Приятель застонал.
— Девушка, вылечить можно кого угодно и от чего угодно. Вопрос в другом. А нужно ли это ему? Отойдите-ка. Сначала мы проверим, хочет он быть здоровым или нет, а если да, то мне интересно, стоит ли он вашей любви. Вот тогда и лечить начнем. Не раньше.
— Но…
— я обещал посмотреть, вот и буду смотреть. Ёлка, займись дамой!
Я подмигнула супругу, мол, посмотри там, что этот друг думать будет, а сама цапнула Татьяну за руку и отвела в сторонку уговаривать. И все-то будет хорошо, и сейчас мы его посмотрим, и сама понимаешь, желание вылечиться должно быть добровольным… иначе никак…
А в следующий миг в мой разум ввинтилась мысль.
— Ёлка, это аут. Он ее не любит. Только был увлечен, ну как игрушкой. И лечиться он не хочет. Уверен, что все равно сдохнет.
— И не жалко бы. Ее жалко.
— Это точно. Она-то этого дурака любит до самых корней волос.
Я на миг задумалась. Уж что-что, а пакости мне всегда хорошо удавались.
— А если…
Тёрн поймал мою идею с полумысли. И улыбнулся — я была в этом уверена.
— Почему бы нет?
— я отвлеку эту героиню?
— А мы сейчас займемся парнем. Я буду тебе транслировать, только не мешайте…
Я и не собиралась.
Когда разум человека открыт и уязвим?
В бреду, в бессознательном состоянии… Вот сейчас этому Павлуше можно внушить что угодно. Но внушать мы не будем. А вместо этого дадим ему и этой девочке шанс на счастье.
Вылечим парня и прокрутим ему своего рода фильм. То есть сначала прокрутим, а потом вылечим.
В мире магии такое не сошло бы с рук. Любое воздействие на сознание там карается весьма жестоко. Не говоря уже о куче амулетов и природной способности защищать себя, которой там обладает каждый человек. Но здесь, где магия отошла в область преданий и легенд, где чародеем казался даже Кашпировский…
Разум людей совсем не защищен. И на него вполне можно подействовать. Мы не будем гипнотизировать Павлика. Или давать ему установки. Это чревато. Мы просто покажем ему сон. Лерг покажет. Лютик поможет, а Тёрн подстрахует. И все будет шито-крыто.
За спиной послышались неприятные звуки. Кого-то сильно тошнило. А потом и тусклый голос, спрашивающий на русском матерном, какого лешего нам от него надо. Таня, было, дернулась туда, но я не пустила.
— стой и слушай. Если хочешь добра — не мешай и молчи. И подтверждай все, что мы скажем. Ничего страшного не будет, обещаю. Это просто гипноз плюс голограмма.
Таня стиснула мою руку, но остановилась. И прислушалась.
— Какого… и … вы мне не даете сдохнуть к …!?
— А что — очень хочется? — послышался насмешливый голос мужа.
В ответ его покрыли матом. Но элвар даже и не подумал останавливаться.
— ага. Значит, сдохнуть мы хотим. Понимаем, что идем прямиком в могилу, но останавливаться и не собираемся. Из любопытства, что ли? Как оно там? Да нет. Хочешь, чтобы все скорее кончилось. А самоубиться духу не хватает. А о чем ты, сопляк, думал, когда начинал эту гадость жрать!?
В этот раз мат был более яростным.
— ага. Хотелось новых ощущений. Сначала травка для обострения, потом кокс для работоспособности, а потом и герыч. И такое наивное убеждение, что можешь бросить в любой момент. А вот когда понял, что дороги назад нет, что ж ты сделал? А ничего! Предпочел скорее загнать себя в гроб. И даже не подумал о девчонке, которую стащил за собой в этот кошмар! Ничтожество!
