— Только, деда, поручительство от одного человека принимать нельзя. Или от десятка ратников, или от обоза…
Договорить Мишка не успел — вернулся Алексей. Пропустил в горницу холопку несущую кувшин с квасом и сообщил:
— Демьян сказал, что Лавр сейчас подойдет. У него в кузне что-то неотложное было, но уже закончили. Только умоется, и сразу сюда.
Дед в ответ лишь рассеянно кивнул, видимо, обдумывал Мишкино предложение.
«Блин, не вовремя Алексею Демка подвернулся! Сходил бы до кузницы сам, мы бы с дедом все обсудить успели».
— Михайла, пока Лавр не пришел, хочу тебе кое-что объяснить.
Алексей придвинул свободную лавку поближе к мишкиной постели и присел, слегка склонившись к раненому. Мишка напрягся в ожидании продолжения разговора о том, как они все могли бы лежать зарезанные, но отцов приятель молодости завел речь совсем о другом.
— Если еще когда придется отодвигать занавеску или еще что-то такое, за чем может быть опасность, никогда не делай это рукой. Отодвигай это оружием или чем-нибудь другим, если найдется, и сразу же — шаг назад или в сторону. Тогда тебя никто вот так, как Марфа, врасплох не застанет.
И еще одно: если не видишь, что впереди, никогда не двигайся с поднятой головой, лучше сделай так: — Алексей набычился и посмотрел на Мишку исподлобья. — Тогда и глаза убережешь, и, в случае нужды, сразу будешь готов ударить ворога шлемом в лицо.
— Верно Лёха! — Включился в разговор дед. — Эх, учить парней еще и учить, а мы их в дело сразу…
— Нет худа без добра, дядя Корней, теперь все знают: чуть что, и полсотни твоих волчат кого хочешь порвут.
— Кхе…
— Дядь Лёш, а я в одной книге шлем с козырьком видел. — Забросил пробный шар Мишка. — Такой еще лучше газа защитить может.
— Шлем с чем? — Сразу же заинтересовался Алексей.
— С козырьком. — Мишка приставил ладонь ко лбу, как Илья Муромец на картине Васнецова. — Железная пластина такая, к шлему приклепывается спереди. А сквозь нее штырь железный пропущен, сверху вниз, — Мишка просунул указательный палец второй руки сквозь пальцы ладони, приставленной ко лбу — он лицо от поперечного удара защищает.
— Интересно. Слыхал, дядя Корней? — Алексей обернулся к деду. — С такой штукой можно стрелы в лицо не бояться — они же навесом летят.
— Ага! Ты его слушай, слушай. Он в книгах такого начитался, что иногда ум за разум заходит. Слушаешь и не знаешь: то ли он бредит, то ли ты сам с ума сходишь. Кхе… Но польза бывает… иногда.
— А что за книга? Почитать бы. — Алексей, похоже, заинтересовался всерьез. — Где ты ее взял, Минь?
— И этот туда же! — Дед возмущенно всплеснул руками. — Куда вас девать только, книжники?
— Не скажи, дядя Корней! Знавал я книжников, большая польза от них может быть, хотя и зауми всякой тоже предостаточно. И книги, и книжники разными бывают.
— А! — Дед отмахнулся, как от мухи. — Ну скажи на милость: зачем Михайла это нам сейчас рассказал? Я понимаю: пошел бы к Лавру, сделали бы один такой шлем на пробу. Испытали бы его по-всякому, тогда и ясно стало бы: есть польза или нет. А так: поговорили, поговорили и все. И где польза?
— Так я с Лавром поговорю, дядя Корней, хорошая же вещь может получиться. Прямо сегодня и поговорю.
— Может, и получится, а может, и нет. Михайла с Лавром, однажды, косилку конную измыслили, тоже поначалу показалось, что хорошая вещь, а потом… — Дед безнадежно махнул рукой. — Сами они между собой договорятся, Лёха, оба на выдумки горазды. Вот сделают, тогда посмотрим.
