— Алжировых полиция не опрашивала, — продолжала удивляться я.
Сергей сдвинул брови, его лицо стало злым.
— Тетя Маргарита с Лидией разговаривать перестала и больше с ней не встречалась, после развода уехала из хорошей квартиры на окраину. Лидия ничего про похищение не знала. Феня тоже ни при чем. Стопудово.
Я решила до конца разобраться в ситуации.
— Феня и Люба дружили. Девочки сохранили отношения после того, как семья Маргариты распалась?
— Мы же не маленькие были, — хмыкнул Сергей, — понимали, что Феня за мамашино поведение не отвечает. Но домой к Ермаковым она заруливать перестала. Сообразила: тетя Рита ничего плохого не скажет, из квартиры ее не выгонит, да только как в глаза ей смотреть? Маргарита небось догадалась, что Феня давно в курсе, где муж время проводил, ведь наверняка видела его у своей матери.
— А кстати, зачем Ермаков устроил безобразие в своей спальне, если у любовницы имелась собственная жилплощадь по соседству? — поразилась я.
Юноша почесал щеку.
— Думаю, его Алжирова подбила. На что угодно спорить могу, это ее идея. Феня рассказывала, что мать волшебный порошок нюхает и со своими любовниками всякую фигню устраивает, то на крышу потащит, чтобы при звездах… ну, того-самого, то в магазине прямо в торговом зале юбку задирает. Один раз в фонтан залезла в парке, топлес там плясала.
— Ничего себе, — вздохнула я. — И никто не сообщил в органы опеки, что у девочки мать наркоманка?
— На коксе она сидела, — пояснил Сережа, — не ширялась, не героинила. Фене объясняла: «Пользуюсь «снежком» для вдохновения». Лидии экстрим был нужен, ей даже в кайф стало, когда тетя Рита в спальню вошла и ее с дядей Прохором в койке обнаружила. Люба за мамой в комнату вбежала и мне потом рассказала, что отец одеяло на голову натянул, затаился, а Лидка заржала: «Маргоша, прыгай к нам третьей!» Я б на месте тети Риты схватил чего потяжелее и на башку ей опустил.
— Гимназии у девочек были разные? — предположила я.
— Мы с Любаней учились в частном колледже, а Феня в муниципальной школе, Лидке все равно было, где дочь за партой сидит, — сообщил Сережа. — Вот моя мама не такая. У нас денег не горы, но она лучше себе ничего не купит, а за мое образование заплатит.
— Ты сейчас дружишь с Феней? — спросила я.
— Нет, — ответил Сергей.
— Можешь ее телефон дать?
Он начал ковырять носком кроссовки гравий.
— Что-то не так? — спросила я.
— Феню после смерти матери отец отправил в интернат за границу, — пояснил Сережа, — мы не общаемся.
— Лидия Петровна скончалась? — подскочила я. — Когда?
Сережа почесал щеку.
— Точно не помню.
— До похищения Прохора Ермакова?
— Не-а, после, — протянул Сережа. — От передоза сковырнулась. Мы с Феней, когда Люба погибла, перестали общаться. И вдруг она позвонила, плачет: «Пришла из школы, а мама лежит, не дышит». Я к ней рванул. Прибегаю, а в квартире народу полно: полиция, «Скорая». Какой-то мужик в костюме, который всеми распоряжался, меня спросил: «Мальчик, ты кто?» Я объяснил, что дружу с Феней, она приехать попросила. Дядька мне на дверь показал: «Иди домой, не путайся под ногами». Я развернулся, пошел к выходу. Слышу, кто-то говорит: «Нечего тут мне под нос документами тыкать, женщина от передозировки наркотика умерла. И деньги уберите. Меня ни запугать, ни купить нельзя. Плевать, чья она любовница, не стану про инфаркт писать». Я Фене на следующий день позвонил и узнал, что ее отправляют в Америку в интернат. Отца Фени я никогда не видел, но он заботливым оказался, не бросил дочь. Ну, все, мне бежать пора, иначе по делам не успею.
