– Значит, мы больше не встретимся? – спросила Амалия.
– Отчего же, – отозвался Рудольф. – Я всегда буду рад видеть вас у себя в гостях, на фамильных руинах.
– Вы возвращаетесь в Европу?
– Разумеется. Как только пройдем карантин, я отправлюсь обратно, первым же кораблем.
– Это хорошо, – сказала Амалия, улыбаясь каким-то своим мыслям. – Я, наверное, тоже должна вернуться, но… хочу немного задержаться.
– Из-за мистера Ричардсона?
Амалия погрозила ему пальцем.
– Мистер Ричардсон – только мой друг.
– Уф, – вздохнул Рудольф. – Однако… Признаться, я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.
– Вы циник, – вздохнула Амалия. – Кстати, не забудьте сообщить мне адрес лечебницы, куда вы заперли моего так называемого мужа.
– Вашего… А! – Рудольф просиял и сунул руку в карман. – Вот адрес. Я написал его на моей визитке.
– Спасибо, Рудольф, – сказала Амалия, и в глазах ее блеснули золотистые искры. – Я у вас в долгу.
– Мой вам совет – будьте с Пироговым поосторожнее, – предупредил Рудольф. – Для него такое святое понятие, как дружба между мужчиной и женщиной, не существует.
– Вот как? – воскликнула Амалия.
– Да, именно так. – Рудольф немного поколебался. – Вы не поцелуете меня на прощание? Я знаю, что вообще-то глупо просить вас об этом, но…
– Ничего подобного, вовсе и не глупо, – отвечала Амалия. – Вы же мой родственник! – И, привстав на цыпочки, она расцеловала кузена в обе щеки.
* * *Примерно через час донья Эстебания, стоявшая на палубе, говорила Роберту П. Ричардсону:
– Наконец-то мы приехали! Знаете, я не выношу путешествий. Но, так как сеньора Кристобаль поет по всему миру, мне поневоле приходится ее сопровождать.
– В самом деле? – вежливо уронил американец.
– К счастью, это было мое последнее путешествие, – продолжала компаньонка. – Я увольняюсь. – И она торжествующе помахала в воздухе чеком, который ей выписал мистер Дайкори.
– Очень разумное решение, – заметил Ричардсон. – Вы уже сказали о нем сеньоре Кристобаль?
Примадонна в сопровождении доктора и аккомпаниатора только что вышла на палубу.
– Ах, Эстебания, вот ты где! Я потеряла мой талисман и просто не знаю, что делать! О боже! Я не могу выйти на сцену без него, меня непременно освищут! Эстебания, ты должна обязательно найти его!
– Сами ищите, – отрезала компаньонка. – Между прочим, я больше у вас не работаю.
– Что? – Сеньора Кристобаль открыла рот. – Ах ты! Предательница! Негодяйка! Я дала ей все, а она…
– Ничего вы мне не дали, кроме более чем скромного жалованья, – хладнокровно парировала донья Эстебания. – И прекратите голосить, на вас смотрят люди.
Но сеньору Кристобаль было уже не остановить.
– Ах ты мерзавка! Негодяйка! Ну ничего… Думаешь, я не смогу без тебя обойтись? Ошибаешься! – Она развернулась, своей кровожадностью в это мгновение напоминая готовый к залпу военный крейсер. – Ортега! Немедленно найди мой талисман!
– Сожалею, сеньора, – пряничным голоском молвила донья Эстебания, – но доктор Ортега тоже у вас больше не работает.
– То есть как? – Примадонна остолбенела.
– Мы собираемся пожениться, – сказала компаньонка. – А кроме того, с деньгами, какие нам дал сеньор Дайкори, моему Ортеге совершенно необязательно терпеть ваш вздорный нрав и ваши капризы.
