Лира, еще больше смущаясь, назвала сумму.
Выщипанные и выкрашенные черным ниточки-брови тети Дуси поползли наверх:
- Подарок себе, что ли, решила сделать? На Новый год?
Лира молча кивнула: она никогда не умела врать. В интернате ей не раз попадало за это от однокашников: когда все дружно срывали урок или устраивали другие мелкие пакости учителям - все прекрасно знали, что она не выдаст, если только ее не спросят напрямую. Но знали об этом и учителя. И всегда спрашивали. А потом ночью, в темноте спальни, девчонки устраивали ей темную, и весь класс по неделям с ней не разговаривал.
Тетя Дуся полезла в карман форменного халата, отсчитала несколько купюр:
- Держи. Только чтобы обязательно показалась мне в обновке! Я оценю!
Лира снова молча кивнула, взяла протянутые деньги и побежала в свой зал. Ей казалось, что все портреты смотрят на нее с осуждением, и даже любимая чаша повернулась лицом к стене, чтобы не встречаться с ней взглядом. Но дома ждал Кирилл, и он просил коньяка...
...Лира несла бутылку в руках, как только что купленную антикварную вещь. Кирилл на удивление, не валялся, как обычно на диване. На журнальном столике стояла поджаренная картошка, тарелка с порезанным лимоном и два стакана.
- У тебя фужеров и рюмок в принципе нет? - он взял из рук Лиры бутылку коньяка и долго разглядывал этикетку. - Молодец, то, что нужно!
- Почему же, есть! - заторопилась Лира, ободренная его похвалой, и едва скинув пальтецо, полезла в шкаф. Там, за нагромождением статуэток и различных вещиц, стояли два небольших кубка, которые она когда-то давно купила себе на день рождения. Она не знала точную дату своего дня рождения, и потому позволяла себе устраивать его, когда захочется, но не чаще одного раза в год.
- Вот! - торжественно объявила она и поставила их на стол.
- Совсем другое дело, - оживленно улыбнулся Кирилл. - Помыть их только нужно, пожалуй...
- Да, да, конечно! - Лира подхватила кубки и проскользнула в кухню.
Она что-то радостно мурлыкала себе под нос, неосторожно включила воду и обрызгалась с ног до головы, залившись веселым смехом.
- Ты чего? - заглянул на кухню Кирилл и, глядя на нее, мокрую и какую-то взъерошенную, тоже не сдержал улыбки.
- Слушай, только не обижайся, я хотел тебя спросить, - начал он, когда она, довольная и сияющая, поставила на столик отмытые и блестящие фужеры. - У тебя какого-нибудь другого платья нет?
- А что? - растерянно спросила Лира, оглядывая свое серенькое, так ею любимое платье.
- Ты же в нем выглядишь, как... - Кирилл сдержался, чтобы не сказать что-нибудь резкое. - Как старуха...
С лица Лиры окончательно сползла улыбка. Она съежилась и потянула на себя дверцу шифоньера. Она никогда не обращала особого внимания на одежду. Одежда должна была быть удобной и недорогой, к этому ее крепко-накрепко приучили в интернате. Сердобольные старушки смотрительницы часто отдавали ей какие-то вещи своих невесток и дочерей, Лира была им очень благодарна, потому что так не приходилось тратиться на одежду и оставалось больше денег на покупку очередной безделушки.
- Отойди-ка, - бесцеремонно отодвинул ее Кирилл и заглянул в недра шифоньера. Копаться особо было не в чем. Пять тусклых платьишек, висящих на плечиках, и аккуратно сложенные в стопочку вещи, которые Лира, похоже, никогда не надевала.
- Ну-ка, ну-ка, - Кирилл покопался в стопке, нарушив привычный порядок, и вытащил почти с самого дна бархатное платье цвета морской волны, которое отдала Лире сердобольная тетя Дуся, заявив, что невестка ее совсем с ума сошла, собираясь выкинуть такой шикарный наряд на помойку только потому, что он стал ей мал. Лира принесла его домой, но никогда не надевала: слишком большим ей казался вырез на груди, а обтягивающие платья носили только нехорошие женщины, это она тоже твердо усвоила из уроков Татьяны Петровны.