Глава 16
— Последний вопрос, — остановила я паренька. — Слова: «Армия, девяносто четвертый год, лебедь» тебе о чем-то говорят? Они как-то связаны с Прохором?
— Армия, девяносто четвертый, лебедь? — повторил Сергей. — Фиг его знает. В том году я еще не родился. Лебеди в Москве не живут, только в зоопарке. Не, ваще без понятия.
— Люба ничего тебе про отца и девяносто четвертый год не рассказывала? — цеплялась я за последнюю надежду. — Про армию и лебедей?
Юноша пожал плечами.
— Нет.
— Спасибо за помощь, — вздохнула я, вставая со скамейки, — извини, что задержала.
Мы дошли до дороги, пересекли ее. Я хотела сесть в машину, и вдруг Глазьев снова заговорил:
— Любаня рассказывала, что ее мама дядю Прохора даже после развода обожала. Обиделась на него страшно сначала, слышать о нем не хотела, скандал затеяла, а потом остыла и по ночам плакала. Люба надеялась, что отец вернется. Но я подумал, что зря Любаша такие планы строит, дядя Прохор барабанистый.
— Какой? — не поняла я.
— Барабанистый, — повторил школьник. — Ну человек, которому по барабану все. Моя мама по каждому поводу нервный припадок устраивает. Не надену шапку — у нее истерика: «Сейчас же натяни головной убор! Отморозишь уши, заработаешь менингит, попадешь в больницу, врачи у нас плохие, не поставят сразу точный диагноз…» И за сердце хватается, как будто меня уже мысленно похоронила, поминки справила и памятник на могиле поставила. Хотел я на майские праздники к другу в Питер слетать, так мать в меня вцепилась: «Сержик, самолеты падают, ими пьяные пилоты управляют, диспетчеры на рабочем месте спят, техники керосин водой разбавляют…» Пришлось мне, как старому деду, на поезде трястись. Если принесу по японскому четверку, что очень редко случается, мама в слезы: «Сыночек! Не получишь хорошего образования…» Так привяжется, что хоть из окна прыгай.
Сергей криво усмехнулся.
— Один раз она меня во дворе при однокласснице отчитала и ушла. Я стою, дурак дураком, думаю, сейчас Нюська надо мной ржать начнет. А та посочувствовала: «Я тебя понимаю. Моя мать тоже раньше бесилась, по каждой ерунде приматывалась: туда не ходи, этого не делай, с девочками не дружи, на мальчиков не смотри. А потом сошлась с Кириллом и теперь ласковая-ласковая! У женщин от недотраха гормоны шапку сносят. Если у твоей мамани мужик нарисуется, ты, даже если он, как Кирюха, моложе будет и мерзотой окажется, ничего не говори, улыбайся ему. Потому что он — твой спаситель». Я Нюську на фиг послал, но вспомнил ее слова, когда мама с Николаем Семеновичем познакомилась. Он ее старше был, молчаливый, аккуратный, картошку классно жарил, со мной нормально общался, в отцы не набивался. А мама меня ругать без повода перестала, улыбалась все время. Я старался домой попозже приходить, чтобы им не мешать. Жаль, что они совсем недолго вместе прожили, Николай Семенович умер, я был не против их свадьбы.
Сергей совсем по-детски вздохнул.
