Первый катер стоял прямо в шойнинской бухте, но на нем оказался лишь паренек-салага. Взрослые умчались к первому шару (так здесь называют ручьи и протоки) тралить камбалу. Там их и настигли.
Володя приготовил сразу четыре козыря: первый — у мезенских нет лицензий на вылов, второй — нет допуска в погранзону, третий — у начальника Рыбоохраны Ненецкого округа фамилия Коткин, и наконец, главный, морально-этический козырь: «Если мы к вам в Мезень сунемся, нас там просто убьют. Почему же мы вас сюда должны пускать?»
Володя говорил, как Путин — спокойно, но решительно. Срываются на истерику обычно те, кто чувствует свою слабость. Разговор между мезенскими и шойнинскими смотрелся не хуже переговоров на высшем уровне между двумя смертельно конкурирующими структурами, будь то финансово-промышленные группы, преступные группировки или мировые державы. Только разговор шел не о нефти, алюминии или героине, а о камбале, наваге, нельме и пеляди.
— Да, и передай своим, чтобы о морошке даже не думали! Скажи, что она не уродилась. Высохла. Ветром выдуло. Понял?
Александр с похожей на Володину фамилией Кошкин понял. Но не совсем.
— Добро. Только тогда передай своим ненцам, что когда олени с Канина на зиму придут в мезенские леса, это будет их последняя зима. Наши мужики уже пулеметы готовят.
— А про оленей с ненцами и разговаривайте. Они люди мирные, но малые народы у нас государство почему-то защищать любит.
На том и расстались. Мезенские уже до полудня следующего дня смотали удочки. Василий Иванович напился. У остальных шойнинских мужиков в глазах появился какой-то огонек. Они как будто проснулись. Стали недобро посматривать на Саньку Андреева, бульдозериста. Думаю, скоро силком затащат его на агрегат. А там, глядишь, посадят какого-нибудь заезжего депутата в яму и заставят песок отгребать.
Хотя вряд ли.
Одна восьмая — это еще и Россия. Пока еще одна восьмая планеты, а не миллиметра.
3. ПОЛИТИКИ
Вражья сущность
Политики — это те, кто играют другими людьми в очень жестокие игры и думают о судьбах этих людей в последнюю очередь.
Бывают такие политики, которые играют своей жизнью и даже жертвуют ею ради других, но таких очень мало.
В отличие от больших чиновников, любимая игра политиков — не пасьянс, а шахматы. Только вместо фигур в этой игре живые люди, причем очень часто одна битая фигура вмещает в себя тысячи и даже миллионы человек.
И если политик выиграл партию, это вовсе не означает, что выиграли ее те фигуры, которыми он играл.
Политика — это война, в которой каждый политик сам за себя. С другими политиками он готов временно дружить лишь для достижения собственных целей.
Политика — это еще и бизнес. Большинство политических сил с удовольствием получают за свою активность деньги от тех структур, которым эта активность выгодна. Больше денег — больше активности, меньше денег — меньше активности. Структуры-заказчики могут быть как коммерческие, так и государственные, причем во втором случае не всегда речь идет о собственном государстве.
Политики одинаковы во всех странах мира. Разнятся лишь политические системы. Некоторые страны научились, сохраняя контроль над политикой страны, создавать гражданам иллюзию свободы политического выбора. Как правило, сфера политики в этих странах подчинена интересам крупного бизнеса. А крупный бизнес не заинтересован в нестабильности. Таким образом в обществе устанавливается система сдержек и противовесов.
Россия все 90-е годы была зоной свободной охоты различных политических сил. Заложниками этой игры стали миллионы человек. Сотни тысяч заплатили за чьи-то политические интересы своими жизнями, миллионы — сломанными судьбами.
К сожалению, сфера политики плохо поддается юридическому воздействию. Если какого-нибудь политика и настигает справедливое возмездие, то лишь потому, что он оказался на пути у другого политика — более сильного.
В последние 6 лет в российскую политику пришла монополия одной силы. Политиков как таковых больше нет. Политики, по сути, превратились в чиновников. Но быть политиками в душе они не перестали.
Как-то раз я ехал с одним политиком в машине. На пути стоял город Тверь. «Заедем?» — спросил я. Политик улыбнулся: «Я не настолько люблю Россию».
Гибель «Курска» не испортила отдых политикам
Август 2000 года.
Черное море — Баренцево море:
Мы с фотографом Костиком Завражиным приехали в Видяево в понедельник, вместе со 103 родственниками. Они прилетели в Мурманск спецрейсом. В них еще жива надежда. Целую неделю мы видели, как эта надежда умирает. Мы чувствовали, что не имеем права находиться рядом, но и уехать не могли. Первые несколько дней нас ненавидели и родственники, и моряки, и просто жителя поселка. За то, что их горе — это не наше горе. На второй день профессионализм уступил место настоящей скорби и мы стали своими.