- То, что надо, - с удовлетворением заметил Кирилл и протянул платье Лире. - Сегодня все-таки рождество.
- Господи, я и забыла! - ахнула Лира и машинально взяла платье.
- Ну, что ты стоишь? Иди, переоденься!
Лира спряталось в ванной. Торопливо разделась, путаясь в комбинации, потом поняла, что с бюстгальтером это платье носить нельзя и покраснела, расстегивая застежку. Несколько минут помучилась, натягивая на себя узкий бархат, потом одернула подол и глянула в зеркало. На нее из зеркала смотрела незнакомая ей женщина. Платье мягко облегало стройную фигурку, придавая ей почти совершенные формы. Цвет морской волны как-то резко оттенил ее глаза, сделав их из бесцветно-серых почти бирюзовыми. Лира провела рукой по волосам, собранным, как обычно, в конский хвост, и, не совсем понимая, зачем она это делает, расстегнула заколку. Пышные, чуть вьющиеся волосы упали на ее плечи. Лира провела по ним расческой, вспомнив, как в интернате ее дразнили мальчишки: "Вьются волосы, вьются волосы, вьются волосы у блядей. Почему они не вьются у порядочных людей?!" Она тогда долго плакала и полночи стояла перед зеркалом в туалете, пытаясь распрямить непокорные пряди. Когда она поняла, что сделать это не удастся, она схватила ножницы и откромсала хвост под корень, за что наутро выслушала выговор от Татьяны Петровны и была отправлена мыть туалеты...
- Ты что там, уснула? - раздался стук в дверь.
Лира схватила заколку и быстро собрала волосы обратно в хвост. Потом, бесконечно смущаясь, открыла дверь и вышла в комнату.
Кирилл застыл с бутылкой в руках.
- Да ты почти красавица! - констатировал он, рассматривая ее, как уникальный, неодушевленный, музейный экспонат. - Только вот...минуточку...
Он поставил открытую бутылку на стол и шагнул к Лире. Она задохнулась от такого близкого запаха его тела, зажмурилась. Его рука коснулась ее заколки, слегка задев шею. По телу Лиры пробежала легкая дрожь. И пока Кирилл что-то делала с ее волосами, она вся дрожала, даже не пытаясь понять, что же с ней происходит.
- Вот так-то лучше, - сказал Кирилл, отходя и любуясь на дело рук своих. - А румянец тебе очень к лицу. Еще бы косметики немного... Ну да, ладно, не все сразу. Садись, картошка уже почти остыла.
Лира неловко опустилась в кресло. Ей все время хотелось поправить платье на груди.
Кирилл разлил коньяк по кубкам.
- Ну, с праздником, спасительница!
Лира поднесла кубок к губам. Пахло приятно и как-то щекотало ноздри. Она вдохнула и храбро сделала глоток. Горло обожгло, и Лира закашлялась. На глазах выступили слезы.
- Да, пьяница из тебя никакой! - рассмеялся Кирилл. - Закусывай лимончиком! - и поднес лимон к ее губам.
...Комната плыла в полумгле, и только старенький, похожий на фонарик светильник, глазел из угла, купаясь в причудливо извивающемся табачном дыму. Кирилл негромко говорил, а она понимала и не понимала, слегка кружилась голова, и было просто приятно слушать его такой уже близкий и родной голос.