Окончательно выйдя из себя, сеньора Кристобаль разразилась визгливыми ругательствами, но Ричардсон уже не слушал ее. Заметив на палубе мадам Дюпон в сиреневой накидке, он устремился к ней с такой быстротой, что от волнения едва не споткнулся.
– О, миледи! Вы просто верх совершенства!
– Как и вы, дорогой сэр, – отвечала мадам Дюпон, делая реверанс.
Она обернулась и поглядела на город.
– Если вдруг, – заторопился мистер Ричардсон, – у вас будет время… Не сочтите за невежливость… Мое ранчо – самое лучшее в округе…
Но его прервала маркиза Мерримейд, которая прогуливалась по палубе в сопровождении собачки и мужа, чей нос после проигрыша казался еще длиннее, чем обычно.
– Ах, мадам Дюпон! – вскричала бывшая актриса. – Какое счастье, что все это наконец кончилось! Скажу вам правду, это было самое волнующее путешествие в моей жизни. Я такая впечатлительная! – Она оглянулась на Деламара, который в нескольких шагах от нее о чем-то беседовал с Эжени Армантель, и понизила голос: – По-моему, она не слишком удручена тем, что собственный муж чуть не задушил ее. Как вы полагаете?
При слове «задушил» маркиз сделал конвульсивное движение пальцами, словно и сам был не прочь прикончить свою половину. Впрочем, это заметила только Амалия, потому что американец тоже смотрел на сыщика и Эжени.
– Да, – помедлив, признал Ричардсон, – между ними точно что-то есть.
Мадам Дюпон слегка прищурилась.
– Насколько я помню, все найденные драгоценности Деламар вернул мадам Армантель?
– По-моему, да, – отозвался маркиз.
– Тогда, вне всяких сомнений, это любовь, – заключила Амалия со смешком. – С первого взгляда.
– Да, – пробормотал Ричардсон, пожирая ее глазами.
– Ну, что вы хотите, он все-таки спас ее, – заметила маркиза. – Как ни крути, а это так романтично! – Она вздохнула, словно сожалея, что Деламар спас Эжени, а не ее саму. – Ах, что мы пережили во время путешествия – уму непостижимо! Я искренне надеюсь, что об этом деле напишут в газетах!
Глава тридцать вторая,
в которой отставной чиновник Министерства иностранных дел становится героем дня
Из газеты «Гаврский вестник» за 24 ноября 1880 г. Статья «Таинственное происшествие».
«Весь город взбудоражен загадочным преступлением, жертвой которого стали мужчина и женщина, проживавшие в гостинице «Адмирал», где они были зарегистрированы как господин и госпожа Мерсье. 22 ноября они должны были отплыть на пароходе «Мечта» в Нью-Йорк, однако буквально накануне отплытия их навестил неизвестный – человек лет сорока со смуглой кожей, представившийся портье как старый друг постояльцев. Он поднялся в номер четы Мерсье, откуда почти сразу же раздались выстрелы. Рискуя жизнью, портье бросился в номер и увидел, что оба клиента убиты, револьвер валяется на ковре, а смуглого человека и след простыл. Так как госпожа Мерсье была молода и весьма хороша собой, напрашивается вывод о ревнивом любовнике, который решил свести счеты с нею и ее мужем. Дело ведет комиссар Крюшон. Он предполагает, что чета Мерсье прибыла из Парижа, однако, так как весь их багаж был заблаговременно отправлен на «Мечту», установить их личности точнее пока не представляется возможным. Убийца объявлен в розыск и, несомненно, вскоре будет изобличен. «У него множество примет, – заявил нашему корреспонденту господин Крюшон, – благодаря которым ему будет не так-то просто уйти от нас». Человек, которого разыскивают, говорит по-французски с легким акцентом и при ходьбе приволакивает ноги. Портье отметил также его привычку держаться одной рукой за бок, но, скорее всего, это была лишь уловка, чтобы не дать заметить револьвер».
* * *Из газеты «Нью-йоркские известия» за 1 декабря 1880 г. «Белоручка пойман!!!»
