Граф слегка улыбнулся. — Я думаю, что с этим делом никто не справится лучше тебя.
Послание и посланник в одном лице: «Времена изменились.» В самом деле. Майлзу страстно захотелось очутиться где-нибудь в другом месте, где угодно — хотя бы вернуться в то время, когда он потел кровавым потом над выпускными экзаменами. Он подавил в себе недостойный вопль: «Мой отпуск…»
Майлз потёр загривок. — Кто, э… кто убил твою девочку? — То есть кого я должен схватить, вытащить к стенке и расстрелять?
— Мой муж, — сказала она безо всякого выражения, глядя на — или сквозь — отполированные доски пола.
Я знал, что это будет грязное дело…
— Она всё плакала, — продолжала женщина, — и не засыпала, потому что плохо сосала — и он заорал на меня, чтобы я заткнула ей рот…
— А потом? — поощрил Майлз, которого уже начало тошнить от этой истории.
— Он обругал меня и пошёл спать к своей матери. Он сказал, что там по крайней мере работающий человек может выспаться. А я ведь тоже не спала…
Этот парень, похоже, настоящий крутой мужик. Он тут же предстал внутреннему взору Майлза — быкообразный, с удовольствием шпыняющий тех, кто послабее — однако в развязке истории женщины чего-то не хватало.
Граф тоже это уловил. Он слушал со всепоглощающим вниманием, с видом, какой у него обычно бывал на стратегических совещаниях — глаза сужены в щелочки, мысль интенсивно работает, а с виду можно ошибиться и принять это состояние за сонливость. Но это была бы колоссальная ошибка. — Ты была при этом? — спросил он обманчиво спокойным тоном, от которого Майлз сразу насторожился. — Ты действительно видела, как он убил ее?
— Я нашла её мёртвой до полудня, господин.
— Ты вошла в спальню… — произнес наводящую реплику граф Форкосиган.
— У нас только одна комната. — Она бросила на него взгляд, как будто впервые засомневавшись в том, что он всеведущ. — Она заснула, наконец заснула. Я вышла, чтобы набрать блестяники выше по оврагу. А когда я вернулась… Мне нужно было бы взять ее с собой, но я была так рада, что она заснула, я боялась разбудить её… — слёзы потекли из плотно закрытых глаз женщины. — Я не стала её трогать, когда вернулась, я была рада, что могу поесть и отдохнуть, но потом у меня начало приливать молоко, — она коснулась груди, — и я пошла разбудить её…
— Что, на ней не было отметин? Горло не было перерезано? — спросил граф. Таков был обычный метод убийства новорожденных в глубинке — быстро и чисто, по сравнению, скажем, с оставлением младенца в безлюдном месте.
Женщина покачала головой. — Я думаю, её придушили подушкой, милорд. Это было жестоко, ох, это было жестоко. Староста нашей деревни сказал, что я, должно быть, сама приспала её, и не пожелал рассмотреть мою жалобу против Лема. Я не приспала её! Неправда! У неё была собственная колыбелька. Лем сделал её своими руками, когда она ещё была у меня в животе… — Женщина была близка к истерике.
Граф обменялся взглядами с женой и слегка кивнул. Графиня Форкосиган плавно встала.
— Пойдём в дом, Харра. Тебе нужно помыться и отдохнуть перед тем, как Майлз отвезёт тебя домой.
Горянка явно опешила. — Ох, только не к вам в дом, госпожа!
К сожалению, это единственный, который у меня есть. Кроме казарм охраны. Охранники — славные ребята, но я боюсь, что твоё присутствие стеснит их… — Графиня деликатно, но настойчиво вывела её наружу.
Как только женщины вышли за пределы слышимости, граф сказал: — Ясно, что тебе придется проверить все медицинские факты, прежде чем, э, выскакивать с решением. И я надеюсь, что ты также уловил, что у нас есть небольшая проблема с однозначным уличением виновного. Это может быть тот идеальный случай, который даст нам возможность публичной демонстрации, но только если у нас не будет никаких сомнений. Никаких чёртовых тайн.
— Я не патологоанатом, — немедленно сказал Майлз. Если только ему удастся сорваться с этого крючка…
— Совершенно верно. Ты возьмёшь с собой доктора Ди.
Лейтенант Ди был ассистентом личного врача премьер-министра. Майлз видел его — молодой, полный амбиций военный врач, постоянно расстроенный тем, что его непосредственный начальник не дает ему даже дотронуться до его самого главного пациента — о, он будет вне себя от радости, узнав об этом назначении, мрачно подумал Майлз.
— Он может заодно захватить с собой аптечку со средствами помощи при переломах, — продолжал граф несколько более жизнерадостно, — на случай происшествий.