А неделей раньше мы с другим фотографом, Анатолием Белясовым, были в Сочи. Делали репортаж о том, как во время трагедии в Баренцевом море проводят время первые лица государства. Там мы своими себя так и не почувствовали.
В те дни многие говорили: «А почему люди должны бросить все и уезжать с южного побережья на северное? Чем они там помогут? Только мешать будут!»
В Видяево им было делать нечего — это верно.
Но — прервать отдых и вернуться в Москву. Или — собрать соратников по партии или ведомству и пойти в монастырь (мечеть, синагогу), чтобы помолиться о душах новопреставленных воинов российских. На худой конец — порыдать перед телекамерой. Политики, отдыхающие в Сочи, этого не сделали. Они просто отдыхали. Балдели на пляже и улыбались перед журналистами, то есть нами. Любить Россию — это работа. В отпуске любить Россию не обязательно.
Черное мореОказавшись в санатории «Сочи», где отдыхают депутаты Госдумы и члены Совета Федерации, мы с Анатолием долго плутали по виноградным аллеям. Потом увидели чудесный дворец золотого цвета. Дворец был очень красивый. «Наверное, здесь и живут слуги народа», — подумал я. Но портье сказал нам, что это корпус класса «люкс», а депутаты живут в обычном корпусе под названием «Приморский».
Десятиэтажный «Приморский» стоял в ста метрах от моря. Из него можно выйти прямо на пляж Мы поднялись на 5-й этаж и зашли в комнату № 550. Дверь открыл лидер аграрной группы Николай Харитонов. Он был в носках и шортах.
Николай Михайлович оказался очень любезным человеком. Сначала он предложил водочки «Сибирская» (у него в холодильнике было две бутылки). Мы вежливо отказались, но он не обиделся, а угостил соком, фруктами, арбузом и кофе. Мы сели на балконе с видом на море, а Николай Михайлович объяснил нам, что это за корабль плавает чуть правее депутатского пляжа:
— Он охраняет президентскую резиденцию «Бочаров ручей» и, наверное, портит экологию. И нам, и президенту. Ведь туалеты на кораблях имеют прямой выход в море, а там служит как минимум человек пять.
Николай Михайлович приехал сюда 3 августа на 20 дней. Здесь он уже третий раз, а за границей не отдыхал ни разу, потому что патриот. Номер у него приятный. Прихожая со шкафом-купе, гостиная с кондиционером и спальня. Окна — стеклопакеты, на полу — мягкое такое ковровое покрытие. Николай Михайлович любит закрывать окна, чтобы не было слышно морского шума, и включать кондиционер, чтобы было прохладно. Он не скрывает, что отдых на море не для него, а в этом году еще и в спину вступило, когда играл в волейбол, так что отпуск насмарку. Он сказал, что в октябре поедет на две недели на Алтай, в Белокуриху, там отдохнет по-настоящему и подлечится радоновыми ваннами. А в Сочи Харитонов приехал только ради жены Нины, дочери Марины и внучек Нины и Ксюши. Кстати, дочь и внучки живут в отдельном номере. Я спросил у депутата, во сколько обошлась ему эта путевка, и он честно ответил: «Тысяч пять рублей. Путевка-то депутатская, с большой скидкой».
С представителем народа Николаем Михайловичем мы провели целый день, и нам это очень понравилось. Анатолий играл с ним в бильярд за 14 рублей 50 копеек в час. Первую партию выиграл, а потом две проиграл. Пропуская шар, Николай Михайлович говорил: «Эх, тяжело в деревне быть красивым». А если забивал, то приговаривал: «За хлеб и воду спасибо советскому народу». А потом ему сообщили, что на проходной его ждет человек от другого Харитонова — заместителя мэра Сочи, они тут сдружились. Охрана не пропускала курьера, поэтому пришлось нашему Харитонову идти через весь санаторий самому. Пришел Николай Михайлович с корзиной фруктов и несколькими бутылками вина. Это был подарок от однофамильца.
Кормят депутатов 5 раз в день. Кроме полдника в 17.00, есть еще кефир в 21.00. Когда мы вместе с депутатом сидели в столовой, там было очень душно. За столиком справа потел губернатор Брянской области Юрий Лодкин из 548-й комнаты, чуть дальше — президент Республики Марий Эл Вячеслав Кислицын из 509-й. «Такие большие люди, — подумал я, — а мучаются от жары, как простые смертные». Мне даже жалко их стало. Я попытался было утешить губернатора Лодкина, но он наотрез отказался утешаться: «Вы все переврете!» Злой губернатор Лодкин и грубый.