«Знаменитый вор-виртуоз Белоручка, долгое время не дававший спать спокойно обладателям драгоценностей по всей Европе, был схвачен на борту парохода «Мечта» благодаря бдительности мистера Вермишеля, второго помощника капитана. Мошенником оказалась почтенного возраста дама, которая выдавала себя за гадалку. Она купила билет в первый класс для себя и для своей сообщницы, которая играла роль дочери Белоручки. Задержанные утверждали, что едут в Америку навестить родственника, но на самом деле они охотились за украшениями, которые везла с собой одна из пассажирок. Мистер Вермишель сообщил нам, что он с самого начала заподозрил неладное и организовал за лжегадалкой и ее якобы дочерью слежку, которая привела к блестящим результатам. Читайте подробности в воскресном выпуске «Нью-йоркских известий»!»
* * *Из газеты «Нью-йоркские известия» за 7 декабря 1880 г.
«Мисс Эжени Эрмелин и мистер Морис Деламар имеют честь известить о своей помолвке, которая состоится 10 декабря по адресу…» (край листа оборван).
* * *Из архивов нью-йоркского полицейского управления.
Донесение.
Нью-Йорк, 10 декабря 1880 г.
«Сэр,
я побывал на месте и расспросил очевидцев, как вы мне приказали. Вот перечень пропавших вещей:
брошь в виде сердца, выложенная бриллиантами, с большим рубином посередине – 1 шт.;
ожерелье из бриллиантов и изумрудов – 1 шт.;
ожерелье из сапфиров и бриллиантов – 1 шт.;
подвеска из черной жемчужины величиной с лесной орех (приблизительно) в обрамлении черных бриллиантов меньшего размера – 1 шт.;
брошь в виде ибиса из белых и розовых бриллиантов – 1 шт.;
кольцо с бриллиантом 15 карат – 1 шт.;
ожерелье из бриллиантов и изумрудов – 1 шт.;
ожерелье из сапфиров и бриллиантов – 1 шт.;
подвеска из черной жемчужины величиной с лесной орех (приблизительно) в обрамлении черных бриллиантов меньшего размера – 1 шт.;
брошь в виде ибиса из белых и розовых бриллиантов – 1 шт.;
кольцо с бриллиантом 15 карат – 1 шт.;
кольцо с желтым бриллиантом – 1 шт.;
кольцо с голубым бриллиантом – 1 шт.;
прочие кольца бриллиантовые – 22 шт.;
кольцо с рубином, обрамленным бриллиантами, – 1 шт.;
брошь бриллиантовая в виде стрекозы – 1 шт.;
жемчужные браслеты – 6 шт.;
бриллиантовые браслеты – 8 шт.;
серьги бриллиантовые – около дюжины пар;
цепочка золотая – 1 шт.;
диадема из жемчужин и бриллиантов, именуемая хозяйкой «простая», – 1 шт.;
диадема из бриллиантов и рубинов – 1 шт.;
кольцо с изумрудом, в котором имеется небольшая зигзагообразная трещинка, – 1 шт.;
кольцо с сапфиром – 1 шт.;
брошь в виде бабочки с большим аметистом – 1 шт.;
шкатулка красного дерева, отделанная слоновой костью, – 1 шт.
Кроме того, в перечень следовало бы внести жениха, мистера Деламара (1 шт.), ибо со вчерашнего дня он не объявлялся. Я попробовал осторожно расспросить насчет него невесту (она же пострадавшая), но она категорически отрицает, что он мог взять эти вещи. Да и я, честно говоря, не вижу в том смысла, ибо вскоре он должен был заполучить всю мисс Эрмелин целиком, вместе с ее драгоценностями.
Уважающий вас
Джон Д. Фармер».