— Да Михайла еще сколько лежать будет! — Уперся Алексей. — Так и ждать, пока он поправится?
— Дядь Лёш, скажи, чтобы мне воску принесли, я вылеплю, а ты Лавру покажешь…
— И что же вы мне показать хотите? — Лавр вошел, оглядел присутствующих и обратился к Мишке: — Ну как, племяш, оживаешь? Опять что-то придумал?
Тон у Лавра бы, вроде бы, вполне доброжелательный, но смотрел он на племянника как-то криво. Ответить Мишка не успел — дед возопил, как будто увидел явление Христа народу:
— Наконец-то! Слава тебе, Господи, Лавр Корнеич пожаловал! — И добавил в ответ на удивленный взгляд сына: — Пока тебя дождешься, борода до пупа вырастет!
— Батюшка, не бросить плавку было…
— Ладно, ладно! Пришел, и слава Богу. Садись, слушай.
Дед расправил усы и внимательно оглядел каждого из присутствующих, особенно долго задержавшись глазами на внуке. Мишка, совершенно некстати, заметил, что к принесенному квасу дед так и не притронулся.
«Нервничает лорд Корней, но виду не показывает. Хотя нервничать должен бы Алексей — впервые на семейный совет допущен, хотя и не родич. Немой, например, гораздо ближе нам — фактически, член семьи, а его не позвали. Его мнением дед почему-то вообще не интересуется. Интересно: почему? Как-то я раньше об этом не задумывался…»
— Значит, так! — Начал дед. — Бунтовщиков мы перебили, но неприятности у нас на этом не закончились. О них поговорим после, а сейчас, давайте-ка разберемся: все ли мы в ту ночь правильно сделали? Три убитых, пять раненых, хотя было нас шесть десятков, против семнадцати. Счет паршивый, если бы мы так всегда воевали, нас бы уже давно никого в живых не было бы.
— Почему трое убитых? — Удивился Лавр. — Девчонок в сарае только двое было.
— Григорий сегодня умер. — Дед перекрестился, следом обмахнули себя крестом и все остальные. — У Михайлы в Младшей страже второй убитый случился. Давай-ка Лавруха, с тебя и начнем. Что видел, что понял, что было не так, что надо исправить?
— Так я, батюшка, от кузни почти ничего и не видел. — Тон у Лавра был оправдывающимся, словно он знал за собой какую-то вину. — Когда к сарайчику подошел, вы с Лёхой Семена уже добивали, а на двор к Устину я и вообще к шапочному разбору поспел — как раз Алексей у ребят Чуму отбирал, а ты в доме шумел, всех порубить грозился.
— Кхе! Ничего не видел, чего-то слышал, и ничего не сделал! Ничего!!! Мы — четыре мужика — без царапинки, а детишки убитые, да пораненные! Тебя с Андрюхой, вроде, как и не было! Мы с Лёхой вдвоем одного Семена уложили, да еще Лёха двоих из лука подстрелил. Вчетвером! Троих! Из семнадцати! А детишки — четырнадцать!
Лавр потупился и начал медленно наливаться краской, Алексей неловко повел плечами и тоже опустил голову, а дед продолжал обличать:
— Как бабам под подолы лазать, так тут ты шустрый, а как до дела доходит — мякина мякиной. Молчишь? Ну и молчи, все равно ничего путного не скажешь. Лёха! Твоя очередь, что сказать можешь?
— Не тому и не так учили ребят, Корней Агеич. Вооружили их тоже неправильно. Теперь-то, задним умом, понятно, но думать, конечно раньше надо было. Прости уж, никогда раньше мальчишек не учил и, тем паче, в бой не водил.
— Каяться в церкви будешь! Дело говори.
— Я всех ребят расспросил…
— Вот видишь, Лавруха! — Встрял дед. — Расспросил. А ты: не знаю, не видел. Давай дальше, Леха.