- Я - художник. И, поверь мне, хороший художник. Было все - выставки, фуршеты, слава, друзья, красивые слова, любимая женщина... С утра - похмельная голова, таблетка или бутылка пива, потом очередная тусовка, какие-то нужные люди, с которыми обязательно надо выпить, какие-то дела, которые обязательно надо решить, какие-то встречи, на которых обязательно надо побывать... Я не помнил, как возвращался домой, падал пьяным трупом, а наутро все начиналось сначала... Круговорот не прекращался... Какой-то страшный, нескончаемый круговорот... Однажды утром я проснулся и вдруг понял, что уже пять лет ничего не рисовал... Пять лет бессмыслицы и алкоголя... И я подумал - а где я? И тогда я ушел... "С жиру бесишься!" - сказали мне друзья. "Допился!" - сказала любимая женщина... Мне нужно было подумать, я забрал холсты и уехал на дачу... И понял, что не могу больше писать... Во мне все умерло... Когда я вернулся - любимая женщина спала с моим лучшим другом, заявив мне, что выходила замуж за известного художника, а не за спившегося и свихнувшегося неудачника... Куда-то сразу же провалились все хорошие знакомые, те, кто за честь почитал сидеть со мной рядом на банкетах и выпрашивал контрамарку на очередную выставку... Я смотрю на тебя и удивляюсь - неужели у тебя есть то, что я так отчаянно искал все это время?...
Бутылка коньяка стремительно пустела. Лира, как сквозь сон, видела, как меняются черты лица Кирилла, становятся жестче и отчетливей, как все больше проскальзывает в его речи злых и несдержанных фраз, как он перестает слышать ее ответы, потому что уже давно разговаривает сам с собой, или с кем-то из того, прошлого его окружения, словно что-то пытаясь ему доказать...
Кирилл остановился на полуфразе, прислушался, обвел комнату странным взглядом.
- Карина?!
В этом имени звучала такая боль, что Лира невольно вздрогнула.
- Карина! Не бросай меня... - Кирилл почти плакал.
- Я здесь, - прошелестела Лира и осторожно коснулась его волос дрожащими пальцами.
- Карина! Не бросай меня... - Кирилл почти плакал.
- Я здесь, - прошелестела Лира и осторожно коснулась его волос дрожащими пальцами.
- Я знал, что ты вернешься, - облегченно выдохнул Кирилл, и, встав с кресла, почти рухнул на пол у ее ног. Обнял ее колени руками. Лира сидела, неестественно выпрямившись и дрожа.
- Я люблю тебя... - Кирилл поднялся с пола и легко взял ее на руки. Лира боялась даже дышать, не то что пошевелиться.
Кирилл осторожно опустил ее на диван и стал медленными поцелуями покрывать ее лицо...
- Тебе так нравилось, помнишь? - шептал он, зарываясь в волосы Лиры.
Лира слабо попыталась освободиться, но лицо его тут же исказилось:
- Ты опять уходишь?!!
Звенящая боль его голоса заставила Лиру сжаться в комок.
- Нет... Я здесь...
Кирилл приподнялся и накрыл ее губы жадным, горячим поцелуем. Лира задохнулась, и тут же вся, без остатка, отдалась во власть этого нетерпеливого и зовущего языка...
...Когда он аккуратно и очень нежно стал снимать с нее платье, Лира уже почти не сопротивлялась. Она судорожно вздохнула, когда его губы коснулись ее груди, и закрыла глаза, чтобы не видеть его странно изменившегося лица, искаженного желанием и мукой. Он раздвинул ее ноги и вошел в нее резко и сразу. Она захлебнулась воздухом, едва сдержав крик, но она еще с интерната знала одну простую непреложную истину: кричать нельзя. Даже когда очень больно - кричать нельзя, иначе может быть еще хуже. По ногам потекло что-то теплое, но Лира уже почти не чувствовала ничего, она была в полуобмороке, и лишь лицо Кирилла то приближалось, то отдалялось, расплывчатое и искаженное...
Он мучил ее почти полночи, потом громко вскрикнул и затих, скатившись с ее тела к стене дивана. Она долго лежала, не шевелясь, потом слегка повернула голову и увидела, что он спит. А на ресницах его все еще блестят слезы...
Лира осторожно поднялась, стараясь не смотреть вниз, на свое обнаженное тело, прижала к груди попавшееся ей под руку платье и скользнула в ванную.