Надпись на донесении рукой заместителя начальника полиции города Нью-Йорк:
«Фармер, какого дьявола вы оставили свое бухгалтерское дело и перешли к нам? Мне не нужны все эти «1 шт.»! Передайте дело Фрэнку Смиту и катитесь ко всем чертям!
Уважающий вас
Джейкоб Мортенсон».
* * *Из государственных архивов города Берлина.
«Его императорскому величеству кайзеру Вильгельму I
Совершенно секретно
Заключение
Мы, нижеподписавшиеся, а именно Отто фон Штрогейм, доктор Александр Ганс и профессор Николас Шпренгер,
осмотрев картину, размером 90 x 66 см (дерево, масло, 3 части), изображающую обнаженную женщину и лебедя на фоне итальянского пейзажа,
после соответствующего и всестороннего изучения фрагментов краски, состояния панелей, элементов композиции и т. д. —
удостоверяем, единогласно и единодушно, что данная картина никоим образом не может быть работой Леонардо да Винчи, ибо она написана не более полугода тому назад (от 2 до 6 месяцев, судя по состоянию краски) и является вполне доброкачественной, но не имеющей никакой цены вольной копией картины Содомы, находящейся в галерее Боргезе в Риме, которая в свою очередь предположительно списана с исчезнувшей картины Леонардо да Винчи «Леда».
Заверяем Ваше величество, что ни один искусствовед в здравом уме и твердой памяти не принял бы эту пачкотню за творение великого Леонардо, так что тот, кто имел наглость внушить Вашему величеству, что это может быть картиной маэстро, заслуживает звания обманщика, если не чего-нибудь похуже.
Подписано:
Отто фон Штрогейм д-р Александр Ганс
Николас Шпренгер
17 декабря 1880 г.»
* * *Телеграмма (принята в Берлине)
Куда: Москва, Старая Купеческая улица, 9
Время: 18 декабря 1880 г. 11 ч. 25 мин.
«АМАЛИЯ вскл МНЕ КОНЕЦ вскл ВАШ ЛЮБЯЩИЙ КУЗЕН РУДОЛЬФ тчк»
* * *Из газеты «Берлинские ведомости» за 15 апреля 1881 г. Заметка «Подвиг отважного чиновника»
«В предыдущих номерах мы уже сообщали о дочери графини Д., которой причинил такие душевные муки разрыв с известным ловеласом С. Теперь эта история получила продолжение. Фройляйн Д., которую удерживали дома, опасаясь какого-либо безрассудного поступка с ее стороны, все-таки удалось бежать. Отчаявшаяся девушка направилась прямиком к реке и бросилась в воду. На ее счастье, поблизости оказался отставной чиновник министерства иностранных дел фон Л., который, не раздумывая, прыгнул в воду и спас тонувшую. Из достоверных источников нам стало известно, что его представят к медали за проявленное им мужество».
* * *Из письма Рудольфа фон Лихтенштейна Амалии Тамариной
«…Ее поведение показалось мне странным. Да что там странным – попросту нелогичным.
– Помогите! – закричала она что было сил.
Я удивился.
– По-моему, вы и так скоро утонете. Разве я могу вам чем-либо помочь в этом?
– Я не хочу умирать! – закричала она.
– Я тоже, – признался я. – Вода наверняка холодная, и купание в ней может повлечь за собой воспаление легких, которое может, в свою очередь, привести к…
– Пожалуйста, помогите мне! – кричала она, и ее прекрасные глаза (карие, как у вас, дорогая кузина), наполнились слезами.
Так как не в моих привычках бросать женщину в беде, я все-таки кинулся к ней, совсем упустив из виду одно немаловажное обстоятельство, а именно то, что я терпеть не могу воды. Опомнился я уже тогда, когда отступать было поздно. Проклятая жидкость заливалась мне в глаза, в нос и рот. Мы барахтались рядом, и, если бы не она, я бы наверняка камнем пошел ко дну.
