Он взялся за ручку и широко распахнул голубую дверь. Так и есть! Он не ошибся. В комнате, рядом с маленьким столиком, на котором Сергей оставил недопитый стакан чая в мельхиоровом подстаканнике, толстую рабочую тетрадь и несколько карандашей, сидел Савин. Он смотрел на стены, увешанные почетными грамотами, дипломами и вымпелами — трофеями, которые собирал под его ведомством Сергей Степанцов, продвигаясь к своей вершине. Смотрел, болезненно скривившись, как от сильной сердечной боли.
В небольшом шкафчике у окна стояли кубки, вазы с гравировкой, памятные знаки, лежали маленькие бронзовые перчатки. Отдельно висели медали — жестяные, с дешевой позолотой, на разноцветных лентах из синтетического материала. Самые дорогие медали, полученные .на чемпионатах Европы и мира, когда Сергей выступал еще на любительском ринге, хранились в сейфе. Савин встал с кресла и с виноватым лицом сделал шаг вперед.
— Ну здравствуй, — сказал он, протягивая Сергею руку.
— Здравствуй, — ответил Степанцов и прошел мимо Савина к столу.
Он сделал вид, что не заметил протянутой руки. Савин пожал плечами.
— Ну да, конечно. Имеешь полное право. Попинай меня ногами, я не против. Заслужил.
Сергей ничего не ответил. Он сел за стол и подвинул к себе стакан с чаем. Кстати, эту привычку — пить чай с малиновым варением из тонкостенного стакана в мельхиоровом подстаканнике, как в поезде дальнего следования, — он перенял у Савина. Мелочь... Деталь... Но почему он, даже не задумываясь, взял ее на вооружение, когда сам стал тренером? Странно. Степанцов отхлебнул из стакана — чай остыл, но пить можно.
— Как ты меня нашел? — спросил он просто для того, чтобы что-то спросить.
— Через агента. Он сказал, что ты собрался куда-то в Сибирь. Ну, а потом через своих знакомых действовал. Кто-то что-то слышал, кто-то кому-то что-то шепнул. Нашел, в общем.
Савин помолчал. Он так и продолжал стоять с видом бедного родственника, потому что не знал, сколько продлится их разговор, и никак не мог решить, садиться ему в кресло дли нет.
— А зачем искал-то? — спросил Сергей, игнорируя неловкость ситуации.
— Да вот, хотел с тобой поговорить.
— Ну, слушаю, валяй, — Сергей изо всех сил пытался сохранить нейтральный вид, хотя внутри у него бушевала буря! — Садись, не стой над душой...
Шутка ли! Всего полгода назад он и представить себе не мог, что когда-нибудь скажет своему тренеру: «Ну слушаю, валяй». Будто зажравшийся чиновник надоевшему посетителю. Савин проглотил обиду.
— Как ты? — спросил он, усаживаясь в кресло.
— Волшебно, — усмехнулся Степанцов. — Видишь, у меня школа, тренирую ребят.
— А сам выступать не думаешь?
— Пока не хочется...
Разговор не клеился. Короткие, ничего не значащие реплики никак не хотели складываться в серьезный разговор. Оба — и Сергей, и Сабин — чувствовали это, но ничего не могли исправить. Степанцов помешал ложечкой чай. В этом не было никакого смысла — ведь он уже давно остыл. Просто надо было чем-то заполнить паузу. В наступившей тишине раздался мелодичный звон.
«По ком звонит колокольчик?» — с мрачным юмором процитировал про себя своего любимого Хэминтгуэя Сергей.
— Стало быть, ты теперь на тренерской... — Савин произнес это таким голосом, что Сергей поднял на него глаза и принялся внимательно изучать бывшего наставника, как будто видел его в первый раз.
Савин выглядел неважно. Лицо было землистого оттенка, под глазами залегли темно-синие круги. И вообще, он как-то весь осунулся и постарел — удивительно быстро, всего за каких-нибудь полтора месяца.
— Можно сказать, что на тренерской... — подтвердил Степанцов. — А если называть вещи своими именами, я уже не боец.
— Ну почему же? — возразил Савин, — Ты молодой, сильный, форму, я гляжу, пока не растерял. Еще всевозможно...
И тут Сергей взорвался. Копившаяся в душе обида и злость внезапно выплеснулась наружу.
— Да ни хрена уже нельзя сделать! — заорал он так, что Савин вздрогнул, и хлопнул ладонью по столу. Стакан с остывшим чаем подпрыгнул на столе, а ложечка жалобно звякнула о стекло. — Какой может быть боксер без команды, а? Как ты мне говорил? «Мы вместе, мы единое целое, мы — одна команда»... Где теперь эта команда, у тебя в жопе?