Она лежала в горячей воде, и мыслей не было, не было ничего, кроме усталости, ощущения испачканности и ноющей боли в каждом миллиметре ее тела...
Утром Кирилл хмуро разглядывал простыню. Лира собиралась на работу, стараясь двигаться, как можно осторожнее.
- У тебя, что, никогда не было никого? - задал он риторический вопрос, чувствуя себя полным болваном и не придумав ничего лучшего.
Лира быстро собрала с дивана испачканное кровью белье и затолкала в допотопную стиральную машину, доставшуюся ей с дачи все той же Татьяны Петровны.
- Кто такая Карина? - спросила она в ответ с каким-то наивным, почти детским любопытством.
- Я говорил с тобой о Карине? - хмуро удивился Кирилл и, готовый провалиться сквозь землю под этим чистым, пристальным взглядом, устало выдохнул. - Это моя жена... Послушай... Извини, что все так получилось... Я почти ничего не помню...
- Не мучь себя, - неожиданно сказала она. - Мне так хочется, чтобы ты улыбнулся...
Он поднял на нее глаза, готовый взорваться, но она смотрела на него с таким трепетом и нежностью, что лицо его расслабилось, и в уголках губ действительно появился слабый намек на жалкое подобие улыбки.
... Новый год они встречали вдвоем. Лира, как обычно, накануне съездила к Татьяне Петровне - поздравить с наступающим праздником, и как обычно, хотя, как всегда долго отказывалась, привезла от нее несколько баночек с соленьями и вареньем. Кирилл без всякого выражения смотрел на это выставленное на стол кулинарное изобилие, потом поднял на нее глаза:
- У тебя деньги есть?
- Да, - растерянно кивнула Лира. - Немного...
Она вытащила из сумочки кошелек и вытряхнула его содержимое на стол.
- Не густо, - констатировал Кирилл и поднялся.
- Ты куда? - испуганно спросила Лира.
- Я вернусь через пару часов. Хорошо?
В ее глаза отразилось такое смятение и страх - он же никуда не выходил все эти дни, что Кирилл застыл на месте. Потом в два шага оказался рядом, приподнял ее лицо за подбородок и сказал отчетливо, как говорят маленькому ребенку:
- Я вернусь через пару часов. Ты поняла?
- Да, - кивнула Лира, понемногу успокаиваясь: раз он сказал, что вернется, значит, вернется, обещания всегда нужно выполнять.
Он действительно вернулся через два часа с огромным пакетом в руках.
- Принимай деликатесы! - рассмеялся он, глядя на ее удивленное лицо.
Лира доставала из пакета какие-то баночки, пакетики, коробочки, понимая, что никогда в жизни не видела ничего подобного, и, уж тем более, никогда не ела.
- А теперь брысь с кухни, - ласково сказал Кирилл. - Сегодня моя очередь готовить.
И Лира послушно ушла в комнату, чтобы в сто пятидесятый раз протереть несуществующую пыль, поправить мишуру на веточках ели, которые вчера вечером она подобрала около елочной распродажи, поставила в большой треснутый кувшин и долго и старательно украшала сделанными когда-то ею самой игрушками.
Журнальный столик ломился от незнакомых и очень аппетитно выглядевших блюд, из духовки на всю квартиру пахло чем-то совсем потрясающим. Лира, одетая все в то же платье цвета морской волны, сидела напротив Кирилла и не верила всему происходящему. Он казался ей сказочным принцем, появившимся из волшебного королевства других ответвлений, и случайно оказавшегося в ее маленькой квартирке, принцем, который вот-вот спохватится, что он залетел не туда и тут же исчезнет. Но Кирилл сидел в кресле, крутил в руках бокал с шампанским и никуда исчезать не собирался. Когда часы пробили двенадцать, Кирилл пригубил шампанское и протянул ей какую-то коробочку.
- С Новым годом.
- Это мне? - ошеломлено спросила Лира, и на глазах ее заблестели слезы. - Это правда мне?
- Ты с ума сошла, реветь! - грубовато оборвал ее Кирилл. - Прекрати немедленно! Тебе, конечно, а кому же еще?!