— Я всех ребят расспросил. — Продолжил Алексей. — Получается, что они точь-в-точь повторили то, что делали на последнем учении: сначала стреляли через забор, потом вышибли дверь, а потом — уже в доме — схватились врукопашную. Но на учении-то у них болты без наконечников были, поэтому они нас скопом и дожимали. А у Устина в доме этого делать было не нужно — болты-то боевые были.
Сашку с рогатиной они могли бы до себя и не допустить, но не подумали — схватились за кистени. Потому и Григорий и Марк… Михайле про его ранение я уже все объяснил, ты слышал, Корней Агеич, а Роська — сам дурак! И себя и Яньку поранил, причем, Яньку тяжелее, чем себя. Так что, учить и учить… И первое, что надо им внушить, что их сила — в расстоянии. Не допускать ворога до себя, бить издали. Пока в возраст не войдут, пока силы и умения не наберутся, знаешь, дядя Корней, я бы у них кистени вообще отобрал бы.
— Кхе. Все верно. В меня на учении раз двадцать попали, если б не доспех, все кости переломали бы, а я все палкой махал… Да, неправильно учили. А кистени отбирать не будем, сам знаешь: в бою любая мелочь выручить может. Могут пользоваться, пусть при себе имеют. Что ты там еще про вооружение говорил?
— Я — про щиты. — Ответил Алексей. — Обычный щит для пацанов тяжел, половецкий — кожаный — от стрелы не защищает. Но видел я однажды вязовый щит. Просто кругляш, отпиленный от бревна обхвата в полтора, а толщиной пальца в два. У вяза древесина такая, что так просто не расколешь, стрела в нем вязнет, особенно, если не прямо, а чуть вкось попадает. И не тяжело, и довольно надежно. С близкого расстояния, да из мощного лука, конечно, пробьет, но не всегда же в упор стреляют.
Вот таких щитов надо Младшей страже и наделать. Силушки поднакопят, тогда можно будет умбоны добавить, потом окантовку железную. Так, глядишь, и приучатся потихоньку.
Вот таких щитов надо Младшей страже и наделать. Силушки поднакопят, тогда можно будет умбоны добавить, потом окантовку железную. Так, глядишь, и приучатся потихоньку.
— Кхе. Молодец, Лёха, дело говоришь. Михайла, слыхал?
— Слыхал, деда. Польза будет непременно, только пилить намучаемся.
ЗДЕШНИЕ пилы Мишка видал — сплошное мученье. Либо небольшая лучковая пила — ничего особо толстого не перепилишь, либо просто очень длинный нож с пилообразным лезвием. Подступиться с таким инструментом к полутораобхватному вязу — даже представить тошно.
«Пилу двуручную „изобрести“, что ли? Чего я тогда с косилкой вылез, простейших ведь вещей еще нет: совковой лопаты, железных вил, тачки, дрели… Хотя для дрели патрон нужен. А тачку, где-то я читал, Вольтер придумал. Анекдот, если вдуматься — великий гуманист изобрел инструмент, ставший символом каторги. О чем думаю? Нет, точно меня Настена грибочками траванула».
— Так, теперь ты, Михайла. — Дед вперился во внука внимательным взглядом. — Что к сказанному добавить можешь?
— У меня еще двое убитых могло быть. Один сам виноват — медленно двигался, а второго я не на место поставил — моя вина. С тем, что нам еще учиться и учиться я согласен, но только… Деда, я вот, что спросить хочу: а надо ли было с Семеном так долго возиться?
— Кхе?
— Да ты что? — Вскинулся Алексей. — Мы же девчонок спасали!
— Девчонок было не спасти, потому, что у вас времени не было — Семену только два раза мечом махнуть, и всё. — Мишка так и ждал, что Алексей вот-вот оборвет нахального пацана, взявшегося поучать взрослых, но тот молчал и слушал внимательно. — Зачем было самим лезть? У вас под рукой три десятка стрелков было, кинули бы в сарай огонь, чтобы осветить (пол земляной, пожара бы не случилось), а девчонки Семена болтами истыкали бы, вы бы и глазом моргнуть не успели. Тем более, что стенки жердяные, прямо сквозь щели можно было стрелять.