Савин дернулся, будто пропустил тяжелый удар по печени. Лицо его исказила гримаса боли и обиды.
— Подожди, Серега, не шуми. Все было не так, как тебе кажется. Одновременно так и не так, поверь мне...
Степанцов перевел дыхание, поиграл желваками, пытаясь успокоиться. Снова отпил из стакана, поставил его на стол и спросил уже тихо, другим голосом:
— Зачем ты выкинул полотенце, Анатольич? Ты же знал, что я могу продолжать бой?
Савин кивнул. Причем кивнул с таким трудом, будто шейные позвонки у него проржавели и отказывались сгибаться, но он преодолел их сопротивление усилием воли.
— Да, — согласился он, — я это знал, но ты многого не знаешь. Я должен тебе рассказать правду. Может, после этого ты меня поймешь, — он снова встал и принялся расхаживать по комнате, чтобы вывернуться из-под тяжелого взгляда боксера. — Ты думаешь, что я струсил? — Савину мешали говорить руки, и он заложил их за спину, как заключенный. — Да, не буду спорить. Лучше я признаюсь честно — струсил. Это правда. Но если ты скажешь, что я испугался за себя, то это будет вранье! — он подошел к шкафу и долго рассматривал кубок, завоеванный Сергеем двенадцать лет назад на первенстве спортивного общества «Динамо». — Это был красивый финал, — сказал он еле слышно сам себе.
Но Степанцов прекрасно все расслышал.
— Да, — согласился он и повторил: — финал был красивый.
— Так вот, теперь ты сам тренируешь и можешь судить, что к чему, — продолжал Савин и снова прошелся по комнате. — Ты, наверное, еще не успел прочувствовать... Хотя... Какого черта? Это чувствуешь с самого первого дня, с первой же минуты! Любовь! И ответственность за своего воспитанника!
У тебя это было?
Степанцов жестом показал, что есть такое.
— Вот видишь? — оживился Савин. — И у меня тоже всегда было это чувство, всегда. С тех самых пор, как начал тебя тренировать. Ведь ты мне был как родной сын!
Сергей сидел с каменным лицом, не проронив ни слова. Он понимал, что это еще не всё. Тренер не выговорился.
— И тогда, в Вегасе, -- начал Сабин: голос его звучал глухо, а интонации вполне годились для речи священника на похоронах, — я испугался не за себя, а за тебя. Буцаев пригрозил, что если ты не ляжешь в пятом раунде, то навсегда останешься в пустыне, в какой-нибудь яме. Я провел с ним двое суток, не забывай. И я почувствовал, что он способен это сделать. Ты думаешь, я что-нибудь получил за свое преда... свой поступок? Может быть, деньги, лимузин или дом в Майями? Нет. Только отбитые почки и слабую надежду, что они тебя не тронут. Вот и все.
— Вряд ли мы поймем друг друга, — упрямо пробурчал Степанцов, отворачиваясь.
И, тем не менее, в словах Савина было что-то такое, что заставило его смягчиться; посмотреть недавние события с другой точки зрения. Да, теперь он хорошо понимал, насколько сильным может быть страх за дорогого, близкого тебе человека. Сергею почему-то вспомнилось, как Савин в начале их общения подсовывал ему интересные книжки и даже заставлял отчитываться по содержанию, пока Сергеи сам не пристрастился к чтению.
Да что там говорить, Вадим Анатольевич заменил ему отца, которого в его жизни никогда не было. Если на одну чашу весов положить все, что Савин сделал для него, а на другую его финт с белым полотенцем — что перевесит? Разум подсказывал Сергею одно, а сердце — другое. Слишком сильна была обида на тренера. После минутного раздумья Степанцов встал, подошел к Савину, протянул ему ладонь, и мужчины обменялись крепким рукопожатием.
— Вадим Анатольевич, я...Сергей запнулся, хотел сказать, что был неправ, но слова почему-то не шли, врать не хотелось, и ему пришлось сменить тему: — У меня есть один парнишка. Зовут Вадимом... Вы знаете, я бы, наверное, тоже сильно за него боялся, если что. Я понимаю вас... — он замолчал, на лице его отразилась сложная и противоречивая борьба чувств.
В глазах Савина затеплился огонек надежды: ведь он надеялся не только на прощение, но и восстановление команды в прежнем составе. Слишком много времени, сил и души вложил он в этого парня, чтобы не попытаться вернуть отношения в. прежнее русло. Наконец Сергей собрался с силами и сказал:
— Вадим Анатольевич, давайте все забудем и расстанемся друзьямиСохраним друг о друге только хорошие воспоминания.
