Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 11 - Вальтер Скотт 24 стр.

— Государыня, — ответил молодой человек, — милорд Сассекс знал, что это оскорбление почти равняется измене, и он не мог придумать ничего лучшего, как отыскать виновного и передать его в руки вашего величества, уповая на ваше милосердие. Благородный граф крепко спал, когда прибыла ваша всемилостивейшая помощь, ибо он принял особое лекарство, предписанное ему его собственным врачом. И его светлость ничего не знал о том недостойном отказе, с которым встретилось лицо, столь любезно посланное вашим величеством, до той минуты, как он сегодня утром пробудился от сна.

— А кто же тогда из его челяди, отвечай во имя неба, осмелился отвергнуть мое распоряжение, не допустив даже моего собственного врача к тому, кого я послала его лечить? — с изумлением спросила королева.

— Государыня, виновный перед вами, — ответил Уолтер с низким поклоном. — Я один во всем виноват, и милорд совершенно справедливо послал меня сюда искупить мою вину, за которую он так же ответствен, как сновидения спящего могут отвечать за поступки бодрствующего.

— А, так это ты, ты сам не пустил моего посланца и моего врача в замок Сэйс? — воскликнула королева. — Откуда же такая дерзость в том, кто так предан… то есть чьи внешние манеры выказывают преданность своей государыне?

— Ваше величество, — ответил юноша, который, несмотря на напускную строгость, уловил, что в выражении лица королевы не сквозило неумолимости, — мы в нашей стороне говорим, что врач во время лечения — полный властелин своего пациента. Так вот, мой благородный хозяин был тогда во власти лекаря, советы которого ему очень помогли. А тот решительно запретил в ту ночь тревожить больного, ибо это могло быть опасно для его жизни.

— Твой хозяин, очевидно, доверился какому-то обманщику и шарлатану, — предположила королева.

— Не знаю, государыня, но только сейчас, сегодня утром, он проснулся свежий и полный сил после первого сна за много часов.

Тут вельможи переглянулись, скорее с целью узнать, что другие думают об этой новости, нежели обменяться мыслями о том, что произошло. А королева быстро ответила, даже не пытаясь скрыть своего удовольствия:

— Честное слово, я рада, что ему лучше. Но ты был уж слишком дерзок, отказав доктору Мастерсу в доступе к графу. Разве ты не знаешь, что в священном писании сказано: «Во множестве советов есть безопасность»?

— Да, государыня, — согласился Уолтер, — но от ученых людей я слышал, что здесь говорится о безопасности врачей, а не пациентов.

— Клянусь честью, дитя мое, ты меня ловко поддел, — засмеялась королева, — ибо я не так уж сильна в еврейском языке. А что скажете вы, лорд Линкольн? Правильно ли мальчуган толкует этот текст?

— Слово — безопасность, всемилостивейшая государыня, — сказал епископ Линкольн, — так переведено, пожалуй несколько поспешно, еврейское слово, которое…

— Милорд, — перебила его королева, — мы сказали, что мы забыли еврейский язык. А ты, юноша, как тебя зовут и откуда ты родом?

— Мое имя Роли, всемилостивейшая королева, я младший сын в большой, но почтенной семье из Девоншира.

— Роли? — переспросила Елизавета, словно что-то припоминая. — Мы, кажется, что-то слышали о вашей службе в Ирландии.

— Я имел счастье служить там, государыня, — отвечал Роли. — Но вряд ли слух об этом мог дойти до ушей вашей милости.

— Они слышат дальше, чем ты думаешь, — заметила королева довольно милостиво. — Мы слышали о юноше, который отстоял переправу на Шэнноне против целой орды диких ирландских бунтовщиков, покуда река не покраснела от их крови и его собственной.

— Возможно, я и пролил немножко крови, — сказал юноша, потупив взор, — но я исполнял свой долг на службе вашего величества.

Королева немного помолчала, а затем быстро произнесла:

— Вы очень юны, чтобы так хорошо сражаться и так хорошо говорить. Но вы не должны избегнуть наказания за возврат Мастерса. Бедняга на реке простудился, ведь наш приказ пришел к нему, когда он только что вернулся с визитов в Лондоне, и он счел долгом своей чести и совести немедленно снова отправиться в путь. Так заметь себе, мистер Роли: смотри никогда не снимай этого запачканного плаща, это будет тебе наказанием. О дальнейших моих повелениях ты узнаешь потом. А теперь, — добавила она, подавая ему золотую булавку в виде шахматной фигурки, — я жалую тебе вот это: будешь носить ее на воротнике.