— Кхе! Уел, поганец! Лёха, мы-то с тобой тоже надурили!
— Не надурили, дядя Корней, просто привычки у нас нет к тому, что стрелки за спиной. А Михайла прав — в темноте, да в тесноте Семен кого-нибудь из нас запросто зацепить мог. Молодец, Михайла! Соображаешь.
«Респект, сэр Майкл, от крутого убивца комплимент поимели».
— Я не к тому, чтобы попрекнуть, дядя Лёша, просто учиться не только нам надо, но и вам — как правильно Младшую стражу в бою использовать.
— И это верно! Ну и внук у тебя, Корней Агеич!
— Кхе…
«Знали б Вы, мистер Алекс, сколько раз дед это уже слышал! Сейчас скажет: „Так, воспитываем помаленьку“».
— …Ты, Лёха, не очень-то его нахваливай, и так слишком много о себе воображает!
«Оп ля! Цилиндр, смокинг, все идут на бал, на заднем плане в лужу я упал! Педагогика — великая наука, а лорд Корней — пророк ее».
— Ладно! С первым делом все понятно. — Подвел итог дед. — Михайла в убитых и раненых не виноват, ребят надо учить дальше, самим нам тоже надо… думать. Теперь, второе дело. Что будем с бунтовщиками делать?
— С какими бунтовщиками, батюшка? — Лавр, все время просидевший молча, наконец, подал голос. — Всех же перебили, какие еще-то бунтовщики?
— А то, что они моему приказу противятся, не бунт, по-твоему?
— Они не противятся, батюшка. Они справедливости хотят.
— Ага! Я, значит, несправедлив?
«Ну, это надолго. Лавра дед, похоже, сегодня выстирать, выкрутить и высушить собрался. А я, значит, в убитых и раненых не виноват. Сомнительно, что-то. Роська и Иоанн явно по глупости травмировались, но за них мне ни слова упрека. И это лорд Корней, который каждое лыко в строку вставить умеет?
А две девчонки, которых прямо-таки отдали на убой? А то, что только один конь оседланным оказался, и бегство части заговорщиков никто вообще не предусмотрел? В шестьдесят „стволов“ мы должны были всех на месте положить, но двор простреливался, а улица-то нет! Можно же было десяток-полтора стрелков устроить так, что никто от нашего подворья живым не ушел бы! М-да, не любит начальство свои ошибки обсуждать, что ТАМ, что ЗДЕСЬ».
— …Значит, пойти и поговорить? Так, Лавруха?
— Так, батюшка.
— Хорошо. Что ты, Лёха, скажешь?
— Бунт выжигать с корнем! — Алексей решительно рубанул воздух ладонью. — Чтобы никто и помыслить не мог сотнику противиться! Я у себя в сотне…
— Не знаю, что было у тебя в сотне. — Перебил дед. — Но сюда ты приехал один, для того, чтобы спрятаться. А я никуда из Ратного сбегать не собираюсь, и сотня моя — не такая, как была у тебя.
— Так и я о том же, Корней Агеич! Любое неповиновение…
— Понял, понял. Короче, истребить всех. Так?
— Всех, кто не подчинится. Так.
— Угу. Кхе… Сурово. Ну, а ты, внучек, что скажешь?
«Что деду надо? Я же ему все уже сказал. Лавр предлагает договориться, Алексей — продолжить силовые действия. И то, и другое плохо. Пойти на попятный — проявить слабость, один раз дашь слабину, другой, а потом уже и не остановишься. И логика действий нарушается: одних перебили, другим поддаемся. Но и принимать предложение Алексея — тоже риск. Все Ратное может против нас восстать. Дед и сам это все прекрасно понимает, но чего ж он от меня-то хочет?»