— Как это экономично, — сказал Майлз, закатывая глаза. — Послушай, э-э… предположим, ее рассказ подтвердится, и мы уличим этого парня. Мне придется лично…?
— Один из оруженосцев отправится с тобой в качестве телохранителя. И — если история подтвердится — палача.
Это было немногим лучше. — А мы не можем подождать окружного судью?
— Каждое решение, которое выносит окружной судья, он выносит за меня. Каждый приговор, выносимый его судом, выносится моим именем. Настанет день, когда это будет делаться твоим именем. Пора тебе получить ясное представление об этом процессе. С исторической точки зрения форы — каста военных, но долг фор-лорда никогда не ограничивался только военными действиями.
Выхода нет. Чёрт, чёрт, чёрт. Майлз вздохнул. — Ясно. Ну… я полагаю, мы можем взять аэрокар и оказаться там через пару часов. Немного времени, чтобы найти нужный овраг. Свалиться на них с неба, погромче и пояснее произнести послание… и мы вернёмся домой раньше, чем пора будет ложиться спать. — Поскорее покончить с этим.
Граф опять сощурился. — Нет… — медленно сказал он, — я думаю, что аэрокар не подойдёт.
— Но там нет дорог для наземных машин, в такой глуши. Только тропы. — Он неловко добавил — уж конечно, его отец не может всерьёз предлагать: — Думаю, что, придя пешком, я не буду представлять собой достаточно внушительный образ имперской власти, сэр.
Его отец поднял взгляд, осмотрел его с иголочки новую парадную форму и слегка улыбнулся: — У тебя совсем не так плохо получается.
— Но представь себе, какой у меня будет вид после двух-трех дней продирания через кусты, — запротестовал Майлз. — Ты не видел нас на курсе Базовой подготовки. И не нюхал.
— Я там бывал, — сухо сказал адмирал. — Но ты прав. Пешком не надо. У меня есть идея получше.
* * *Мое собственное кавалерийское подразделение, — иронически подумал Майлз, ёрзая в седле, — совсем как у дедушки. Да, он был совершенно уверен, что старик отпустил бы несколько едких комментариев в адрес всадников, которые сейчас тянулись цепочкой за Майлзом по лесной тропе, но сперва нахохотался бы до упаду, глядя на их выездку. Конюшни Форкосиганов, увы, сильно уменьшились, когда старика не стало и некому больше было интересоваться ими. Пони для поло были проданы, а несколько оставшихся престарелых и злобных, когда-то кавалерийских, кляч отправлены в отставку на пастбище. Осталось несколько лошадей для верховой езды, которых выбирали за ровность хода и спокойный нрав, а не за чистокровность, и группка девочек из деревни приходила заниматься с ними, чтобы поддерживать их форму и хорошее настроение.
Майлз подобрал вожжи, напряг одну икру и слегка переместил свой вес, на что Дурачок-Толстячок ответил аккуратным полуповоротом и двумя уверенными шагами назад. Толстенького чалого мерина даже самый урбанизированный невежда не принял бы за яростного боевого жеребца, но Майлз обожал его, за темный влажный глаз, широкий бархатный нос, флегматичное расположение духа, не нарушаемое ни шумом ручьёв, ни визгом тормозов аэрокаров, но больше всего — за исключительную чуткость в повиновении командам седока. Мозги важнее внешности. Майлз, оказавшись в его обществе, мгновенно успокаивался, эта скотинка убирала отрицательные эмоции, как промокашка — чернила, не хуже мурлычущей кошки. Майлз погладил Дурачка-Толстячка по шее. «Если меня спросят,» — пробормотал он, «я скажу, что тебя зовут Грозный Вождь.» Дурачок-Толстячок повёл мохнатым ухом и испустил из глубин грудной клетки шелестящий вздох.
Дедушка имел самое прямое отношение к тому нелепому параду, который возглавлял сейчас Майлз. Великий генерал партизанской войны провёл всю свою молодость в этих горах, сражаясь с цетагандийскими захватчиками, заставив их сначала остановить наступление, а потом и отступить. Самонаводящиеся анти-флаерные ракеты, контрабандная доставка которых с другой планеты была оплачена кровью, сделали гораздо больше для окончательной победы, чем лошади, которые, по рассказам деда, дали его отрядам возможность пережить самую тяжелую военную зиму главным образом потому, что были съедобны. Но задним числом все эти события были окутаны романтическим флёром, и символом той войны стала лошадь.