— Ой, с чего я вдруг его вспомнил? А, говорил вам, что моя мама очень эмоциональная. Тетя Рита такая же. А дядя Прохор никогда Любашу не ругал, не пилил. Получила она трояк по матишу? Ну и ладно, пойди возьми конфетку. Я раньше думал, что он хороший отец, не вредный. Однажды, когда мама опять за какую-то ерунду меня отчитывать принялась, я упрекнул ее: «Ну почему ты не такая, как Любин отец? Весь мозг из-за пустяка выгрызешь!» Она замолчала, а потом сказала: «Вырастешь, родятся у тебя дети, вот тогда припомню тебе эти слова. Прохору плевать на Любу, поэтому он равнодушно к ее ошибкам относится». Я сообразил, что мама права, дяде Прохору многое по барабану. Так чего вспомнил-то… Как-то мы с Любашкой пошли на день рождения одноклассника и задержались, я ее домой за полночь привел, хотел сам у Ермаковых спать остаться. Входим в квартиру, а там — великое новгородское вече: тетя Рита, моя мама, дядя Прохор, врач со «Скорой». Ваще! Матери нас увидели, давай рыдать, кричать: «Почему на звонки не отвечали? На часы смотрели? Мы все больницы и морги обзвонили!» И тут дядя Прохор пошутить решил: «Ага, там Рите хорошо ответили. Она номер набрала, спрашивает: “Я в морг попала?” — а из трубки голос: “Нет, пока только дозвонились”». И заржал.
Юноша дернул плечом.
— Такой скандал покатился! Моя мама давай вопить: «Они наверняка в гостях водку пили! Сережа завтра двоек нахватает, в институт не поступит, его в армию заберут…» Дядя Проша спокойно возразил: «Ну и что? Сколько мужчин отслужили и живут себе нормально». «Тебя мамочка с папочкой отмазали, — вставила свое слово тетя Рита, — устроили двоечника в институт». Понимаете? Прохор Алексеевич никогда форму не носил, он с армией вообще не связан. Может, это улица?
— Улица? — повторила я. — Что ты имеешь в виду?
— Леша Фомичев живет на Красноармейской, — пустился в объяснения парень, — еще в Москве есть улица Советской Армии. Может, там с дядей Прошей что-то случилось? Вдруг его побили или обворовали, или баба его жила на улице с названием про армию?
— Интересная идея, — согласилась я, — спасибо за подсказку.
Глава 17
Посмотрев, как Сергей идет к зданию школы, я села в машину и позвонила Раечке. Но подруга не снимала трубку, у нее включался автоответчик. Я не привыкла сдаваться, поэтому отыскала в контактах служебный номер Раи, которым нечасто пользуюсь, как правило, мы общаемся по сотовому.
— Интересная идея, — согласилась я, — спасибо за подсказку.
Глава 17
Посмотрев, как Сергей идет к зданию школы, я села в машину и позвонила Раечке. Но подруга не снимала трубку, у нее включался автоответчик. Я не привыкла сдаваться, поэтому отыскала в контактах служебный номер Раи, которым нечасто пользуюсь, как правило, мы общаемся по сотовому.
— Кондратьев! — прогремело из трубки. — Говорите.
— Гоша? — удивилась я. — Почему ты отвечаешь по телефону Раечки?
— Это не личный ее номер, — пояснил заместитель Дегтярева, — а общий. Привет! Если ищешь Раису, то ее нет.
— А где она? — полюбопытствовала я.
— В данный отрезок времени находится в воздухе, летит в командировку, — с хорошо слышимым злорадством сообщил Гоша. — Куда, а также когда вернется, говорить права не имею. Это служебная тайна.
— Ничего, у меня есть ее мобильный, — ехидно ответила я, — хорошего тебе дня.
— И тебе удачи полные карманы, — хмыкнул он и отсоединился.
Я решила не злиться на Гошу. Ничего, Кондратьев, когда-нибудь тебе понадобится Дашенька, вспомнишь тогда, как обзывал меня злой кармой Дегтярева и вредничал, прикрываясь служебной тайной. Значит, Раю отправили в другой город. Сначала я расстроилась, но потом поняла, кто может мне помочь, и быстренько набрала номер Луизы Басовой.
— Что надо? — простонала Лу.
— Привет, — поздоровалась я. — Как дела?
— Даша? — промямлила Басова. — Ты на часы смотрела? Утро раннее!
— Обедать давно пора, — возразила я.
— Фуу, — раздался из трубки новый стон. — Забыла, какой у меня рабочий график?