Судя по яростному воплю, на мужа попытались броситься. И набить морду. Ага, щас! Во-первых, там ребята, а во-вторых, даже и не будь у супруга телохранителей, с ним драться — это такая разновидность самоубийства. С его реакцией, скоростью движения, силой… элвар — это живая машина убийства.
— Что, правда глаза цепляет? Валяешься!? И даже не вспоминаешь о ней?! А она за тебя душу отдала!
Я покосилась краем глаза. Сцена была что надо. Элвар на миг снял амулет маскировки. И предстал во всей красе. В древней короне, с распахнутыми черными крыльями за спиной, с оскаленными клыками — одновременно то же самое проделали Керрон и Винер. Парень сдавленно пискнул, выпучил глаза — и ушел в обморок. Таня едва не последовала за ним, но я удержала парой пощечин.
— кому говорят — голограмма! Такая большая, а в чертей веришь!
Девушка кое-как опустилась на траву.
— а как тут не поверишь?!
— Молча. Не смотри в ту сторону. Подумай о простом — будь они чертями, они бы хоть спортивные костюмы поменяли на что-то приличное. А они?
Действительно, черти в спортивных костюмах смотрелись экзотично. Но не для разума наркомана, которому Тёрн еще послал такую эманацию страха, что взводу солдат хватило бы описаться. А Лерг еще и корректировал восприятие. Поверьте на слово, наркоша сейчас видел вовсе не элваров, а нечто намного более экзотичное. Как бы не всадников Апокалипсиса.
— Д-действительно.
— И еще. Тебя не спрашивали про душу. Тебя спрашивали про добровольность лечения. Чуешь разницу?
Таня успокоилась. И посмотрела мне в глаза.
— Ему точно ничего не будет?
— Сложный вопрос. Но ты же хочешь, чтобы его вылечили?
— Да!
— Тогда молчи и терпи. Клизма — и то дело болезненное.
Таня согласилась с этим утверждением. И опять отвернулась в ночь. А за нашими спинами ребята продолжили обработку. Тёрн транслировал мне внушаемое — и я почти видела, как это выглядит и звучит.
***
Керрон нависает над наркоманом, расправив крылья в боевой форме…
— Значит так, урод. Татьяна — знаешь, о ком я говорю?
— Знаю…
— Она продала душу, чтобы дать тебе здоровье и шанс на новую жизнь. Но это все с оговоркой. Если примешь добровольно — сделаю. Нет — подохнешь. Ты согласен лечиться?
— С-согласен…
И в дело вступает Лерг.
— Отвечай мне, если сейчас тебе вернут здоровье — ты опять станешь принимать наркотики?!
Ответом ему был трехэтажный матерный загиб.
— Значит, не станешь. Ты добровольно хочешь от них отказаться? Ты никогда больше не испытаешь подобного удовольствия. Вообще никогда. Ни от алкоголя, ни от наркотиков.
Матерное указание места следования наркотикам и алкоголю было лучшим ответом. Я ухмыльнулась. Так-то!
— Солжешь — узнаю. Умрешь при лечении. Понял? И прекращай материться. А то наш песик тебе язык оторвет! Будешь здоровым, но немым. Усек?
— Всосал…
— Цербер!
— Молчу!
— Так-то…
И правильно. А то Эвин давно порыкивал при матерных пассажах. Не кусался только из врожденной брезгливости. Кому ж охота это в рот брать?
— Тогда приступим. Спи.
Дальше все было достаточно просто. Но требовало затрат силы. Так что Лерг пользовался накопителем.
Минут через двадцать все было закончено. Таня так и сидела, отвернувшись. Она обхватила колени, уткнулась в них лицом, плечи ее дрожали. Я ее не утешала. Пусть лишний раз подумает. Да, мы вылечим этого типа. Но не факт, что он оценит ее самопожертвование. А если нет — зачем он ей такой нужен? Но пусть принимает решение сама. Любовь зла. Чем козлы и пользуются.
— Повернитесь-ка, девушки.
