Волынский подозрительно уставился на свою новую подчиненную. Почудилось ли ему или она и впрямь имела намерение поставить его на место? Но взор у Амалии был такой чистый, такой безмятежный, что действительный тайный советник подавил раздражение. Он подумал, что Амалия Константиновна попросту глуповата. Конечно же, она и в мыслях не имела задеть его.
– Спору нет, Леонардо – великий художник, – продолжал Волынский более сухо. – Однако картин его осталось мало, ничтожно мало, и иные из них даже не закончены. Французам повезло, что их король Франсуа[3] Первый пригласил Леонардо к себе. В результате им досталась «Джоконда», не говоря уже о мелочах вроде «Мадонны с младенцем и святой Анной», «Иоанна Крестителя», «Вакха», «Прекрасной Ферроньерки» и «Мадонны в скалах». У англичан – только посредственная копия последней и картон «Святой Анны», но оно и понятно: они никогда ничего не смыслили в искусстве. В Италии, главным образом в Уффици, осели ранние вещи Леонардо – набросок «Святого Иеронима», «Благовещение» и «Поклонение волхвов», например. Впрочем, «Поклонение волхвов» производит впечатление даже в таком виде. В монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане находится знаменитая фреска «Тайная вечеря», от которой, можно сказать, почти ничего не осталось, одно воспоминание. В Кракове хранится испорченный портрет Чечилии Галлерани, «Дама с горностаем». У нас же только пятнадцать лет назад появилась одна-единственная «Мадонна», купленная по случаю у миланского герцога Антонио Литта[4]. – Действительный тайный советник сокрушенно вздохнул. – Некоторые, впрочем, сомневаются, что последняя и впрямь написана Леонардо. Ни в Дрездене, ни в Берлине, ни в Вене его картин нет, так что вы сами понимаете, что началось, когда неожиданно всплыла эта старая картина… Она называется «Леда».
– О! – воскликнула Амалия. – Но ведь «Леда» безвозвратно утрачена…
– Так считалось, – перебил ее действительный тайный советник, – в течение очень долгого времени. О «Леде», по сути дела, было известно немногое. Леонардо привез ее с собой во Францию, и она осталась там, как и «Джоконда». Потом кто-то – возможно, мадам де Ментенон, морганатическая супруга Луи Великого, – нашел, что картина непристойна. Мифическая Леда, как вы, верно, знаете, известна тем, что Зевс соблазнил ее в образе лебедя. – Волынский вгляделся в лицо Амалии, не покрылось ли оно стыдливым румянцем, но хрупкая барышня и ухом не повела. – Считается, что именно по этой причине картина Леонардо была уничтожена. Во всяком случае, она бесследно исчезла в самом конце семнадцатого века. Надо сказать, что картинам на сей сюжет не слишком везет – Мария Медичи, например, приказала уничтожить «Леду» Микеланджело, которая опять-таки оскорбляла ее представления о нравственности. К счастью, остались рисунки Леонардо к его работе, остались копии с «Леды», снятые другими художниками, так что мы можем представить себе, как она выглядела. Лучшая копия, хотя и весьма вольно передающая оригинал, принадлежит художнику… как его, с совершенно непотребной фамилией…
«Содома», – мысленно подсказала Амалия. Эту картину она видела в Риме, в галерее Боргезе.
– Есть еще набросок Рафаэля и несколько копий меньшего значения, разбросанные по всему свету[5]. – Волынский остановился у стола, открыл один из ящичков и стал перебирать лежащие в нем бумаги. – Барон Корф представил мне основательный доклад на эту тему… Ах да, вот и он. Помимо копий, мы располагаем подробными словесными описаниями «Леды», среди которых наиболее полным является описание Кассиано дель Поццо, сделанное в 1625 году. Если верить ему, Леонардо изобразил стоящую во весь рост Леду почти полностью обнаженной. Сбоку от нее – лебедь, у ее ног – два яйца, из скорлупы которых появляются четверо детей: Кастор и Поллукс, Елена и Клитемнестра. – Волынский свирепо фыркнул. – Все это происходит на фоне превосходно выписанного пейзажа. Глаза у Леды опущены, на губах задумчивая улыбка. Работа выполнена на трех продолговатых деревянных панелях, причем стыки между ними расклеились и краска вдоль стыков осыпалась уже в то время, когда картину видел этот Кассиано. Тот же автор отмечает, что шедевр вообще находится в неважном состоянии, так что, возможно, вовсе не соображения морали были причиной его исчезновения, а то, что картина просто-напросто пришла в полную негодность. – Волынский положил доклад обратно в ящик и с хрустом задвинул его внутрь стола. – Замечу, что картина считалась бесспорным шедевром, но разыскать ее никто не пытался. Так что вы можете себе представить, что, когда к князю Урусову, нашему послу в Италии, обратился его хороший знакомый с вопросом, не желает ли он приобрести для своего государя «Леду» Леонардо да Винчи, он отнесся к этой идее весьма прохладно. Тем не менее, так как его знакомый был уважаемым человеком и Урусову не хотелось обижать его, наш посол взял с собой эксперта и отправился поглядеть на картину. – Волынский сделал выразительную паузу.