— Нет, — отрезала я, — хочу тебя нанять.
С Луизы сразу слетел сон.
— Супер! Говори.
— Девяносто четвертый год, — начала я, — и…
— Какой век? — сразу перебила Басова.
— Прошлый. Не девятнадцатый же, — удивилась я.
— Может, ты интересуешься какими-то историческими событиями, — возразила Луиза. — В архив меня запустить решила? У них защита никакая, совсем о безопасности не парятся. Представляешь, на днях попросили меня подобрать пароль к компу мужика, сурового такого дяденьки, одна бровь через весь лоб, миллиарды качает, никогда не улыбается. Ну, и что у него в качестве защиты оказалось? Кличка любимой кошки! Я прямо угорела, когда выяснила. Надеюсь, ты запомнила мои уроки? Никогда не привязывай пароль к именам домашних животных-детей-мужа-любовника, не используй дату рождения, бракосочетания, не указывай свое хобби. Сочетание «мопсдетектив» в твоем случае подберется через пять секунд, и…
Я молча ждала, когда Басова утихнет. Луиза уникальный компьютерщик, способна проникнуть в любую информационную базу. Еще школьницей она ухитрилась взломать защиту базы данных управления полетами, и вскоре к ней домой приехали представители службы безопасности. Они явно рассчитывали увидеть взрослого парня-хакера и оторопели, когда обнаружили за компьютером семиклассницу. Басову тогда здорово отругали, а она заявила:
— Я ни при чем, просто защита у вас фиговая. Скажите спасибо, что в базу я вперлась, а не террорист. Вместо того чтобы на меня орать, примите меры. Я вообще-то вашим хозяевам уже письмо сбросила, сообщила, где косяков полно. Вам объяснить?
Мужики почесали в затылках, схватили Басову под руки и отвезли к своему начальству. Дальше было, как в сказке. Узнав, что гениальный ребенок растет в неблагополучной семье, руководство аэропорта взяло над Луизой шефство. Она в четырнадцать лет поступила в институт и сейчас его заканчивает, уже получила приглашение на работу от нескольких крупных корпораций, а пока добывает себе деньги на жизнь выполнением разных заданий. Абы с кем Басова связываться не станет, общается только с теми, кого порекомендовали близкие приятели, и я вхожу в число последних.
— И все твои секреты будут раскрыты, — договорила Луиза. — Ну, продолжай.
— Девяносто четвертый год, армия, лебедь, — сказала я.
— Так, дальше, — поторопила она.
— Все, — вздохнула я.
— Чего делать-то? — не поняла Лу.
Я рассказала ей про Ермаковых.
— Думаешь, тогда что-то случилось? — сообразила Басова. — Прохор подлость сделал, а ему отомстили? Нет, это за уши притянуто. Столько лет прошло! Целая жизнь! Но представим, что ты права. Допустим, бабник в девяносто четвертом увел жену у друга. А тот многие годы сидел тихо, не выступал и вдруг, упс, украл ее бывшего хахаля?
— Рита была в истерике, когда говорила эти слова, выболтала их в момент стресса, — пояснила я. — В девяносто четвертом случилось нечто, связанное с лебедем и армией. Даю подсказку: в Москве есть Красноармейская улица.
Луиза разозлилась.
— Эй, ты меня нанимаешь или сама ведешь поиск?
— Очень рассчитываю на твой талант, — смиренно откликнулась я.
— Тогда договорились. Сколько у меня времени?
— Десять минут, — пошутила я.
Но Басова отреагировала серьезно.
— Маловато.
— Можешь ворошить Интернет до вечера, — расщедрилась я. — И раз уж я тебя разбудила, то вот вторая задача. Глянь, что случилось с Лидией Петровной Алжировой и ее дочерью Феней. По моим данным, мать скончалась вскоре после того, как убили Ермаковых, а девочка вроде улетела в США.
— Что сначала надо? — уточнила Басова.