— Давай посчитаем, деда. — Начал Мишка, стараясь уследить за реакцией деда на свои слова. — Сейчас у нас осталось меньше шести десятков ратников, значит, люди Тихона — десятина от всех.
— Наплевать! — Перебил Алексей. — Зато порядок наведем. А людей я тебе, Корней Агеич, приведу. Хоть сотню!
— Видишь ли, Алексей Дмитрич. — Мишка старательно избегал даже намека на сарказм. — Это будет уже твоя сотня, а не Ратнинская. У нас, вообще не принято чужих в сотню принимать. А еще у нас не принято плевать на своих людей.
Алексей собрался что-то сказать, но Мишка нахально остановил его жестом и продолжил:
— Ты прости, дядя Леша, но я еще не закончил. Кроме десятой части ратников, нам придется еще и старосту, как ты сказал, истребить. За что? За то, что он свою дочь защищает?
Мишка намеренно ударил в больное место Алексея. Удар достиг цели — Алексей скривил рот и опустил глаза. Лавр покосился на Мишку как-то непонятно — не то с осуждением, не то с одобрением. Дед, едва заметно, кивнул внуку.
— А есть еще обозный старшина Бурей. Убить его за то, что он церкви дом бунтовщика подарил? Каждый ратник нашей сотни, хоть раз, да лежал у Бурея в обозе раненый. Неужели никто за обозного старшину не вступится?
А еще есть волхва — боярыня древнейшего рода Гредислава Всеславна, которой княгиня Туровская через меня поклон передавала. На моей памяти она впервые в Ратное приехала и просит о том же самом, что и настоятель наш отец Михаил. Деда, ты помнишь, чтобы волхва в Ратное когда-нибудь приезжала?
При известии о том, что княгиня передавала поклон Нинее, брови деда изумленно полезли вверх, но на вопрос Мишки он ответил без задержки:
— Ни разу! И не слышал о таком никогда.
— Значит, — продолжил Мишка — для Гредиславы Всеславны это очень важно. На волхву, которая все Погорынье против нас поднять может, тоже наплюем?
— Ну, как знаете. — Глухо произнес Алексей, ни на кого не глядя. — Я здесь недавно, вам видней.
Мишка, насколько получилось одним глазом, вопросительно глянул на деда. Тот вопрос понял и чуть заметно качнул головой в сторону Лавра.
«Ага, предложение Лавра тоже требуется прокомментировать».
— А идти разговаривать с людьми Тихона, я думаю, сотнику невместно. Захотели бы поговорить, сами бы пришли. Они же сидят и ждут решения сотника. Не разговоров, а решения.
— Эх, Михайла! — Дед сморщился, словно съел что-то на редкость противное. — Наговорил, наговорил… Разве что Лёхе тебя интересно слушать было. Вечно ты так — слов много, а дела… Что предлагаешь-то?
«Ну, старый хрен! На кой тебе весь этот спектакль? Ведь знаешь же, что я предлагаю! Стоп! Зачем-то это все деду нужно, просто так он ничего не делает. Хоть бы знак дал какой. Ладно, трындеть — не мешки ворочать».
— Во-первых, предлагаю блюсти достоинство сотника и никуда ни с кем разговаривать не ходить. — Мишка глянул на деда, тот слегка опустил веки. — Во-вторых, предлагаю уважить просьбу волхвы. Война с лесовиками нам не нужна. Тем более, что никто нас этим не попрекнет, потому, что отец Михаил просит о том же. — Мишка снова посмотрел на деда и опять получил едва заметное одобрение. — Все вместе означает: не валить всех бунтовщиков в одну кучу и разобраться с каждой семьей в отдельности. Кстати и с семьей Пимена тоже, потому, что с него все и началось. Общее решение сотника не отменяется, а как его применить к каждому семейству в отдельности, сотник указать имеет право всегда.
Пользуясь тем, что Лавр и Алексей смотрели на Мишку, дед хитро подмигнул внуку левым глазом, от чего шрам на его щеке шевельнулся, как живой.