Лира осторожно открыла коробочку. Запах французской косметики очаровал ее сразу же и навсегда. Полными слез глазами она смотрела на различные оттенки переливающихся теней, мягкую розовую кисточку для румян, матовый бархат пудры...
- Прекрати, пожалуйста, плакать, - мягко сказал Кирилл. - Никогда не выносил женских слез...
Лира порывисто поднялась из кресла и неумело, неловко прижалась к нему.
- У меня тоже есть для тебя подарок!
Она так же порывисто кинулась в сторону шкафа, сняла с полки любимую ее статуэтку ангела и протянула Кириллу:
- С Новым годом!
- Спасибо, - Кирилл повертел безделушку в руках и осторожно поставил на стол. - Раздача слонов закончилась, можно и поесть. Я голоден, как собака.
Лиру не покоробила его легкая небрежность. Если бы это было в ее силах, она отдала бы ему все... Она, не задумываясь, отдала бы ему все, что у нее было...
...В эту ночь он не называл ее Кариной...
...Весна пришла неожиданно сразу. Потекли ручьи, грязные и по весеннему звонкие, в музее прибавилось работы из-за постоянной грязи, которую посетители приносили на своей обуви и старательно размазывали по паркету. Кирилл стал задумчивым и хмурым, и вновь почти перестал подниматься с дивана. Он много курил, и когда Лира приходила с работы, комната вновь утопала в табачном дыму, а из пепельницы, которую он забывал вытряхивать, все время вываливались окурки. Но Лира ничего не замечала, в своей счастливой слепоте. Она прибегала с работы, рассказывала ему о каких-то мелочах, которые казались ей важными и нужными: что тети Дусина невестка разводится с ее сыном, потому что нашла себе какого-то нового русского, и что у бабы Кати из пятого зала родилась внучка, которую назвали в честь бабушки Катериной, а директор пообещал со следующего месяца прибавить всем зарплату, немного, конечно, но все-таки хорошо... Кирилл мрачно слушал, иногда за весь вечер не произнеся ни одного слова и подкуривая очередную сигарету от только что докуренной...
Один из залов музея освободили под какую-то новую выставку, которую должны были вот-вот привезти откуда-то очень издалека. Рабочие таскали ящики и коробки, суетился директор, разбираясь с какими-то бумажками и громко с кем-то ругаясь по телефону. Лира внимательно следила, как бы кто из этих неуклюжих носильщиков не опрокинул что-нибудь из экспонатов, и директор даже похвалил ее за ответственность, от чего она густо покраснела.
Наконец все приготовления были закончены. С завтрашнего дня выставка должна была открыться, но Лира, как она делала это всегда, вечером, перед самым закрытием музея, когда практически не было посетителей, пробралась в приготовленный зал.
В зале было темно, и только в огромные окна падал свет уличных фонарей, пересекаясь на паркете странными геометрическими фигурами. Лира нащупала выключатель и включила свет.
По всему залу висели бабочки. Огромные, средние, маленькие, всех цветов и оттенков, бархатные, гладкие, махровые, прозрачные... Их тонкие крылышки переливались в электрическом свете золотым, фиолетовым, серебряным, изумрудным... У Лиры перехватило горло от немого восторга. Она медленно пошла вдоль стен, разглядывая стоящие и висящие стенды. Бабочек было безумно много, и ей показалось, что она попала в страну, где всегда царит лето, в страну, где живут эльфы и прекрасные принцы, в страну из которой мог прийти к ней Кирилл... Но самое главное, что привело ее в такой неописуемый трепет, это то, что ни одна из этих крылатых красавиц не могла улететь. Все они очень аккуратно были приколоты маленькими, почти незаметными булавочками к своим картонкам. И им уже была не страшна изменчивость окружающего мира. Там, где были они, всегда теперь будет лето, независимо от того, что творится за окном - цветет сирень, падает ли снег, или, как сейчас, идет холодный дождь...