– И что же, ваше высокопревосходительство? – с любопытством спросила Амалия.
– Это оказалась действительно «Леда» да Винчи, – ответил Волынский с грустью. – Эксперт чуть с ума не сошел от радости. Картина сильно потемнела от времени – известно, что Леонардо любил мудрить с красками, – но тонкость прорисовки, сфумато, обработка панелей и другие вещи, в которых специалисты разбираются больше нас с вами, не оставляли сомнений. Это была та самая «Леда». Но Урусов, как человек осторожный, прежде всего справился, откуда она взялась. Он получил самые исчерпывающие объяснения: предки продавца, Онорато Висконти, долгое время были послами при французском дворе, и не исключено, что кто-то из них выпросил картину, чтобы спасти ее от гибели.
– Так продавец – Онорато Висконти?
– Именно. Из семьи, что когда-то правила Миланом, до прихода Сфорца. Дворянин, светский завсегдатай, человек в высшей степени приличный. Картину он обнаружил случайно, среди старого хлама на чердаке. Оказывается, тот Висконти, что вез ее домой, в пути умер не то от чумы, не то от холеры, и его вещи мало того что прибыли с большим опозданием, так еще и никто не захотел к ним притрагиваться, их даже не стали толком разбирать. Звучит вполне убедительно, не правда ли? За картину Висконти заломил чудовищную цену, но, сами понимаете, она того стоит. Урусов не мог выплатить всю сумму сразу – да и никто не смог бы, кроме Ротшильда, – так что он оставил Висконти задаток (что-то около восьми тысяч рублей золотом) и попросил держать их сделку в тайне, зная, что многие державы захотели бы прибрать картину к рукам. – Волынский укоризненно покачал головой. – Вы знакомы с Урусовым?
Амалия кивнула:
– Я была в Италии с отцом и встречала его. Очень любезный господин.
– Тогда вы можете вообразить себе его физиономию, – сладострастно проскрипел Волынский, заложив руки за спину и раскачиваясь на носках, – когда он узнал, что Висконти исчез, а денежки и картина испарились вместе с ним. В Петербург полетели отчаянные депеши. Когда кто-то садится в лужу, кого просят исправить положение? Ясное дело, Волынского. Я тотчас отрядил Пирогова разобраться на месте. И что он мне докладывает? Что notre honnkte[6] Висконти, помимо нас, успел пообещать картину английской королеве Виктории, германскому кайзеру Вильгельму и австрийскому императору Францу-Иосифу. И представители этих государей, замечу, исправно выдали ему задаток, и все просили сохранить дело в строжайшем секрете. Каково, а?
– И ни один из них…
– Ни один, уверяю вас, не догадывался о подвохе. Еще бы! Ведь они имели дело с самим Онорато Висконти, всем известным, всеми уважаемым господином, который ни разу никого не обманул! – Глаза Волынского горели. – Его императорское величество был в ярости и приказал во что бы то ни стало отыскать картину и доставить во дворец. На карту поставлен престиж монархии! А у меня проблема – этот мошенник Пирогов, как только завидит карты, начинает чувствовать зуд в ладонях. Ха-ха-ха! – Он громко рассмеялся над собственным каламбуром. – Вы ведь понимаете, о чем я? Так вот, к картам его подпускать ни в коем случае нельзя!
– Ваше высокопревосходительство, – учтивейшим образом перебила его Амалия, – теперь мне все более или менее понятно, кроме того, почему наш агент оказался в Париже. Ему что, удалось напасть на след Висконти?
– Ах, вот вы о чем… – Волынский пригладил седеющие височки. – Да, теперь все секретные службы Европы только тем и занимаются, что ловят этого шаромыжника. Согласно последним сведениям, синьор Висконти удрал из Италии и перебрался во Францию, где и затаился. Он принял массу предосторожностей, чтобы его не нашли, но в разведке тоже работают люди не промах. Если верить сообщениям Пирогова, агенты кайзера едва не перехватили Висконти на улице возле какой-то захудалой гостиницы, но тот сумел сбежать, оставив их с носом. В свою очередь, сам Пирогов ухитрился добраться до вещей Висконти и выпотрошил весь его багаж, но ни денег, ни картины не обнаружил.
– Может быть, это потому, – задумчиво заметила Амалия, – что никакой картины и не было, а была только приманка, с помощью которой Висконти хотел поправить свое финансовое положение и от которой избавился, как только добился своего.