Я стала размышлять вслух:
— С Алжировыми, наверное, будет легче.
— Ага, — согласилась Луиза. — Про маманю уже могу сказать: она уехала в лучший мир от передоза, кокаина обнюхалась. О девочке пока ничего. Ты ее отчество знаешь?
— Нет, — призналась я.
— Тики-поки, чуки-доки… — запела Басова. — Ага, Алжирова Феня Ивановна. Надо ж было так ребенка обозвать! Пока, как будет результат, сообщу.
— Смерть Лидии не считалась криминальной? — остановила я хакершу.
— На данном этапе поиска я выяснила, что она умерла от «передозировки наркотиков», — повторила Луиза. — Все, если не отстанешь, то и до Нового года ничего для тебя не раздобуду.
Я услышала гудки и положила трубку на колени. Ну и как быть? Рита отдыхает в каком-то СПА, увижу ее только вечером в агентстве. Попробовать, что ли, позвонить Надежде Васильевне? У меня к ней масса вопросов. Но захочет ли пожилая женщина разговаривать с незнакомкой? Я подозреваю, что Прохора похитили люди, выяснившие, что Алексей Константинович не утонул, и, пытаясь выкупить сына, мать отдала преступникам миллион долларов из заначки. Но когда Дегтярев беседовал с Надеждой Васильевной, та сказала… Открыв айпад, я порылась в почте и начала читать слова Ермаковой: «О том, что стряслось, я узнала из газет. Бывшая невестка не обмолвилась о требовании денег. Выясни я правду раньше, сразу бросилась бы в полицию. В смерти моего сына и внучки виновата Рита. Разве можно верить негодяям! И разрешить девочке везти выкуп! Марго не подумала, что ребенка могут убить! Где Люба деньги раздобыла, понятия не имею, я живу на пенсию и небольшую зарплату. Обладай я капиталом, вмиг отдала бы его за спасение сына, но у меня денег нет».
На вопрос полковника, имел ли Прохор врагов или, может, кто-то решил мстить ей, его матери, Надежда Васильевна ответила: «Перед вами обычная пожилая женщина. Я никогда не была начальницей, никого не подсиживала, чужих мужей не уводила, живу тихо, близких друзей не имею. Кто может мне мстить? А главное, за что? Прохор же был прекрасным человеком, его все любили».
Я закрыла айпад. Свекровь Маргариты ни словом не обмолвилась об афере, которую закрутил ее супруг. Небось подумала: Прохора и Любу не вернуть, а если преступников схватят, те могут рассказать много интересного про Алексея Константиновича. Чего доброго, мужа найдут, осудят… Нет, идти к Ермаковой-старшей нельзя. Вернее, можно, но ничего толкового из этого не выйдет.
Мой взгляд упал на телефон. Очень надо побеседовать с Ритой, но та отключила мобильный. Многократно набирала сегодня ее номер и слышала: «Абонент недоступен». Попробую еще раз. Я взяла трубку, а экран вдруг замигал.
— Дарья Васильева? — пробасил хриплый голос. — Десятку дашь?
— Извините, не понимаю вас, — опешила я.
— Не проси, не сбавлю.
— Вы кто? — недоумевала я.
— Митяй.
— Дорогой Митяй, вы ошиблись номером, — сказала я.
— Погодь! — завопил мужик. — Дарья Васильева, коттеджный поселок Ложкино? У тебя есть знакомая Анна Степанова?
Мое удивление зашкалило за все барьеры.
— Анечка? Она давно живет в Швейцарии, сто лет с ней не общалась.
— Ваще! — обрадовался Митяй. — И с Александром Алексеевым корешишься?
Я перестала понимать происходящее.
— Саша умер три года назад. Что вам надо? Откуда вы знаете имена моих друзей?
— Вот бабы, слова сказать не дадут, — забрюзжал Митяй, — пасть не затыкаете, ум не включаете. Гони десятку и получишь блокнот с записями.