С представителем народа Николаем Михайловичем мы провели целый день, и нам это очень понравилось. Анатолий играл с ним в бильярд за 14 рублей 50 копеек в час. Первую партию выиграл, а потом две проиграл. Пропуская шар, Николай Михайлович говорил: «Эх, тяжело в деревне быть красивым». А если забивал, то приговаривал: «За хлеб и воду спасибо советскому народу». А потом ему сообщили, что на проходной его ждет человек от другого Харитонова — заместителя мэра Сочи, они тут сдружились. Охрана не пропускала курьера, поэтому пришлось нашему Харитонову идти через весь санаторий самому. Пришел Николай Михайлович с корзиной фруктов и несколькими бутылками вина. Это был подарок от однофамильца.
Кормят депутатов 5 раз в день. Кроме полдника в 17.00, есть еще кефир в 21.00. Когда мы вместе с депутатом сидели в столовой, там было очень душно. За столиком справа потел губернатор Брянской области Юрий Лодкин из 548-й комнаты, чуть дальше — президент Республики Марий Эл Вячеслав Кислицын из 509-й. «Такие большие люди, — подумал я, — а мучаются от жары, как простые смертные». Мне даже жалко их стало. Я попытался было утешить губернатора Лодкина, но он наотрез отказался утешаться: «Вы все переврете!» Злой губернатор Лодкин и грубый.
Ботик ПутинаА Путин, наш президент, в этот день общался с учеными. Он пригласил в Сочи делегацию академиков, чтобы обсудить с ними проблемы российской науки. О трагедии в Баренцевом море уже было известно, но разговор с учеными состоялся не в траурном зале, а на президентской прогулочной яхте «Кавказ» и начался не с минуты молчания, а с обозревания красот сочинского побережья. Морская прогулка началась в 16.45, закончилась в 17.30. А в 17.40 мы с Анатолием уже были на палубе «Кавказа». Работа у нас такая — проникать туда, куда нельзя. Рецептик потом расскажу. Это на самом деле очень просто.
Капитан 3-го ранга Александр свою фамилию нам не назвал, но зато рассказал многое другое. Пристань, где швартуется его корабль, — это часть № 2159-А Федеральной пограничной службы. А яхта «Кавказ» — это бывший боевой поисково-сторожевой корабль, переоборудованный под президентские нужды. Еще два таких же корабля стоят рядом — они сопровождали яхту во время прогулки. Сегодня один из них сменит того, что дежурит у «Бочарова ручья». Капитан Александр сказал, что если вдруг какой-нибудь подводной лодке вздумается взять курс на президентский пляж, то ее засекут еще в 50 километрах от берега. О том, что будет с тем, кто осмелится приблизиться к Путину по водной поверхности, мы даже и спрашивать не стали.
Палуба «Кавказа» лакированная, покрыта коврами, хотя ворс и поменьше, чем в номере депутата Харитонова. Капитан привел нас на корму. Там стояли кресла и шезлонги. Показал, где сидели академики Велихов и Примаков, секретарь Совбеза Иванов, вице-премьер Клебанов. «А вот здесь, — Александр ткнул пальцем в красное кресло, — сидел Владимир Владимирович». Я тут же сел на него и почувствовал, что кресло еще не остыло. У меня захватило дух. Груз ответственности, который несет на себе президент, еще давил на это место.
Капитан не скрыл от нас, что, сойдя с палубы корабля, Путин сел в восьмиместный катерок на подводных крыльях и отправился под конвоем в «Бочаров ручей». А все остальные по суше поехали в гостиничный комплекс «Дагомыс».
XXI этаж — XXI векНадо ли говорить, что через 40 минут мы с Анатолием уже были в кабинете гендиректора оздоровительного комплекса «Дагомыс».
Гендиректора зовут Константин Свиридов. Он нас ошарашил. Он сказал, что в России восторжествовала демократия. Константин Сергеевич даже назвал точное время и место — 15 августа, около полудня, на бывшей даче Сталина — ныне пансионат «Зеленая роща». Было это так. Новому кремлевскому завхозу Владимиру Кожину, сменившему на этом месте Пал Палыча Бородина, показывали сталинскую дачу. Осмотрев музейную часть, Владимир Игоревич захотел пройти в номера. Дверь в один из них была приоткрыта, и он привычным жестом шагнул через fiopor. Там стояла какая-то женщина. Она гневно посмотрела на кремлевского гостя, сказала: «Не поняла!» — и захлопнула перед его носом дверь. Наглую туристку следовало бы примерно наказать, но директор дачи только развел руками: «Демократия, Владимир Игоревич. Частная собственность. Имеют право».