Роли, которого природа, видимо, одарила инстинктивным искусством придворного обращения, каковое постигается многими лишь после долгого опыта, преклонил колено и, принимая дар, поцеловал королеве руку. Он знал, может быть, лучше, чем любой из окружавших ее придворных, как сочетать преданность, требуемую королевой, с поклонением ее красоте. Его первая попытка сочетать эти оба момента оказалась весьма удачной — она вполне удовлетворила и тщеславие и властолюбие Елизаветы.

Хозяин Уолтера, граф Сассекс, тоже весьма выгадал от того приятного впечатления, которое Роли произвел на Елизавету при первой же встрече.

— Милорды и миледи, — сказала королева, оглядывая свою свиту, — мне думается, что, раз мы уже здесь, на реке, не худо было бы отменить наше первоначальное решение посетить город и сделать приятный сюрприз графу Сассексу, навестив его. Он болен и, несомненно, страдает при мысли, что навлек на себя наше неудовольствие, от коего он уже избавлен благодаря откровенному признанию этого дерзкого юнца. Как вы полагаете? Не актом ли милосердия будет доставить ему такое утешение, как благодарность королевы, премного обязанной ему за его верную службу, которую, вероятно, лучше его не исполнял никто?

Легко понять, что никто из тех, к кому была обращена эта речь, возразить не осмелился.

— Ваша милость, — произнес епископ Линкольн, — есть воздух, коим мы дышим.

Военные тут же заверили, что лик монархини есть точильный камень для меча воина, а государственные деятели были того мнения, что свет, струящийся от лица королевы, есть маяк, озаряющий путь ее советников. Дамы единодушно заявили, что никто из английских вельмож не заслуживает такого внимания повелительницы Англии, как граф Сассекс, оставляя, впрочем, в неприкосновенности права графа Лестера, — так выразились наиболее дальновидные особы, на что Елизавета не обратила никакого внимания. А посему барке было приказано доставить свой царственный груз в Дептфорд — ближайший и наиболее удобный пункт сообщения с замком Сэйс, дабы королева могла проявить свою королевскую и материнскую заботливость, лично осведомившись о здоровье графа Сассекса.

Роли, острый ум которого предугадывал и предвидел важные последствия, возникающие из самых ничтожных причин, поспешил испросить у королевы позволения отправиться вперед на легком челноке и возвестить графу о королевском визите. Он высказал при этом остроумное соображение, что радостная неожиданность может худо повлиять на его здоровье, поскольку самые крепкие и благотворные лекарства могут иногда оказаться роковыми для тех, кто пребывал в состоянии длительного изнурения от болезни.

Но то ли королева сочла слишком большой дерзостью со стороны столь молодого придворного вмешиваться со своим непрошеным мнением, то ли в ней снова заговорило чувство ревности при известии, что граф держит около себя вооруженную охрану, но она в резкой форме посоветовала Роли не лезть со своими советами, покуда его не спрашивают, и повторила свой приказ причалить в Дептфордской пристани. Она добавила при этом:

— Мы лично удостоверимся, какого рода свиту держит при себе милорд Сассекс.

«Тогда да смилуется над нами бог! — сказал себе юный придворный. — Светлых-то сердец вокруг графа много, а вот светлых голов мало, а он сам слишком болен, чтоб отдать нужные распоряжения. Бланта мы, конечно, застигнем за утренним завтраком из ярмутских сельдей и эля, а Трейси будет поглощать свои омерзительные черные пудинги и запивать их рейнвейном. А эти уэльские увальни, Томас Раис и Эван Эванс, будут трудиться над своей похлебкой из порея с поджаренными ломтиками сыра. А она, говорят, не переносит грубой пищи, дурных запахов и крепких вин. Хоть бы догадались покурить розмарином в большой зале! Но ладно, vogue la galere![78] Выражение, означающее примерно «будь что будет!». Теперь надо все предоставить случаю. Счастье очень улыбнулось мне сегодня утром. Думаю, что за испорченный плащ я попал в милость при дворе. Да улыбнется оно и моему славному покровителю!»

Королевская барка вскоре причалила в Дептфорде, и, под громкие клики толпы, обычно возникавшие в ее присутствии, королева под балдахином отправилась в сопровождении свиты в замок Сэйс, куда отдаленный гул толпы донес первое известие о ее прибытии. Сассекс, который в это время совещался с Тресилианом о том, как вернуть себе расположение разгневанной, как он полагал, королевы, был несказанно изумлен, узнав о ее немедленном прибытии. Не то чтобы он не знал об обычае королевы навещать своих любимых вельмож, здоровых или больных, но внезапность известия не оставляла времени для приготовлений к такому приему, который, как ему было хорошо известно, любила королева. А грубость и беспорядок, царившие в его военной свите, да еще усугубленные его недавней болезнью, лишали графа всякой возможности оказать королеве должный прием.