Все планы Савина рухнули в одно мгновение. Он тяжело вздохнул, обвел взглядом маленькую тренерскую. Его взгляд остановился на белом полотенце, висевшем рядом с умывальником. Ему вдруг показалось, что в складках материи явственно обозначился голубой крест. В голове зазвучала мелодия:
— Вадим Анатольевич, давайте все забудем и расстанемся друзьямиСохраним друг о друге только хорошие воспоминания.
Все планы Савина рухнули в одно мгновение. Он тяжело вздохнул, обвел взглядом маленькую тренерскую. Его взгляд остановился на белом полотенце, висевшем рядом с умывальником. Ему вдруг показалось, что в складках материи явственно обозначился голубой крест. В голове зазвучала мелодия:
«Врагу не сдается наш гордый „Варяг", пощады никто не желает!» А он вот — сдался, так было надо! И теперь с этим ничего не поделаешь.
— Ладно, наверное, ты прав, — сказал он, сморщившись, словно от боли, — некоторые вещи нельзя исправить. А может, и не нужно...
Он встал и, ссутулившись, пошел к двери, на пороге обернулся: Степанцов с выражением облегчения на лице шел за ним следом.
— Не надо, не провожай, — по-стариковски надтреснутым голосом сказал Савин. — Я найду дорогу. У меня билет на вечерний рейс. Я все равно не собирался задерживаться здесь надолго.
— А вот я, похоже, задержусь, — сказал Сергей. — Мне здесь нравится.
— Рад за тебя. Если что, ты знаешь, как меня найти. — Савин, уже стоя на пороге, сунул руку во внутренний карман пиджака, достал из него длинный узкий конверт. — Вот, возьми, это тебе. Ну, прощай, — избегая взгляда Степанцова, он вышел из тренерской и захлопнул за собой дверь.
Сергей почувствовал, что за Вадимом Анатольевичем Савиным закрылась не только вот эта крашеная голубой краской дверь, но и целая страница, даже эпоха его жизни. Ему стало грустно и легко. Однако при этом он испытывал что-то вроде беспокойства. И исходило оно от конверта, который он держал в руке. Он еще не знал, что в нем, но почему-то был заранее уверен, что его содержимое ничего хорошего ему не обещает. Он сел за стол и чайной ложкой вскрыл конверт. Бегло прочитал, потом нервно схватил стакан и залпом допил остатки чая. Легче не стало. Он ожидал чего угодно, но только не этого...
XXV
Едва Лукин пересек порог директорского кабинета, как Белов понял, что он не в себе. Федор пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Он бестолково заметался по комнате, повалил один из стульев у стола для совещаний, а потом его повело на Сашин компьютер, за которым тот сидел, с беспокойством поглядывая на посетителя.
— Да сядь ты, охолони! — прикрикнул на.него Белов и спас монитор от падения, придержав его руками. — Какой бес в тебя вселился? Возьми себя в руки! — он передвинул на середину стола стакан и бутылку «Боржоми», оказавшиеся в опасной близости от Федора.
Лукин поднял стул с пола, без сил рухнул на него. На лице его появилось трагическое выражение, он запустил растопыренные пальцы в волосы над ушами и сильно несколько раз дернул в разные стороны, словно проверял корни на прочность.
— Господи Иисусе Христе! Беда-то какая! — запричитал он, повторяя одно и то же, как испорченная пластинка.
Это продолжалось довольно долго, и, наконец, Белов не выдержал.
— Это что за ектинья? Объясни толком, в чем дело, ничего понять не могу. И перестань волосы на голове терзать, как дешевый трагик, — Он расслабил узел темно-синего галстука, расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки.
— Хорошо! — попытался взять себя в руки Лукин. — Я постараюсь. Если в двух словах — я потерял веру в человека! — он замер на мгновение, и Белов с облегчением подумал, что монитор временно находится в относительной безопасности.
— Ну, вот и хорошо, потерял так потерял, — сказал Саша с интонациями псидиатра в голосе. — Может, найдется еще, не иголка. А теперь с этого места и поподробнее, плиз.
— И скажу, я всё скажу, — погрозил зачем-то Белову пальцем Федор.
— Давай, давай, не тяни, я весь внимание, — подбодрил его Саша.
— Все началось вчера вечером, — замогильным голосом начал Лукин. — У Сергея в тренерской появился подозрительный хмырь и...
— Постой, постой, — перебил его Белов, — а ты откуда это знаешь?
— Поведал мне о сем странник, который нашел пристанище в спортшколе в качестве стража ворот.
— Проще говоря, вахтер рассказал? — перевел его речь на более понятный язык Белов. — И что было дальше?