А в самом «Дагомысе» и того хлеще. Недавно местные армяне купили участок земли по ту сторону забора гостиничного комплекса. Построили там шашлычную и какими-то неправдами добились от городских властей разрешения забор на президентскую территорию сломать. И сломали. Все сначала думали — ну, сейчас покатятся дерзкие армянские головы. Ведь прорубить дыру на территорию, где отдыхает кремлевское начальство, — это все равно что сломать часть Кремлевской стены. Но не тут-то было. Милиция директора гостиницы отшивает, а высокие московские гости прямого влияния на городские власти не имеют, на то есть суд. Демократия потому что.
Мы пообещали упомянуть в своем сочинении про беды «Дагомыса». В ответ на эту любезность нас свозили на XXI этаж — это самый секретный этаж гостиницы, сюда еще не ступала нога журналиста. Лифты отсюда имеют лишь две остановки: на 1-м этаже и в ресторане «Сатурн», где принимают пищу высокопоставленные постояльцы.
В списке горничной мы нашли четыре августейшие фамилии: Кожин — номер 2107, Иванов — 2108, Клебанов — 2102, Примаков — 2112. Первые три номера — это двухэтажные апартаменты. У Клебанова с Ивановым трехкомнатные, у Кожина — четырехкомнатные, потому что он приехал с семьей — женой Аллой и пятнадцатилетним сыном Игорем. Примакову же выделили скромный номер класса «люкс», состоящий из гостиной и спальни. Нам продемонстрировали аналогичный. Признаться, во время последней командировки в Ярославль я жил почти в таком же.
— Вот отсюда только что уехал Иванов, — пропела горничная Ольга, — даже прибрать еще не успели.
На столе мы увидели легкий гастрономический мусор, все остальное в апартаментах было в порядке. Видно, аккуратный человек Иванов. Стулья напоминали те, за которыми охотился Остап Бендер, а ковровое покрытие с таким длинным ворсом, что хоть косой коси. Впрочем, ступеньки на второй этаж были изрядно потерты, ну да чего уж там.
В момент нашего пребывания на XXI этаже из высокопоставленных гостей здесь находился лишь Примаков. Охранник у него оказался очень добрым улыбчивым парнем. Мы попросили его сообщить Евгению Максимовичу, что хотим поговорить с ним о солнце, воздухе и воде. Охранник сказал: «Стойте здесь, в коридоре. Когда мы будем проходить мимо, я вас ему представлю, а дальше уже зависит от него». И вот Примаков вышел из своего номера. Мы уже готовы были заломить бейсболки, но вице-спикер надменно прошагал мимо. Охранник шел за ним, разводя безнадежно руками. Через пару минут он вернулся и передал слова академика: «Я приехал сюда работать, а не отдыхать».
В Черном море плаваем, Баренцево в умеМы решили удостовериться в словах академика и уже с утра загорали на спецпляже. Но прежде чем рассказать, что мы там увидели, я выполню обещание и открою рецепт проникновения на спецобъекты, куда простым смертным вход заказан.
У любой охраны, а особенно у охраны очень важных персон, есть одна маленькая слабость. Они боятся тех, кого охраняют. И тех, кто дружит с теми, кого они охраняют. Обидеть человека, близкого к телу охраняемого, — главная опасность для телохранителя. На этом мы и сыграли. Когда мы шли к Харитонову, Анатолий сказал мне: «Веди себя на КПП так, будто ты с ним вместе двадцать урожаев собрал». И так везде вплоть до спецпляжа. Когда мы поравнялись с надписью «Техническая зона, купание запрещено», нас спросили: «Вам сюда можно?» Мы посмотрели на охрану угрожающе и в то же время иронично: «Неужели вы думаете, что если бы нам было нельзя, мы бы сюда пошли?!» Этого хватило. Представив на минуточку вместо себя чеченских террористов, мы стали сильно переживать за всех, кого здесь увидели.
Спецпляж — это 200 метров в длину и метров сто в ширину. С одной стороны он огорожен дамбой, с другой — красной ленточкой. Возле самого прибоя стоит большой овальный стол, окруженный стульями и шезлонгами. На столе — фрукты и вода. Когда к восьми часам утра на пляж приехали на микроавтобусе академики и уселись за стол, молодая официантка стала предлагать им мороженое.
Мы долго всматривались в умные лица, но Примакова не видели. Его не было ни в 8 часов, ни в полдевятого. «Не обманул Максимыч, — шепнул мне Анатолий. — Действительно работать приехал». Но в следующую минуту мы убедились в обратном. Мы увидели Примакова, выходящего из пучины морской, опираясь на руку охранника. Как он оказался в море — загадка. Пропустить его приход мы никак не могли. Неужели обогнул вплавь длинную дамбу?
— Итак, мы погорели на работе! — донеслось из-за стола. Это сказал Примаков. Все засмеялись.