— Лють, совесть поимей? Какие мы тебе девушки?
— Бабы, кругом, шагом марш! — тут же исправился друг. Пришлось-таки развернуться — и попробовать его пнуть. Эх, быстрее бы восстановиться. Искрой бы точно достала.
Вгляделась в ауру наркомана.
Здоров. Аура еще плохая, драная, с пятнами, разлохмаченная, но — цвета здоровые. Так что все в его руках. Возьмется за ум — выправится. Не возьмется — все на свете потеряет.
— Ёлка, не вертись под ногами. Дай-ка сюда девушку. Ага, вид очаровательный. Попробуем приукрасить.
— Не надо. Если она нам душу продала, то выглядеть должна, как жертва.
— Вообще-то логично, — согласился Лютик. — Ну что — приводим в чувство?
— а я вроде спала? — удивилась Таня.
— А мы возле него два часа яйца высиживать не будем, — огрызнулся Лерг. — Ёлке скажи лай… спасибо за доброту. Если б она не попросила, я бы и связываться с вами не стал. Глупее вытаскивания самоубийц, только объяснение в любви психически больным.
— Любовь же не выбирает…
— Зато ему дай возможность выбрать. Наш план таков…
Я быстро пояснила Тане, в чем дело. И та неожиданно согласилась с нами. Если он даже такого поступка не оценит — ну и черт с ним! Пусть живет, как захочет!
И Лерг положил обе ладони на виски 'зайчика'.
Павлуша (он же зайчик) дернулся на траве и застонал. Таня бросилась к нему, но Тёрн оттащил е в сторону.
— не мешайся. Ему и так будет нелегко.
Таня послушалась. А я признала, что зайчик-то симпатичный. Высокий, смазливый, блондинчик…
— А я думал, тебе брюнеты нравятся.
— Нет. Ошибся. Нравятся мне блондины. А брюнета я просто люблю, — парировала я.
— Нет. Ошибся. Нравятся мне блондины. А брюнета я просто люблю, — парировала я.
— Я тебя тоже люблю. Хочешь посмотреть, что творится в его разуме?
— Еще как! Покажешь?
Мы собирались показать Павлуше сон. Яркий, многоцветный, почти реальный и с его участием…
Бывают такие сны, в которых ты живешь. И которые помнишь подолгу после пробуждения. Вот такой он и увидит. Сейчас. Уже сейчас…
Лютик положил руку на плечо друга, подпитывая энергией. Я улыбнулась. И увидела то, что транслировалось. Словно на миг я стала тем самым Павлом. Я понимала, что Тёрн сейчас просто живет в его разуме, видит все, как он, слегка корректирует и параллельно показывает все мне. Но реальность была — куда там три Дэ или даже пять Дэ.
Ему снилось, что он очнулся в домике. И рядом была Таня. И еще четверо. Собственно, это были элвары. Просто немного измененные. В боевой форме и приукрашенные для достоверности. Но это знала я. А нормальный человек, увидев рядом с собой нескольких здоровущих амбалов с клыками, крыльями, когтями и оружием — в лучшем случае подумал бы о визите вампиров. Поэтому сознание Павла сконцентрировалось на доступном.
— Таня?
Оно заговорило! Ура, ура, ура!!!
— Да. Это я.
— А…
Тёрн выступил вперед. Тускло сияла древняя корона на черных волосах. Вид у него был такой инфернальный… повстречается такое ночью — до утра штаны не отстираешь.
— Да. Именно она. Скажи спасибо девушке — и попрощайся.
— Попрощаться?
— Что, туго соображаешь? Девушка продала душу аду в обмен на твое исцеление. Сам понимаешь, мы тебе не благотворительная организация, даром не лечим. Поэтому прощайтесь — и мы ее забираем в ад.
Павел только глазами захлопал. А Таня из его сна выдала печальным тоном:
— Павлик, ты прости меня. Но когда они пришли и предложили мне…
— Они — кто?