Проклиная в душе судьбу, которая так внезапно осчастливила его высочайшим визитом, он поспешил вниз вместе с Тресилианом, бурную и увлекательную историю которого он до этого внимательно слушал.

— Мой достойный друг, — сказал он, — ты вправе ожидать от меня любой поддержки, какую я могу оказать тебе в деле обвинения Варни из чувства справедливости и благодарности. События вскоре покажут, стою ли я еще чего-нибудь во мнении государыни или действительно мое вмешательство в твои дела может скорее повредить, нежели помочь тебе.

Говоря это, Сассекс торопливо облекался в подбитую соболями мантию, стараясь придать себе самый пристойный вид перед тем, как предстать перед взором королевы. Но никакие поспешные усилия не могли изгладить ужасных следов долгой болезни с его лица, черты которого природа одарила скорее энергией, нежели красотой. Помимо того, он был невысок ростом, и хотя отличался широкими плечами, атлетическим сложением и способностью совершать воинские подвиги, все же его присутствие в мирной зале не представляло особой приятности для женщин. Эти личные особенности ставили Сассекса, вообще весьма уважаемого и почитаемого королевой, в весьма невыгодное положение по сравнению с Лестером, который отличался особым изяществом манер и красотой.

Как ни спешил граф, он встретил королеву уже в большой зале и сразу заметил, что лоб ее нахмурен. Ее ревнивый взор усмотрел военный строй вооруженных людей и свиты, заполнивших весь замок, и первые же ее слова показали, что она очень недовольна:

— Что это, королевский гарнизон, лорд Сассекс, что тут так много пик и алебард? Или мы по ошибке миновали замок Сэйс и высадились у лондонского Тауэра?

Лорд Сассекс поспешил принести свои извинения.

— В них нет надобности, — сказала она. — Милорд, мы намерены как можно скорее прекратить ваши раздоры с другим важным лордом из нашей свиты и притом запретить этот варварский и опасный обычай окружать себя вооруженной и даже разбойничьего вида свитой. Совсем рядом с нашей столицей, более того — в непосредственном соседстве с нашей королевской резиденцией, вы готовитесь начать друг с другом междоусобную войну! Мы рады видеть вас в добром здоровье, милорд, хотя и без помощи ученого врача, которого мы посылали к вам. Извинений не надо. Мы знаем, как было дело, и мы распекли за это юного дикаря Роли. Кстати, милорд, мы скоро избавим вас от него и возьмем его к себе в свиту. В нем есть нечто заслуживающее лучшего общества, нежели он может найти среди ваших весьма воинственных последователей.

На это предложение Сассекс, хотя и не уясняя себе, как оно могло вдруг прийти королеве в голову, мог только ответить поклоном и выразить свое согласие. Затем он стал упрашивать ее позавтракать у него, но успеха не имел. После нескольких любезностей, более холодных и обычных, нежели можно было ожидать после такой чести, как ее личное посещение, королева покинула замок Сэйс, унося с собой волнение и суматоху и оставляя позади сомнение и тревогу.

Глава XVI

— Завтра мне приказано прибыть ко двору, — сказал Лестер, обращаясь к Варни, — как полагают, для встречи с лордом Сассексом. Королева собирается примирить нас. Это — прямое следствие посещения ею Сэйсского замка, чему ты, конечно, не придаешь особого значения.

— Я утверждаю, что не в этом дело, — сказал Варни. — Более того — я знаю от лица хорошо осведомленного, который многое слышал сам, что Сассекс скорее проиграл, чем выиграл, от этого посещения. Войдя в лодку, королева сказала, что Сэйсский замок похож на казарму, а запах в нем — как в больнице. «Или даже как в одном из трактиров Бараньего переулка», — сказала графиня Рэтленд, которая всегда остается добрым другом вашего сиятельства. А тут еще плеснул своим святым веслом и лорд Линкольн, намекнув, что лорда Сассекса следует извинить за то, что хозяйство в его доме ведется так безалаберно и старомодно, поскольку он еще не женат.

— А что на это сказала королева? — быстро спросил Лестер.

— Она отнеслась к этому строго, — ответил Варни, — и заметила, что милорду Сассексу жена совсем не нужна и милорду епископу нечего и заводить речей на эту тему. «Браки, конечно, разрешаются, — сказала она, — но я никогда нигде не читала о том, что они совершаются по приказу».