– Держите голову выше! – командовала она, тихонько подгребая к берегу. – Боже мой, какой вы храбрый! Вы же совсем не умеете плавать!
Тут сбежались люди и помогли нам выбраться. Меня хлопали по плечу и называли молодчиной, а я клацал зубами и мечтал о стаканчике водки, чтобы согреться.
Вместо водки появилась помпезная карета, из коей вылезла дама, чья красота заметно уступала ее напористости. Сначала она накричала на утопленницу, которая тихо ревела возле меня, вцепившись в мой локоть, затем напустилась на меня. Последнее время – после той неудачи, когда меня выгнали со службы, – я здорово пил, пообносился и вообще стал похож на нищего, за которого эта дама меня и приняла.
Уразумев, однако, что я граф, хоть и переживающий не лучшие времена, она сбавила тон, предложила поехать к ней, чтобы привести себя в порядок, и вообще сделалась чрезвычайно любезна. Все вокруг говорили ей, что я спас ее дочь, и, что самое забавное, утопленница тоже это подтвердила.
Оказалось, что ее мать – графиня…»
* * *Из газеты «Берлинские ведомости» за 24 апреля 1881 г.
«Граф Рудольф фон Лихтенштейн и фройляйн Анна, дочь графа и графини Дидерихс, имеют честь объявить о своей помолвке, которая состоится 27 апреля по адресу: Епископская улица, 21».
* * *Из архивов нью-йоркского полицейского управления. Записка от 28 апреля 1881 г.
«Похититель не найден. Жених исчез бесследно. Предлагаю прекратить поиски. Фрэнк Смит».
Приписка рукой заместителя начальника полиции г. Нью-Йорк:
«И за что только я плачу вам деньги? Прекращайте, если вы больше ни на что не способны! Уважающий вас Джейкоб Мортенсон».
Глава тридцать третья, и последняя,
в которой наследник престола произносит неприличное слово
В один из ненастных дней в конце февраля, когда по всей Европе уже наступил март, карета действительного тайного советника Волынского подкатила к воротам дворца, у которых были выставлены усиленные караулы. Поговаривали, что на жизнь императора Александра Освободителя готовится очередное покушение, но, так как убийцы охотились за ним уже много лет и до сих пор их усилия ни к чему не привели, мало кто придавал значение этим слухам, в том числе и сам император.
Офицер, заглянувший в карету, увидел усталое лицо Волынского, хорошо ему знакомое, и у окна – молодого человека лет тридцати, приятной наружности, несколько, впрочем, пострадавшей от кислого выражения его лица. Напротив мужчин сидела элегантная смуглая барышня в мехах, державшая поперек колен какой-то продолговатый сверток. Офицер нерешительно покосился на сей подозрительный предмет, внутри которого могло размещаться что угодно – даже бомба с часовым механизмом.
– Э… а что там? – решился спросить офицер, кивая на сверток.
– Не вашего ума дело, – скрипучим голосом сказал Волынский. – Пропускайте!
Не смея более настаивать, офицер захлопнул дверцу и отошел назад, в досаде одергивая перчатки. Карета миновала шлагбаум, завернула во двор и остановилась.
Все трое вылезли из кареты, причем руку девушке подал Волынский. Молодой человек держался несколько в отдалении и, казалось, был преисполнен смертельной обиды на весь мир.
Позади остались ступени крыльца, лестница, сверкающая мрамором и устланная вершковой толщины ковром, подобострастные лица лакеев. Посетителей проводили в одну из комнат, где топилась изразцовая печь, и велели ждать.
Молодой человек подошел к окну, заложив руки за спину.
– Имейте в виду, – процедил он сквозь зубы, – я не намерен участвовать в этом фарсе.
Пожалуй, нелишне будет упомянуть, что молодого человека звали Аркадием Пироговым и что он более трех месяцев томился под Парижем в частной клинике для душевнобольных, прежде чем за ним явилась Амалия Тамарина и освободила его.