприличное любопытство.
Оставшись без властной, вечно орущей жены, Виктор расслабился и честно ответил:
– В юности Люсенька была уникальной красавицей, но годы никого не красят, еще она, к сожалению, э... э... э... иногда... ну... ну...
– Употребляет, – деликатно подсказала я, – коктейли типа «Мохито» или «Манхэттен».
Виктор скривился:
– Если бы! Водку хлещет! А утром посмотрит в зеркало – и в слезы. Я не самый хороший муж, не умею сыпать комплиментами и плохо утешаю. Сказал один раз: «Люсенька, я обожаю тебя в любом виде», – так она со мной неделю не разговаривала. Мы ездим в «Виллу Белла» потому, что Алла проводит очищение организма клиента так же хорошо, как ее коллеги в Швейцарии. В Женеву надо лететь самолетом, а Люся боится высоты, в лайнере она так напивается, что потом неделю в себя приходит.
– Кажется, в страну банков и лучшего в мире сыра можно добраться на поезде, – напомнила я.
– Люся ненавидит железную дорогу, – пояснил Виктор, – в купе она безостановочно хватается за бутылку, и ее выносят из вагона в состоянии бревна. В нашем случае «Вилла Белла» лучший вариант. Здесь Люсенька не обращается к выпивке, у нее пропадают мешки под глазами, уходит отечность лица, она без отвращения изучает свое отражение в зеркале и пребывает в хорошем настроении.
Я кивнула: если перестать завтракать, обедать и ужинать «огненной водой», можно здорово похорошеть.
– Вчера мы с Люсенькой пошли прогуляться и наткнулись около этой ямы на какого-то деда.
Он неожиданно сказал:
– Если заплатите мне пять тысяч, открою самую великую тайну санатория.
Смехотворная сумма, затребованная пенсионером, вызвала у Виктора приступ жалости к старику, он вынул из кошелька купюру. Дедок схватил ассигнацию и заявил:
– Алка, хозяйка лечебницы, вам про эту яму специально не рассказывает.
– Почему, любезнейший? – заинтересовалась Люся. – Что в ней замечательного?
– Какой смысл ей правду открывать? Народ сразу вылечится, к ней больше не поедет, бизнес ее накроется. Алка хитрущая, возьмет чуток отсюда, с простой глиной перемешает, и человеку ненадолго получшает. А самая сила тут! Заплатишь еще пять кусков, правду открою, – на одном дыхании выпалил старикашка.
Люся толкнула мужа, Виктор снова достал портмоне, дедок, не скрывая радости, завел:
– Сколько лет целебной яме, никто не помнит, но еще мой прапрапрапрадед в ней кости лечил. При царе сюда со всей России, а еще из Франции и Англии ездили. А теперь только местные жители пользуются, и мы не хотим всем рассказывать, чем обладаем. Только слух пройдет о волшебной жиже, мигом из столицы ученые понаедут, изучать начнут. Потом стеной купель обнесут и тока депутатов пускать будут.
– Неужели от всего лечит? – перебил старика Виктор.
Дед стал загибать корявые пальцы:
– Сифилис, гонорея, туберкулез, падучая, грипп, насморк... И молодит она! Влез пнем, выскочил молодцом.
– Хочу туда! – заорала Люся.
– Давай пять тыщ, объясню, как пользоваться, – алчно предложил старикан.
Откусив от денег Виктора еще один ломоть, дед выдал рекомендации:
– Днем, когда солнце позолотит яму, надо сесть в нее с молитвой и находиться до тех пор, пока по телу мурашки не поползут.
Виктор умолк и снова принялся вздыхать на все лады, разглядывая серо-желтую жижу. Я хотела сказать ему, что дед обманщик, никакие его предки даже не слышали о яме, да и за несколько столетий любая дырка в земле видоизменится. Старикан увидел меня, по ошибке севшую в прямом смысле слова в лужу, и решил избавиться от артрита, а про удивительные целительные свойства «ванны» придумал на ходу, увидев Виктора, у которого на лице написано: «готов платить деньги». Вот ветеран Куликовской битвы и воспользовался моментом. Но потом я поняла: ни Виктор, ни Люся мне не поверят. Оставалось лишь дать практический совет:
– Вон там лежит коряга, попытайтесь подхватить с ее помощью диадему!
– Как? – грустно спросил затюканный супруг.
Я схватила деревяшку, окунула ее в «целебную жижу», повозила по дну и вытащила на берег некий предмет, очертаниями напоминающий то, что нахлобучивала на голову в детстве Лиза, изображая на праздниках в школе принцессу.
– Она! – возликовал мужик. – Вы спасли мне жизнь!
– Не стоит благодарности, – улыбнулась я и пошла к лечебнице.
Хорошо, что удалось так ловко выудить украшение, а то я чувствовала некое неудобство. Ведь это из-за моей ошибки противный старикан получил возможность обмануть Люсю и вытянуть из Виктора крупную сумму.
Маргоша встретила меня с хитрым видом:
– Евлампочка Андреевна, у вас с Максом роман?
– Ерунда, – возмутилась я, – ну и глупость пришла тебе в голову.
– Он о вас беспокоится, – зудела Маргоша.
– Мы друзья.
– Понятно.
– Приятели.
– Ясненько.
– И все!!!
– Поняла уже, можете не продолжать, – ухмыльнулась Маргарита.
Но мне не понравилось выражение ее лица.
– В моих жизненных планах нет никаких мужчин!
– Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, – пропела Маргоша.
Я заскрипела зубами от злости.
– Молчу, молчу, – испугалась медсестра, – я ведь от души! Хотела порадоваться, очень хорошо, когда складывается пара!
– Лучше я сложусь с медведем-гризли, чем с Максом, – воскликнула я.
Маргоша кашлянула.
– Ну-ну, только не нервничайте, ни один мужик того не стоит. Сделаю вам суперпроцедуру – «Королевский релакс». Идите-ка сюда.
Мы вошли в небольшую комнату, посреди которой громоздилась высокая кушетка. Медсестра похлопала рукой по матрасу.
– Ложитесь, только сначала разденьтесь догола.
Я выполнила приказ Маргоши, залезла на неожиданно мягкую конструкцию и вытянулась на ней. Медсестра принялась заворачивать меня сначала в пленку, потом в материю, напоминающую брезент, затем в одеяло, одно, другое, третье...
– Хорошо? – спросила она, завершив процесс. – Какие ощущения?
– Как у гусеницы шелкопряда, – зевнула я.
Маргоша нежно погладила меня по голове.
– На полиэтилен нанесен слой специальной мази, сейчас под воздействием тепла она начнет действовать. Постарайтесь заснуть.
Я снова зевнула.
– Вот и замечательно, – одобрила Маргоша и ушла.
Мне стало уютно, тепло и очень спокойно. В комнате тихо играла нежная музыка, руки и ноги придавило к кушетке, я потеряла всякое желание шевелиться, глаза закрылись, в голове заклубился туман...
– Евлампочка Андреевна, ау, очнитесь! – попросила Маргоша.
Я приоткрыла один глаз.
– Что?
– Сорок пять минут прошло.
– Неужели? – лениво удивилась я.
– Вон часы висят, – кивнула медсестра, – вам еще пятнадцать минут полежать надо.
Я хотела ответить: «Чудесно», но язык отказался повиноваться, наружу вырвался лишь звук: