— У тебя, кстати, голова не кружится? — заботливо спросил он.
Лайза прислушалась к своим ощущениям и сказала, что пока нет, все в порядке.
— Если почувствуешь что-то не то, сразу скажи. Из трещин в земле могут выходить вулканические газы.
— Саша... — встревожилась Лайза. — Может, не пойдем на пик?
Белов, к ее удивлению, не стал спорить, наоборот, сразу предложил вернуться в хижину.
А потом я поднимусь сюда один, хорошо?— он вопросительно посмотрел на нее.
Его упрямство вызвало в Лайзе раздражение и что-то вроде ревности. Значит, он может обойтись без нее? Она ему уже ненужна? Она почувствовала, что сама потихоньку превращается в гейзер. «Как он сказал? Чайник со свистком? Похоже, я сейчас начну свистеть!» ч
— Саша! Это обязательно? Ну, вот это все. Доказывать кому-то, что тебе наплевать на риск и опасность... Лезть на какой-то пик... Тебе не кажется, что в этом -чересчур много мальчишеского?
Белов задумался — на этот раз надолго. Они стояли и смотрели на фантастический, словно перенесенный сюда с другой планеты, пейзаж: залитые ярким светом желто-серые, с вкраплениями коричневого и оранжевого, скалы самых причудливых форм на фоне интенсивно голубого неба.
— Видишь ли, лучик мой, — наконец сказал он. — Жизнь, конечно, сложная штука. Но она, как ни крути, состоит из очень простых ответов на сложные вопросы. И, в конечном счете, все сводится к простому выбору: да или нет? Любишь или не любишь? Боишься или не боишься? Можешь или не можешь? Все очень конкретно, если ты, вместо того, чтобы философствовать и распускать нюни, умеешь принимать решения и действовать. Ты согласна?
— Мне наоборот кажется, что это на грани безрассудства, — не унималась Лайза. — Ради чего мы сейчас так рискуем?
Саша начала доставать эта ситуация. Может, спеть ей «Скалолазку» Высоцкого: «Я спросил тебя, зачем идете в горы вы?» Затем что горы — это преодоление своей слабости, это реперные точки, с которых видна вся мелочность и приземленность нашей повседневной жизни. Потому что это гормоны удовольствия, которые ты вырабатываешь сам, а не получаешь в виде наркоты или алкоголя. Он расстроился: если Лайзе надо что-то объяснять, значит, она от этого не ловит кайфа. Тогда не о чем говорить, есть другие темы для беседы, общие, где им есть что обсуждать.
— Мы сейчас решаем простой вопрос: можем ли мы подняться вдвоем на пик или нет? Ты права, я не могу рисковать тобой. Поэтому давай вернемся.
— А завтра ты пойдешь сюда один?
Белов в ответ только кивнул. Лайза тоже замолчала и ушла в себя. Это длилось около минуты. Все это время они не двигались с места. Саша вдруг подумал, что они достигли точки возврата. Если Лайза сейчас
решит вернуться, у них ничего не получится и придется расстаться. Не сегодня, так завтра, но навсегда. А ведь не хотелось бы. Почему же она молчит? Наконец он не выдержал й спросил:
— Ну? О чем ты думаешь?
— Я решаю простой вопрос, — в тон ему ответила Лайза.
— Какой?
— Отпустить тебя одного или идти вместе.
— И что ты решила?
— Попробуй догадаться. — Лайза повернулась и зашагала вверх по узкой извилистой тропинке, с трудом умещавшейся на самом краю пропасти.
Белов почувствовал такое облегчение, будто внезапно перешел в состояние невесомости: в несколько прыжков он догнал Лайзу и положил ей руки на пояс. Она остановилась.
— Я рад, что ты поступила именно так, — сказал Саша, разворачивая ее к себе.
— Я твоя скво, — без всякой позы ответила Лайза, — а ты мой вождь — Белый Медведь. Разве это не прекрасно?
Этот тяжелый для обоих разговор завершился поцелуем примирения. Они сделали очередной шаг друг к другу и стали еще ближе...
Лайза не пожалела, что поднялась на пик: вид отсюда открывался ни с чем не сравнимый. Она испытала одно из самых сильных потрясений в своей жизни. Это было состояние эйфории и благодарности Саше зато, что он настоял на своем и поднял ее над землей. Наверное, нечто подобное испытал Иисус, когда дьявол в пустыне открыл перед ним все дали и царства земные. Только здесь, в горах, было одно царство — дикой природы, а Саша не искушал, а делился ,с ней радостью единения..
Лайзе показалось, что у нее выросли крылья, захотелось подойти к краю пропасти, броситься вниз. Это было ощущение, что они одни во всей вселенной. И вся мощь космоса проходит через них, питая планету и заставляя ее крутиться быстрее. Все тело наполнилось легкостью и силой. Лайза едва сдерживала себя, чтобы не закричать от радости и счастья, а потом решила, что стесняться некого. И она запела первую пришедшую в голову песнйэ — негритянскую, в стиле спиритчуел, но, взглянув на Сашу, увидела, что он хмурится.
— В чем дело, Белый Медведь? — спросила она, прекратив петь. — Я слишком громко кричу? Или не попадаю в тональность?
Белов покачал головой.
— Нет, ты тут ни при чем.
— А что случилось?
Не знаю. Я чувствую, что что-то идет не так. От-куда-то исходит угроза. Что-то очень плохое надвигается. Именно сейчас, в этот момент, но я не могу понять, где и что...
— Надеюсь, это не связано с нами? — перестала улыбаться Лайза.
— Нет, за нас можешь не беспокоиться. Между нами существует что-то очень прочное, и с каждым часом оно становится только прочнее. Веда надвигается оттуда, — Белов повернулся к югу и, приставив ладонь ко лбу, стал всматриваться в даль, словно и впрямь мог что-то разглядеть. — Давай спускаться, — после паузы сказал он. — Вечереет. Через час будет совсем темно. — Он взял ее за руку и до самого подножия горы больше не отпускал...
В то последнее их утро в Йеллоустоне Лайзу разбудил горячий солнечный луч. Она села на кровати, тряхнула густыми каштановыми волосами. И только
после этого открыла глаза и огляделась. Белова нигде не было.
— Саша! — позвала она и сказала сама себе: — Молчанье было ей ответом.
Лайза спустила ноги с кровати, нащупала тапочки и пошла к двери. На ней была любимая пижама с Микки-Маусом. Почесываясь и протирая глаза, Лайза вышла на галерею, окружавшую хижину по периметру.
— Саша! — позвала она и вдруг увидела...
Белов, в белой футболке и голубых джинсах, стоял к ней спиной, сунув руки в карманы. В его позе было что-то от удали хулигана. Лайза заметила, что он стоит босиком на зеленой траве, сплошь усыпанной капельками утренней росы. Все это, до мельчайших деталей, навсегда запечатлелось в ее памяти.
В пяти метрах от Саши, опустив к земле большую лобастую голову с маленькими круглыми ушами, стоял большой, как бегемот, медведь. Цвет его шкуры очень напоминал рыжую растительность на пике Друидов. Медведь стоял неподвижно. Саша тоже не двигался. Это было похоже на стоп-кадр, только не плоский, как в кино, а объемный и очень правдоподобный. До того правдоподобный, что ей стало неимоверно страшно.
— Саша! — закричала Лайза во всю силу своих легких.
Этот крик подействовал, как нажатие кнопки «плей» на пульте видеомагнитофона. Все пришло в движение. Медведь поднялся на задние лапы и заревел. Он обнажил огромные, длиной в палец, клыки и замотал головой. Во все стороны полетели брызги слюны. Тогда Белов раскинул руки и тоже закричал; страшно, грозно, наверное, когда-то так кричали, уходя во время битвы в иной мир, воины айдахо или древние кельты. Он не дрогнул и не побежал.
И медведь не побежал. Но кто-то из них должен был уступить или умереть. Медведь, первым не выдержал взгляда человека. Он медленно встал на четыре лапы, повернулся и побрел с обиженным видом прочь. Лайза, не чуя под собой ног, подбежала к Белову.
— Саша! С тобой все в порядке? Ты цел?
Белов словно очнулся. По лицу его тек пот, как после тяжелой работы. В гладах от напряжения лопнули сосудики и появились красные прожилки.
— Я в порядке. Со мной и не могло ничего случиться.
Лайза разозлилась. Она забарабанила в грудь Белова маленькими крепкими кулачками.
— Ну почему? Почему ты всегда в себе уверен? Рано или поздно этр закончится плохо!
Белов нежно обнял ее, поцеловал в шею, ушко и лоб. Ее волосы пахли утренней свежестью. Девушка все еще дрожала от пережитого страха. Да и у него ноги подгибались от напряжения.
— Фил опять приходил, — совсем непонятно объяснил он, прижимая ее к себе. — Ктогто нуждается в моей, помощи. Если это так, со мной не могло ничего случиться.
— Фил? — Лайза окинула взглядом окрестности, словно надеялась встретить незнакомого человека. — Кто это?
— Это мой друг, но ты не сможешь его увидеть. Никогда, — он погладил Лайзу по спине и добавил. — Собирайся. Нам надо ехать.
— Это мой друг, но ты не сможешь его увидеть. Никогда, — он погладил Лайзу по спине и добавил. — Собирайся. Нам надо ехать.
Лайза не решилась ничего возразить. Теперь, после встречи с медведем, она и сама хотела уехать из Йел-лоустона. Обнявшись, они вместе пошли к хижине.
— Куда мы едем, Саша? — спросила Лайза.
— На юг. Так сказал Фил.
— Но ведь мы и так собирались в Лас-Вегас.
Белов улыбнулся.
— Вот видишь, лучик. Все срастается. Значит, мы на верном пути. Я чувствовал, что не случайно меня тянет на Пик Друидов. Это знак, который надо было прочитать, и прочитать правильно. Больше нам здесь делать нечего.
Через час они сели в «Стингрей» и помчались на юг. Их путь лежал в Лас-Вегас.
Лас-Вегас — это город, который никогда не спит. Средоточие мирового азарта. Незыблемая скала, о которую разбиваются мечты о мгновенном обогащении. Город, где люди живут надеждой и дышат не простым воздухом, а смесью веселящего газа, и азарта. Здесь нет времени. Здесь часы под запретом. Когда на раскаленную пустыню опускается ночь, Лас-Вегас зажигает свои великолепные огни, не давая темноте ни единого шанса. Луч мощного прожектора, установленного в казино «Кристалл», вонзается в черное небо на много километров вверх. Его видно даже из космоса.
Улицы Лас-Вегаса заливает абсолютно неестественный-слепящий свет. По тротуарам ходят Элвисы под руку с Мерилин Монро. И еще — в Вегасе неповторимый запах. Нигде в мире больше нет ничего подобного. Это пахнут легкие, шальные деньги. Деньги, ради которых многие готовы на все.
XI
Ближе к полуночи к казино «Тадж-Махал» подъехал черный лимузин «Кадиллак». Он остановился метрах в ста от входа в отель. Водитель не глушил двигатель; легкий парок вырывался сзади из никелированных труб. В салоне, на заднем диване, восседал набриолиненный красавец в белом; роскошная шляпа
лежала рядом. Буцаев нежно гладил ее кончиками тонких пальцев, словно шляпа была живым существом.
.Напротив него сидел немолодой лысоватый человек с квадратной челюстью. Седые волосы над ушами были аккуратно подстрижены; в них серебрились капельки пота. По одну руку от мужчины сидел Гога, по другую — Хасан. Они крепко держали его за локти, не давая пошевелиться. Роман Остапович посмотрел сквозь затемненное стекло на улицу. Все было спокойно.
— Вот так, Вадим Анатольевич, — сказал Буцаев. — Понимаете, мы все хотим, чтобы было по-нашему. И я, и вы. И даже они, — он показал на своих подручных. — Все верно. Каждый из нас хочет немного изменить мир в свою пользу. С этим как раз все ясно. Проблема заключается в другом: у нас — разные возможности. Вы ведь это уже поняли, не так ли?
Он дождался утвердительного кивка Савйна и продолжал.
— Признаться, вы уязвили меня в самое сердце своей несговорчивостью. Я надеялся, что мы сможем уладить все полюбовно. Без этих никому не нужных грубостей и насилия. Но вы не захотели... — Буцаев сделал паузу.
Хасан, усмотрев в этом некий сигнал, сильно ткнул тренера локтем в бок. Несмотря на давнюю привычку к боли, Савин сморщился; из глаз, помимо воли, брызнули слезы; лицо потемнело и покрылось испариной. Он задержал дыхание... Из груди вырвался короткий сток.
— Вы не захотели, — повторил Буцаев, — и мне пришлось пойти на крайние меры. Согласитесь, теперь они вам кажутся эффективными?
Савин молча кивнул.
— Вот видите! Хасан — с виду немногословен, а все же обладает даром убеждения. Правда?
Хасан осклабился. Гога рассмеялся в голос.
— Я вас прекрасно понимаю, — голос Буцаева стал вкрадчивым и даже нежным. — Вы желаете своему подопечному добра, счастья и здоровья. Это вызывает во мне уважение. Вы просто не совсем верно оценили ситуацию и не поняли, в чем же оно заключается, это добро. Но теперь-то, надеюсь, вы видите, как надо поступить? Сделайте, что я вам говорил, и все от этого только выиграют. Я пытаюсь донести до вас одну простую истину: либо будет так, как я хочу, либо вам будет очень плохо. Вам обоим, я имею в виду и вашего воспитанника. Это вам ясно, уважаемый господин Савин? Ясно или нет?
Тренер снова кивнул. Он не мог расцепить плотно сжатых губ, чтобы не застонать.-
— Ну, вот и хорошо. Сейчас вы вернетесь в номер и больше не будете совершать фатальных ошибок. Если же, не дай бог, вам захочется выкинуть какой-нибудь фокус или кунштюк... Учтите, я узнаю об этом первым. И не стройте ненужных иллюзий: ваша жизнь здесь не стоит ничего. Лично я не поставил бы на нее ни цента. Поэтому ведите себя разумно.
Буцаев открыл дверь лимузина. Хасан и Гога подтолкнули Савина к выходу.
Тренер стиснул зубы и, согнувшись от боли> вышел из машины. Дверь за ним захлопнулась. Савина повело в сторону, чтобы не упасть, он оперся обеими руками на «Кадиллак». Лицо Буцаева оказалось прямо у него перед его глазами, буквально в тридцати сантиметрах. Роман Остапович, не отрываясь, смотрел на него поверх опущенного стекла. Затем еле заметно улыбнулся и протянул руку к кнопке стеклоподъемника. Зеркальное стекло медленно поползло вверх. Лимузин плавно тронулся и, набирая скорость, зашуршал широкими шинами по асфальту. Савина развернуло, он чуть было не упал под колеса лимузина.
Через несколько мгновений «Кадиллак» растворился в потоке машин.
— Сука! — прошептал Савин й поковылял к входу в отель.
Степанцов, следуя совету доктора, лег спать. Но сон никак не шел. Он ворочался на широкой кровати с боку на бок. Из соседней комнаты доносилось приглушенное шарканье ног: у Назимова был свой номер, но после исчезновения Савина он переселился к Степанцову. Видимо, и врач тоже не мог уснуть.
В гостиной раздался телефонный звонок. Сергей рывком вскочил с кровати и опрометью бросился туда. В огромной гостиной было темно, и он чуть не столкнулся с Назимовым, уже стоявшим у столика. Телефон продолжал настойчиво звонить. Сергей снял трубку.
Это был ночной портье. Скудных знаний английского Сергею хватило, чтобы понять основную мысль, которую пытался донести до него портье: перед стойкой стоит человек, и его внешний вид не внушает никакого доверия. Но человек утверждает, что является Вадимом Анатольевичем Савиным, тренером Степанцова.
— Передайте ему трубку! — рявкнул Сергей.
— Привет, Серега! — услышал он знакомый голос после некоторой паузы. — Я же обещал вернуться, вот и вернулся. Но меня не пускают. Ты бы не мог спуститься?
Степанцов не дослушал. Он запахнулся в атласный халат, в котором всегда выходил перед боем на ринг, и помчался в коридор. Ему показалось, что лифта пришлось ждать катастрофически долго. Наконец двери кабины открылись, и он забежал внутрь, заставив дамочку в длинном вечернем платье с глубоким декольте взвизгнуть от испуга. Ее спутник, невозмутимый седой джентльмен в смокинге, сказал по-английски:
— Успокойся, дорогая! Чего ты от него хочешь? Это же русский боксер,
Степанкову было не до бонтона. Он повернулся к ним спиной и с силой надавил на кнопку с цифрой «1». Он не замечал, что пританцовывает на месте от нетерпения, исполняя боксерский танец. Вот только противника перед ним не было. В холле первого этажа Сергей сразу увидел Савина. Он бросился к нему, не обращая внимания, что полы халата развевались, обнажая мускулистые ноги и торс. Сухопарая старушка в сиреневом парике и бриллиантовом колье, скрывавшем дряблую шею, остановилась и принялась с наивным удивлением рассматривать Сергея.
Степанцов подбежал к тренеру. Тот выглядел неважно. Цвет лица стал землистым, под глазами залегли темно-синие круги; Савин был напряжен, словно ему приходилось терпеть сильную боль, но, по крайней мере, никаких внешних повреждений Степанцов не заметил. Сергей бережно обхватил тренера за талию, и Савин вскрикнул от его прикосновения.
— Анатольич, что с тобой? — сочувственно спросил Степанцов.
— Ничего, ничего... Все в порядке. Немного ушибся, — ответил Савин.
Сергей деликатно взял его под руку и повел к лифтам.
— Может быть, вызвать врача? — вежливо поинтересовался портье. _
Савин резко обернулся.
— Ничего не надо! — сказал он раздраженно. — У нас есть свой врач. К тому же ничего страшного не произошло.
Но его тон не оставлял никаких сомнений в обратном: теперь Сергей знал наверняка, что все-таки кое-что произошло.
В номере Назимов хотел осмотреть Савина, но тот лишь отмахнулся.
— Отстань! Не до тебя!
— Анатольич, — Сергей тщетно пытался поймать взгляд тренера. Савин все время отводил глаза. — Анатольич, в чем дело? Расскажи, что случилось? Мы тут два дня...
— Я все сказал по телефону. Встретил земляков, ну и... засиделись.