Волынский резко распрямился.
– Конечно, я указал на такую возможность в записке его императорскому величеству, – желчно промолвил он. – Я предположил, что Леонардо – никакой не Леонардо, а эксперт Илларионов, осматривавший картину, чистой воды осел. – Волынский хитро сощурился. – Но ведь другие послы тоже приводили своих экспертов, а английский посол лорд Фаунтлерой так тот вообще отличился – не поленился прихватить с собой сразу двух искусствоведов из Британского музея. Все эксперты дали положительное заключение, иначе этот мошенник Висконти не смог бы так ловко вытрясти из послов денежки. Нет, в том-то и сложность, что картина действительно существует, что она действительно написана Леонардо, и если мы не заполучим ее, весь мир будет смеяться над нами. Хорошо еще, что проныры-газетчики не пронюхали об этой истории. Представьте, какой разразился бы скандал: четыре посла великих держав дали себя провести, как мальчишки! – Лицо Волынского раскраснелось от удовольствия. – К счастью, Пирогов хорошо знает свое ремесло, и в своем последнем донесении он сообщил, что теперь Висконти от него точно не ускользнет. Дело в том, что мошенник собирается навсегда покинуть Европу. На каком именно корабле, Пирогов пока не знает, но когда вы встретитесь с ним, к тому времени наверняка уже узнает. – Волынский подался вперед. – Так вот, если вам придется сопровождать нашего агента в путешествии через океан, ни в коем случае не выпускайте его из виду, потому что немцы, австрийцы и англичане дремать не будут. Не дай бог, Аркашка свалится за борт во время шторма или свернет себе шею, поскользнувшись на палубе, так что как следует приглядывайте за ним! Да, и помните: никаких карт! Он уже пару раз горел на этом, но сейчас не тот случай, когда можно расслабляться. «Леда» должна быть в России!
– Я понимаю, ваше высокопревосходительство, – смиренно сказала Амалия, добавив: – Но что, если эксперты все-таки ошиблись и никакой «Леды» на самом деле нет? Ведь Висконти, насколько я помню, был очень искусным рисовальщиком. А я, признаться, не очень верю в истории о шедеврах, воскресающих из небытия. И потом, Висконти ведь мог просто-напросто подкупить экспертов, чтобы те дали положительное заключение. Если «Леда» – обыкновенная фальшивка, то тогда становится понятным и его поспешное бегство, и то, почему картины не оказалось среди его вещей. Ведь тогда…
– А это уже, драгоценнейшая, не ваша забота, – ласково-ядовитым тоном перебил ее Волынский. – Неужели вы полагаете, что я сам не пришел к такой же мысли? В моем возрасте накладно получать нагоняи от государя! Так что извольте перестать умничать, это до добра не доводит. Лучше ступайте-ка на первый этаж в кабинет к господину Серебряному да получите денежки на накладные расходы, а потом – айда собирать вещички. Завтра с утренним поездом вы отбываете в Париж. Пирогов встретит вас на вокзале. По французскому паспорту вы будете его жена, не забывайте об этом. – И он с удовольствием увидел, как покраснела Амалия.
– Но я же совсем не знаю его, как и он меня, – попробовала протестовать девушка. – Как он поймет, что это я?
– Ему сообщат номер вашего места и ваши приметы, – сухо сказал Волынский. – Кстати, у вас будет тринадцатое место. Вы не слишком суеверны, я надеюсь?
– О, что вы, ваше высокопревосходительство! Число «тринадцать» – мое самое любимое, – не моргнув глазом заявила Амалия.
– Вот и прекрасно, – одобрил Волынский. – А вы агента Пирогова узнаете без труда. Он мужчина привлекательный и без зазрения совести этим пользуется. Счастливого пути, мадам Дюпон.
Действительный тайный советник вернулся за свой стол и опустился в кресло. Амалия поднялась, присела в почтительном реверансе, поправила свою муфту и удалилась. Император Александр с портрета с тоскою глядел ей вслед.
Оставшись один, Волынский коротко и нетерпеливо звякнул в колокольчик. Тотчас растворилась невидимая боковая дверь, и в проеме возник высокий немолодой слуга в ливрее.
– Опять подслушивал? – недовольно бросил советник.
– Никак нет, ваше высокопревосходительство.
– Голова совсем седая, Ларион, мог бы и не врать, стыдно… Чаю неси.
– Это что же такое делается! – ворчал сановник пять минут спустя, переливая чай из чашки в себя. – Ты видел, кого мне присылают?
– Видел-с.
– Невероятно! Они думают, секретная служба – это шутки шутить. Скоро институток посылать начнут.
– Да, ваше…
– Гимназисток со школьной скамьи прямиком. А?