— Ты 'Мастера и Маргариту' смотрел? Читал? Слышал?
В разуме парня появился первый и слабый проблеск мысли.
— Так это ж роман…
— Сказка ложь, да в ней намек. Мы действительно существуем. Только не каждый способен продать нам свою душу. Все себя жалеют. А она вот — решилась.
— Таня?
Женщина закивала головой.
— Они мне обещали.
— Мы сдержали свое обещание. Прощайся — и пойдем.
Таня опустилась рядом с 'зайчиком' на колени и трогательно поцеловала его в уголок губ.
— Прости меня за все. И прощай. Мы, наверное, и там, после смерти, не встретимся…
— Почему же?! Если будет вести себя, как прежде — обязательно попадет к нам! — подыграл Тёрн. — Ты его пока выкупила своей душой. Но вряд ли найдется еще одна такая же… героиня.
— А вы — кто? — спросил Павел, пытаясь подняться с земли.
Элвар мерзко ухмыльнулся.
— Асмодей. Слышал о таком смертный?
— слышал. Только вы вроде как хромой?
— С чего бы это? И вообще не задерживай меня попусту. Или ты тоже душу продать хочешь? Так это мы мигом. Что нужно? Деньги, власть, гарем? Заказывай. Подпишешь контракт — и свободен… лет на сорок. А потом еще и со своей подружкой у нас встретишься…
— господин, — встрял Винер, специально распахнув крылья и прямо-таки неприлично оскаливая зубы, — если мы задерживаемся, я могу отпустить адского пса на охоту? Он давно не лакомился свежей человеческой печенью…
— Отпускай. Только пусть вон тех не трогает. Еще отравится…
Эвин взъерошился, став вдвое больше, рявкнул что-то — и исчез в темноте. Таня смотрела более-менее спокойно. И только когда Тёрн потянул ее за руку к себе, забилась и закричала.
И крик этот что-то явно тронул в душе ее парня.
— Подождите!!!
— Чего? — с великолепным презрением посмотрел на него Тёрн. — Договор заключен, мы выполнили обещанное, теперь она — наша.
— Но что…
— Вечность адских мук. Чтобы тебе было понятно — вечная непрекращающаяся ломка. Только намного сильнее.
Павел сдавленно ахнул. А потом все-таки выпрямился.
— А я — могу продать вам душу? Вы говорили…
Тёрн благосклонно кивнул.
— И чего ты хочешь? Говори.
— Отпустите ее.
— Что!?
Элвар вполне правдоподобно разыграл изумление.
— Зачем тебе это надо? Ты же ее все равно не любишь!
— Да. Но… я…
— Обязан? Никому ты не обязан! Это было просто ее решение! И она понесет за него ответственность!
— Меня никто и никогда так не любил.
— И что?! Зачем тебе эта идиотская любовь!? Ни денег, ни связей, ни-че-го! Лучше закажи себе миллион в долларах — и все красотки мира будут у твоих ног!
— Мне они не нужны. Они будут у ног миллиона.
— А какая тебе разница? Чего ты вообще хочешь, смертный!?
— Оставьте ее. Заберите лучше меня.
Я выдохнула. Вот ради таких моментов и стоит жить! Наркоман (бывший, но все-таки) — и все же оставшийся человеком. Пусть даже он считает все происходящее наркотическим бредом — неважно! Важно другое. Даже в бреду отдавать себя ради другого человека — это очень много значит.
— Что ты хочешь, смертный?
— Возьмите меня, вместо нее.
Тёрн задумался. И из темноты выступил непонятно-белый полупризрачный и сияющий силуэт. Типа простыни, вывешенной на лампочку.
— Оставь их. Они готовы пожертвовать жизнью и душой друг ради друга. Их любовь сильнее смерти! Сильнее твоей власти!