— Они о чем-то беседовали. О чем, сие никому не ведомо. Потом Сергей сказал вахтеру, чтобы тот шел домой, в Дом Сорского, сам обещал попозже явиться, и не пришел, ирод такой! — со слезой в голосе крикнул Федор. — Бросил нас, детей то есть бросил... Он - не вернулся ни вчера, ни сегодня дезертировал!
Белов нахмурился: комедия закончилась, началось нечто более серьезное.
— А тренировка сегодня была?
Лукин замахал обеими руками, будто отбиваясь от нападения невидимых комаров.
— Тренировок не было вообще! Дверь на замке, ключи у Сергея. Куда он делся, ума не приложу. Отроков я отпустил по домам. Только навели в городе порядок с детской преступностью, и все снова здорово.
Дело и впрямь принимало скверный оборот. Степанцов исчез, никому не сказав ни слова. Куда он мог подеваться? Просто так, без видимой причины?
Белов задумался. Нет, причина, конечно же, была. Все дело в таинственном посетителе. Кто он? И что он сказал Сергею?
— С чего ты взял, что Степанцов дезертировал? Мало ли что могло произойтиможет, на рыбалку или охоту пошел? — спросил Белов Федора.
— Я мню, он оказался духом слаб. Это бремя ему не по плечу. — Федор схватился за сердце и несколько раз открыл и закрыл рот, словно рыба, вытащенная на берег.
Белов схватил бутылку минералки, плеснул в стакан «Боржоми» и силой заставил Федора выпить. Пил он долго, громко глотая воду и пофыркивая, как старый конь.
— Может, ты преувеличиваешь? — спросил его Белов, когда тот немного успокоился и пришел в себя.
Ему как-то не верилось, что Степанцов мог тайком сбежать из города. Он бы обязательно зашел и предупредил. Хотя кто знает? Не зря: говорят, чужая душа—потемки.
— Он мог оставить нас, но отроков, отроков как мог оставить без призора? — воскликнул Лукин, резко, со стуком поставив стакан на край стола.
Белов осторожно передвинул емкость на середину столешницы, подальше от него.
— Ладно, не температурь раньше времени. Найдется, никуда не денется, — Саша вернулся в удобное директорское кресло, откинулся на спинку и задумался.
Ну и где теперь искать Сергея? Интересная задачка. В этот момент зазвонил зуммер селектора. Белов нажал кнопку связи. Из динамика донесся голос секретарши Любочки:
— Александр Николаевич, к вам посетительница. Светлана Александровна... — Белов слышал, как Любочка прикрыла микрофон рукой и переспросила:
«Как ваша фамилия?» — Козырева. Вы ее примете?
Саша пожал плечами. Это имя ему ровным счетом ничего не говорило. Может, это одна из очередных креатур Лайзы Донахью? Она последнее время развила бурную деятельность по высвобождению женской, энергии. С этой точки зрения лучше не отказывать, так недолго и под выброс попасть. Белов решил принять посетительницу
— Попроси ее зайти, — сказал он в микрофон и поднялся навстречу вошедшей женщине.
Она была сильно взволнована. На вид ей было лет тридцать или немного меньше. Белов никак не мог избавиться от ощущения, что он ее где-то видел.
Фактурная бабенка: роскошная густая коса обмотана во-4 круг головы на манер короны, как у премьерши Украины Тимошенко, большие глаза, статная фигура. Наконец до него дошло, что чем-то она похожа на Ярославу, только волосы темнее... Белов пригласил ее Садиться. Женщина всхлипнула и смахнула с длинных ресниц непрошеную слезу.
— Александр Николаевич! — сказала она, опускаясь на краешек стула. — Я к вам по поручению Сергея Степанцова. Ему нужна помощь.
— Что с ним?
— Он в милиции.
Белов переглянулся с Лукиным: тот стоял, разинув рот от удивления.
— Ну, что, праведник? — насмешливо спросил его Белов. — Как твоя вера в человечество себя чувствует? Нашлась уже или блукает неизвестно где? Совестливый Лукин залился краской сыща. В душе он корил себя за нарушение христианской заповеди «не суди, да не судим будешь».
— Ну слава тебе, Господи! — он троекратно сотворил крестное знамение. — Я уж думал, сбежал боксер, только его и видели, а если в милиции — это святое...
Белов нажал на кнопку селектора и велел Злобину подать машину к подъезду заводоуправления. Как всегда, когда надо действовать, Белов принял самое простое, оптимальное решение: ехать в милицию и выручать своего подопечного. Он решительным шагом прошел через весь кабинет к шкафу-купе, надел пиджак, привычным движением поправил галстук. Светлана и Федор с надеждой взирали на эти его приготовления. Белов открыл дверь кабинета, жестом пропустил обоих вперед...