Майлз решил, что его отец проявил неоправданный оптимизм, если думал, что на Майлза таким образом падёт отблеск славы деда. Партизанские лагеря превратились в бесформенные кучи ржавчины в зарослях деревьев — а не бурьяна и кустов, как раньше — они за этот день уже проехали несколько таких, — а люди, которые сражались в той войне, давно уже улеглись в землю навеки, как и его дед. Что он здесь делает? Ему нужно назначение на скачковый корабль, который поднимет его высоко над всем этим и унесёт в небо. Судьба его в будущем, а не в прошлом.
Размышления Майлза прервала лошадь доктора Ди, которая, возмутившись по поводу лежащей поперек тропы ветви дерева, внезапно остановилась, уперев все четыре копыта в землю. Доктор Ди скатился кувырком, издав слабый крик.
— Держите поводья! — крикнул Майлз, и повернул Дурачка-Толстячка обратно на тропу.
Доктор Ди научился падать значительно лучше, и на этот раз он приземлился более или менее на ноги. Он совершил бросок, пытаясь поймать болтающиеся поводья, но гнедая кобыла шарахнулась в сторону от его хватки. Ди отскочил, а лошадь повернулась на задних ногах и, осознав свою свободу, поскакала назад по тропе, с гордо развевающимся хвостом, как бы говоря «Не-е-а, не-е-а, не поймаешь!» Доктор Ди, красный и яростный, побежал, ругаясь, следом за нею. Лошадь перешла на лёгкий галоп.
— Нет, не бегите за ней! — крикнул Майлз.
— Как, чёрт побери, я должен её ловить, если не буду бежать за ней? — огрызнулся Ди. Космический хирург был явно очень недоволен. — Мой медицинский набор остался на спине у этой чертовой скотины!
— А как вы думаете её поймать, если будете бежать за ней? — спросил Майлз. — Она бегает быстрее Вас.
Пим, ехавший в конце этой маленькой колонны, повернул свою лошадь боком, перегораживая тропу.
— Погоди, Харра, — предостерег Майлз забеспокоившуюся горянку. — Ничто так не побуждает лошадь бежать, как вид другой бегущей лошади.
У остальных двух всадников дела обстояли значительно лучше. Женщина, Харра Цурик, сидела на лошади устало, позволяя той трусить вперед как ей вздумается, но по крайней мере она сохраняла равновесие самостоятельно, а не пыталась висеть на поводьях, в отличие от злосчастного Ди. Пим, ехавший в арьергарде, держался в седле со знанием дела, хоть и с не особенно довольным видом.
Майлз придержал Дурачка-Толстячка, пустил его шагом, ослабив поводья, и они побрели вслед за кобылой, излучая спокойную расслабленность. Кто, я? Я даже не думаю тебя ловить. Мы просто любуемся видами, вот и всё. Отлично, остановись перекусить. Гнедая кобыла остановилась, чтобы пожевать травы, но сторожко следила за приближением Майлза.
Майлз приблизился насколько мог, но так, чтобы кобыла не бросилась опять бежать. Он остановил Дурачка-Толстячка и соскользнул с седла. Он не делал движений по направлению к кобыле, но вместо этого начал демонстративно рыться в карманах. Дурачок-Толстячок стал энергично тыкаться мордой в Майлза, и Майлз заворковал и скормил ему кусочек сахару. Кобыла с интересом навострила уши. Дурачок-Толстячок со смаком почмокал губами и стал тыкаться носом, требуя ещё. Кобыла медленно подошла за своей долей. Она взяла губами кубик с ладони Майлза, а он в это время спокойно и бесшумно просунул руку в петлю ее поводьев.
— Вот так, доктор Ди. Лошадь — одна. Беготни — ноль.
— Это нечестно, — пропыхтел Ди, подбегая. — У Вас был сахар в карманах.
— Разумеется, у меня был сахар в карманах. Это называется предусмотрительностью и планированием. Чтобы уметь обходиться с лошадью, не нужно пытаться бежать быстрее, чем лошадь, или быть сильнее, чем лошадь, потому что этим вы противопоставляете её сильной стороне — свою слабую сторону. Фокус в том, чтобы быть умнее лошади. Этим вы противопоставляете ее слабой стороне свою сильную, верно?
Ди забрал у него поводья. — Она смеётся надо мной, — подозрительно сказал он.
— Она не смеётся, а ржёт. — Майлз усмехнулся. Он погладил Дурачка-Толстячка по крупу за передней ногой, и лошадь послушно опустилась на одно колено. Майлз вскарабкался в седло, опершись ногой на удобно опущенное стремя.
— А моя лошадь так делает? — спросил доктор Ди, заворожённо наблюдая.
— К сожалению, нет.