— Ей не нравятся ни браки, ни разговоры о них среди духовенства, — заметил Лестер.

— Да и между придворными тоже, — подхватил Варни, но, заметив, что Лестер изменился в лице, он сейчас же добавил:

— Все бывшие там дамы, все как одна, потешались над тем, как лорд Сассекс ведет свое хозяйство, и сравнивали с этим тот прием, который, конечно, будет устроен для ее величества лордом Лестером.

— Ты собрал много сведений, — сказал Лестер, — но забыл или пропустил самое главное. Она добавила еще одно светило к тем блистательным спутникам, которых с величайшим удовольствием заставляет вращаться вокруг себя.

— Ваша светлость имеет в виду Роли, этого девонширского юнца, — ответил Варни, — рыцаря Плаща, как его называют при дворе.

— Он, чего доброго, может стать в один прекрасный день даже кавалером ордена Подвязки — так мне думается, — произнес Лестер. — Он быстро продвигается. Она услаждается с ним чтением стишков и тому подобной чепухой. Я охотно и по своей доброй воле готов отказаться от своей части ее скоропреходящих милостей, но не допущу, чтобы меня оттеснил грубиян Сассекс или этот новый выскочка. Я слышал, что Тресилиан сейчас при Сассексе и тот весьма к нему благоволит. Я пощадил бы его, но он сам лезет на рожон. А Сассекс, кстати, почти совсем поправился.

— Милорд, — ответил Варни, — ухабы встречаются на самой гладкой дороге, особенно когда она идет в гору. Болезнь Сассекса была для нас даром небес, и я возлагал на нее большие надежды. Он действительно выздоровел, но не стал от этого для вас более грозным, чем до своей болезни, когда он не раз терпел поражения в борьбе с вашей милостью. Не теряйте мужества, милорд, и все будет прекрасно.

— Я никогда не терял мужества, сэр, — возразил Лестер.

— Не теряли, конечно, — согласился Варни, — но оно вам часто изменяло. Тот, кто хочет залезть на дерево, милорд, должен хвататься за ветви, а не за лепестки…

— Ну ладно, ладно, — нетерпеливо прервал его Лестер. — Я понимаю тебя. Я не утрачу мужества, и оно меня не подведет. Подготовь свиту к выезду, позаботься, чтобы она превзошла своим блеском не только неотесанных приспешников Рэтклифа, но и приближенных всех других вельмож и придворных. Пусть она будет вооружена, но так, чтоб это не бросалось в глаза, чтобы оружие было скорее для вида, чем для дела. А сам держись поближе ко мне — ты можешь мне понадобиться.

Сассекс и его свита готовились к предстоящей встрече не менее тщательно, чем Лестер.

— Твоя жалоба, обвиняющая Варни в обольщении девушки, — сказал граф Тресилиану, — сейчас уже у королевы в руках. Я передал ее через надежного человека. Думаю, что твое дело увенчается успехом: ведь оно зиждется на справедливости и чести, а Елизавета — образец того и другого. Но не знаю, как все это получится. У Цыгана (так Сассекс обычно именовал своего смуглого соперника) хватит времени на болтовню с ней в эти праздничные времена мира. Будь война на носу — я стал бы ее любимцем. Но солдаты, как их щиты и клинки из Бильбао, в мирное время выходят из моды, а вместо них господствуют атласные рукава и рапиры для фехтования. Что ж, мы должны быть веселы, раз такова мода. Блант, позаботился ли ты, чтобы наша свита приукрасилась? Впрочем, в этих игрушках ты смыслишь не больше меня. Ты охотнее командовал бы отрядом копьеносцев.

— Милорд, — объявил Блант, — Роли был здесь и взял на себя эти хлопоты. Ваша свита будет блистать, как майское утро. Другое дело, чего все это будет стоить! Денег, истраченных на содержание десяти современных лакеев, хватило бы на целый лазарет для ветеранов.

— Сейчас нам не до денежных расчетов, Николас, — возразил граф. — Я весьма обязан Роли за его заботы. Думаю, однако, что он помнит, что я старый солдат, и не перехватит лишку во всех этих сумасшедших тратах.

— Ничего не знаю, — проворчал Блант. — Но тут полно добрых родственников и друзей вашей светлости. Они толпами наехали сюда, чтобы сопровождать вас ко двору, где, думается мне, мы не ударим лицом в грязь перед Лестером, как бы он там пи пыжился.