– Я ничего, ваше…
– Хотя, конечно, барышня приятная. Но в нашем деле совершенно без надобности.
– Это ваше высокопревосходительство точно изволили заметить.
– Я ее к Пирогову приписал, – сказал сановник. Левый глаз его дернулся – вероятно, Волынский полагал, что таким образом подмигивает.
– Как можно, ваше высокопревосходительство? – вскинулся Ларион. – Такая деликатная барышня… Это же ведь скандал до небес поднимется! Пирогов-то по женской части…
– А мне-то что? Я за чужие шашни не в ответе. Я вообще тут ни при чем, запомни, Ларион. А вот нечего посылать ко мне кого ни попадя!
Надвигался вечер. Золотой шпиль Адмиралтейства таял в сумерках.
* * *Из дневника Амалии Тамариной.
«6 ноября. До сих пор не могу поверить, что я на службе. Видела В. – своего нового начальника. Несмотря на ордена, впечатление неважное. Говорили о Леонардо. Онорато Висконти, оказывается, мошенник. Кто бы мог подумать. Я его хорошо помню, мы с отцом встречали его в Риме в прошлом году. Веселый, любезный, занимательный человек. Уже тогда было известно, что у него денежные затруднения, но, несмотря на это, он всегда отказывался продавать немногие картины, доставшиеся ему по наследству. О «Леде» я никогда от него не слышала, ни единого намека. То, что он проходимец, в некоторой степени оказалось для меня неприятным сюрпризом. На какие ужасные вещи толкает людей нужда! Собираю вещи: завтра еду в Париж».
Глава вторая,
в которой слуга агента Пирогова видит звезды средь бела дня, а также происходит кое-что похуже
Пыхтя, шипя и плюясь паром, локомотив подкатил к платформе парижского Gare de Nord, Северного вокзала, и замер, содрогнувшись всеми вагонами. Засуетились кондукторы, оживились носильщики. Перрон наполнился прибывшими пассажирами: мужчинами в добротных костюмах, с цилиндрами и тростями, женщинами в платьях с пышными турнюрами, которые только начали входить в моду. Некоторые, впрочем, как блондинка с тринадцатого места в первом классе, предпочитали простой английский стиль – приталенное платье, подчеркивающее силуэт, с минимумом оборок. Пассажирка с тринадцатого места еще стояла на площадке вагона, внимательно оглядывая встречающих, когда к ней приблизился молодой, ладно скроенный человек лет тридцати, светловолосый, светлоглазый, с крепкой квадратной челюстью, и подал руку, помогая сойти.
– Значит, это вы – тринадцатое место?
Амалия улыбнулась. Волынский не солгал: ее напарник и в самом деле был весьма привлекателен.
– Именно. А вы…
– Эрве Дюпон, – предостерегающе сказал встречающий. – И, ради бога, никакой русской речи, хорошо? Говорим только по-французски… дорогая женушка. Где ваш багаж?
Он подозвал носильщика и кивнул на восемь разнокалиберных чемоданов. Амалию и ее спутника ждал фиакр. Кучер дул на пальцы, пытаясь согреть их.
– Мне еще надо заехать в посольство, – напомнила Амалия.
Пирогов скривился.
– Ох уж это посольство! Но я понимаю: таковы порядки нашего добрейшего Волынского. Вам известно о том, чем мы будем заниматься?
– В общих чертах. Кстати, вам удалось узнать, на каком корабле намеревается уплыть Висконти?
Пирогов хищно осклабился.
– За кого вы меня принимаете? Разумеется, я все уже выяснил! – И он доверительно наклонился к Амалии: – Корабль называется «Дельфин», отходит из Гавра завтра утром. Пункт назначения – Рио-де-Жанейро.
– Бразилия? – ахнула Амалия.
Пирогов кивнул.
– Так что вы прибыли как раз вовремя, дорогая женушка. Задержись вы на несколько часов, мне бы пришлось отправляться в Гавр одному.
– Я бы этого не пережила, – серьезно сказала Амалия, кладя тонкую ручку в перчатке на рукав фиктивного супруга. – Значит, можно считать, что Висконти уже пойман?
– Пойман? Ха! – фыркнул Пирогов. – Вы забываете о том, какой это хитрый мерзавец. Ведь он вполне мог купить билет для отвода глаз. Мы уплывем на «Дельфине», а синьор тем временем преспокойно сядет на другой корабль, отправляющийся… ну, скажем, в Кейптаун. Так что нам придется держать ухо востро!
– Я поняла, – отозвалась Амалия. – Этот Висконти, конечно, негодяй, но мы с ним справимся. Как в русской пословице: на хитрую кошку всегда найдется хитрая мышка. Знаете? – И она очаровательно улыбнулась.