Керрон не выдержал — и отвернулся. Плечи его дрожали. Я понимала, что элвар давится от хохота. Да и сама я удерживалась с большим трудом.
— Э, нет. Я что — должен остаться без добычи!?
— Они любят друг друга. Ты не властен над теми, кто отдает жизнь за други своя, — строго повторил силуэт. Я понимала, что это работа Лерга. Но впечатление все равно было неплохое.
— Не властен!? Может быть! Но кое-что могу и я! Слушай меня, ничтожество!!! Если ты еще раз сделаешь хоть один глоток спиртного, хоть пальцем прикоснешься к наркотику — твоя душа навсегда останется моей! А это тебе — чтобы лучше меня помнил!
Из темноты вылетел Эвин — и от души цапнул бывшего наркомана за ногу. За голень. Тот взвыл и откатился в обморок. Мы переглянулись.
— А что хорошо получилось?
Ребята опять активировали маскировку и заулыбались. Я отпустила Татьяну, и та рванулась к своему 'зайчонку'. Надо будет еще раз ее проинструктировать, чтобы ничего не напутала.
— Просто замечательно, — услышала я дорогого супруга. — Он все запомнит. Сейчас он не верит в реальность, но несколько дней в больнице с укусом сильно помогут ему. Да и шрам останется.
Я кивнула. Почему-то в мире техники считают, что укушенный оборотнем — сам станет таким же. Ага, щас! Это — кровь. И через укусы не передается. Как беременность — через поцелуи. Разве что болеть будет. И заживать намного дольше. Но так и лучше. Убедительнее.
— Зачем!? — выкрикнула Таня, пытающаяся пережать кровь.
Я вздохнула, опустилась рядом с ней и ловко наложила повязку. Из той простыни, которой воспользовался Лютик.
— Мы сейчас поймаем тебе такси. А версию, которую надо ему рассказать, ты помнишь.
— Да. Я продала душу дьяволу.
— А потом за его и твое самопожертвование даже черти вынуждены были отказаться, ага?
— Я все-все сделаю, как вы сказали.
Глаза Татьяны были преданными, как у кокер-спаниеля.
— Она не врет. Она жутко боится. И за себя и за него…
— И чего нас бояться? Мы же такие добрые?
— И крылатые.
— Она же этого не видела!
— Тем лучше. А то мы бы ее и не догнали.
Тёрн фыркнул, но возражать не стал. Зрелище действительно было для сильных духом.
— Все. Мы прощаемся. И больше не звони по этому номеру. Вам дан шанс. Но никто не подряжался разгребать ваши проблемы до скончания веков. Ясно?
— Ясно.
— и последнее. Если решишься от него рожать — погоди хотя бы пару лет. Организм должен окрепнуть и окончательно очиститься.
— Хорошо. Я все-все сделаю, как вы сказали. Спасибо вам!!! СПАСИБО!!!
Послышался шум мотора и из подъехавшего такси выпрыгнул Лерг.
— Вот. Тяпнула какая-то сволочь — и удрала. А парня надо везти в больницу.
— А он у меня на заднем сиденье не сдохнет? — мрачно поинтересовался шофер такси — крепкий мужичок лет сорока.
— Тогда довезешь до морга, — я сунула ему сто долларов. — Вопросы?
— До какого именно морга?
— при инфекционке. Таня, заползай.
Ребята тем временем кантовали любимого Пашеньку, как комод с клопами. Загрузили на заднее сиденье, Таня села на переднее — и машина растворилась в ночи. Мы переглянулись — и пошли гулять по ночному городу. А почему бы нет?
Спать пока не хотелось. А вот воспитать местное поголовье хулиганов…
***
Рассказывает Лоррелайн ан-Астерра.
Внучка уехала. А я осталась в мире магии. И отчего-то мне было ужасно тоскливо. Почему? Не знаю. Тоскливо, грустно, тошно и страшно. Почти как тогда, когда они с Тёрном пропали в неизвестности.