Ди бросил на свою лошадь сердитый взгляд. — Эта тварь — идиотка. Я лучше пока поведу её в поводу.
Дурачок-Толстячок опять поднялся на ноги, а Майлз удержался от наставительного комментария в стиле инструктора верховой езды, почерпнутого из сокровищницы советов его деда, как, например, «Постарайтесь быть умнее лошади, Ди.» Д-р Ди был официально придан под командование Лорда Форкосигана до окончания этого расследования, но хирург космофлота лейтенант Ди был выше рангом, чем мичман Форкосиган. Чтобы командовать людьми, которые и старше тебя, и выше тебя по званию, нужна изрядная доля такта.
Просека для лесозаготовок здесь расширялась, и Майлз, приотстав, поравнялся с Харрой Цурик. Ярость и решимость, наполнявшие ее вчерашним утром у ворот, казалось, уходят на глазах по мере того как тропа поднимается, ведя к ее дому. А может быть, ее просто начинает одолевать усталость. Она была неразговорчива утром, а с обеда вообще не сказала ни слова. Если она собирается затащить Майлза чёрт-те куда, а потом свалиться от изнеможения…
— Э, в каком подразделении Барраярской Службы был твой отец? — начал Майлз, чтобы завязать разговор.
Она провела пятернёй сквозь волосы, как бы расчёсывая их, но этот жест был вызван скорее нервозностью, чем желанием прихорошиться. Ее глаза смотрели на него сквозь спутанные соломенные пряди, как два пугливых зверька из-за изгороди.
— В окружном ополчении, милорд. Я плохо помню его, он умер, когда я была совсем маленькая.
— Погиб в бою?
Она кивнула. — В боях вокруг Форбарр-Султаны, во время Мятежа Фордариана. Майлз не стал спрашивать, на чьей стороне ему выпало сражаться — большинству рядовых-пехотинцев не приходилось выбирать, и амнистия распространялась на мертвых так же, как и на живых.
— Э… у тебя есть братья и сёстры?
— Нет, господин. Нас только двое с матерью.
Напряженные от неприятных предчувствий мышцы шеи Майлза немного отпустило. Если это расследование дойдет до конца, то есть до казни, то один ошибочный шаг может спровоцировать кровную вражду между семьями женщины и ее мужа. Не такое правосудие граф приказал ему осуществить. Так что, чем меньше сватьев и деверей будет замешано в этом деле, тем лучше.
— А у твоего мужа?
— Их семеро. Четверо братьев и три сестры.
— Хм. — Майлз мгновенно представил себе целую команду огромных, угрожающего вида диких горцев. Он бросил взгляд назад, на Пима, чувствуя, что у них маловато личного состава для такой задачи.
Вчера вечером, когда они с графом планировали эту экспедицию, Майлз указал отцу на эту проблему.
«Деревенский староста и его помощники тебе помогут,» — сказал граф, — «так же, как они помогают окружному судье на выездных сессиях суда.»
«А если они не захотят помочь?» — нервно спросил Майлз.
«Офицер, который собирается командовать солдатами Императора, должен уметь добиться сотрудничества от деревенского старосты.»
Иными словами, его отец решил, что это — испытание, и не собирался больше ничего ему подсказывать. Спасибо, папочка.
— А у Вас нет братьев и сестёр, господин? — спросила Харра, внезапно вернув его к действительности.
— Нет. Но уж конечно, это все знают, даже в глуши.
— Рассказывают-то о Вас много чего, — Харра пожала плечами.
Майлз прикусил зубами во рту вопрос, едкий, как кусок свежего лимона. Он не спросит этого, не спросит… но он не удержался.
— Чего, например? — против его воли вырвалось из его напряженных губ.
— Все знают, что сын графа — мутант. — Ее глаза блеснули, расширившись от сознания собственной смелости. — Некоторые говорят, это оттого, что граф взял инопланетную жену. Некоторые говорят, что это от радиации, что с войны осталась, или от болезни, которую он подцепил, э-э-э… распутничая в молодости со своими сослуживцами-офицерами…
Последняя версия была новостью для Майлза. Брови его приподнялись.
— … но большинство говорит, что его отравили враги.
— Я рад, что большинство знает правду. Когда моя мать была беременна мною, враги покушались на убийство при помощи газа солтоксина. Но это не… — мутация, он мысленно выплюнул эти слова, которые, кажется, уже пропахали колею у него во рту — сколько раз он объяснял это? тератогенное, а не генетическое, я не мутант, нет… Но что этой неграмотной, недавно потерявшей ребенка женщине до биохимических тонкостей? С практической точки зрения — с ее точки зрения — всё равно, мутант он или нет. — … не важно, — закончил он.